CC BY
26
17
98.02.003. ТАХО-ГОДИ А.А. ЛОСЕВ. - М.: Молодая гвардия: ЖЗЛ; "Студенческий меридиан", 1997. - 458 с.
Книга посвящена "последнему из могикан" русского философско-религиозного ренессанса конца XIX - начала XX в. Алексею Федоровичу Лосеву (1893-1988). Подробное жизнеописание помогает понять истоки, пути формирования, круг философских интересов и особенности философии мыслителя. Родился он в Новочеркасске, принадлежал к роду донских казаков. Отец - музыкант и регент церковного хора - рано ушел из семьи. От отца сын унаследовал любовь к музыке и театру, размах и стремление к свободе, что выразилось, как считает автор, в тематике и стиле произведений А.Ф.Лосева. На развитие базисной личности Лосева большое влияние оказали его дед-протоиерей, настоятель храма, а также гимназические учителя - директор и преподаватель литературы Ф.К.Фролов, учитель истории Н.П.Попов и особенно преподаватель греческого и латинского языков И.А.Микиш. Уже тогда филология и философия воспринимались А.Ф.Лосевым как одно целое.
Будучи студентом историко-филологического факультета Московского университета (1911-1915), он некоторое время учится в Берлине, где знакомится с работами Гуссерля; участвует в заседаниях Религиозно-философского общества памяти Вл.Соловьева (после революции выступил там с докладом); преподает в гимназии литературу и латинский язык; первые работы по греческой филологии были опубликованы в 1916 г. В 1917 г. защитил магистерскую диссертацию по истории греческой литературы. В Вольной духовной академии, созданной после Октября 1917 г. Н.А.Бердяевым, он успел выступить в канун ее закрытия (в 1922 г.) с докладом "Греческая языческая онтология у Платона". В 1918 г. безуспешно пытался осуществить издание серии книг по русской религиозной философии. В начале 20-х годов обращается эстетике; становится действительным членом Государственной академии художественных наук (ГАХН), профессором консерватории, преподает во 2-м университете, активно выступает с докладами; создает книги по философии, которые одна за другой выходят в конце 20-х - начале 30-х годов (в 1927 г. - "Античный космос и
18
современная наука", "Музыка как предмет логики", "Философия имени", "Диалектика художественной формы»; в 1928 г. - "Диалектика числа у Плотина", в 1929 г. - "Критика платонизма у Аристотеля"; в 1930 г. -первый том "Очерков античного символизма и мифологии", "Диалектика мифа").
"Была ли столь актуальна и нужна в те 20-е годы античность, с которой начал Лосев? Античность совершенно необходима в те времена, когда пытаются уничтожить фундамент культуры, оторвать человека от естественной почвы. Именно в ней, в античности, залегают корни современных жизненных основ. Там рождается древнейшая форма мышления - миф. Там заложено учение об имени и числе. В эпоху, когда стремятся сокрушить старые формы жизни, античность уже только одним своим наличием оправдывает преемственность в истории культуры" (с.83).
С 1929 г. начались травля Лосева в прессе (разгромные статьи И.Бачелиса, Х.Гарбера и др.), обвинения в антимарксизме, разоблачения "реакционной диалектики эстетического учения". Известны выпады Л.М.Кагановича против А.Ф.Лосева на XVI съезде партии с обвинениями философа в "контрреволюции" и "мракобесии" и драматурга Вл.Киршона по поводу "оттенков" его мысли: "За такие оттенки надо ставить к стенке" (Киршон, собственно, напророчил собственный расстрел. - Реф.).
В апреле 1930 г. А.Ф.Лосев был арестован по обвинению в незаконных постцензурных вставках в "Диалектику мифа". В ходе дознания обвинение было расширено: дополнительно ему вменялось в вину участие в имяславском движении, которому приписывалась подготовка вооруженного восстания против советской власти (по делу проходили 48 лиц). В этой связи он был осужден на десять лет лагерей (жена - В.М.Соколова-Лосева - получила пять лет). Находился на строительстве Беломорско-Балтийского канала, где начал терять зрение. Освобожден из лагеря осенью 1932 г., остался в ссылке до осени 1933 г. После этого много лет работал почасовиком в вузах. В 1942 г. был приглашен профессором на философский факультет МГУ, но вскоре снят с должности за антимарксизм. С 1944 г. и до кончины - профессор кафедры классической филологии в Московском государственном педагогическом институте им. Ленина.
19
В августе 1941 г. в дом, где жили Лосевы, попала германская бомба; погибли родственники, библиотека (не менее 10 тыс. томов), рукописи. Однако Лосев продолжал работать, защитил диссертацию на степень доктора филологических наук; перед войной распоряжением из ЦК ВКП(б) Лосеву было указано не заниматься философией (примечательно, что в 1989 г. в связи с 90-летием Лосева впервые наградили орденом с формулировкой: "За многолетнюю плодотворную подготовку философских кадров". - Реф.), а мифологией заниматься -только античной. Поэтому Лосев и обратился к античной мифологии, к Гомеру, хотя до войны он написал "Историю античной эстетики", на которую последовал разгромный отзыв И.Е.Верцмана, обвинившего автора в антимарксизме. Полемика с рецензентом продолжалась и в 40-е годы (добавились отрицательные рецензии И.А.Астахова), из чего можно заключить, что Лосев в 30-40-е годы не перешел на марксистские позиции, как утверждается в "Философской энциклопедии". Эта книга, как и двухтомная хрестоматия "Античная мифология" (отрицательные рецензии М.Наумовой, Н.Куна), переводы Секста Эмпирика, Николая Кузанского, работы по логике, не увидели света.
Но в те годы были у Лосев помощники (А.А.Тахо-Годи, Ю.М.Каган) и защитники (известные филологи-античники А.И.Белецкий и Л.Н.Яснопольский, начинающие литераторы В.Камянов, П.Руднев). Благожелательно относились к нему и товарищи по философскому цеху (М.А.Лифшиц, Э.Кольман, В.Ф.Асмус, академик М.Б.Митин, а в конце 50-х годов - В.П.Шестаков, Ю.М.Бородай и др.).
В конце 40-х годов грузинские ученые заказали Лосеву перевод неоплатоника Прокла (не для печати, а для служебного пользования), который впервые был опубликован через 30 лет - в 1972 г. Тогда же участвовал Лосев и в создании "Истории греческой литературы" (третий том с его статьей о неоплатониках был опубликован в 1960 г.).
Первая после долгого молчания работа Лосева "Олимпийская мифология" была издана в 1953 г. Затем появились "Эстетическая терминология ранней греческой литературы", "Введение в античную мифологию" (обе в 1954 г.), "Античная мифология в ее историческом развитии" (1957).
20
В 60-е годы Лосев активно участвует в создании статей для «Философской энциклопедии", в 70-е - для "Мифов народов мира". Тогда же началась работа по созданию восьмитомной "Истории античной эстетики", которая продолжалась до конца его дней (в канун кончины вышел седьмой том, восьмой - посмертно).
В конце 60-х годов как редактор и автор вступительной статьи он осуществил издание сочинений Платона в четырех книгах.
У А.Ф.Лосева появились многочисленные ученики и почитатели, но власть предержащие и ученые, создававшие и охранявшие незыблемые официальные каноны, не теряли бдительности. Когда в 1978 г. в издательстве "Мысль" вышла "Эстетика Возрождения", критика Лосевым возрожденческого титанизма, обличение деспотов-гуманистов с их черной магией и колдовством, с хищно-холодной Джокондой Леонардо, с раблезианским апофеозом человеческого низа и прочее, в сочетании с возвышением Савонаролы - апологета умной и безмолвной молитвы (Лосев не мог тогда произнести слово «исихазм» - рано было. -Реф.), Фомы Аквинского, тонко понимавшего пластическую телесную красоту, и неоплатоника Николая Кузанского - все это вызвало нешуточный переполох и грубые выпады блюстителей чистоты истории и теории Возрождения (А.Х.Горфункель, В.И.Рутенбург, К.М.Кантор).
В 1983 г. в серии "Мыслители прошлого" появилась маленькая книга Лосева о Вл.Соловьеве (второе издание вышло в 1994 г.); тут же поступило решение (по доносу чл.-корр. АН СССР М.Т.Иовчука) книгу изъять, тираж пустить под нож. После многих переговоров и интриг книгу "сослали", разрешив продавать ее в малых городах и селениях. Она возвращалась в университетские центры нелегально и продавалась по спекулятивной цене.
А.Ф. Лосев и его супруга Валентина Михайловна, по специальности астроном (умерла в 1954 г.), были религиозными людьми. В июне 1929 г. они приняли тайный монашеский постриг под именами Андросика и Афанасии. Оба были сторонниками имяславия как религиозной идеи; политика в этой связи Лосеву была чужда; крайности современных имяславцев на Кавказе, пытавшихся самоизолироваться от советской власти, были для него неприемлемы. И все же имяславие Лосевых соединялось с антисергиевским движением, направленным
21
против иерархов православной церкви во главе с митрополитом Нижегородским Сергием, искавшим компромисса с советской властью, что не спасло их от последующих гонений.
Имяславие стало для Лосевых не только исповеданием веры, но и основой научных трудов. Труд Лосева "Философия имени», который писался летом 1923 г., был тесно связан с философско-религиозными имяславскими спорами начала века и в домашнем кружке Лосевых в 20-е годы. В процессе работы имели место многочисленные доклады мыслителя, связанные с проблемой Имени Божия, тезисы и заметки об имяславском движении (итоговые тезисы были правлены выдающимся деятелем имяславия о. Иринеем и посланы П.Флоренскому. - Реф.), а также доклады к истории вопроса от античности до великих отцов церкви.
Со времени античности Платона, Плотина и христианского неоплатонизма имя понималось онтологически. "Назвать вещь, дать ей имя, выделить из потока смутных явлений, преодолеть хаотическую текучесть жизни - значит сделать мир осмысленным. Без онтологического понимания имени мир - глух и нем, он полон тьмы и чудовищ. Но мир не такой, потому что "Имя есть жизнь" (цит. по: с.85).
Автор указывает, что имя Бога в этом труде ни разу не было упомянуто по цензурным соображениям и что до той поры никто столь фундаментально эту проблему не разрабатывал: А.Ф.Лосев писал о ней без влияния Гуссерля, а работа Кассирера о символических формах вышла позже. Обоснование слова и имени в труде Лосева имеет не феноменологический и не символический, а диалектический характер. Диалектика определяется сначала апофатически (через отрицание), а затем предлагаются утвердительные, катафатические положения, что демонстрируется в обоих случаях весьма ярко и наглядно.
Примечательна беседа А.Ф.Лосева с литератором А.Ф.Комаровичем о Софии (декабрь, 1925 г.), где София понималась иначе, чем у Вл.Соловьева и П.Флоренского, - не как тварь, чуть ли ни равнозначная четвертой ипостаси, а как премирное тело Божие.
Лосев считал себя не только логиком и диалектиком, но и "философом числа"; математика в его ранних штудиях играла важную роль, связываясь с астрономией и музыкой. Анализ бесконечно малых,
22
теории множеств, комплексных переменных, пространств разного типа, общение с русскими математиками Н.И.Лузиным и Д.Е.Егоровым - таков был круг и среда его математических интересов. Главная идея в этой связи - мысль о единении философии, математики, астрономии и музыки - стала фундаментом его книги "Музыка как предмет логики".
Позже в течение многих лет эта тема разрабатывалась им в работах "Проблема Вагнера в прошлом и настоящем" (1968), "Исторический путь эстетического мировоззрения Вагнера" (1978), "Основной вопрос философии музыки" (вышла посмертно в 1990 г.). Работы, посвященные философии музыки, глубоко профессиональны. В консерватории к ним относились как к работам специалиста. Многочисленные работы, посвященные конкретной разработке музыкальной проблематики, сохранились в архиве ГАХНа. Музыке, считает Лосев, нет необходимости сводить себя ни на какое другое бытие. Для нее характерен "не закон достаточного основания, а закон самообоснования, самодеятельности, самосостоятельности" (цит. по: с.93).
Музыкальное бытие - слияние противоположностей раздельности и слитности, единство субъекта и объекта, самопротивоборство, данное как жизнь, как длительно изменчивое настоящее. Музыка основана на соотношении числа и времени, в ней существуют три важнейших слоя -число, время, выражение времени, - а сама музыка есть "алогически выраженная форма числа" (цит. по: с.94). Различие музыки и математики состоит в том, что они различно конструируют свой предмет: математика говорит о числе логически, музыка говорит о нем "выразительно".
Лосев называл себя также и философом мифа. "Диалектика мифа" была связана с предыдущими книгами, особенно с "Философией имени". В греческом языке "миф" означает "слово", "имя", "именование". В нем обобщался опыт общинно-родовой жизни греческого общества: весь мир являлся человеку этого общества в соответствующих его опыту именах: мать = земля, небо = отец и т. д. Мифология же Олимпийских богов отражала более позднюю антропоморфную стадию мифологического развития. Миф в данном случае - не выдумка, не фантазия или сказка; он - древнейшая форма освоения мира, обобщающая в одном слове конкретные стороны жизни. "Миф полон выразительности,
23
имел огромное эстетическое значение, поэтому был закреплен, живо расцвечен, разработан в греческой поэзии и прозе... доходя от чисто художественных образов до невероятно сложных и отвлеченных символических умственных конструкций" (с.298).
Проблемой мифа Лосев был занят с 1916 г. (статьи "О мироощущении Эсхила", "О музыкальном ощущении любви и природы" и др.). В книге "Музыка как предмет логики" он пытается изложить сущность музыки с мифологической точки зрения. Для Лосева не только "бытие определяет сознание, но и сознание определяет бытие". Более того, мысль "воплощается", становится "телом": "Дух осязается физически, как тело, и тело стало смыслом"; в реальной жизни "потухнет само различие духа и тела" (цит. по: с. 99). Таким образом, в мифе идея воодушевляет материю и сама становится живой плотью. Сущность, идея (эйдос), миф, символ, личность, энергия сущности, имя неразрывно связаны между собой. Так Лосев связывает свое понимание мифа с учением об имени. В "Античной мифологии», излагая свою теорию мифологического процесса, Лосев исследовал целостный исторический комплекс мифа, его множественную семантику от древнего оборотничества и фетишизма до изысканных и благородных форм, от безымянного безликого демонизма к красоте умного героизма, строящего жизнь на принципах меры, красоты, справедливости.
Особое значение имеет изучение А.Ф.Лосевым сущности современного мифа, который существует благодаря фетишизации (мифологизации) той или иной идеи, имеющей подчас поистине глобальное значение. В этой связи анализируются некоторые научные теории, приобретшие статус мифа (в частности, мифологизация пространственных идей Декартом, Ньютоном, Кантом, миф о всемогуществе знания), мифы о материи "как мертвом и слепом чудище Вселенной", как "вырождении христианского учения о троичности" ("мы верим в нашу материю, поклоняемся ей, и никто не вправе отнять ее у нас"), мифологичность самого мира современного человека.
Лосев исследует и социальные мифы: мифы пролетарской идеологии ("весь мир насилья мы разрушим..."); миф о возможности безрелигиозного общества; миф Пролеткульта, отвергавшего искусство, немыслимое без гениальности, а гений - уже неравенство и
24
"эксплуатация"; миф об усилении классовой борьбы при успехах социализма, когда "копошатся гады контрреволюции", "оскаливает зубы гидра буржуазии", всюду снуют "бандиты во фраках", "людоеды в митрах", всюду "темные силы", "мрачная реакция" и в этой тьме встает "красная заря мирового пожара", "красное знамя восстаний". "Картинка! И после этого говорят, что у нас нет никакой мифологии" (цит. по: с.102).
За долгие годы жизни в науке А.Ф.Лосев создал замечательный свод по существу античной философии, художественной по своей выразительности. Он "возвел мощное здание истории античной культуры в разуме и понятиях, но при всей своей любви к категориальной систематике и влюбленности в чистый Ум не превратился в абстрактно мыслящего философа. Историю физиономического бытия телесного духа он пережил ярко и талантливо, даже интимно. В своей целостности его труд является завершительным для истории античного духа, на которую автор дерзнул взглянуть с вершины ХХ века" (с.384).
Какие принципы были положены А.Ф.Лосевым в основу изучения античной эстетики, если принять во внимание, что он мыслил как нечто единое эстетику, философию и мифологию? Лосев подчеркивал, что для античного человека, выросшего на телесных интуициях, самым прекрасным было живое материальное тело космоса с вечным размеренным движением небесных светил над неподвижной землей. Но живое космическое тело есть не что иное, как очеловечение природы, т. е. оно мифологично. И вся выразительность, вся красота этого живого космоса заключаются в геометрически-астрономических пропорциях, в музыкальной настроенности, рождающейся при вращении небесных сфер. Высшая красота для античного человека, погруженного в телесную стихию бытия, где даже боги обладают телом, обязательно космологична и одновременно мифологична, а значит, космос есть предмет эстетического созерцания. Философия же как наука о космосе (натурфилософия) и человеке (антропология) как частице этого космического целого обязательно трактует о наивысшей выразительности этих космических сил, будь то огонь, вода, воздух, земля и эфир у ранних философов-досократиков, атомы Демокрита или Ум Анаксимандра, мир идей у Платона или Ум-перводвигатель у Аристотеля. Выразительность, по мнению Лосева, есть слияние внутренне идеального и внешне
25
материального в одну самостоятельную предметность. Отсюда "синтез внутренней жизни объекта и разных способов его субъективного показа -это и есть эстетика" (цит. по: с.373).
Таким образом, античная эстетика в трудах Лосева предстает как единый, живой телесный дух (впервые это высказано в 1934 г. в предисловии к "Истории эстетических учений"), как единство материи и идеи, бытия и сознания в их историческом развитии. Так возникает целостная картина античной культуры, в равной мере духовной и материальной. Сбылась мечта, высказанная в 1930 г., - "создать неповторимый лик античной культуры с опорой на тысячи фактов -философских, исторических, литературных, языковых, математически-астрономических, геометрически-музыкальных, фактов общественной жизни и повседневного быта и т.д." (там же).
Рассматривая идею, тело, личность как принцип язычества, Лосев отмечает, что тело в платонизме живет идеей не чего-то духовного, но телесного. "Сама идея нетелесна, но это идея - телесного. Идея осмысляет тело только в смысле телесности, т.е. схематизма" (цит. по: с.374), ибо тот, кто признает только тело, не может увидеть и самого тела в его подлинной жизни, а видит лишь схему. Здесь имеет место "прельщенность" телом, чему не свойственно ничто личностное, духовное. Поэтому платоновский соматизм он рассматривал как принцип язычества; "не по-христиански" признается факт тела, а смысл отрицается. Из этого вытекает идея всякого материализма и того его вида, который есть язычество.
"Конечно, раз у Платона есть учение об идеях, то он как-то идеалист. Но, по-моему, это такой идеализм, который по смыслу своему является подлинным и настоящим материализмом. Он - мистик, он -экстатик, он - богослов, но он, по-моему, материалист... Лучше бы совсем не употреблять этих многозначных и уже потерявших всякую определенность терминов - "идеализм" и "материализм" (цит. по: с.375). Написано это было в 1930 г., но и позже, в 60-80-е годы, эта позиция сохраняется.
Правда, для продвижения своих идей Лосеву приходилось в 5080-е годы ссылаться на авторитет Маркса и Ленина, но это был формальный подход, свойственный многим философам того времени,
26
критически дистанцировавшимся от догматического марксизма, но вынужденным прикрывать это цитатами из классиков марксизма-ленинизма.
"История античной эстетики" расчленена на отдельные периоды и заключена в рамки, предназначенные каждому из них, тем не менее между ними существуют единство, теснейшая взаимосвязь, взаимная обусловленность и преемственность всех сторон культуры в потоке времени, образующие своеобразный универсум.
Эстетика как наука о "выражении" представлена у Лосева выразительными средствами, сродни художественным, так что можно говорить о единстве ученого-исследователя и художника. Об этом свидетельствует манера письма научных трудов, где представлены не только блестящие портреты исторических личностей (Сократ, Плотин, Юлиан и др.), но и сложные проблемы диалектики, изображаемые в духе драматической игры. Жизнь как игра проходит через всю античность. Эта идея близка Лосеву. Таков Гераклит как дитя играющий с его вечностью; Платон, который объединил игру и жизнь идеального государства, а люди в нем - марионетки, которыми управляют боги. Да и сами граждане у Платона - "творцы трагедии наипрекраснейшей, сколь возможно и наилучшей"; Плотин, для которого жизнь человека напоминает движения танцовщика, а каждая душа получает свою роль от создателя Вселенной, как в драме, где маски и костюмы раздаются актерам; для Прокла вселенская душа сравнима с трагическим поэтом, создающим драму и ответственным за игру актеров.
Для Лосева характерен большой интерес к метафизике света как принципа светоносной любви, солнца как высшего блага, которую он прослеживает через всю античность; особенно его интересует становление христианского понимания этой проблемы, о чем свидетельствуют его работы 1930 г., письма из лагеря, а также переводы византийских трактатов Каллиста Ката Фигиота (XII в.) и Марка Эфесского (XV в.).
Большое значение имеет понимание Лосевым перехода от античного к христианскому миру (т.8, кн.1). Здесь показан не только переход от афинского к александрийскому неоплатонизму, но и зарождение в недрах неоплатонизма нового христианского самочувствия,
27
например, в сочинениях Синезия, где уже ставится тринитарная проблема, или у Немезия с обращением к личности, а не к безликой судьбе. Рассматривая ранний христианский неоплатонизм латинского Запада (Марий Викторин и Августин), Лосев обращает внимание на один из важных античных рудиментов - принцип фатализма, выраженный в учении Августина о божественном предопределении, отождествленным с учением о благодати. "У Августина, - пишет Лосев, - и чисто христианская надежда на вечное спасение с помощью Бога, и чисто языческий фатализм, о преодолении которого не может быть и речи" (цит. по: с. 381).
Лосев подчеркивает историческую специфику эпохи синкретизма (халдаизм, герметизм, гностицизм), переходной от язычества к христианству, - яркое свидетельство падения античности, когда языческое наследие впитывало христианские мифологемы в их причудливой модификации. О неустойчивом характере гностицизма он пишет: "Поскольку язычество возникло на путях обожествления вещи, а в пределе это было чувственно-материальным космосом (или, как говорят менее точно и менее ясно, природы), христианство же возникло на основах не телесно- вещественной, но чисто личностной интуиции, то гностицизм оказался смешением телесно-вещественных и личностных интуиций" (цит. по: с.381).
Конец неоплатонической философии связан с личностью Дамаския (У-У вв.), в сочинении которого ощутима не только система Прокла, но и древнее Гераклитово начало. Это, как пишет Лосев, "последняя улыбка умиравшей тогда античной философии, которая уже чувствовала свой смертный час и... могла только улыбаться по поводу скоротечности и обреченности всяких человеческих усилий" (цит. по: с.382). Со страниц Дамаскина веет безрадостностью, но и беспечностью. Как в вечности. Потому и улыбка.
Большое значение при создании истории античной эстетики Лосев придает терминологии, ее изучению в слове, причем терминология не остается на эмпирическом уровне: ее использование обосновывается концептуально. Речь, следовательно, идет не только о филологическом определении того или иного термина, понятия, слова, а об их философском значении в культурно-историческом контексте.
28
Уникальность Лосева состоит в том, что в нем соединились философ и филолог. Автор книги сравнивает его со знаменитым издателем философских текстов Г. Дильсом.
Несмотря на многолетнюю изоляцию, не ожидая отклика, Лосев писал, всегда обращаясь к собеседнику. Ему были известны последние достижения науки, он не терпел формально-ученых ссылок, но не упускал случая при необходимости изложить тот или иной труд, памятуя о читателе и заботясь о том, чтобы указать ему на свое собственное место в традиции изучения той или иной проблемы.
Начиная с 60-х годов вокруг А.Ф.Лосева группируются специалисты самых различных профессий, люди среднего возраста и молодежь из разных городов страны. Здесь филологи (П.Палиевский,
A.В.Михайлов, А.Столяров, Ю.Шичалин), философы (М.Овсянников,
B.Соколов, А.Гулыга, П.Гайденко, Ю.Давыдов, В.Бычков и др.), историки, журналисты (М.Гамаюнов, Ю.Ростовцев, С.Кравец), духовные лица (В.Асмус-мл., А.Салтыков, Г.Нефедов, Д.Думбадзе и др.), видные деятели естественнонаучного знания (Б.Раушенбах, П.Флоренский, проф. Щелкачев и др.).
После кончины философа завершается публикация "Истории античной эстетики", в издательстве "Мысль" выходит собрание сочинений, включающее старое "восьмикнижие", а также работы 20-30-х годов, сохранившиеся в архиве. Этот процесс длится и поныне. Собираются конференции и симпозиумы, посвященные творчеству А.Ф.Лосева (Тбилиси, Троице-Сергиева лавра, Международная конференция под эгидой ЮНЕСКО в МГУ к столетию со дня рождения и др.). Возникает литература о Лосеве. Создается Дом-музей Лосева.
Книги А.Ф.Лосева, изданные в конце 20-х годов, получили отклик в среде русских философов-эмигрантов. С.Л.Франк в 1928 г. радовался, что в его книгах предстает живой дух философского творчества, пафос чистой мысли, направленной на абсолютное. Известный философ Дм.Чижевский указывал на значение его работ не только для русской философии. Даже в период вынужденного молчания Н.О.Лосский не забыл о нем; в изданной им в конце 40-х годов "Истории русской философии" Лосеву посвящен особый раздел. В.В.Зеньковский тоже в «Истории русской философии» (1950) поражается мощи
29
дарования философа и, главное, объясняет, что его интерес к античности постоянно отграничивается от религиозной философии православия. Выражено это неявно, но достаточно определенно (с.104).
Неслучайно учение Лосева принимали и высоко ценили богословы. В 1971 г. о. Евфимий (Григорий Вендт) в "Вестнике русского студенческого христианского движения" поставил Лосева в один ряд с П.Флоренским и С.Булгаковым, назвав их "учителями церкви, представителями русской святоотечности" (цит. по: с.105). В конце 60-х годов он написал большую работу "Философия имени".
Работы А.Ф.Лосева публикуются ныне и за рубежом. В Германии к 90-летию философа была издана на немецком языке "Диалектика художественной формы", а в 1994 г. - "Философия имени".
"Философ имени, - заключает автор, - не может быть предан забвению, ибо Имя есть жизнь, а значит, вечная память" (с.430).
И. С.Андреева
