96. 04. 008-024. Социология Центральной и Восточной Европы (1956-1990). (сводный реферат) Текст научной статьи по специальности «История и археология»

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК

ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ

СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ

НАУКИ

ОТЕЧЕСТВЕННАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА

РЕФЕРАТИВНЫЙ ЖУРНАЛ СЕРИЯ 11

СОЦИОЛОГИЯ

4

издается с 1991 г. выходит 4 раза в год индекс РЖ 2 индекс серии 2,11 рефераты 96.04.001 -96.04.055

МОСКВА 1996

96.04.008-024. СОЦИОЛОГИЯ ЦЕНТРАЛЬНОЙ И ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ (1956-1990). (Сводный реферат).

96.04.008. БАТЫГИН Г.С., ДЕВЯТКО И.Ф. МЕТАМОРФОЗЫ РОССИЙСКОЙ СОЦИОЛОГИИ //

BATYGIN S., DEVIATKO. Metamorfozy socjologii rosyjskij // Socologia Europy Srodkowo-Wshodniej, 1956-190 / Pod red. Muchy J., Keena M.F.; -W-wa: Wedaw. IFiS PAN, 1995. - S.25-37.

96.04.009. БЕЧКЕХАЗИ А., КУЦИ Т. СОЦИОЛОГИЯ РЕФОРМИСТСКОГО СОЦИАЛИЗМА: ВЕНГЕРСКАЯ МОДЕЛЬ. BECSKEHAZI A., KUCZI Т. Socjologia reformistycznego socjalizmu: model wegierski // Socjologia Europy Srodkowo-Wschodniej, 1956-1990 / Pod red. Muchy J., Keena M.F/; - W-wa: Wedaw. IFiS PAN, 15. - S. 69-83.

96.04.010. ГАЙДИС В., ВОСИЛЮТЕ А. ГЛАВНЫЕ ЧЕРТЫ РАЗВИТИЯ ЛИТОВСКОЙ СОЦИОЛОГИИ.

GAJDES V., VOSYLUTE F. Glowne ryse rozwoju socjologii litewskiej // Socjologia Europy Srodkowo-Wschodniej, 1956-1990 / Pod red. Muchy J., Keena M.F. - W-wa: Wedaw. IFiS PAN, 195. - S. 185-191.

96.04.011. ГЕНОВ H. СОЦИОЛОГИЯ КАК ОБЕЩАНИЕ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ: БОЛГАРСКИЙ ОПЫТ.

GENOV V. Socjologia jako obietnica i rzeczywistosc: doswisdczenie bulgarskie // Socjologia Europy Stodkowo-Wschodniej, 1956-1990 / Pod red. Muchy J., Keena M.F. - W-wa: Wedaw. IFiSS PAN, 1995. - S. 85-99.

96.04.012. ЙОГ AH M. СОВРЕМЕННАЯ СЛОВЕНСКАЯ СОЦИОЛОГИЯ.

JOGAN V. Wspolczesna socjologia slowenska // Socjologia Europy Srodkowo-Wschodniej, 156-190 / Pod red. Muchy J., Keena M.F. - W-wa: Wedaw. IFiS PAN, 1995. - S. 159-163.

96.04.013. КВАСЬНЕВИЧ В. МЕЖДУ СТРУКТУРНЫМ ПРИНУЖДЕНИЕМ И АКАДЕМИЧЕСКОЙ СВОБОДОЙ: ПОЛЬСКАЯ СОЦИОЛОГИЯ В 1956-1989 гг.

KWASNIEWICZ W. Medzy ustrojowym przymusem a wolnoscia akademicka: polska socjologia w latach 1956-1989 // Socjologia Europy

Srodkowo-Wschodniej, 1956-1990 / Pod red. Muchy J., Keena M.F. -W-wa; Wydaw. IFiS PAN, 1995. - S. 39-67.

96.04.014. KOCTEA С. ПРЕЕМСТВЕННОСТЬ И ИЗЛОМЫ В РАЗВИТИИ РУМЫНСКОЙ СОЦИОЛОГИИ.

Ciaglosc i zalamania w rozwoju sojologii rumunskiej // Sociologia Europy Srodkowo-Wschodniej, 1956-1990 / Pod red. Muchy J., Keena M.F. -W-wa: Wydaw. IFiS PAN, 1995. - S. 101-111.

96.04.015. КУДИН В. СОЦИОЛОГИЯ НАУКИ КАК СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ НАУКА НА УКРАИНЕ.

KUDIN W. Socjologia nauki jako nauka socjologiczna na Ukrainie // Socjologia Europy Srodkowo-Wschodniej, 1956-1990 / Pod red. Muchy J., Keena M.F. - W-wa: Wydaw. IFiS PAN, 1995. - S. 171-177.

96.04.016. МИШТАЛ Б. СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА.

MUSZTAL В. Sojologiczna teoria spoleczenstwa socjalistycznego // Socjologia Europy Srodkowo-Wschodniej, 1956-1990 / Pod red. Muchy J., Keena V.F. - W-wa: Wedaw. IFiS PAN, 1995. - S. 199-213.

96.04.017. МУХА Я., КИН М.Ф. ЦЕНТРАЛЬНАЯ И ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА И ЕЕ СОЦИОЛОГИЯ.

MUCHA J., KEEN M.F. Europs Srodkowo-Wschodnia i jej socjologia // Socjologia Europy Srodkowo-Wschodniej, 1956-1990 / Pod red. Muchy J., Keena M.F. - W-wa: Wedaw. IFiS PAN, 1995. - S. 13-24.

96.04.018. ОБРАДОВИЧ Й. СОЦИОЛОГИЯ КАК ЗЕРКАЛО ОБЩЕСТВА ХОРВАТИИ.

OBRADOVIC J. Socjologia jako ziwerciadlo spoleczenstwa Chorwacji // Socjologia Europy Srodkowo-Wschodniej, 1956-1990 / Pod red. Muchy J., Keena M.F. - W-wa: Wedaw. IFiS PAN, 1995. - S. 165-169.

96.04.019. ПАСЯК Я., МАХАЧЕК Л. СОЦИОЛОГИЯ В СЛОВАКИИ: ФИКЦИЯ ИЛИ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ.

PASLAK J., MACHACER. Socjologia na Slowacji: fikcja czy rzexzywistosc? Socjologia Europy Srodkowo-Wschodniej, 1956-1990 / Pod red. Muchy J., Keena M.F. - W-wa: Wydaw: IFiS PAN, 1995.

8-659

96.04.020. СААР Э., КЕНКМАНН П., ТИТМА М. ЭСТОНСКАЯ СОЦИОЛОГИЯ. ФОРМИРОВАНИЕ ТРАДИЦИИ ЭМПИРИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ.

SAAR Е., KENKMANN P., TITMA М. Socjologia estonska. Ksztaltowanie sie tradycji badan // Socjologia Europy Srodkowo-Wschodniej, 1956-1990 / Pod red. Muchy J., Keena M.F. - W-wa: Wedaw. IFiS PAN, 1995. - S. 193-197.

96.04.021. СИМОН Д., ШПАРШУ В. ВОСТОЧНОГЕРМАНСКАЯ СОЦИОЛОГИЯ. МЕЖДУ КОНСТРУИРОВАНИЕМ МИРОВОЗЗРЕНИЯ ИДЕОЛОГИЧЕСКИМ ПРИСПОСОБЛЕНИЕМ И ЭМПИРИЧЕСКИМИ ИССЛЕДОВАНИЯМИ.

SIMON D., SPARSCHUH V. Socjologia wschodnioniemiecka. Miedzy konstruowaniem swiatopogladu, ideologicznym przystosowaniem, a badaniami empirycznymi // Socjologia Europy Srodkowo-Wschodniej, 1956-1990 / Pod red. Muchy J., Keena M.F. - W-wa: Wydaw. IFiS PAN, 1995. - S. 135-145.

96.04.022. ТРАПЕНСИЕРЕ И., АШМАНЕ M., КРУТСКИХ Я. ТРИ ДЕСЯТИЛЕТИЯ СОЦИОЛОГИИ В ЛАТВИИ. TRAPENCIERE I., ASHMANE М., KRUTSKICH J. // Socjologia Europy Srodkowo-Wschodniej, 1956-1990 / Pod red. Muchy J., Keena M.F. - W-wa: Wedaw. IFoS PAN, 1995. - S. 179-183.

96.04.023. УРБАНЕК Э. ВЗЛЕТЫ И ПАДЕНИЯ ЧЕШСКОЙ СОЦИОЛОГИИ.

URBANEK Е. Wzloty i upadki czeskiej socjologii // Socjologia Srodkowo-Wschodniej, 1956-1990 / Pod red. Muchy J., Keena M.F. - W-wa: Wydaw. IFiS PAN, 1995. - S. 113-123.

96.04.024. ФЛЕРЕ С. СОМНЕНИЕ В СОЦИОЛОГИИИ. РАЗВИТИЕ СОЦИОЛОГИИ В ЮГОСЛАВИИ ПОСЛЕ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ.

FLERE S. Zwatpienie w socjologie. Rozwoj socjologii w Jugoslawii po II wojnie swiatowej // Socjologia Srodkowo-Wschodniej, 1956-1990 / Pod red. Muchy J., Keena M.F. - W-wa: Wedaw. IFiS PAN, 1995. -S. 147-157.

Одной из целей сборника, который составили Майк Ф.Кин (профессор Департамента социологии в Индиана Университете, Саут Бенд) и Януш Муха (профессор кафедры социологии Университета Николая Коперника, Торунь) является доказательство того, что, по крайней мере с точки зрения условий функционирования социолгии в период после второй мировой войны, Центральная и Восточная Европа была однородной только частично, следовательно, существовали многочисленные и важные различия между отдельными странами. Эти различия стали особенно существенными после 1956 г., когда социалистическая система начала медленно, в разных странах по-разному, трансформироваться.

Для реализации этой цели авторам статей из 15 стран было предложено осветить следующие вопросы:

1) какими были и являются отношения между социологией и обществом в этих странах после 1956 г.;

2) в какой степени социология этих стран сумела отразить явления, господствующие в общественной жизни;

3) в ка кой мере она сама влияла на социальные процессы;

4) как и почему указанные ранее отношения между социологией и обществом, если они были, отличают одну страну от другой;

5) в чем заключались отношения между социологами внутри всего региона и отношения между ними и западными социологами.

Несмотря на то, что некоторым авторам не вполне удалось сохранить критическую дистанцию по отношению к политической и социологической действительности своих стран, избежать влияния марксистско-ленинской ортодоксальности и социалистической идеологии, сборник стал свидетельством того, что "железный занавес", отделявший страны Восточной и Центральной Европы друг от друга и от остального мира, действительно рухнул, а совместные усилия авторов предоставляют возможность социологам этих стран не только оценить свой собственный вклад в науку, но и западным 8*

социологам ознакомиться с достижениями их восточноевропейских партнеров.

Януш Муха и Майкл Кин в статье Центральная и Восточная Европа и ее социолоогия" (17) называют две версии современной истории восточноевропейской социологии. Первая - это анализ, который делается самими ее создателями. В каждой стране данного региона есть очень много материалов этого типа. Их достоинством является детальный, хроникальный характер анализа. Однако в целом они мало критичны, не принимают во внимание то социальное и историческое влияние, которое оказывала на социологию кооммунистическая ортодоксальность, навязанная государством.

Совершенно другая версия господствует за пределами Центральной и Восточной Европы, особенно в США. Представляющих ее работ не так много, и этот анализ по существу не является компетентным и детальным. Зато он значительно более критичен. Одной из главных его черт является низкая оценка восточноевропейской социологии периода социализма как проникнутой марксистско-ленинским догматизмом, не имеющей в связи с этим большой научной ценности.

Что касается первой версии, здесь довлела традиция изучения социальных наук, выработанная в Советском Союзе. Советские учебники и сборники теоретических работ из области исторического материализма, а позднее и марксистской социологии, были переведены почти на все восточноевропейские языки. Все эти переводы служили введению общих стандартов о том, что приемлемо и что неприемлемо в рамках марксизма-ленинизма. Эти работы не содержали ни важной эмпирической информации, ни новых теоретических идей. Ими интересовались скорее представители коммунистической идеологии и администрации науки, чем ученые.

Другая, достаточно хорошо и широко известная национальная традиция идет из Польши, где была наиболее развитая (после Советского Союза) научная инфраструктура и было менее всего

ограничения интеллектуальных свобод. Она интересовала, не в пример советской, прежде всего ученых, а не администраторов.

Но настоящего научного обмена между социалистическими странами не было. Ни материалы совместных конференций, ни результаты совместных проектов, ни региональные и сравнительные исследования не были широко известны в странах Восточной и Центральной Европы. Не были они широко известны и в странах Запада. Значительная часть опубликованной по-английски литературы, посвященной Восточной Европе, касается только Советского Союза. Это отражает господствующий на Западе взгляд, что страны Восточной и Центральной Европы - это почти исключительно советские сателлиты, не имеющие собственных национальных традиций. Советский Союз в этой литературе трактовался как монолит, не уделялось достаточно внимания его внутреннему региональному и культурному многообразию.

Об изоляции советской социологии от интеллектуальных традиций Запада и даже о запрещении ее как "буржуазной науки" в период, предшествующий "оттепели" 1956 г., напоминают Геннадий Батыгин и Инна Девятко (Российская Академия наук, Москва) в статье "Метаморфозы российской социологии" (008).

Начало российской социологии приходится на 60-е годы XIX в. Это был период, когда в российской общественной мысли распространялся позитивизм и "научный образ мышления". Тематически российская социология концентрировалась главным образом вокруг концепций общественного прогресса и счастья (Николай Михайловский), социализма (Петр Лавров) и органического взаимодействия (Евгений Де Роберти). С самого начала российская социология была вовлечена в критику несовершенного общественного порядка и поиски общественного идеала. Особое обаяние марксистских идей в этой ситуации может быть вполне понятно.

Среди других идей: российских ученых выделяются: идея Михаила Данилевского о локализованных во времени и пространстве

"культурных и исторических типах" (ожившая в дальнейшем у Освальда Шпенглера), религиозное творчество Федора Голубинского, Владимира Кудрявцева и Владимира Соловьева, представлявшее полную жизни альтернатроиву позитивистскому идеалу социологии, неокантианская методология Михаила Туган-Барановского, Петра Струве, Бориса Кистяковского, Павла Новгородцева и Семена Франка. Среди известных русских социологов выделяются Максим Ковалевский, Николай Кареев, Павел Лилиенфельд, ранний Питирим Сорокин и Николай Тахтарев.

Первые социологические учреждения были созданы в России еще перед приходом к власти большевиков в 1917 г., в частности при Институте психоневрологии в Петербурге. Экспансия марксистских общественных наук началась после революции с реорганизации систем высшего образования и удаления "буржуазных" профессорских кадров. Новые образцы исследований и пропагандистской работы представил Николай Бухарин, "научное направление" в советском марксизме представляли Александр Богданов, Михаил Покровский, Иван Скворцов-Степанов и Владимир Фриче. Они развивали понятие общества как технократической системы, типичной для идеологии европейского Просвещения.

В конце 20-х годов богдановско-бухаринское течение в историческом материализме было названо антимарксистским и запрещено. В 30-х годах советский марксизм был канонизирован, а название "социология", ассоциировавшееся с бухаринской "теорией равновесия", почти не употреблялось. В 1936 г. было снова провозглашено, что исторический материализм - это единственная, истинно научная социология.

Сразу после второй мировой войны был организован отдел социологии в Институте философии Академии наук СССР, которым руководил Марк Баскин, занимавшийся анализом зарубежных социологических теорий и поддерживавший тесные контракты с высшими советскими идеологическими функционерами. Одним из основных направлений марксистских общественных наук стала тогда

"критика буржуазной социологии", и именно таким образом происходило знакомство с мировой интеллектуальной традицией. Как правило, "критики" хорошо знали иностранные языки и они были признаны как элита советских философов. На основе этой критики позднее выросли специализированные отрасли социологических исследований.

Провозглашенная Никитой Хрущевым "оттепель" дала начало не только либерализации в Советском Союзе, но и означала "открытую" идеологическую войну между мировыми лагерями просоветских "социалистов" и проамериканских "капиталистов". Источником споров периода холодной войны было геополитическое влияние в Третьем мире. Наиболее захватывающими и начиненными идеологией были дебаты вокруг таких тем, как теория индустриального общества, модернизация и развитие. Многие влиятельные западные социологи, главным образом американские, искали условия и способы превращения политически нестабильных и развивающихся стран в индустриальные общества. Иначе говоря, они искали способов удержать страны бедного Третьего мира от присоединения к советскому блоку. Советские марксисты чувствовали себя обязанными отразить идеологическую атаку. Под конец 50-х и в начале 60-х годов появился целый ряд публикаций на тему "современных реформистских и ревизионистских теорий", "конвергенции", "революции менеджеров" и др.

В 1950 г. имело место очень важное событие: исторический материализм оставил университеты, чтобы вступить в "настоящую жизнь". Социология перестала быть наукой чисто академической и начала развивать методы наблюдения за повседневной жизнью. Однако в Советском Союзе даже повседневная жизнь была искусственным созданием. Поэтому исследования на местности приняли форму "теоретических конференций", организованных на ведущих промышленных предприятиях. Марксистская социология приняла эмпирическую, "конкретную" форму. Приоритетными темами "конкретных исследований", согласно Федору Константинову,

были культурное и техническое развитие рабочего класса и крестьянства; конкурентоспособность социализма перед капитализмом; труд как основная жизненная потребность; уничтожение различий между физическим и умственным трудом. Фактическая реализация этих тем была предпринята позже в рамках проводимых крупномасштабных исследовательских программ, таких как "Культурное и техническое развитие рабочего класса" в Уральском регионе под руководством Михаила Руткевича (1957-1959), "Отношение рабочих промышленных предприятий к труду" под руководством Владимира Рожина, Александра Здравомыслова и Владимира Ядова (г.Ленинград).

В середине 50-х годов представители общественных наук отдали себе отчет в том, что от них ожидают проведения эмпирических исследований, чтобы помочь властям в управлении социальными процессами. Была предпринята очередная попытка создания эмпирической социологии. Она нашла выражение в программе "преодоления пережитков прошлого". Понятие пережитков прошлого должно было расширить тематический репертуар исторического материализма и сделать возможным отделение успехов в строительстве коммунизма от недостатков повседневной жизни. Для решения этой теоретической проблемы был использован марксистский тезис о том, что общественное сознание не поспевает за развитием общественного бытия. Таким образом произошло отделение общественного сознания от общественного бытия, а в результате от традиционной схемы исторического материализма, занимающегося "объективными законами природы". Возникла, однако, необходимость приспособления исторического материализма к исследованию "субъективных законов природы". Такой "субъективный материализм" является не чем иным, как собственно "конкретной социологией".

Позиция социологии значительно усилилась благодаря зарубежным контактам: участием советской делегации в III Всемирном конгрессе в Амстердаме в конце 1955 г., приездом в

Институт философии группы французских философов во главе с Жаном Пиаже (в апреле 1955 г.), председателем Международного социологического общества. В тот же год прибыл с визитом польский философ Адам Шафф, датский логический позитивист Йорген Йоргенсен, в 1956 г. - была встреча с Исайя Берлином, в сентябре сделал доклад в Институте Джон Бернал. Это свидетельствует о новом этапе в развитии общественных наук в Советском Союзе. Несмотря на продолжающуюся изоляцию и растущее внутреннее беспокойство, существовали непосредственные контакты с миром по другую сторону "железного занавеса".

В январе 1958 г. в Москве проходила Международная конференция социологов. Не жалели усилий, чтобы убедить гостей с Запада - Эверетта Хьюза, Раймона Арона, Джорджа Фридманна, Томаса Маршалла, Хельмута Шельски и Тома Боттомор - в высоком уровне советской социологии. И, видимо, небезуспешно.

Однако позиции социологии можно было усилить, только проводя борьбу с историческим материализмом. Дискуссии о расхождениях между историческим материализмом и социологией начались в 1957 г. и продолжались до самого падения советского марксизма в 1990 г.

В конце 50-х и начале 60-х годов возникли многочисленные социологические учреждения. Первым был отдел новых форм труда и стиля жизни Института философии Академии наук СССР под руководством Петра Федосеева, в котором были проведены исследования среди работников и колхозников Горьковской области (Г.Осипов, Ю.Семенов, Н.Новиков). В социологической лаборатории при Ленинградском университете предметом исследований было отношение рабочего класса к труду (Рожин, Здравомыслов, Ядов). Социологическая школа Руткевича возникла в Свердловском университете. Потом она была переведена в Москву, где с точки зрения либералов сыграла реакционную роль. В 1961 г. в Свердловске был открыт Институт социологии, экономики и хозяйственного права. Это был период реформ. Социологические исследования 9-659

вошли в жизнь на волне реформаторского прилива. В рамках Академии наук было создано 150 дополнительных институтов. Партийные комитеты также начали массовые исследования общественного мнения, целью которых было решение идеологических проблем. В 1958 г. собрался Учредительский съезд Советского социологического общества. Юрий Францев стал его председателем, а И членов - высокопоставленных партийных сановников, ранее никак не связанных с социологией, оказались в президиуме.

В 1962 г. после Всесоюзного совещания заведующих кафедрами общественных наук, на котором выступил М.Суслов, в программу обучения был введен предмет "научный коммунизм", задача которого состояла в идеологическом и политическом образовании. "Научные коммунисты" немедленно начали массовые исследования и быстро переняли социологическую риторику. Всесоюзная конференция "Конкретные социологические исследования и идеологическая деятельность" (1966 г.) признала социологию одним из главных орудий строительства коммунизма.

Идею создания системы социологических институтов и рабочих групп, которые постоянно следили за общественным мнением и материальной ситуацией общества, была полностью реализована в середине 60-х годов. В 1968 г. на основе отдела конкретныхх социологических исследований Института философии АН СССР был создан самостоятельный Институт конкретных социологических исследований. Исследования института опирались на систему исследовательских "программ". В рамках "программы" собиралась группа специалистов, чтобы решать определенные проблемы. Проекты были разделены на три группы: 1) социальной структуры и социального планирования (руководитель Г.Осипов), 2) управления социальными процессами (руководитель Ф.Бурлацкий) и 3) истории социологии (руководитеь Игорь Кон). Деятельность Института определял его двойственный - научный и идеологический - характер. Несмотря на то, что он был орудием

идеологической работы, он не растворился полностью в системе чисто идеологических институтов. Ситуация была особенно нестабильной из-за большого интеллектуального потенциала института, атмосферы энтузиазма и ожидания чудесных открытий, интенсивности персональных связей и, наконец, подозрительности со стороны высших партийных властей.

Осенью 1969 г. предметом идеологической критики стали "Лекции по социологии" Юрия Левады, опубликованные в бюллетене института. Это событие было использовано для того, чтобы приступить к широкой атаке на социологию. Директор А.Румянцев сумел ослабить силу удара, заявив, что институт работает только на двух клиентов - государство и партию - и ни на кого больше. Однако работа института подверглась проверке со стороны партийной комиссии, ученых обвинили в "попытке отрыва социологии от исторического материализма". Началась реорганизация института, его новым директором стал Руткевич, который был сторонником жестких и авторитарных методов руководства. С этого момента начались для социологии тяжелые времена. Однако на место "революции" пришло медленное развитие и постепенное создание профессиональных структур. С 1974 г. в социологии произошли важные события: создание журнала "Социологические исследования", накопление тысяч работ в социологических библиотеках России и возникновение социологических школ.

В середине 80-х годов закат социализма стал очевиден. Одним из его проявлений стало то, что социология в достаточной мере укрепила свою позицию в научном истеблишменте. Сотням специалистов были присвоены кандидатские и докторские степени.

В период перестройки на короткое время ожила в российской социологии "критика буржуазной социологии". Особенное влияние на тех социологов, которые активно участвовали в попытках модификации ортодоксальной партийной доктрины, оказало наследие западного марксизма, который анализировался и критиковался уже в 60-х годах. Большинство несгибаемых "критиков", 9*

которые обычно были менее знакомы с западной социологией, но зато теснее связаны с идеологическими кругами и КГБ, были неспособны к радикальным изменениям взглядов и пользовались отвратительной стилистикой прежнего периода даже до конца 80-х. Другие использовали удобный случай для отбрасывания фигового листка "критицизма". Автором одной из первых и наиболее драматических деклараций второго типа стал Светозар Эфиров.

В июле 1988 г. была принята резолюция ЦК КПСС "О совершенствовании роли марксистско-ленинской социологии при решении наиболее существенных проблем советского общества". Это было первое и последнее официальное решение партии о социологии. Его подготовкой руководил Егор Лигачев. В результате принятия резолюции социология окончательно победила. Эвфемистическое определение "социологические исследования" в названиях институтов было заменено словом "социология". В официальном списке академических дисциплин появились "социологические науки": теория, история и методология социологии, социология образа жизни, социология культуры, социология общественного мнения и методы социологических исследований. Возникли многочисленные кафедры и отделения социологии и политологии. Борьба народных депутатов за популярность обернулась бизнесом для исследователей общественного мнения. В 1992 г. около 20 фирм занимались таким зондажом в одной только Москве. Фирмы, пользующиеся наибольшим престижем, собирают информацию для клиентов с Запада.

О судьбе социологии в Польше рассказывает Владислав Квасьневич (Ягеллонский Университет, Краков) в статье "Между структурным принуждением и академической свободой: польская социология в 1956-1989 годах" (013).

Рождение польской социологии датируется обычно началом второй половины XIX в., хотя проблематикой общества польские мыслители занимались и раньше. Академической наукой польская

социология стала после обретения Польшей независимости в 1918 г., когда в университетах в Познани, Варшаве, Кракове были созданы первые кафедры социологии, которые начали готовить социологов на академическом уровне. Издавались социологические журналы, проводились съезды социологов. Вторая мировая война на шесть лет прервала научные исследования. Но и ее окончание оказалось для польского общества глубоким разочарованием. Несмотря на принадлежность к лагерю победивших стран-союзниц и исключительно высокий вклад в окончательную победу над фашистской Германией, Польшу лишили права создания собственного суверенного государства. Она стала сателлитным государственным образованием при Советском Союзе. В результате польское общество после второй мировой войны почти четыре десятилетия жило в условиях, далеких от ожидавшихся. Они оказали глубокое влияние на все стороны общественной действительности, определяя также положение и возможности польской науки. Тоталитарная политическая система, установившаяся в Польше, в идеологической сфере опиралась на монополию сталинской версии марксизма, исключающей - часто жестоко - отличающиеся концепции науки. Свобода науки и академические свободы существовали только на бумаге, подчиненные государственной цензуре. Позиция в науке зависела скорее от одобрения политических властей, чем от действительных, даже выдающихся достижений в науке. Как же было возможно, что, несмотря на типичное положение в общественных науках в других странах социалистического лагеря, в Польше наука, особенно ее общественные науки, в том числе социология, достигли такого удивительно высокого интеллектуального уровня?

После войны социологи сосредоточились главным образом в Познани, Кракове и особенно в Лодзи, где открылся новый университет. Варшава лежала в руинах. Проводились социологические исследования, выходили журналы. Ситуация резко ухудшилась после ухода от власти Гомулки и его команды в 1948 г. В

общественных науках стал господствовать марксизм-ленинизм в версии Сталина. В этом замкнутом пространстве не было места для социологии - "буржуазной науки". В университетах прекратилась подготовка социологии, были ликвидированы кафедры социологии. Социологические кадры разбрелись по смежным наукам. Например, Ю.Халасиньский сосредоточил довольно многочисленную группу лодзенских социологов в отделе исследований истории польской прессы XIX и XX вв. После смерти Сталина началось некоторое оживление. Социологи, особенно Ю.Халасиньский, Ю.Хохфельд, Ян Щепаньский, приняли активное участие в десталинизации польской жизни. Коренные изменения произошли в октябре 1956 г., когда к власти вернулся Гомулка. Новая политика привела к некоторой демократизации общественной жизни и экономическим реформам. Несмотря на то, что реформы потом захлебнулись, экономика оказалась в состоянии стагнации, социология динамично развивалась. Продолжала она развиваться и в период "раннего Терека", представлявшего младшее поколение коммунистов. Новое правительство, настроенное прагматично, предприняло очередную попытку модернизации народного хозяйства, произошли изменения и в отношении к людям науки и культуры. Многие представители научных центров, в том числе и социологи, приняли приглашение к сотрудничеству во вновь созданных комитетах экспертов. Большое значение имело введение новой системы финансирования исследований, основанной на государственном плане научных исследований. В связи с этим в 70-х годах была начата реализация нескольких широких, продолжавшихся несколько лет программ, в которые были вовлечены многие социологические центры страны, внося значительнгый вклад в социологическое познание польского общества.

1956-1975 гт. были своего рода "золотым веком" послевоенной польской социологии. Она окрепла институционально, обогатилась многочисленными научными кадрами, достигла сравнимого с мировым уровня теоретического и методологического самопознания.

Тем временем с середины 70-х годов Польша вступила в очередной экономический кризис, который постепенно превратился в кризис политический, закончившийся падением господствовавшего 45 лет социалистического режима. В эти трудные годы социологи сыграли значительную роль как советники обеих сторон в переговорах правительства с забастовщиками, особенно в августе 1980 г. Многие социологи, особенно среднего и младшего поколений, активно включились в деятельность в пользу "Солидарности" как организаторы разного уровня профсоюзных дел, социологических исследований, как публицисты, наставники и прежде всего эксперты. Такой значительной роли в решении социальных конфликтов, как в августе 1980 г., социологи никогда больше не играли.

Как и во всем обществе, в социологической среде обнаружились значительные расхождения в отношении польской действительности 80-х годов и ее будущего. Однако, хотя расхождения были зачастую довольно значительными, внутреннего разрыва этой среды все же не произошло. Подтверждением этому могут служить Лодзенский (1981), Вроцлавский (1986) и Торуньский (1990) социологические съезды. Несмотря на вовлеченность в политический крнизис 80-х годов, польская социология сумела сохранить большинство своих активов и козырей.

Среди причин, по которым польская социология достигла высокого уровня, автор выделяет три главные.

Первая из них заключается в том, что социалистический строй в польских условиях, начиная с 1956 г., существовал в значительно более либеральном виде, чем это имело место в Советском Союзе или других зависимых от него странах. Благодаря этому представители общественных наук имели больше свободы в принятии исследовательских и организаторских инициатив. Это, конечно, требовало соответствующей политики в отношении властей и применения тех или иных стратегий.

Второй причиной, положительно сказавшейся на облике и интеллектуальном потенциале польской социологии, было весьма

динамичное воссоздание интеллектуальных связей с мировой социологией. Польские социологи всегда придавали очень большое значение международным контактам и тем самым избегали изоляции от мировых тенденций в развитии науки. Выражением все более очевидного присутствия на международной научной арене был возрастающий престиж польской науки. Ярким его проявлением было избрание Яна Щепаньского на должность президента Международного социологического общества в 1967-1970 гг.

Третья важная причина заключалась в исключительно благоприятной ситуации с кадрами. Так сложилось, что польская социология объединила многих выдающихся интеллектуалов нескольких поколений.

Упомянутая в первой причине необходимость особой политики и разных стратегических приемов была вызвана конфликтом между идеалом независимых научных поисков и необходимостью подчинения определенному конформизму, необходимого для поддержания существования научных институтов. Этот конфликт усиливается в двух случаях. Во-первых, тогда, когда теоретические позиции, занятые социологами, отклонялись от установок доктрины марксизма-ленинизма, и во-вторых, когда эмпирические результаты находились в противоречии с официальной точкой зрения. В этой ситуации становилась необходимостью выработка определенных стратегических приемов для приспособления к условиям существования науки при социализме, это давало возможность в меру эффективного продвижения на скользком и не лишенном патологии грунте социальной действительности того времени. Одной из стратегий было употребление особого языка, полного эвфемизмов и метафор, понятного для образованных людей, привыкших читать между строк. Своеобразной стратегией было старательное различение между сказанным устно и его переложением на бумагу. Насколько в ходе дискуссий на научных заседаниях социологи позволяли себе в докладах забраться на запрещенные участки, настолько те же самые

доклады, подготовленные к печати, приобретали вполне цензурный вид. Существовали стратегические приемы, основанные на оппортунизме: сосредоточение на политически нейтральных проблемах, избегание проблем, которые вызвали бы вмешательство цензуры, применение таких показателей и таких шкал, которые маскировали бы опасные результаты и опасные проблемы. Разумеется, были социологи, которые всегда шли собственным путем, не принимая во внимание возможных, иногда очень болезненных последствий, которые вызывали их нонконформизм. Наказание следовало немедленно - отстранение от преподавания, запрещение изданий и даже цитирования произведений непокорного, отказ в возможности выступлений на научных мероприятиях и выезде за границу, снятие с должности. Так случилось с Ю.Халасиньским, когда после политической дисквалификации доклада, представленного на Всемирном конгрессе социологов в Италии (Стреза), у него было отобрано на несколько лет право преподавания и он был лишен всех должностей в науке. В этой связи невозможно не вспомнить жестокие репрессии над некоторыми социологами, особенно еврейского происхождения, после марта 1968 г.

Среди польских социологов были и марксисты. Это связано со сменой поколений в науке, когда после 1956 г. в социологию пришли молодые выпускники рабочего и крестьянского происхождения, среди которых было много членов ПОРП и преданных марксистов. Однако они не составили монолитной интеллектуальной формации, группировались в разных областях науки и были слабо связаны между собой.

На одном полюсе этой формации находились ортодоксальные марксисты (многие из них догматики). Это были, как правило, партийные функционеры и высокопоставленные в партийной иерархии работники науки. Они несомненно составляли влиятельные группы давления на институциональном уровне, но в то же время были социально изолированы и в интеллектуальном плане не оказывали большого влияния на социологическую среду.

10-659

На противоположном полюсе находились социологи, которые представляли так называемый "открытый" марксизм. Они трактовали концепции Маркса как открытые для интеллектуальных и социальных проблем современности и противопоставляли себя понимавшим марксизм как раз навсегда установленную систему взглядов. Они пытались привнести в марксизм некоторые теоретические решения, почерпнутые из немарксистских теорий. Представители этой группы оказали определенное влияние на социологическую мысль, пользовались значительным уважением и, быть может, поэтому были неоднократно предметом атак со стороны политических властей.

Между этими полюсами размещался широкий спектр индивидуальных, не всегда вполне выкристаллизовавшихся позиций по отношению к марксизму. Эта группа включала довольно многочисленную категорию исследователей, в принципе ориентированных на марксизм, но не выявлявших его в своих теоретических изысканиях и не принимавших агрессивной позиции. Они сосредоточивались на тех аспектах марксизма, которые поддавались эмпирической проверке.

В конце 70-х годов появились признаки отхода некоторых марксистов от признаваемой до этих пор доктрины. А 80-х годах этот процесс приобрел массовый размах. В результате трудно сейчас найти социологов, которые называли бы себя марксистами.

После 1956 г., когда монополия марксизма-ленинизма подверглась некоторой редукции, в Польше открылось поле для изучения немарксистских течений, начиная со своего родного Знанецкого и кончая современными западными социологическими теориями. Этот процесс шел тремя путями: 1) предпринятые исследования эволюции мировой социологии; 2) переводы классических произведений западных социологов; 3) публикация работ о современных западных социологических течениях, которые были подвергнуты критическому анализу с марксистской точки зрения.

[

Характерной чертой большинства польских социологов была их склонность к уклонению - главным образом из-за политических взглядов и недоверия к философским спекуляциям - от попыток чистого теоретизирования. В связи с этим не было больших теоретических дискуссий и фундаментальноых теоретических работ. Вместе с тем нельзя сказать, что в теоретической мысли господствовал застой. В наследии польской социологии социалистического периода можно указать множество попыток формулирования теоретических положений в разных, иногда утонченных, вопросах.

Зато эмпирические исследования пользовались большой популярностью среди польских социологов. Однако политический истеблишмент все 45 лет испытывал неприязнь к социологическому исследованию социальной действительности. В связи с этим социологи вынуждены были прилагать большие усилия, чтобы убедить власти в пользе эмпирического познания происходящих социальных процессов. Это им удалось в значительной мере, хотя всегда существовал список табу: отношение различных групп польского общества к социализму в Польше, их отношение к Советскому Союзу, состав и методы руководства ПОРП, некоторые этнические проблемы, дисфункции в деятельности государственных учреждений, некоторые аспекты социального неравенства и даже определенные проявления социальной девиации (например алкоголизм стал объектоом изучения только в 70-х годах).

Тематика эмпирических исследований менялась со временем. Во второй половине 50-х и в 60-х годах особенно много внимания посвящалось изучению общества Воозвращенных земель, структурным, институциональным и психо-социальным последствиям индустриализации и урбанизации, упадку традиционной структуры и формирования массовой культуры. В конце 60-х возникли новые проблемы и направления польской социологии - социология труда и промышленности, социология массовой коммуникации, социология права, медицины, религии, атеизма, спорта и др. В 70-х к ним ю*

прибавились социология науки и социология языка. Август 1980 г. открыл новые исследовательские сферы: исследования социальных движений, в частности "Солидарности", легитимизации власти, идеологического профиля различных слоев общества, были сделаны новые подходы к проблемам социальной структуры и миграции.

Одним из основных компонентов профессионального этоса польских социологов было убеждение о социальной службе социологии. Польские социологи никогда не теряли из виду возможность активного воздействия - иногда большой ценой - на социальную действительность. Примером может служить социология промышленности. Ее представители (Матейко, Сарапата, Кульпиньская, Доктор и др.) стремились извлечь из своих исследований практическую пользу. Они достигли в этом несомненного успеха: в начале 70-х годов на промышленных предприятиях работало около 400 социологов.

Таким образом, польская социология - это отрасль социальных наук, которая, несмотря на нелегкие условия, предпринимала многочисленные, иногда динамичные усилия в деле строительства своих институциональных основ, как можно более широкого познания социальной действительности и даже влияния на ее облик и формирование. Все это обеспечило социологии почетное место в иерархии социальных наук в Польше, определенную международную известность, а также своеобразное место в сознании общества, особенно его образованной части.

История венгерской социологии во многом напоминает историю социологии в Польше. В статье Аттилы Бечкехази и Тибора Куци (Венгерская Академия наук, Будапешт) "Социология реформистского социализма: венгерская модель" (009) говорится, что венгерская социология возникла из научной традиции начала XX в. Социология межвоенного периода - это исследования поколений, социальная статистика, народная социография. Короткий период после второй мировой войны социология была университетской дисциплиной, но после коммунистического переворота 1947-1948 гг.

официальное и открытое обучение социологии прекратилось. Она была определена как нежелательная "буржуазная псевдонаука". Но даже в тот период социология не исчезла полностью. Социологические проблемы обсуждались философами, были предметом приватных дискуссий. В 1953 г., когда к власти пришел Имре Надь, социология стала возрождаться. Были возобновлены дискуссии о современном обществе, о будущем Венгрии. Основной вопрос касался того, должна ли страна выбрать, после испытания сталинской диктатуры, "городскую" модернизационную программу или "популистскую" программу, основанную на национальной идее "нэпи", отдающей примат великолепным венгерским традициям. В начале 70-х годов в Будапештском университете открылось преподавание социологии для лиц, получивших диплом о высшем образовании, но только в начале 80-х началось регулярное преподавание социологии. Наибольшую популярность приобрели учебники Кальмана Кульара (1981) и Рудольфа Андорки (1990).

В 50-х годах главной проблемой широко проводимых научных исследований был качественный характер вопросов и ответов, а не стремление к пониманию общества. Социологическая практика заключалась в "стандартизации" исследовательских проблем, способов понимания и объяснения, а также создании псевдонаучных видимостей. Эта станрдартизация устраняла все самое важное за пределы отдельных существующих отраслей науки. Создание уникальной социологической точки зрения совершалось очень осторожно, так как исторический материализм размыл предшествующую форму этой дисциплины, так что стала она скор>ее "исследовательским подходом", чем наукой. Целью имеющих место в начале 60-х годов дебатов о научном характере социологии было достижение относительней независимости от "государственной науки" или философии и от нажима с ее стороны.

Философия все еще трактовалась властями как опасная наука. Даже ее промарксистские реформы считались атакой на политическую систему. Это не способствовало изменениям в целом,

изменяться могли только некоторые ее составные части. Всемирно известная и признанная школа Дьордя Лукача повлияла на попытки эмансипации социологии в двух аспектах. С одной стороны, эта школа доказывала, что "догмам" Маркса можно произвести переоценку, а с другой - именно из рядов филосоофов рекрутировались социологи. Поэтому не является неожиданностью, что первые социологические центры возникли в философских факультетах университетов и в рамках Института философии Венгерской Академии наук. К середине 60-х годов философия уже полностью утратила свой прошлый престиж, так как было признано, что она помогала легитимизировать идеологию, основанную на лжи и иллюзиях. Поэтому можно понять, почему попытки реформирования марксистской философии были, как правило, трудны для концептуализации. Они выступали против политического табу и были понятны только для узкой части интеллектуальной элиты. Социология же, наоборот, принципиально пользовалась поддержкой венгерского общества, и ее популярность в 60-х росла из года в год. Для своих сторонников она означала прежде всего попытку понимания "истинной действительности", мира, до сих пор мистифицированного идеологией.

С середины и до конца 60-х годов в Венгрии изменилась социальная ситуация. Жесткая политическая регуляция 50-х стала замещаться механизмами, по-новому определяющими условия и жизненные шансы. Люди получили возможность выбора карьеры, места работы, способа зарабатывания на жизнь, предпринимательской деятельности. Материальная ситуация людей поправилась. Авторы, публикующиеся в официальной прессе, выражали беспокойство экспансией таких товаров, как холодильники и автомобили, которые стали своеобразными символами растущей независимости общества от властей. Запасы продуктов перестали зависеть от централизованного снабжения, а собственный автомобиль означал действительную свободу передвижения. Власти начинали понимать, что джин убегает из

бутылки. Члены общества получили доступ к независимому поведению, не подверженному контролю политических властей: могли решать, сколько иметь детей, как проводить свободное время и как распоряжаться своими материальными и духовными возможностями.

Эти явления стали основой возрождения венгерской социологии. Социологический аппарат наблюдения, описания и анализа возник и усовершенствовался в ходе исследований социальных возможностей выбора. Родились категории, отражающие разницу в этих возможностях, например, уровень образования, доступ к здравоохранению с учетом дохода. Некоторые понятия были заимствованы из американской и французской литературы. В этом смысле венгерская социология была утопической: описывала и объясняла явления социальные при помощи понятий, которые относились к возникновению современного общества. Количественное описание неравенства, существующего в Венгрии, приводило к накладыванию на венгерское общество происходящих с Запада артикуляций и структур, и было лишено того, что Элмер Ханкисс назвал "пустым индивидуализмом", скрытым в общественном развитии Восточной Европы.

Утопичность венгерской социологии проявилась и в исследованиях, доказывающих, что социалистическое общество основано на неравенстве, в противоположность официальной пропаганде. Демонстрировались различия между городом и деревней, фикцией были названы бесплатное образование и здравоохранение и т.д. Однако поскольку социальное неравенство исследовалось с помощью понятий, возможных к применению только в современном обществе, важные проблемы, касающиеся особенностей неравномерной модернизации венгерского общества, остались нераскрытыми.

Углубляющийся кризис конца 70-х годов развеял надежды на близкую модернизацию. Венгерские социологи начали отходить от Макса Вебера и возвращаться к Карлу Поланьи, который предложил

экономико-историческое объяснение специфики разных регионов и их структуры, объяснение, которое не основывалось на чертах развитой рыночной экономики. Оно помогло понять отсталость экономики Венгрии, а также особые свойства этого недоразвития.

В 70-х годах происходила институционализация социологии, что имело большое влияние на развитие этой науки. Открывались институты, было налажено социологическое образование, открылся Институт социологии ВАН. Некоторая утопичность социологии совпала с попытками экономических и политических реформ, предпринимаемых властями. Однако неприязнь властей к социологии оставалась, что приводило к недостаку критичности социологов друг к другу, они избегали оценок и критики, так как не хотели, чтобы власти использовали разногласия в политических целях.

Существовавшая гегемония официальной идеологии приводила к тому, что открытые и публичные дебаты были невозможны из-за отсутствия у интеллигенции своего собственного языка. Каждая группа интеллектуалов имела свой собственный язык для выражения недовольства и протестов, но он не годился для публичной дискуссии. Таким языком неожиданно стал язык социологии. В публичных дебатах и в дружеских беседах стали использоваться социологические категории и ее методы аргументации. Этот факт свидетельствует об интересе общества к этой науке и образу мыслей, которые она представляет. В 70-х годах было издано больше количество социологической литературы, и эта относительно небольшая наука была принята и признана растущим числом посвященных.

Венгерская социология 80-х еще более углубила две свои основные тенденции - утопичность и реалистичность. Кризис в стране, внезапно прекративший модернизацию, привел к тому, что "утописты" сосредоточились на эмирических исследованиях, сборе данных и их обработке, а "реалисты" перенесли внимание на те специфически венгерские проблемы, которые были связаны с

историей страны, с ее экономической системой, пытались ответить на эти вопросы, не теряя связи с более широкими интересами интеллигенции, т.е. первая тенденция шла в направлении профессионализации, а вторая потеряла свою идентичность, занимаясь проблемами, типичными для историографии и экономии, принимая также понятие этих наук. В середине 80-х годов возникла проблема изменения парадигмы социологии. Такое изменение еще не произошло, поскольку системные изменения поставили социологию в совершенно новую ситуацию.

"Неужели увлеченные потоком перемен, которые начались в

1989 г., мы должны забыть прошлые десятилетия и начать все сначала?" - задает вопрпос Николай Генов (Болгарская Академия наук) в статье "Социология как обещание и действительность: болгарский опыт" (011).

Несомненно современная болгарская социология развивалась вместе, а не вопреки, с историческим типом общества, который оказался тупиком социального развития. Личный состав Съезда Болгарского социологического общества, который состоялся весной

1990 г., является ярким тому свидетельством. 483 из 764 его участников сообщили о своей принадлежности к правящей Болгарской Коммунистической партии. Эта политическая ангажированность была типичной для всего Социологического общества, которое в середине 80~х годов насчитывало около 1600 членов (4, с.85).

Национальная социологическая традиция началась в Болгарии после второй мировой войны созданием Института социологии Болгарской Академии наук, что выз вало всеобщее интеллектуальное оживление в середине 40-х годов, также растущее теоретическое и политическое влияние Тодора Павлова. Однако этот первый институт имел короткую жизнь. В конце 40-х годов, после нападок со стороны информационного бюро коммунистических партий, он был закрыт, а социология стала жертвой идеологической кампании и объявлена "идеологическим оружием империализма". После 1956 г. с 11-659

первой волной десталинизации интеллектуальный климат совершенно изменился. Возникла острая необходимость лучшего понимания проблем общества, и, несмотря на сопротивление партийных идеологов, легализации социологии как науки.

В противовес подозрениям со стороны партийных политиков в других странах Восточной Европы, в Болгарии трудно было ожидать действительной оппозиции со стороны вновь создаваемой академической системы в общественных науках. У этой особенности есть три причины. Одной из важнейших причин было несомненно сильное влияние левых идей в Болгарии перед второй мировой войной. Послевоенные марксисты могли опираться на интеллектуальный престиж Димитрия Благоева, Георгия Бакалова, Тодора Павлова и др. Во-вторых, либеральная и правая оппозиция была в конце 40-х годов совершенно подавлена, тем самым не было настоящего соревнования идей. В-третьих, в стране не было антирусских и антисоветских настроений. Наоборот, правящая партия пользовалась положительным отношением к России благодаря ее помощи в восстановлении болгарской государственности в 1878 г. Это был сильный козырь партии, дающий ей определенную сферу легитимизации и свободное поле для политических и культурных экспериментов. Поэтому в конце 50-х и начале 60-х годов в Болгарии существовал климат, способствующий развитию национальной социологической традиции. В специфически болгарских условиях современную социологию поддерживали и связанные с коммунистической партией ученые, и партийные функционеры. Наиболее ярким примером такого рода интеллектуальных и институциональных начинаний была деятельность Живко Ошавкова, который был несомненно творцом современной болгарской социологии. Член коммунистической партии перед войной и участник движения сопротивления, после войны он стал функционером ЦК партии, а позже заведующим отделом исторического материализма Института философии БАН. Заслугой Ошавкова было возобновление дискуссии о социологии,

несправедливо трактованной как идеологически враждебной. Поворотным пунктом в легитимизации социологии стала дискуссия о социологии, организованная международным журналом "Проблемы мира и социализма", издаваемым в Праге, в этой дискуссии принял участие и Ошавков. Он выразил болгарскую позицию, заключающуюся в признании автономности наук об обществе вопреки сопротивлению догматических идеологов в собственной стране, Советском Союзе и других странах Восточной Европы. После этой дискуссии уже не было специальных решений или запретов в отношении занятий социологией.

Руководимый Ошавковым отдел стал центром развития социологии в Болгарии. Им были проведены многие крупные исследования, начиная с исследования религиозности в 1968 г. Краеугольным камнем болгарской школы марксистской социологии стала книга Ошавкова "Социология как наука" и ее раздел "Социологическая структура общества". Теория, исследования и обучение социологии получили признанные и повсюду используемые понятийные рамки. Несомненно, господство представленных в ней идей тормозило теоретический плюрализм, который мог бы оживить социологические дискуссии, однако в условиях, требующих монолитного единства, понятие социологической структуры общества придавало создавшейся социологической среде внутреннюю сплоченность и уважение окружающего научного мира и политических властей.

Вторая половина 60-х годов была отмечена внушительным переломом в институционализации социологии в Болгарии. Социологи представили хорошо принятые доклады на VI Всемирный конгресс социологов, состоявшийся в 1966 г. во Франции (Эвиан). Больше того, они выступили с инициативой проведения следующего конгресса в Болгарии и им это удалось. Болгарские власти, заинтересованные в прорыве международной изоляции, навязанной холодной войной, готовы были инвестировать в это мероприятие энергию и деньги.

11*

Таким образом, совпадение личных и институциональных со стороны Болгарии с дипломатическими и финансовыми интересами Международного социологического общества привело к решению, которое трудно было бы обосновать уровнем развития самой болгарской социологии. В это время в стране была только горсточка людей, которые называли себя социологами, не было ни одного по-настоящему социологического учреждения, журналов, не говоря о преподавании в университетах.

Все это надо было создать. В 1968 г. по решению партии был открыт Институт социологии, тогда же начал выходить журнал "Социологически исследования", затем переименованный в "Социологически проблеми", в Софийском университете стали готовить социологов, была выделена большая сумма денег для проведения эмпирического исследования по всей стране "Город и деревня". Конгресс удачно состоялся, на нем присутствовали Толкотт Парсонс и Роберт Мертон. А болгарская социология входила в период зрелости. Ее бурное развитие происходило в 70-х и 80-х годах при постоянной поддержке властей. Социологические исследования кроме Института социологии проводило множество других центров, росло число социологов. Особым болгарским феноменом было присутствие профессиональных социологов на всех уровнях партийной иерархии, начиная с ЦК партии, где был создан Центр информации и социологии со статусом отдела. Кроме сбора информации на тему внутренних дел самой партии, Центр имел целью координацию и документацию эмпирических исследований, проводимых по всей стране. Был создан центральный архив социологических исследований, где в 1990 г. была сосредоточена документация более 700 исследовательских проектов. В 1982 г. партия приняла решение о создании рабочих мест для сооциологов на промышленных и сельскохозяйственных предприятиях, и в 1985 г. на них работали 350 самостоятельных социологов. Первая кафедра социологии открылась в Софийском университете в 1975 г., а в 1985 появилась возможность получить высшее образование в области

социологии. Развивались международные контакты, проводились сравнительные международные исследования.

Однако политическая система все же навязывала определенные ограничения в тематике социологических исследований. Болгарские социологи хорошо видели, что теоретическая парадигма так высоко оцениваемой болгарской социологической школы в не очень большой степени корреспондировала с тенденциями развития общества и с настоящими исследовательскими интересами самих социологов. Поэтому для большинства социологов стали тесны рамки "социологической структуры общества" и их придерживание стало только декларативным. Появились феноменологические, интеракционистские течения, утратили значение социотехнические стремления социологов.

Нетрудно винить болгарских социологов, что они не предвидели объема и темпа изменений, которые произошли после 1989 г. Но ведь их западные коллеги тоже не могли предвидеть событий 1968 г. К тому же в Болгарии фактически не было организованной, влиятельной оппозиции, которая обещала бы приближающиеся основные изменения. Политические процессы в стране были внезапно ускорены извне - международной ситуацией. Все, что произошло, было неожиданностью и для политиков, и для социологов.

Сейчас очевидно, что парадигма социологической структуры общества и другие в прошлом влиятельные модели не отвечают актуальной действительности, к тому же они не могут играть никакой роли в консолидации социологического сообщества. Оказались нужными новые перспективы, но их пока не было. Отсюда повсюду чувствуемая неуверенность и в теоретических изысканиях, и в преподавании этой науки. Такая же неуверенность характеризует идеологические ориентации социологии. Появились тенденции структурных разделов и конфронтации, которые могут привести болгарскую социологию к "балканизации". Простейшим выходом

было бы взять готовые идеи из-за рубежа. И так и происходит. Но это не всегда хорошо, в большинстве случаев распространяется эклектизм.

Кроме теоретических и идеологических проблем, болгарские социологи сталкиваются с трудной проблемой трудоустройства. Закрыты институты, связанные с коммунистической партией, кафедры, занимавшиеся идеологическим обучением. Институт социологии БАН и другие центры испытали сильные бюджетные урезания. Все социологи на промышленных предприятиях были уволены по сокращению штатов. Карьера в этой профессии в нынешнее время стала непривлекательной.

Многочисленные партии и политические движения, возникшие с началом перемен, не имеют денег на постоянное трудоустройство социологов. Кроме того, их руководители подозрительно смотрят на людей, принимавших участие в принятии решений при старом режиме. Эта проблема имеет и другую сторону. Новые лидеры, надеясь на политический успех в опоре на социологическую экспертизу и научный авторитет социологии, могут поставить ее в опасное положение утраты престижа за участие в нынешней политической борьбе с нулевым эффектом.

Обстоятельства принуждают социологов к индивидуальному выбору, результатом которого может быть в будущем демократическое, профессиональное социологическое сообщество, уважающее теоретический плюрализм. Альтернативой этому может быть балканизация болгарской социологии по образцу балканизированной политической и культурной жизни страны.

Румынская социология, пишет Стефан Костеа (Румынская Академия наук, Бухарест) в статье "Преемственность и изломы в развитии румынской социологии" (014) рождалась, когда страна все еще оставалась под господством Российской, Турецкой и Австро-Венгерской империй. В этих условиях румынская социология формировалась как душа народной культуры. В конце первой мировой войны она имела уже большие теоретические,

методологические и институциональные успехи и, ориентированная на социальную практику, приобрела вид национальной научной школы. Первый в Румынии курс социологии был введен в Бухаресте в 1898 г. В этот период социологию систематически преподавали только во Франции и Бельгии. Социологические исследования начались в конце 60-х годов XIX в. В 1918 г. была создана группа исследователей в виде Общества развития социальных наук, которое успешно действовало до 1948 г. под названием Румынский институт социальных наук. Задачей этой организации были междисциплинарные исследования социальных проблем, с тем чтобы реализовать модернизацию страны и создать национальную систему социологических исследований. Развитие румынской социологии было связано с именами Лионеску де Ла Барда, Константина Димитреску-Яси, Димитрие Густи. Румыния была единственной страной в Юго-Восточной Европе, где социология имела такие давние традиции, а социологические журналы были сравнимы с европейскими. Важным фактором, который способствовал этому развитию, было очень близкое родство языка и культуры Румынии и Франции. Свыше трети публикаций в области социальных наук было на французском языке. Румынские социологи получали высшее образование в Париже, Вене, Берлине, Фрайбурге, Гейдельберге, Лейпциге и Веймаре. После второй мировой войны власти согласились выделить большие суммы на общенациональный социологический проект. Возобновились эмпирические исследования в городах, деревнях, в разных регионах страны. В 1948 г. надежды на дальнейшее развитие социологии рухнули. Произошла реориентация румынского общества в сторону строительства социализма. Преподавание социологии было запрещено, запрещены были и эмпирические исследования. Это было начало пятнадцатилетней экскомуники - социологнов и социологию удалили не только из национальных научных институтов, но также из общественной, политически, экономической и культурной жизни.

Но румынская социология не исчезла полностью. Социологи нашли занятие в смежных областях - экономической статистике, социальной работе, социальном и пространственном планировании. В 1964 г. был создан Национальный комитет социологии -профессиональное объединение социологов, представлявшее румынскую социологию на международной арене. С 1965 г. началось возрождение румынской социологии. Первый секретарь РКП Н.Чаушеску признал в своем выступлении в Парламенте, что ранее не вполне понималось значение социологии как науки, а ее роль в социалистическом обществе игнорировалась. Это означало разрешение на официальное возрождение социологии после пятнадцати лет изгнания. Была создана целая социологическая система, включавшая Центр социологических исследований, Центр антропологических исследований и Отдел социальных исследований Института философии РАН. Исследовательские центры возникли и в других городах. Затем были созданы отделения экономических и социологических наук РАН и Академии социальных и политических наук. Возродились кафедры социологии в университетах Бухареста, Клужа, в Яссах, создана кафедра социологии в Школе социальных и политических наук ЦК РКП.

Социологию того времени нельзя признать независимой, так как она относилась к академической системе централизованной власти, в которой научная свобода рождала беспокойство, а не была выражением открытости демократического общества. Власти стремились поднять качество социологического образования в Румынии до наивысшего возможного в мире уровня. Эта система образования, работавшая без изменения 10 лет, дала парадоксальный результат. Было подготовлено свыше 400 социологов. Их образование было организовано на значительно более высоком уровне, чем, например, подготовка философов или экономистов. Однако из-за того, что статус социолога не был точно определен в официальном государственном списке профессий, социологи не могли полностью

использовать свои знания и в конце концов утрачивали квалификацию.

В 1977 г. система функционирования социологии снова была разрушена усилиями Елены Чаушеску, жены Николае, которая считала, что "социологи жадны скорее до власти, чем до науки". Социология снова была задвинута в угол до 1989 г.

Если социальное изменение - это лаборатория социологии, то Румыния вполне ее использовала. Исследования общества и его бурного развития в послевоенное время включало процессы планирования городов и модернизации деревни, массовой миграции населения из сельского хозяйства в городскую промышленность, глубокие перемещения социальных групп и классов, трансформацию образовательных и культурных систем, изменения межгрупповых и межличностных отношений. Тематика социологических исследований была весьма широка: социология промышленности, социология деревни и сельского хозяйства, социология города, социология пространственного планирования, строительства и поселений, социология образования и молодежи, социология культуры и коммуникации, социология социальных проблем, социализации, девиации и социального контроля, социология армии, историческая социология и социология истории, социологические теории, методология и эпистемология. В исследованиях доминировали пять тем: развитие промышленности, развитие города и села, структура и динамика социальной иерархии, образование и процессы обучения, история социологии. Они составляли половину всех исследований и публикаций того периода.

В исследованиях преобладали диалектико-материалистический и исторический подходы. Румынская социология того времени была связана с именами Константинеску, Сталь, Хершени, Миху, Мифтоде, Бадина, Казаку, Костеа, Станчу, Галл, Краус, Ионеску, Хофман и др.

При оценке достижений румынской социологии надо помнить, что, хотя она функционировала в неблагоприятных политических и 12-659

идеологических условиях, это была живая наука, удовлетворявшая как внутренние потребности развития социологии как научной дисциплины, так и требования со стороны общества. Наивысшим ее достижением было то, что она выстояла в трудных условиях и сильных ограничениях того времени.

После 1989 г. в румынской социологии снова произошли важные изменения. Социология возродилась институционально, требования рыночной экономики вызвали новую реориентацию исследовательской тематики в соответствии с новыми социальными проблемами. Общество и государство доброжелательно и открыто к социологии. Чтобы удовлетворить ожидания общества, социология Румынии должна снова претерпеть глубокие изменения в парадигме и теоретическом содержании науки.

Социология Чехии отмечена теми же вехами, что и большинство стран Восточной Европы, отмечает Эдуард Урбанек (Карлов университет, Прага) в статье "Взлеты и падения чешской социологии". Ее зарождение относится к 70-м годам XIX в. (Т.Масарик), интенсивное развитие началось после 1918 г. после создания независимого чехословацкого государства, в 1939-1945 гг. его прервала вторая мировая война. После войны социология начала возрождаться и вновь была изгнана из общества в феврале 1948 г. в результате коммунистического переворота. Только в конце 50-х в результате политики "оттепели" начались изменения, которые в первой половине 60-х годов произвели реституцию социологии как направления в высшем образовании и области науки в исследовательских институтах. В 1961 г. был открыт Институт социологии ЧСАН, возрождено Чехословацкое социологическое общество, начали выходить социологические журналы.

Период с 1965 по 1969 г. был временем великого социологическогоо развития, настоящего ренессанса. Несмотря на "болезни роста", начали появляться первые результаты. Социология завоевывала престиж и уважение общественного мнения. Возрождение социологии было также элементом и следствием

деятельности критической и демократической среды, развитие которой воплотилось в виде движения "Пражская весна" 1968 г.

В возрождении чешской социологии большую роль сыграла польская социология, служившая моделью в процессе организации обучения и формирования программ. Работы польских социологов переводились на чешский язык, был развит научный обмен, проводились совместные конференции, семинары, съезды. Во второй половине 60-х годов начались контакты с социологами Запада, участие во всемирных социологических конгрессах, научные обмены, обмены студентами, приглашения видных западных теоретиков в Прагу, среди них — Т.Адорно, Р.Дарендорф, И.Маттес, Ж.-П.Сартр, Т.Парсонс, Ж.Фридманн, П.Берджер. Были переведены на чешский язык многие работы западных социологов.

Чешская социология 60-х годов была в основном марксистской, хотя существовали и другие взгляды и тенденции.

Выделяются три направления, в которых продвигалась чешская социология. Во-первых, молодые социологи возлагали надежды главным образом на математические и статистические методы и на компьютерную технику как главный способ обработки социологических данных. Социологи этой группы получали образование в период догматизма, когда социология была запрещена. Эти социологи были склонны переоценивать значение методики и техники исследований в ущерб теории. Они отрицали теоретическую социологию, верили в самодостаточность методов естественных наук, понимали социологию как науку о социальном поведении и были убеждены, что ее можно изучать теми же методами, что и естественные науки. Вторая группа состояла из исследователей, которые подчеркивали значение теории в эмпирических исследованиях. Они хотели дополнитиь марксистскую материалистическую концепцию истории, рассматриваемую как универсальная теоретическая система и собирались

модернизировать ее при помощи современной общей социологической теории. Третья группа социологов увязла корнями 12*

в философии, делая упор на гуманистические и антропологические аспекты марксизма и диалектичеслкий метод. Они подчеркивали преемственность связей между философией и социологией, критично-гуманистические функции социологии как науки общетеоретического характера.

Среди многих публикаций этого периода выделяются две: книга Радована Рихты "Цивилизация на распутье", в которой излагается интересная теория конфликтов между слоем интеллигенции и рабочим классом (в августе 1968 г. Рихта совершенно переменил свои теоретические, политические и этические взгляды и, как сказал Д.Белл, "сонательно и позорно отрекся от выводов, которые следуют из его собственной работы"; цит. по 16, с.118) и сборник, посвященный стратификации чехословацкого общества (Махонин и другие, 1969). Это было эмпирическое исследование и добросовестная интерпретация чехословацкой действительности при помощи созданного авторами понятийного аппарата, без участия навязываемых сверху теоретических и еще менее идеологических принципов.

В 1968 г. в ситуации, которая определяется как "Пражская весна", социология оказалась на стороне сил прогресса. Сразу после интервенции войск Варшавского пакта в августе 1968 г. социологи еще продолжали работать, но главный удар социология получила в 1970 г., когда были сняты с должностей многие социологи. Часть из них решилась эмигрировать. Были закрыты или реорганизованы кафедры в Праге и Брно. Те, кто не потерял работы, были переведены на вновь организованные кафедры марксистско-ленинской философии. Социология вновь стала подозрительной наукой. Главная причина этого - активное участие социологов в "Пражской весне" и оппозиции по отношению к новой политической линии 1969 и 1970 гг.

Ноябрь 1989 г. со своей мягкой или "бархатной" революцией создал совершенно новую ситуацию. Открыт самостоятельный Институт социологии ЧАН. Реконструировано Социологическое

общество, принявшее имя Т.Масарика, восстановлен социологический факультет пражского университета, кафедры в университетах других городов. Возобновлены и расширены контакты с Западом. Произошли изменения, обеспечивающие методологический и теоретический плюрализм и ликвидацию монополии марксизма-ленинизма. Сейчас главной задачей социологии стало активное участие в экономической трансформации общества, в решении проблем, связанных с социальной интеграцией.

Опыт чешской социологии доказывает, что тоталитарные, недемократические системы представляют дискредитирующее и негативное отношение к этой отрасли науки. Социология может существовать только в плюралистическом демократическом обществе.

Развитие словацкой социологии в 1945-1993 гг. отражает эволюционный процесс изменения словацкого общества от демократии к диктатуре и снова к демократии. Этот процесс прослеживают Ян Пасяк и Ладислав Махачек (Словацкая Академия наук, Братислава) в статье "Социология в Словакии: фикция или действительность?" (019). До января 1993 г. Словакия составляла часть государства Чехословакии, и общая историческая канва у Чехии и Словакии совпадает.

Процесс развития и институционализации словацкой социологии начался в 60-х годах. Основными социологическими центрами стали Отдел социологии Института философии САН, затем самостоятельный Институт социологии САН (1965), отдел социологии на философском факультете Университета Коменского. Они специализировались в социологии труда, социологии молодежи, культуры, прессы, радио, сельского хозяйства, этнических отношений и здравоохранения. Фундаментальные исследования касались методологии, методов и техники социологических исследований; проблем развития, связанных с динамикой классовой структуры на базе эмпирических исследований (1967) социальной структуры Чехии и Словакии; исследования организации

сельскохозяйственной кооперации; изучения истории словацкой социологии до 1948 г.

Тоталитарное правление в 1968-1975 гг. принесло полное подавление всех важных сфер общественной жизни, не исключая научной. Были уволены с работы крупнейшие словацкие социологи. В Институте социологии была применена система трудоустройства социологов на определенный срок: для проверенных партийными комиссиями - 4 года, для остальных - от 3 до 6 месяцев. Весь этот процесс "политической нормализации" с временным трудоустройством, "чистками" и приглашениями социологов младшего поколения для словацкой социологии и ее центров означал стагнацию и интеллектуальный спад. В 1971-1975 гг. Институт социологии выполнял роль координатора программы исследования социальной структуры Чехословакии. Эта программа имела целью контроль за ходом социальных изменений, интеграции Чехии и Словакии в рамках системы социалистических стран и разрешением конфликтов между социалистической и капиталистической системами.

В 1975-1985 гг., которые стали годами профессионализации словацкой социологии, развивались теоретические и методологические принципы социального контроля (группой социологов под руководством Александра Хирнера) для повышения эффективности работы предприятий и оптимизации руководства их деятельностью. Появилась выработанная Робертом Роско теоретическая концепция "социального круга труда" и "домашнего круга труда", давшая возможность социологам различать два метода производства: первый относился к труду, выполняемому в "социалистической сфере", а второй - к труду в несоциалистической, "домашней" сфере - производство продуктов питания, благ и услуг в малом масштабе.

В 1988 г. молодые социологи подготовили документ, названный "Словацкая социология в контексте перестройки". Это был первый раз, когда молодым было позволено представить свои взгляды на

действительность и перспективы развития словацкой социологии. Они подчеркнули, что главной проблемой является не недостаток социологов, а внешняя "политическая среда", которая влияет на внутреннюю жизнь науки. По мнению молодых социологов, социология и другие общественные науки выполняли апологетические функции, вместо критических и прогностических. Социологию характеризовали: догматизм, схоластика, стерильность, отсутствие чувства действительности, связь с административным и авторитарным способом руководства обществом, установка на служение руководящим группам и чрезмерная политизация. В качестве терапии предложено заменить практику избегания важных проблем открытым диалогом, демократизацией общественной жизни и прекращением дискриминации социологов. Другая группа молодых социологов в письме к президенту Гусаку присоединилась к словацким писателям в их требовании прекращения преследования диссидентов. Они выразили беспокойство угрожающими явлениями качества общественной жизни и снижением конкурентоспособности чехословацкой экономики в мире. Они утверждали, что чехословацкое общество стоит над пропастью: либо найдет силы на решающие перемены социальной, экономической и политической структуры, либо исчезнет из группы развитых стран. Этот бунт против послушания системе не был наказан. Хотя большая часть социологов не была подготовена к самостоятельному участию в таком бунте, она не согласилась на проведение чисток среди молодых коллег. А вскоре произошла реабилитация социологов, травимых политически или профессионально, верификационные комиссии, проводившие чистки, были распущены, а социологи, слишком связанные с тоталитарным режимом, были вынуждены уйти. А через несколько недель произошла "бархатная" революция и тоталитарный режим пал. Таким образом, судьбы словацкой социологии и демократической революции встретились, но это уже другая эпоха.

Как официальная научная дисциплина марксистско-ленинская социология просуществовала в Германской Демократической

республике ровно 25 лет с 1964 по 1989 г., когда в результате объединения Германии она перестала существовать. Об этих годах сообщается в статье Дагмар Симон и Веры Шпаршу "Восточногерманская социология. Между конструированием мировоззрения, идеологическим приспособлением и эмпирическими исследованиями" (021).

Когда в 1990 г. западногерманские социологи и руководи'^ели науки производили оценку достоянию социологии ГДР, было изу чено состояние этой науки, а особенно ее потенциал, база, инфраструктура, а также способность к прослеживанию, анализу и оценке социальных процессов, и они все были призваны необыкновенно ограниченными. В то же время западногерманские социологи стали анализировать способы проведения и результаты восточногерманских социологических исследований. Там также нечем было похвалиться, особенно если говорить о традициях критических дискуссий, обмена мнениями и научного сотрудничества.

Социологи ГДР отвергали западногерманскую социологию, определяя ее как "классово враждебную", а западногерманских социологов интересовало скорее общество ГДР, чем ее социология.

Критическая оценка господствовавшей концепции науки произошла на V Социологическом конгрессе в 1990 г. под названием "Социология Германской Демократической республики в процессе обновления". Это был первый съезд социологов Восточной Германии, лишенный марксистско-ленинского характера. Впервые было выбрано, а не назначено властями, руководство восточногерманского социологически) общества. Отмечая системный конфрмизм в общественной роли социологии и социологов ГДР, а также эффективность автоцензуры и государственной цензуры, было заявлено: "На основе своих в принципе ограниченных и по существу бесплодных попыток реформ и модернизации критически настроенные представители общественных наук, несмотря ни на что, помогли в подготовке интеллектуальной почвы для изменений в

стране". Однако на деле общественные науки не были в состоянии предвидеть социальный переворот в Восточной Европе, не говоря уже о его поддержке. Восточногерманская социология не сама сбросила цепи, а была освобождена извне.

Большинство социологов ГДР даже не пытались выяснить внутренние причины и внешние условия, которые дали возможность политическому подчинению их науки коммунистической партии. В условиях отсутствия теоретических основ развивавшаяся в ГДР сооциология могла быть только вспомогательной наукой, облегчающей процессы планироования и управления, проводимые партией и государственным аппаратом. Финансирование и формулировка исследовательских проблем руководством партии и государства, навязывание и формализация тематики социологических исследований просто исключали настоящие теоретические дебаты. Исторический материализм и классическая марксистско-ленинская мысль, которые исполняли роль социологической теории и идеологической ориентации, сильно тормозили модернизацию социологии. Не было сделано крупного, и даже просто какого-нибудь теоретического анализа в отношении всего восточногерманского общества. Социологии оставалось заниматься только эмипирическими исследованиями.

Изучение условий, в которых проводились социологические исследования в ГДР, показывает особо жесткие механизмы, ограничивающие доступ к ним. Другой характерной чертой была тесная связь научной карьеры с членством в партии. Это положение приводило немецких социологов к самоограничению и самодисциплине, особенно когда дело касалось критической оценки системы. До момента системного изменения большинство социологов верило, что сооциалистический строй удастся реформировать. Другая альтернатива даже не принималась во внимание.

Представление о тематике социологических исследований в ГДР дает анализ докторских и кандидатских диссертаций, 13-659

защищенных в ГДР и, как правило, не опубликованных. Обзор названий диссертаций показывает значительные различия между десятилетиями. Шестидесятые годы поражают удивительным разнообразием эмпирических исследований. Алкоголизм, самоубийства и патологические среды не были табу для анализа, результаты не считались секретными, как позднее. Было много интересного материала, касающегося основных социологических проблем, связанных с актуальными тенденциями в общественном развитии.Под конец 70-х и в начале 80-х годов наблюдаются тенденции к совершенствованию социологических методов и техники, начинают доминировать новые понятия: социальная организация, информация и коммуникация, анализ флюктуации. Все чаще встречались размышления на тему типологии личности, мотивации и установок. Исследовались условия жизни и удовлетворенность ею. В 80-х снова все меняется. С одной стороны, была попытка приспособить теоретические предпосылки марксизма к анализу актуальных социальных проблем: продолжалась дискуссия о силах, лежащих в основе социального развития, о социалистической концепции собственности, о социалистическом стиле жизни, о понятии социальных отношений. С другой стороны, большое количество эмпирических исследований ясно показывает, что основные теоретические концепции создавались, не вникая в результаты этих исследований.

Главным предметом докторских и кандидатских диссертаций были исследования социальной структуры. Они стали "самой сердцевиной социологии". Это наложило отпечаток на всех других подтемах, таких как анализ социальной подвижности, активности классов и слоев, образа жизни и даже теории личности. Кроме социальной структуры, большим блоком социологических исследований была социология труда, предприятия и промышленности. Третьим направлением исследований стала "общественная жизнь". Часть их касалась больших социальных слоев, таких как старики, одинокие женщины, инвалиды и т.д.

Анализ неопубликованных диссертаций, как мы видим, гораздо больше отражает проблемы восточногерманского общества, чем аккуратные бесчисленные опубликованные книги. Они показывают, чего могла достичь восточногерманская социология. В то же время анализ показывает, что ни одна из диссертаций даже не пыталась заняться теоретическими и идеологическими предпосылками социологии. Ничего удивительного, что не было исследований, дававших критическую оценку системе.

Сначала объединенное сообщество немецких социологов вело себя так, как будто падение социалистических государств не имело для них большого значения. Это было особенно заметно на Конгрессе социологии во Франкфурте-на-Майне в 1990 г. В отношении новых "системных трансформаций" были употреблены популярные категории: такие как модернизация. Это привело к еще большей разрозненности социологии и сопутствующему ей обилию эмпирических работ, что в последние годы отодвинуло на задний план макросоциологическую дискуссию об обществе.

А пока общегерманские исследования системной трансформации концентрируются на эмпирии. Ускоренное превращение восточногерманского общества заставляет социологов из ГДР адаптироваться к новым условиям. Мысль заняться наследием восточногерманского общества в принципе

отбрасывается.

Сергей Флере (Университет в Мариборе) в статье "Сомнение в социологии. Развитие социологии в Югославии после второй мировой войны" (024) начинает анализ югославской социологии сразу после второй мировой войны, хотя и ранее традиции социологии не были чужды Югославии. Сначала просто пренебрежительное отношение, а затем признание социологии "буржуазной наукой об обществе", консервативной, ошибочной и обманной областью науки и способом мышления. Источником такого подхода было не только господство в Югославии коммунистической системы, но также тот факт, что этот режим пришел к власти в 13*

результате эндогенной революции и вскоре был атакован силами, доминирующими во всем коммунистическом мире (сталинизмом и Сталиным лично). Ситуация исключения из официального коммунистического мира родила "югославскую дорогу к социализму" - в некотором плане более доктринерскую и догматичесакую, хотя и претендующую на оригинальность.

В 50-х годах, когда попытки найти подлинный социализм привели к большей свободе в научной деятельности, положение югославской социологии как академической дисциплины окрепло: в 1957 г. стали выходить социологические журналы, в 1959 г. были созданы кафедры социологии в университетах Белграда, Загреба, Любляны, а затем в Сараеве, Скопле и других городах. Социологические исследования проводились как академическими институтами, так и центрами при радио и телевидении, а также "центром марксизма", действующим в рамках Союза коммунистов Югославии. Выходило большое количество социологических журналов, но если применить объективные критерии и сравнить эти журналы с такими же в других странах, они получили бы низкую оценку, поскольку в них доминировал "научный дилетантизм" как явление, вызванное вненаучными факторами (Р.Супек).

Институционализация социологии совпала с попытками в 60-х годах найти "новые пути" к социализму. Такие социологи, как Руди Супек, Анте Фиаменго, Радомир Лукич, Йозе Горичар и Олег Мандач, пытались создать новый, творческий, гуманистический и антропологический марксизм. Эти попытки сейчас можно оценить как независимые и честные. Во-первых, в Югославии не было больших социологических традиций, как, например, в Польше. Во-вторых, югославская система в ту пору, не обнаруживая симптомов кризиса. Идея демократического социализма сияла полным блеском, призывая большинство интеллектуалов к исследованию этого уникального эксперимента.

Хотя после студенческих демонстраций в 1968 г., в которых многие социологи принимали участие, увольнения университетских

ученых были немногочисленными, по сравнению с другими социалистическими странами, они имели негативное влияние на развитие социологии и на отркытое, критическое мышление в рамках этой науки. В то же время надо отметить, что исследования продолжались независимо от политического нажима. Автор подчеркивает, что в это время имели место: 1) систематическая ежегодная публикация результатов эмпирических исследований общественного мнения, которые проводились в Словении (Нико Toca), и которые помогли проложить дорогу политической культуре, уважающей мнение граждан; 2) систематический анализ социальной структуры в Сербии (Михайло Попович), целью которых было подтверждение правоты стратификационной концепции социальной структуры; 3) систематическая и очень подробная монография по социологии морали Радоммира Лукача и 4) публикация "Социологического словаря".

Сам факт, что политическая система, называющая себя "самоуправляющейся демократией", опустилась до указанных выше респрессий, возвещал начало ее падения. Одновременно дали о себе знать такие явления, как чистки в рядах тех, кто требовал рыночных и политических реформ в духе либерализма, а также навязывание обществу очень изощренной и утопической системы учреждений, которая определялась как "система делегирования власти", "соглашение о самоуправлении и общественное согласие", "свободное сообщество труда и средств производства" и т.д. Социологически эта система была настолько утопической, что для управления ею требовалась система сил порядка, которая нашла выражение в подчеркивании решающей роли Союза коммунистов Югославии (особенно в его связи с силами безопасности и армией), а особенно в колосальном росте харизмы и власти президента Иосипа Броз Тито, которая стала окончательным источником и двигателем всякой законности. Нельзя сказать, что эта харизма была навязана или создана искусственно. Ее корни надо искать в роли Тито в период второй мировой войны и сразу после нее. Указанные явления

сделали невозможным приспособление югославской экономики к изменениям, происходящим за границей, и к началу процесса модернизации. Кризис в югославском обществе выявился немедленно после смерти Тито, хотя употребление слова "кризис" было практически запрещено в 80-х годах.

Выдающимся и, наверное, самым оригинальным вкладом в социологическую и философскую науку того периода останутся публикации группы "Праксис", помещенные главным образом в журнале с таким же названием, издаваемом в Загребе с 1964 г по 1974 г. Исходным пунктом этого направления является критика механистической концепции базы и надстройки и признание диалектического материализма в сталинском понимании бесплодным и неадекватным орудием объяснения социальных явлений, а особенно культуры и личности. Марксизм в понимании "Праксиса" интерпретируется как гуманистическая общественная наука, подчеркивающая творческие и эмансипационные возможности человека. Эти возможности противопоставляются ограничениям, заключенным в рыночных и бюрократических учреждениях.

Несмотря на очевидные упрощения, политический истеблишмент признал "Праксис" вскоре опасным, поскольку он преувеличенно радикализировал собственное положение властей по отношению к "истинному социализму", настолько, что принес ущерб их законности. Поэтому истеблишмент вложил много усилий в подавление движения.

Югославский кризис, кульминационным пунктом которого стала гражданская война начала 90- годов, был замечен социологами довольно рано, еще тогда, когда он был табу прован для обсуждения. Некоторые видели источники кризиса вне страны, другие - в государственном интервенционизме и потребительских установках. Никто из них не предвидел распада федерации и вооруженного конфликта.

Социологи и социология как наука (в противоположность истории и языкознанию) не играли важной роли в распаде Югославии. Однако некоторые из них имели определенное влияние, хотя и несравнимое с той ролью, которую сыграли "разбудившие сознание народа" и стимулировавшие дезинтеграционные процессы представители литературы. Это влияние выразилось в том, что эти социологи отозвались на всеобщее народное пробуждение обретением этнической идентичности.

Говоря о критицизме и апологетизме югославской социологии, надо отметитиь несколько блестящих примеров критицизма ("Праксис" с его концепцией человека и идеей "дезалиенации" и др.). Однако эта критическая линия была подавлена, что вызвало торможение критической тенденции всей социологии 70-х годов, когда существовал, может быть, единственный шанс успешного проведения югославской реформы, направления Югославии в сторону гражданского общества и избежания распада и угрозы гражданской войны. Но фактически югославской социологии никогда не хватало критичности по отношению к югославскому обществу. С одной стороны, ее характеризовала апология существующего порядка (особенно заметная в учебниках и некоторых монографиях), с другой стороны, радикализация марксистких идей, с третьей стороны, позитивистское, нацеленное на исследования и часто инспирированное функционализмом изучение конкретных проблем. Апологетика превалировала в количественном отношении не только над критицизмом, но и под объективной научной деятельностью. Учебники были полны утверждений, трак гуюЩих идеологические формулы как свершившиеся факты. Если предложить окончательную оценку югославской социологии, необходимо подчеркнуть ее огромную экспансивность, выраженную количеством журналов, исследований и особенно учебников.

Мача Йоган (Университет в Любляне) в статье "Современная словенская социология" (6) рассматривает историю социологии своей страны, как будто она никогда не была частью Югославии, и

находит ее источники еще перед первой мировой войной. "Наивысшей ценностью, - считает Йоган, - которая влияла на деятельность словенских социологов перед первой мировой войной, было утверждение и гармонизация монархии" (6, с.159). В межвоенный период эта наука сохранила свои позиции как католическая социология. После войны она в точности повторяет основные этапы социологии социалистических стран: подавление в конце 40-х, институционализация, начавшаяся в конце 50-х, открытие Института социологии и философии, кафедры социологии на гуманистическом факультете Университета в Любляне. В 1974/1975 учебном году введена новая программа профессионального обучения социологов. В рамках Института социологии и философии исследовательская деятельность включала методологию и общую социологию, а также эмпирические специализации, например социологию города и деревни, промышленности, социологию культуры и средств массовой коммуникации. В 70-х годах к ним добавились социология семьи, стилей жизни, а также проблем, связанных с социальным развитием и национальной идентичностью словенов.

Благодаря исследовательской активности и ее результатам социологам удалось создать довольно сильную научную дисциплину. В результате в Словении выросло общественное уважение и признание социологии.

"Социология как зеркало общества Хорватии" - так называется статья Иосипа Обрадовича (Университет Загреба) (018). Первая кафедра социологии была открыта в Университете Загреба в 1963 г., позднее кафедры открылись и в других университетах. Вненаучный нажим на социологию в 80-х становился все сильнее по мере того, как югославское общество вступило в экономический и политический кризис. Начиная с 1990 г., после первых свободных выборов, а особенно тогда, когда Хорватия получила независимость, изменилась также и роль социологии. Сейчас предпринимаются усилия, чтобы очистить социологию от идеологического налета. Это

особенно относится к марксизму, бывшему много лет существенной составной частью теории и социальных исследований. Сейчас здесь создаются новые социологические центры, нацеленные главным образом на исследования общественного мнения, политического поведения, средств массовой информации и т.д. Процесс трансформации идет весьма медленно, особенно вследствие военной ситуации и всеобщего отсутствия фондов.

Сейчас социология в Хорватии - это наука, имеющая собственное постоянное место в научной жизни. Начиная с 60-х годов и до сих пор главным вопросом, интересующим социологов, были процессы преобразования деревни. Интенсивные процессы индустриализации привели к тому, что сотни тысяч людей либо оставили деревни и эмигрировали в город, либо ежедневно ездят в город на работу. Эти мигранты, а особенно маятниковые мигранты, стали объектом многолетнего глубокого изучения. Социологов интересовали социально-психологические последствия

индустриализации и урбанизации в отношении семьи и супружества, изменение взглядов и ценностей жителей деревни, трудности и фрустрации переселенцев из деревни в города. В настоящее время процесс индустриализации и урбанизации замедлился. Новая социально—политическая система в Хорватии предпочитает скорее эффективность, чем массовую индустриализацию, поэтому многим мигрантам из деревни грозит безработица. В ближайшем будущем предвидится обратная миграция, что будет требовать нового типа адаптации.

Большая группа исследований посвящена социологии семьи, особенно городской. Наиболее важным изменением в хорватской семье является работа замужних женщин на полной ставке, которая явилась основным фактором структурных изменений, касающихся хорватской семьи (уменьшение семьи, исчезновоение классических ролей мужа и жены, конфликт ролей, рост числа разводов). В настоящее время попытку анализа статуса женщин в хорватском обществе и семье выросли в социологию женщин. К сожалению, 14-659

большинство из этих исследоаний имеет идеологическую окраску, связанную с движением освобождения женщин.

Одной из самых развитых областей исследований в Хорватии является промышленная социология. Причина этого - интерес к жизни предприятий и решению практических проблем промышленности. Поскольку главной моделью организации предприятия в Югославии было в течение многих лет самоуправление, то именно оно стало предметом многих исследований. Исследуется также влияние информационной техники на организационные структуры и процессы, изменения в структуре труда и т.д. Вероятно, хорватская социология промышленности и организации будет развиваться эффективней всего по причине своей практической ориентации.

Украина была первой советской республикой, в которой начались первые социологические исследования, отмечает Вячеслав Кудин (Университет Тараса Шевченко, Киев), в статье "Социология науки как социологическая наука на Украине" (015). Первые социологичес кие лаборатории были открыты 1960 г. в Украинской Академии наук, а также в университетах Киева и Харькова. Институционализация социология началась в 1968 г., когда был создан Институт социологии АН СССР в Москве и его филиал на Украине. В 1978 г. на философском факультета Университета Тараса Шевченко в Киеве начали готовить социологов, а в 1991 г. открылся Социологический факультет этого университета.

В конце 60-х - начале 70-х годов многие представители общественных наук (Г.Добров, В.Клименюк, П.Приходько) утверждали, что настоящая роль социологии - это анализ системы социальных связей, возникающих в процессе развития и применения научного знания, а также исследование взаимоотношений между наукой и другими общественными институтами. Чертой, отличающей социологию, является ее интерес к науке как форме социальной деятельности. Анализ науки как формы социальной деятельности

сосредоточивает также свое внимание на отношениях между этой наукой и ее социальным окружением.

Украинские сооциологи отмечают, что индивиды не достигают состояния свободы до тех пор, пока не получат полного рационального контроля над силами природы, и что этот уровень знания может быть достигнут в следующей стадии социального развития. Наука, как считалось, представляет "непосредственную проиозводительную силу". И именно путем использования теоретического знания, полученного с помощью социальной системы науки, люди могут научиться реализовывать определенные цели и выполнять задания. Поэтому наука - это не только система знаний, которая объясняет мир, но также и средства и методы его трансформации.

На симпозиумах и теоретических конференциях рассматривались вопросы, связанные с общественным контролем над наукой, факторы этого контроля, требования профессионализма в науке, психологические детерминанты научных открытий и, наконец, развитие научного знания. Важное место в социологическом анализе науки заняло исследование социальной системы деятельности науки. Здесь речь идет главным образом об интеракции между учеными и обществом, а также о социальных связях между самими исследователями. Эти уровни анализа связаны с различением между нормами поведения, действующими между учеными, и уже образовавшимися формализованными и неформализованными коллективами ученых. В 80-е годы, после катастрофы в Чернобыле, особенно важными для украинских социологов стали экологические проблемы. В последнее десятилетие проводятся исследования социальных аспектов производства на крупных промышленных предприятиях, развиваются также социология молодежи, социология личности, социология села. Лишь недавно украинские социологи стали заниматься исследованиями общественного мнения. Сейчас осуществляются первые попытки координации всех социологических исследоаний на Украине в целях эффективного

14*

решения политических и экономических проблем уже независимого государства.

Первые систематические социологичеслкие исследования появились в Латвии в конце 60-х годов, сообщают Илзе Трапенсиере, Мария Ашмане и Янина Крутских (Латышская Академия наук, Рига) в статье "Три десятилетия социологии в Латвии" (022). Главной их темой были проблемы социальной структуры, миграции и демографии, образования и свободного времени, а также социальные аспекты труда и здравоохранения. В этот же период началось создание социологических коллективов для демографических и образовательных исследований.

В 1966 г. в Латышском университете в Риге была открыта кафедра социологии и началась профессиональная подготовка социологов. Были регулярные контакты с советскими социологами, а лекции самых вадающихся из них имели большую ценность для студентов и ученых.

Социология 70-х годов характеризуется дальнейшим развитием исследовательских групп, увеличением сети лабораторий и повышением теоретического и методологического уровня исследований. В этот период Латвия участвовала в первой крупной международной исследовательской программе "Влияние высшего образования на воспроизводство и развитие социальной структуры социалистического государства". Целью программы было определение общих черт интеллигенции балтийского региона, указание особых черт ее развития в каждой из стран, а также выявление специфических черт создания различных социально-профессиональных групп в рамках интеллигенции. Латвия также участвовала в двух общесоюзных исследовательских программах: "Социальная структура городского населения СССР" (1981) и "Вхождение молодежи со средним образованием в рабочий класс, крестьянство и интеллигенцию" (1 этап - 1982 г., II - 1987 г.). Анализ результатов исследования показал изменения в системе ценностей по отношению к труду, профессии и образованию у разных групп

молодых людей. Ориентация на ценности и приспособление молодых людей остаются в противоречии с действительным процессом самоопределения (М.Ашмане, С.Добелниеце, С.Сенкане, Б.Зера и др.).

С конца 60-х годов исследовались демографические проблемы: отношения в браке и в семье, репродукция населения. В 70-х исследовались также профессы, влияющие на развитие и распад семьи. Объединенными усилиями латышских демографов, социологов и экономистов была создана национальнрая программа, которая должна была способствовать улучшению демографической ситуации и оптимальных размеров семьи в стране (Эглите, Зарине, Гоша, ЛЛаудам, Эзера, Трапенсиере и др.).

Социальная структура исследовалась как классовая структура и профессиональная. В 60-е и 70-е годы анализировались структурные изменения среди рабочего класса, колхозников и интеллигенции. С конца 70-х латышские социологи начали указывать на негативные последствия экстенсивного развития экономики (например, М.Ашмане).

Кроме того, проводился социологический анализ науки, ее престижа в разных социальных, профессиональных и возрастных группах (Т.Вилцинс). Систематически проводились сравнительные исследования массовой коммуникации в балтийском регионе.

В Латвии не была развита теоретическая социология. "Теоретические" публикации представляли обычно качественный анализ результатов эмпирических исследований или работы идеологического характера.

Темы сегодняшних исследований соответствуют контексту политической трансформации и национального возрождения. Ключевыми понятиями в теоретических дискуссиях на тему посттоталитарной ситуации оказываются этничность, плюрализм кульурный и национальная идентичность.

Владас Гайдне и Анеле Восилюте (Литовская Академия наук, Вильнюс) в статье "Главные черты развития литовской социологии"

сообщают о богатой литовской социологической традиции, которая была уничтожена в период советской оккупации (010). Самым темным для общественных наук был период сталинизма - 1944-1957 гг., когда упор делался на традиции марксистской философии и критиковалось национально-освободительное движение, культура и наука независимой предвоенной Литвы. Возрождение литовской социологии произошло в 60-х годах, когда возникли первые социологические центры - в Вильнюсском университете, Институте экономики и Институте истории Литовской АН.

В 60-х годах литовские социологи понимали свою область знания как эмпирическую, позитиистскую науку, которая противостоит догматическим аспектам марксизма-ленинизма. Существоало убеждение, что социологи могут сыграть значительную роль в совершенствовании существующего строя. Несмотря на то, что эти иллюзии постепенно таяли, сама социология развивалась.

Первые эмпирические исследования проводились в области социологии труда. Главные темы исследований - удовлетворенность рабочих процессами труда и заработком, адаптация молодых рабочих на предприятии, моральные и социально-психологические аспекты деятельности рабочих групп (Р.Гридас). Отличительной чертой того времени было "социальное планирование", которое оказывало финансовую поддержку исследованиям, так как они помогали составлять план социального развития предприятий. В связи с этим расширилась тематическая сфера социологических исследований: изучалась не только производственная деятельность, но общественная и культурная жизнь, стиль жизни, бюджет времени, проблемы семьи, молодежи, а также динамика малых социальных групп.

Социологов интересовали проблемы приспособления первого поколения рабочих к городской жизни, очередные волны миграции из деревни в город, чрезмерная профессиональная активность женщин, распространение болезней в связи с загрязнением окружающей среды, изменение стиля жизни, бюджет времени

жителей Литвы (Митрикас). Социология молодежи исследовала в это время такие проблемы, как роль молодежи в социальной структуре, ее взгляды на труд, семью и отдых, ее система ценностей и отношение к разным профессиям (А.Матулёнис).

В статьях и документах ученых-обществоведов доминировала советская ментальность и стилистика. Однако на неформальном уровне общественной жизни существовало и воздействовало множество значений, заключенных в символах и представлениях, происходящих из прошлых исторических периодов и альтернативных официал ьлному сознанию. Важным фактором формирования общественного сознания являлась бывшая литовская эмиграция, которая использовала разные средства информации, чтобы подчеркнуть ценность национального стиля жизни и поддержки собственной культуры. Советской власти не удалось удалить из общественной жизни литовский язык, который употреблялся устно и письменно как в научных, так и учебных институтах. Однако книги, сборники статей и материалы конференций публиковались на русском языке. Некоторые ученые сомневались в пользе писания по-литовски, так как такие тексты имели бы малое число читателей. Тем не менее литовские социологи часто специально писали по-литовски, чтобы противостоять экспансии русского языка и обогатить свой язык новыми понятиями.

После достижения Литвой национальной независимости в 1989 г. социология получила новые возможности развития. Во вновь открытом Центре исследований общественного мнения под руководством В.Гайдиса проводятся исследования: материального положения жителей Литвы, популярности политических лидеров, динамики социально-политических установок, экономической деятельности и эффективности проводимых правительством Литвы реформ. Сравнительные исследования проводятся совместно с эстнонскими и латышскими центрами исследования общественного мнения.

Исследуются возникшие после 1989 г. проблемы, связанные с интеграцией и самоопределением представителей других национальностей, проживающих в Литве, главным образом русских (9%) и поляков (7%), проблема стабильности этнической литовской культуры в ситуации сильного ввлияния западной цивилизации.

Социологические исследования начались в Эстонии в начале 60-х годов, сообщают Эллю Саар, Пауль Кенкманн (Университет в Тарту) и Микк Титма (Эстонская Академия наук, Таллин, и Университет Стенфорд) в статье "Эстонская социология. Формирование традиции эмпирических исследований" (020). Это проиозошло вследствие существования значительных социальных конфликтов в балтийских республиках, типичных для государственного социализма, а также по причине более открытой идеологической атмосферы, контактов с западной социологией, географического положения Эстонии, а также знания иностранных языков среди интеллектуалов.

Университет в Тарту, Эстонская Академия наук и эстонское радио стали главными центрами проводившихся крупномасштабных социологических исследований. В Тарту главной областью исследований сначала стали средства массовой информации. В середине 60-х годов там начались исследования школьников и молодежи. В 1966 г. под руководстом Тикка Титмы были предприняты исследования жизненных судеб выпускников средних школ, которые были продолжены в 1969, 1973, 1976, 1979, 1991 гг. С самого начала была предпринята попытка создать верные методологические основы длительного исследовательского проекта, сравнимого с западными программами. Эта программа позволила выяснить ориентации на ценности, жизненные планы, пути образования, планы миграции, профессиональные карьеры этой когорты молодежи. На основе опыта, полученного в этом

исследовании, был разработан1) новый широкий проект "Жизненные пути молодого поколения", к которому присоединились, кроме балтийских исследовательских групп, 15 регионов Советского Союза. Это было ни с чем не сравнимое исследование с точки зрения количества опрошенных - около 60 тыс. респондентов. Первая фаза исследований была реализована в 1983-1985 гг., вторая в 1987-1989 г., третья, начатая в 1992 г., продолжается.

Отдел социологии Института истории Эстонской АН под руководством КХКахка и Э.Ранника проводили исследования культуры под названием "Ты и культура, изучение проблем семьи". Главным полем деятельности Балтийского отдела Советского социологического общества (1975) была координация деятельности следующих направлений исследований: социальной структуры, молодежи и образования, социологии промышленности, городской и региональной социологии, средств массовой информации, социологии семьи, социологии медицины и службы здоровья, социологии идеологии, социологии деревни и демографии.

С приходом независимости возникли новые возможности в развитии эстонской социологии. Только сейчас стало возможным социологическое образование в Университете Тарту и Таллиннском политехническом институте. Созданы новые центры исследований рынка и изучения общественного мнения. Центр исследования общественного мнения "Маинмор" проводит 1-2 зондажа ежемесячно, в том числе совместно с центрамли Латвии и Литвы. Темы зондажей: доверие к правительству, оценка деятельности политических лидеров, оценка экономического положения, перспективы социального развития и поддержка политических партий. Акционерное общество "Социо" провело несколько исследований в рамках международных программ "Исследование всемирных ценностей", "Ценности и выбор". Сферу политики

Социологами Лаборатории социологии образования Университета в Тарту и Отделом социологии Института истории Эстонской Академии наук. 15-659

исследует центр "Саар". Открылся Таллиннский институт городских исследований, который по заказу городских властей исследует проблемы населения Таллинна, управления городом.

Эстонские социологи продолжают поддерживать связи и сотрудничество со странами бывшего Советского Союза, так же как и со странами Запада.

Э.П.Васильева