CC BY
30
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ
СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ
ЛИТЕРАТУРА
РЕФЕРАТИВНЫЙ ЖУРНАЛ СЕРИЯ 7
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
3
издается с 1973 г. выходит 4 раза в год индекс РЖ 1 индекс серии 1,7 рефераты 96.03.001-96.03.015
МОСКВА 1996
На страницах еженедельника регулярно публиковались отчеты и наиболее значимые доклады, прочитанные на Собраниях "Дней". Это доклады А.Керенского "Проблема власти в России" (1928, 9 дек., Ыв 14), И.И.Бунакова "Русский земельный строй и аграрная революция" (1928, 30 дек., N2 17), Г.П.Федотова "Россия и Великороссия" (1929, 10 февр., № 23), Ф.А.Степуна "Задачи Социализма". В прениях по докладу выступили Н.А.Бердяев, Г.Д.Гурвич, Е.Ю.Скобцова, М.В.Вишняк, С.М.Соловейчик, Ю.А.Ширинский-Шихматов и др. (1929, 24 март., № .29). Доклад Н.А.Бердяева "Мировая революция и современные социальные группировки" также вызвал большую полемику, с контрдокладом выступил К.О.Зайцев "В защиту либерализма", в прениях приняли участие Г.П.Федотов, М.В.Вишняк, МЛ.Слоним, А.Т.Горовцев, Ю.А.Ширинский-Шихматов, А.Ф.Керенский, А.П.Марков и др. (1932, 10 янв., № 146). Доклады М.В.Вишняка "Свободные советы или парламентская демократия?" (1930, 19 янв., № 72), Е.Ю.Скобцовой "Будни эмиграции" (1931,1 март., № 125). В рубрике "Собрания "Дней" на тему: "Что происходит в России?" публиковались речи
А.А.Александрова, И.М.Хераскова, Д.С.Мережковского, И.И.Бунакова (1933, 8 янв., № 164) и др., на тему: "Борьба сталинцев со страной" - доклады А.Ф.Керенского, А.П.Маркова, СМ.Соловейчика (1933, 5 февр., № 166), В.М.Зензинова (1933, 19 февр., N0 167), А.Ю.Раппопорта и речь Г.З.Беседовского (1933, 5 март., N8 168). На страницах журнала также выступали П.А.Зернов, Е.К.Брешковская, Е.К.Кускова, А.Петрищев, А.Марков, Вл.Игнатовский, А.Потресов, Я.Меньшиков, П.Славин.
Т.Г.Петрова
96.03.008. МИХАИЛ ОСОРГИН: СТРАНИЦЫ ЖИЗНИ И
ТВОРЧЕСТВА. Материалы научной конференции "Осоргинские чтения" (23-24 нояб. 1993 г.) / Перм. ун-т; Редкол.: Абашев В.В. (отв. ред.) и др. - Пермь: Перм. ун-т, 1994. - 127 с.
Сборник включает материалы научной конференции,
посвященной творчеству уроженца Перми, видного писателя русского зарубежья М.А.Осоргина (1878-1942).
О.Г.Ласунский (Воронеж) в статье "Михаил Осоргин: структура, качество и эволюция таланта” отмечает его принципиальную непохожесть на других писателей русского зарубежья. За нее неизменно отличала создателя "Сивцева Вражка* критика. Г.В.Адамович называл Осоргина "задорным писателем", имея в виду его постоянную тенденцию плыть против течения, не соглашаясь с общим мнением.
Изначальный дар Осоргина, пишет ОЛасунский, преимущественно изобразительный, картинный: беллетрист в нем почти неизбежно подавляет мыслителя. Рационализм чужд его эстетике, в основании которой лежат пластичность, гармония, экспрессивность художественных форм. В крупных эпических полотнах ("Сивцев Вражек”, "Свидетель истории", "Книга о концах", "Вольный каменщик") романист строит сюжет с помощью разнообразных и нестандартных приемов; вместе с тем он умышленно не идет на "закручивание" интриги, полагая, что это -прямой путь к презираемой им литературщине. Сам выбор реальных коллизий - обычный, частный человек в потоке мимотекущей жизни - диктовал соответствующий событийный ряд. Однако в тех случаях, когда писатель хотел поэкспериментировать, он демонстрировал незаурядное искусство фабулистики. Примером может служить рассказ "С французского* (1936).
Современники отмечали композиционное своеобразие "Сивцева Вражка* (1928): применение кинематографического метода быстро сменяющихся планов, калейдоскопичность главок, что позволило роману-хронике создать многомерное, стереоскопическое представление о тогдашней эпохе.
Существенной составляющей осоргинского таланта является лирическое одушевление. Оно заявляет о себе весьма часто, хотя и по-разному, в зависимости от целей и задач конкретного произведения. Там, где преобладает оперовенно автобиографический
материал и где сочинитель хотел бы усилить поэтическую сторону своего труда, лиризм ощущается непосредственней, как бы в чистом виде ("Вещи человека", 1929, "Повесть о сестре", 1931). Осоргинская "чувствительность" есть созидательный элемент в художественной системе писателя. Примечателен в этом отношении сборник "Там, где был счастлив” (1928). В первой его половине помещены рассказы о "прекрасной Италии". Г.В.Адамович неслучайно выделял в них преобладающее музыкальное начало и полагал, что они сбиваются на "стихотворения в прозе" (1938-1942), гуще окрашены в личностные тона, объясняемые не только законами жанра.
Будучи лириком, писатель вместе с тем являл собою последовательный тип ирониста. Острому сарказму Осоргин предпочитал, как правило, незлобливую улыбку, мягкую усмешку, лукавинку в гоголевском вкусе; объектом вышучивания избирал чаще всего себя самого. Лиризм и ирония не только соседствуют в осоргинском контексте, но и порой тесно переплетаются, придавая авторской поэтике черты индивидуальной неповторимости. Особенно этот сплав свойствен мемуарной прозе писателя, к примеру, воспоминаниям о пермском периоде отрочества и юности.
Литературный талант Осоргина универсален. Наряду с беллетристикой, писатель хорошо зарекомендовал себя в области перевода, в публицистике и эссеистике. Не без успеха пробовал он себя и в стихотворстве: пародийная "Молитва социал-демократа" (1905) много раз перепечатывалась в разных изданиях и под разными псевдонимами. Осоргин прошел непростой творческий путь, в ходе которого эволюционировало его художественное сознание, манера и качество письма, само состояние таланта. Он начинал как журналист и автор документальных книжек для народного чтения. Благодаря многолетнему участию в газете "Русские ведомости" (Москва) писатель получил всероссийское признание. Одновременно он публиковался в зарубежной эсеровской прессе. В 900-х годах Осоргин пробовал себя в литературе для детей и позднее выпустил сборник "Сказки и несказки" (1918). Его книга "Призраки" (1917) состояла из трех повестей, прежде увидевших свет в "Вестнике Европы". Лучшим
своим беллетристическим произведением раннего периода Осоргин считал повесть "Моя дочь" (1911).
Писателя потрясли события 1917 г. Еще до высылки за границу он задумал и начал эпически многоплановое полотно о пред- и революционной России. Именно с "Сивцева Вражка' Осоргин вел отсчет своей литературной судьбы. Это действительно этапное произведение. Проза писателя обретает новые признаки: наряду и интимно-психологическими, возникают и позднее становятся главенствующими гражданские мотивы, определяется эстетика, ориентированная на традиции толстовской романистики, окончательно складывается характерный для Осоргина сплав лиризма и иронии, побеждающий в конечном счете скепсис.
В "Сивцевом Вражке" писатель четко декларирует свое кредо: не преподносить читателям готовых рецептов, не пользоваться упрощенным черно-белым набором красок, не отдавать предпочтения какой-нибудь одной "правде". Роман имел успех в немалой степени как раз потому, что автор не стал фанатиком идеи и не жаждал разделить героев лишь на друзей и врагов. Осоргин не хотел примыкать ни к одному из лагерей, на которые разделилась эмигрантская интеллигенция. Оставаясь в эмигрантской политической и литературной среде на положении одиночки, писатель не намерен был жертвовать своими убеждениями и вкусами в угоду каким-либо партийным и узко групповым соображениям.
В статье "На перекрестке традиций ("Сивцев Вражек" М.Осоргина и традиции русской классики)" С.Я.Фрадкина (Пермь) предваряет свое исследование следующим суждением: реальным основанием для постановки вопроса о литературной традиции являются не те или иные (содержательные или структурные) элементы сходства, а однотипность предметов художественного пересоздания и определяемое ею родство художественных структур. Классика органично воспринималась Осоргиным, и, обогащенная реалиями XX в., опытом и талантом писателя, участвовала в создании неповторимого художественного мира его романов.
Первые строки "Сивцева Вражка", обозначающие место и время действия и несущие некоторые сведения об обитателях профессорского особнячка, рождают в памяти "запевы" тургеневских романов. Но если лирические пейзажи Тургенева, открывающие их, рождают чувство умиротворенности, то Осоргин в первой же фразе романа соотносит особнячок профессора с "беспредельностью вселенной, Срлнечной системой, Землей, Россией..." и этим "сжатием пространства" как бы наводит на мысль о хрупкости уютного мирка, в котором существуют герои. Два стилевых начала взаимодействуют в первой части романа: лирически проникновенное изображение смутных надежд и тревог юной Танюши, несущее на себе ощутимое воздействие тургеневской прозы, и трезвое, иногда демонстративное в своей достоверности изображение Москвы 1917-1920 гг.
Вслед за Тургеневым, обнажая возможности музыки в постижении глубинной сущности явлений, Осоргин решает иную задачу. Вершинный творческий взлет Лемма, озарение, приносящее ему сознание своей исключительности, становится у Тургенева кульминацией романа. Это - воплощение высшей ценности жизни -счастья взаимной любви, гармонии столь полной и совершенной, что длительное существование ее на земле невозможно. Осоргин, стремясь постичь взаимоотношения мира революции с частной человеческой жизнью, в "Опусе 37" - последнем и лучшим из созданного Эдуардом Львовичем - воплощает гибель ценностей, крушение гармонии, под обломками которой задыхается человек.
"Взаимоотношения" Осоргина с классикой на новом этапе русской истории неоднозначны. Традиции Тургенева и Толстого не просто усваиваются им, а иногда как бы вступают друг с другом в полемику. Это проявляется, в частности, в сюжетной линии Танюши. На фоне "страшных лет России" неизмеримо возросли коренные ценности жизни, обыкновенной жизни обыкновенных людей, от которых возвышенно далеки героини Тургенева и к которым изначально естественно близка любимая героиня Толстого - Наташа. Своей естественной, интуитивной мудростью Танюша приближается
к ней и "отдаляется" от героинь Тургенева, сходство с которыми было, скорее, более поверхностным.
Вслед за Толстым Осоргин уделяет много внимания истории милого его сердцу семейства, дому, который оно согревает своим присутствием. Как и дом Ростовых, а позже - дом Турбиных у Булгакова, этот дом самим фактом своего существования противостоит как миру жестокости, разрушения, смерти, так и миру расчетливо трезвых людей.
По мере движения сюжета романа Осоргина в нем все более отчетливо проступают традиции, далекие и от Тургенева, и от Толстого. Традиции Достоевского, по убеждению исследователя, присутствуют в "Сивцевом Вражке", хотя Осоргин не только не ощущал родства с его художественным миром, но и в какой-то мере от него отталкивался. Благоговейно преклоняясь перед Толстым, осознавая свою близость к Тургеневу, он не принимал в Достоевском его "больных героев", "глубокой безнадежности". Но в широком диапазоне видов и форм литературных традиций наряду с рожденными близостью творческих задач существуют и основанные на полемике с предшественниками, отталкивании от них. Тревожные ноты, едва ощутимые на первых страницах "Сивцева Вражка", все громче звучат по мере того, как война и революция калечат землю, убивают людей, рвут человеческие связи, превращают стройного танцора, бравого офицера Стольникова в "обрубка" без рук и без ног. О его странных ночных видениях, типологически близких знаменитому сну Раскольникова, нельзя писать в ясной, ритмически организованной лирической манере Тургенева. Далеки от стилистики Тургенева и описания схваток изувеченного Стольникова с ослепшим на войне Каштановым, когда они "шепотом кричат", кому из них мучительно жить, обнажая до предела, как это присуще героям Достоевского, свои физические и душевные раны. Ощутимо традиция Достоевского сказывается в образе Астафьева, его характере и судьбе. За противоречивыми словами и непредсказуемыми поступками Астафьева, его иронией и самоиронией, демонстративным равнодушием к людям - острая
ранимость. Он никогда не забудет, как убирал окровавленные трупы безвинно уничтоженных людей, как герой Достоевского всегда помнит о слезинках замученных детей.
Традиция Достоевского, делает вывод С.Фрадкина, не только присутствует в романе, но и не вступает в противоречие с традициями Тургенева и Толстого, вместе с ними участвует в создании художественного мира "Сивцева Вражка", расширяя его пространство, обогащая философский контекст и способствуя совершенствованию индивидуального стиля Осоргина.
В статье "Чеховская Россия в произведениях Осоргина" Р.В.Комина (Пермь) пишет, что особое место и в творчестве Чехова, и в творчестве Осоргина занимает обобщающий образ-понятие "провинция" в его характерности и в его открытости самым сложным историческим и философским мотивам, в том числе - загадке России, мотиву человеческого искания истины.
Мир России у Чехова и Осоргина имеет принципиально важную общую историческую грань. Эта грань - 1904 г. - завершение предреволюционной полосы русской жизни и преддверье новой. В новую дано было вступить только Осоргину. Чехов символично не перешел грань 1905 г., оставив своим современникам и потомкам "вечную загадку”: как отнесся бы он - гуманист и демократ - к событиям 1905 г. и следующего десятилетия. По предположению исследователя, Осоргин - один из тех русских писателей, которые, изображая Россию, создают одну из достоверных "версий" возможного чеховского ответа. Осоргин на основе знания послечеховской России как бы продолжает в своих. сюжетах и мемуарных зарисовках биографии чеховских персонажей из прозы 1890-1900-х годов. И в произведениях открытого социального драматизма ощутимы чеховские истоки. Надя из рассказа Чехова "Невеста" и Наташа Калымова из романтической дилогии Осоргина "Свидетель истории" и "Книга о концах" - это история естественного ухода из привычного мира в большой, кажущийся безграничным и истинным, молодых, уже неспособных жить "домашним кругом". Иная жизненная ситуация - ситуация исчерпанности временем
устремлений, некогда представлявшихся единственно возможной жизнью, - в чеховском "Рассказе неизвестного человека” и в истории бывших террористов Бодрясина, Николая Ивановича Гусева из 'Книги о концах”.
Ко времени вступления в литературу Осоргина, которому было дано увидеть Россию и изнутри, и извне (из Италии и Франции), стать причастным к революционной практике и к деятельности масонов, русская и европейская история обнаружила непредставимое в XIX в. ускорение, принципиально новые соотношения между микро- и макромиром человека. Чеховская статика в глазах современников Осоргина временами казалась архаичной. Осоргин, верный психологизму чеховской школы, закономерно соединил его в своих сюжетах с драматизмом и трагедийностью человеческих судеб.
В.В.Абашев (Пермь) в статье *Осоргин и Набоков: вероятность встречи" считает, что освещение творчества Осоргина как сугубого традиционалиста оставляет в тени немаловажные детали и потому не отменяет попытки взглянуть на писателя в свете возможностей литературного будущего. Одним из провозвестников гадаемого литературного будущего на рубеже 20-30-х годов в русском зарубежье почти единодушно признавался В.Набоков. Мало кто сомневался, что с набоковской прозой в русскую литературу вошло нечто действительно новое, не имеющее прецедентов в отечественной традиции. Именно потому многие предпочитали и в тот период, и позднее отлучать писателя от русской литературы. Этого соблазна не избежал и Осоргин, увидевший в Набокове прозаика, "не только совершенно оторванного от живых российских вопросов, но и стоящего вне прямых влияний русской классической литературы”1). Такое мнение было для него вполне естественным: следующий идеалу "полной простоты* и "безыскусности" повествования, в набоковской прозе он находил "напряженность вымысла" и отталкивающий его избыток искусства, стилевой изощренности
1>Цит. по: Струве Г. Русская литература в изгнании. • Нью-Йорк, 1956. - С. 284.
("изыски"), извинительной для стихотворчества, но чуждой прозе. Однако рассудочное самосознание писателя не вполне совпадало с его творчески деятельным началом.
Неизвестно, встречался ли Осоргин с Набоковым в Берлине или Париже (переписка между ними существовала). В любом случае знание подобных, самих по себе интересных биографических подробностей мало бы что прибавило к пониманию литературных отношений писателей по существу. А такая встреча - встреча направлений художественных поисков - произошла, и углубленный диалог двух творческих сознаний состоялся. Уникальную возможность взглянуть на прозу Осоргина и Набокова в их взаимном освещении дает тот вполне случайный факт, что ‘Вольный каменщик" (1935) Осоргина и "Приглашение на казнь" (1935) Набокова печатались одновременно в одних и тех же номерах парижского журнала "Современные записки". А значительно позднее, уже после смерти Осоргина и словно в развитие начавшегося на страницах журнала знакомства почти одновременно вышли в свет "Времена" (1954) Осоргина и "Другие берега" (1955) Набокова.
Параллельное чтение произведений писателей обнаруживает достаточно обширную сеть перекличек, сходств, совпадений, иногда почти буквальных. Они касаются не только проблемно-тематических аспектов, мотивов и ситуаций, но и самих методов художественного письма. "Вольного каменщика" и "Приглашение на казнь" роднит единство самых общих идейных мотивов и проблематики. В их основе лежит тема о судьбе творческой личности в обезличивающемся мире. И Набоков, и Осоргин осмысливают эту тему в тонах культурологической рефлексии "Восстания масс" Ортеги-и-Гассета и "Заката Европы" Шпенглера. Отличие в том, что Осоргин трактует эту тему в традиционной для русской литературы фразеологии о судьбе маленького человека и решает оптимистично, указывая герою путь братства и деятельного добра.
"Вольного каменщика" и "Приглашение на казнь” связывает конструктивная роль мотивов театра в изобразительном строе этих
произведений. Как Набоков уподобляет писателя "пуппенмейсгеру”, так и Осоргин, особенно последовательно в "Вольном каменщике”, а нередко и во "Временах" (занавес, опускающийся в конце каждой части), как автор-творец ощущает себя искусным кукловодом. Многое в поэтике "Вольного каменщика" (образный строй, сюжетные ходы, манера обращения автора с героями) обусловлено сознательным обыгрыванием темы кукольного театра. Именно в этой повести Осоргин наиболее последоьательно идет по пути развития поэтики близкой по своему типу к той, что предложил Набоков. Основополагающий принцип набоковского творчества В.Ходасевич проницательно увидел в игровом обнажении конструкции повествования, которая из подсобного средства превращается в предмет особой эстетической рефлексии. Черты такой поэтики обнаруживаются в поздней прозе Осоргина с ее обнаженностью художественной конструкции и "игровой” стилистикой автора.
К концу 1930-х годов в прозе Осоргина подспудно вызревают и стилистически обнаруживаются черты нового понимания художественного творчества, связанного с инновациями "артистической прозы". Это проявилось в особенностях его авторской рефлексии по поводу творческого процесса, которая часто фиксируется в поздней прозе Осоргина, приобретая характер автокомментария. Извлеченный из прозы Осоргина и Набокова выход в текст авторской рефлексии самой формой своей весьма знаменателен. Прорывающаяся в текст пишущая рука - метонимия по-новому пережитого процесса словесного творчества, связанного с обнажением его конструктивного начала. Новое понимание текста как реальности вполне самостоятельной и отчасти самодостаточной выражается у Осоргина в появлении многочисленных вполне набоковских метафор текста, как плетения, паутины, узора, лабиринта.
В статье "Кинематографичносгь прозы М.Осоргина. (На материале анализа романа "Сивцев Вражек")" Н.Н.Гашева (Красноярск) пишет, что восприятие мира - внешнего и внутреннего - как динамики, развития, движения пластически-зримых
образов и картин - основа художественного мышления писателя. Это обусловлено своеобразием осоргинской концепции соотношения человеческой жизни и мира природы, истории, космоса в целом.
В основу сюжета романа "Сивцев Вражек" положен кинематографический принцип межкадрового монтажа - сочетание сцен, зрительных эпизодов, "картин" строится по принципу их духовно-смыслового взаимодействия. При этом динамическая контрастно-ассоциативная смена глав - фабульных кадров - не столько нацелена на логически последовательное изложение событий, сколько обусловлена общим авторским замыслом. В своем настойчивом противопоставлении единичного индивидуального существования, не исчерпывающегося социальными характеристиками, но сильного своей связью с онтологически-родовым бытием (детство, юность, семья, любовь, дружба) и некой враждебной, по своей сущности, абстрактно-общей необходимостью, искусственно создаваемой людьми же, отчужденной от человека и природы (война, революция, террор), Осоргин апеллирует к Л.Толстому. Эта антитетичность авторского зрения воплощается через кинематографический прием перекрестного монтажа: с одной стороны, глав, строящихся по принципу движущихся мизансцен и представляющих духовно-значимые события внешней и внутренней жизни героев романа, а с другой стороны, - глав, в основе которых лежит кинематографический прицдип панорамирования, широко применяющийся писателем для изображения обширных пространств России, Европы, всей Земли в целом, высших государственных сфер европейских стран накануне первой мировой войны с их преступной безответственностью по отношению к своим народам, хаоса и нелепости самой войны. Принцип панорамирования используется Осоргиным для передачи скрытых смыслов происходящего и подчинен логике авторских оценок, проявляющейся в контексте полифонии монтажного целого романа. Авторская оценочность выражается в романе через использование принципов параллельноассоциативного монтажа смысловых эпизодов, зрительных образов, а также через обращение к принципам так называемого
интеллектуального монтажа, разработанного С.Эйзенштейном применительно к кино.
В статье ’Дом и история в романе М.Осоргина ’Сивцев Вражек” Э.С.Дергачева (Челябинск) отмечает, что роман входит в ряд произведений прозы 20-х голов о судьбе и исканиях русской интеллигенции в революционную эпоху. Эта тема нашла широкое отображение и в прозе советской России 20-х годов, и в литературе русского зарубежья (Е.3амятин, М.Булгаков, В.Вересаев, В.Шишков, К.Федин, И.Шмелев, Б.Зайцев). Среди произведений этих писателей роман Осоргина отличается многогеройностью, его сюжет вмещает несколько лет драматической истории России, герои представляют различные социальные слои; в центре романа - русские интеллигенты, обитатели старинного особняка на Сивцевом Вражке и их друзья; на его страницах появляются и персонажи, олицетворяющие новую власть. Взгляд Осоргина на революцию и гражданскую войну, отразившийся в романе, во многом отличается от воззрений других прозаиков русского зарубежья. Если “Окаянные дни"Бунина были пронизаны яростным отрицанием революции, если "Солнце мертвых” Шмелева, его "самое антибольшевистское произведение”, звучало как плач по России, то Осоргин смотрит на драматические события русской истории скорее "поверх барьеров", скорбит о гибели людей с того и другого берега.
Роман ’Сивцев Вражек” стал художественным документом,в котором запечатлены черты суровой эпохи. На его страницах развертывается драма русской интеллигенции, на долю которой выпало немало лишений, испытаний, и которая часто оказывалась беззащитной перед железной поступью истории. Обитателей особняка на Сивцевом Вражке и их друзей коснулись уплотнения, реквизиции, проводимые властями, принудительные отправки на ‘общественные работы", обыски, аресты, волна расстрелов близко подступила к Дому. Герои Осоргина - люди сугубо штатские, далекие от политики, их жизнь отдана служению науке, искусству, культуре, и они стремятся быть верными этому и в тяжелое для себя время. Ключевой образ романа - старинный особняк на Сивцевом Вражке,
он стал центром притяжения для его друзей, центром духовности, гуманности, мира, тепла и уюта, верности общечеловеческим ценностям.
Изображение Дома и Истории в романе, его психологическая атмосфера перекликались с тем, что писал Осоргин о русской интеллигенции в своих мемуарах. Он защищает идею "культурной родины", которая призвана заботиться о культуре, о "мозге нации", ее интеллектуальных силах, призвана, строя новое, оберегать и ценить духовное наследие, накопленное поколениями. Иначе у нее нет будущего. А культура для писателя неотделима от гуманистических идеалов, от "воспитанной человечности".
В статье "Образ провинции в художественном мире М.А.Осоргина. (По материалам мемуарной прозы)" Н.Б.Лапаева (Пермь) замечает, что в контексте произведений писателей, создавших свой образ "уездного", изображение провинции в мемуарах Осоргина - очерках, этюдах из личного прошлого, в автобиографическом повествовании "Времена" • имеет индивидуальные, особенные черты. Проза воспоминаний Осоргина занимает достойное место в потоке мемуарной литературы писателей русского зарубежья. Для художественных законов, по которым писатели конструируют мемуарную прозу, основанием служит отношение авторов к таким понятиям, как память, прошлое. Минувшее не тяготит Осоргина, он обращается к нему с удовольствием, трепетно. В иерархии временных пластов прошлое Занимает у него самое значительное место.
Память становится своеобразным пространством, где развертываются события. Композиционно многие очерки писателя строятся на соотнесении настоящего и минувшего. В их экспозиции, действие которой происходит в настоящем, автор обычно указывает на повод для воспоминаний. Пространство и время - всегда выражение мироощущения художника, его мировоззрения, и они создаются в соответствии с философскими, нравственными представлениями. Анализ хронотипа мемуарной прозы Осоргина
убеждает, что время, память, становясь и темой, и организующим началом, в свою очередь отражают философские, нравственные, эстетические представления. В какой-то мере провинциальное прошлое для писателя - "идиллическое время", концентрирующее в себе теплоту, доброту, которые рождаются от общения с прекрасной природой Урала (очерк "В юности"), от атмосферы дружбы и любви, царящих в доме Ильиных ("Портрет матери"), от встреч с милыми его провинциальными чудаками. Провинциальное прошлое, персонажами которого становятся родители, друзья, обыватели города, оказывается истоком становления гуманного, философски-созерцательного отношения к миру. Наряду с воспроизведением событий, Осоргин создает определенный эмоциональный тон. Писатель восстанавливает свои ощущения, настроения, что во многом позволяет назвать его прозу лирической.
В статье "Возвращение к истокам.(Осмысление исторической судьбы России в "Старинных рассказах” М.Осоргина)" Н.В.Барковская (Екатеринбург) отмечает, что обращение к эпизодам русской истории естественно для писателя, продолжавшего и в изгнании считать себя гражданином России. Он тщательно воссоздает дух прошлого, используя сказ, архаические формы, стилизуя описание под пышную поэтику барокко. В прошлом России Осоргина интересовала не история государственности, как Алданова, не борьба Христа и Антихриста, Духа и Плоти, как Мережковского, не жития святых, как Зайцева, хотя с каждым из этих писателей его что-то сближает. Конечно, Осоргин проводил какие-то аналогии между своим временем и далеким прошлым; многозначительно звучат имена царя Алексея Михайловича Тишайшего, несгибаемого протопопа Аввакума, Ваньки-Каина. В историческую стилизацию включаются размышления о современности. Но не перипетии политики интересуют писателя. История показана им в бытовом облике. Его герои - солдатский сын Вася Рудный, изувеченный в боях поляк Вронский, карлица Катька. Даже монархи изображены как частные лица. Все герои раскрываются в аспекте их сугубо личной,
интимной судьОы. Стремление показать "народную" историю поддерживается включением в повествование пословиц, народных легенд; сами рассказы напоминают жанр бытия или исторических анекдотов.
В сюжетах рассказов сталкиваются ритуал (установленное законом и этикетом) и естественное человеческое чувство, не считающееся с предписаниями. Ритуалистическое и естественное противостоят друг другу как жестокое и милосердное, зло и добро. Противопоставление ритуалисгического и естественного предстает в произведениях Осоргина в качестве оппозиции социального и природного. Социальное трактуется как бездушное, природное - как духовное.
В "Старинных рассказах” отразились не только эпизоды, сохранившиеся в "народной истории" (или соответствующим образом стилизованные), но и основные представления * русской народной веры. Возвращаясь к историческим истокам, писатель возвращается к основам русской религиозной этики. Наверное, это можно объяснить тем, что на Каме, где вырос Осоргин, сильны православные, в частности, старообрядческие традиции. В.Соловьсв, П.Флоренский, СБулгаков, Г.Федотов отмечали софийный характер русской религиозности, связывающий воедино божественный и природный миры. В рассказах Осоргина есть праведники и грешники; первые неизменно связаны с природным, естественным началом, вторые - с миром социальным. Живая традиция святости ощущается в той жертвенности, смирении и отречении, которые сопутствуют образам мученика Аввакума, Васи Рудного, карлицы Катьки, Вронского. Может быть, поэтому рассказы о них напоминают жанр жития.
Из трех основных законов1^ "народной этики" Осоргин ставит в
^Федотов Г. Стихи духовные: Русская народная вера по духовным стихам. - М., 1991.-С. 78.
центр закон любви (так называемый "каритативный" закон), почти не затрагивая закона ритуалисгического, требующего соблюдения церковной обрядности. Высшим проявлением любви для народного религиозного сознания являлась любовь материнская, освященная страданием. Еще более значим в рассказах образ матери-природы. Человек - не царь, а сын земли. В русской народной религиозности образ матери-земли нередко сливался с образом Матери Божией. Мать-сыра земля - родительница, хранительница нравственного закона родовой жизни ("теллургического" закона). Припадая к ней, находит человек утешение.
Оппозиция социального и природного дополняясь в сознании Осоргина противоположностью преходящего, временного и вечного. Возвращение к истокам - это возвращение к детству, к матери-земле, к своему роду. Любовь, страдание и покаяние искупят грех. Осоргин был убежден, что Россия -*мать-сыра земля” не погибнет и после нового раскола, еще более страшного, чем раскол в никоновскую эпоху.
В сборник вошли также статьи: "Ласточка в
интертекстуальности и скрипции романа М.Осоргина "Сивцев Вражек* (В.В.Мароши, Новосибирск), "Публицистика Михаила Осоргина (август 1916 - сентябрь 1918 гг.): темы, идеи, жанры" (Л.В.Поликовская, Москва), "Писатель и власть: Михаил Осоргин" (М.Я.Геллер, Сорбонна). В книге помещены сообщения: "Сергей Андреевич Ильин - старший брат писателя М.Осоргина. (Из заметок краеведа)" (Д.А.Красноперов, Пермь), "М.Осоргин и экскурсия русских учителей в Италию" (А.Пасквинелли, Милан), "Мемориальный фонд М.А.Осоргина в Пермском музее и концепция выставки, посвященной писателю” (Т.П.Чуракова, Пермь). В разделе "Публикации* печатаются "Московские письма" М.Осоргина (вступительная заметка Л.В.Поликовской; подготовка публикации Е.Г.Власовой).
В.Н.Сченснович
