CC BY
70
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ
СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА
РЕФЕРАТИВНЫЙ ЖУРНАЛ СЕРИЯ 3
ФИЛОСОФИЯ
2
издается с 1991г. выходит 4 раза в год индекс РЖ 2 индекс серии 2,3 рефераты 95.02.001-95.02.041
МОСКВА 1995
ФИЛОСОФСКИЕ ПРОБЛЕМЫ НАУКИ И ТЕХНИКИ
95.02.005. САМООРГАНИЗАЦИЯ И НАУКА: Опыт философского осмысления / РАН. Ин-т философии; отв. ред. Акчурин И. А., Аршинов В. И.— М.: Арго, 1994 .— 349 с.
Книга состоит из четырех разделов: “Самоорганизация и познание”; “Концепция самоорганизации: Понятийный аппарат”; “На пути к синергетической картине мира”; “Становление синергетического мышления”.
В предисловии (В. С. Степин, В. И. Аршинов) отмечается, что современная наука вступила в постнеклассическую стадию развития. Черты нового облика науки в наиболее концентрированном виде выражаются синергетикой, одной из главных задач которой является “познание общих принципов, лежащих в основе процессов самоорганизации, реализующихся в системах самой разной природы: физических, биологических, технических и социальных. При всем различии таких систем в качестве предметного поля синергетики все они характеризуются такими общими признаками, как открытость (для вещества, энергии и информации), нелинейность, удаленность от состояния термодинамического равновесия, свойством усиления случайных флуктуаций и возможностью когерентного поведения на макроуровне” (с. 5). Синергетику можно также определить как науку о нестабильности, науку о процессах становления, возникновения порядка из хаоса, их взаимопереходов. Как и сама синергетика, ее философия и методология являются междисциплинарными.
Раздел 1 включает статьи В. С. Степина “Динамика научного познания как процесс самоорганизации” (с. 8-32), В. И. Аршинова и Я. И. Свирского “Синергетическое движение в языке” (с. 33-47), Е. А. Мамчур “Когнитивный процесс в контексте представлений о самоорганизации” (с 48-65) и Е. Н. Князевой “В эволюционных лабиринтах знания: Синергетическое видение научного прогресса” (с 66-77)
В. С. Степин полагает, что идеи самоорганизации способны привести к новому описанию процессов роста знания, “обнаруживая в них нераскрытые или недостаточно четко зафиксированные состояния”, что в свою очередь “может дать обратный импульс к уточнению самой теории самоорганизации” (с 8). С его точки зрения, эволюция знания идет
по пути формирования все новых уровней системной организации, причем возникновение каждого нового уровня перестраивает всю систему знания, воздействует на ранее сложившиеся уровни, меняя композицию их элементов, “благодаря чему система, усложняя свою организацию, остается целым” (там же).
Любая относительно автономная единица некоторой отрасли науки (например, теория) предстает, с одной стороны, как особая система, а с другой — как элемент более сложной системы дисциплинарно организованного знания. Если предметом анализа является эта единица, то все остальное знание соответствующей науки окажется ее внешней средой, с которой она взаимодействует. “Поскольку эта среда образует особое системное целое, а ее отдельные элементы могут выступать как относительно автономные подсистемы, ее динамику можно рассматривать в качестве нелинейного процесса. При таком подходе обнаруживается постоянный обмен элементами и структурами между различными теориями, образующими научную дисциплину, что приводит к формированию в результате такого обмена все новых единиц в системе теоретического знания” (с. 14). Например, Г. Галилей моделировал качание маятника как падение тела с одной наклонной плоскости и его подъем на другую. X. Гюйгенс применил теоретическое представление о движении маятника для вывода закона центробежного ускорения, а И. Ньютой использовал последний закон (выведенный им самостоятельно) при построении теории всемирного тяготения.
Развивающийся массив знаний научной дисциплины можно рассматривать как нелинейную среду. Представление о динамике знания отдельных дисциплин как о порождении новых структур в нелинейной среде фиксирует рост знаний каждой такой дисциплины в качестве особого процесса самоорганизации. Но это только один тип нелинейной среды. Второй ее тип образует вся система взаимодействующих научных дисциплин. В этой среде происходят обменные процессы, связанные с переносом концептуальных структур и экспериментальноизмерительных средств из одной науки в другую (с. 20). Наконец, есть и третий тип нелинейности, “который определен погруженностью науки в культуру, ее взаимодействиями как целого с различными сферами культурного творчества” (с. 23). Все эти типы нелинейных сред взаимодействуют.
“Эпохи научных революций, связанные с перестройкой оснований науки (а к основаниям науки автор относит, во-первых, дисциплинарную онтологию, или специальную научную картину мира, во-вторых, систему идеалов и норм исследования и, в-третьих, философские и мировоззренческие основания, обеспечивающие включение специальных теоретических и эмпирических знаний в культурный контекст. — Реф.), можно рассмотреть в качестве своеобразных точек бифурка-
ции в развитии научного знания. Система знания, проходя через эти точки, характеризуется максимальной открытостью и суперпозицией всех трех выделенных выше типов нелинейности его роста” (с. 24). В этих точках осуществляется своеобразный выбор одного из нескольких возможных путей развития науки, причем этот процесс имеет два варианта. “Первый из них связан с конкуренцией исследовательских программ в рамках отдельно взятой отрасли науки” (с. 24), когда победа одной программы направляет развитие науки по одному определенному руслу, второй — “со взаимодействием научных дисциплин, обусловленным в свою очередь особенностями как исследуемых объектов, так и социокультурной среды” (с. 28), что в свою очередь может оказывать существенное воздействие на другие отрасли науки и на культуру.
В. И. Аршинов и Я. И. Свирский считают, что онтология мира самоорганизации предполагает переоценку классического представления о роли языка в познании, согласно которому язык является только средой, где “от источника к получателю распространяются готовые смыслы” (с. 40). Эта переоценка связана с выявлением “синергетического движения” в языке. Такое движение “подразумевает расшатывание трансцендентальной обусловленности высказываний, претендующих на статус истинности и открытие доступа к условиям возможности содержания высказываний — условиям, обеспечивающим спонтанное появление последних, их событийность” (с. 38). Языковая событийность возможна при наличии латентного поля значений, которое можно истолковать в терминах “открытой среды”. Ориентация на выявление этого поля есть “второе правило синергетического движения в языке”. “Таким образом, обсуждение нелинейной онтологии и соответствующего ей движения в языке предполагает наличие своеобразной “синергетической рефлексии”, когда концептуальный аппарат, претендующий на описание самоорганизующихся процессов, сам является результатом самоорганизации” (с. 38). .. Для нас, — за-
являют авторы, — ориентация на синергетическое движение... это ориентация на диалог, историческое время и становление как онтологические характеристики” (с. 35).
В статье Е. А. Мамчур обсуждаются процессы самоорганизации на когнитивном и деятельностном уровнях научного познания, т. е. на уровнях саморазвивающейся системы идей и системы деятельности исследователей. Акцентируя самопроизвольный, спонтанный характер процессов самоорганизации, автор подчеркивает, что на когнитивном уровне эти процессы не следует связывать с сознательной деятельностью ученых по выработке гипотез, законов или теорий, что они являются “как бы побочным эффектом, эпифеноменом целенаправленной деятельности ученых” (с. 50). Эти процессы определяются “от-
носительной автономией мира теоретического знания, подчиняющегося своим, независимым от создающего этот мир субъекта и в этом смысле объективным законам функционирования и развития (“третий мир” К Поппера — Реф )” (с 50-51) Поэтому нужно отказаться от оценки эволюционистских методологий науки как “биологизаторских” ведь они “моделируют не столько деятельность ученых, сколько относительно независимые от этой деятельности закономерности развития концептуальных систем Эти закономерности — проявления внутренней игры процессов самоорганизации в научном познании ” (с 52)
На деятельностном уровне процессы самоорганизации связаны прежде всего с деятельностью “динамических” (Т. Шибутани), “слабо связанных (а не сильно сплоченных) общностей исследователей” (с 56-57), причем внимание здесь надо обратить не на самих членов этих общностей, а на компоненты их деятельности В таких общностях индивиды рассматриваются не столько как их члены, сколько как участники совместного, кооперативного действия “Результатом процессов самоорганизации в данном случае оказывается не устойчивая материальная структура а кооперативное действие” (х 58) Действия таких общностей не детерминированы какой-то целью, а определяются общими исходными установками (картина мира, идеалы научного знания, традиции), они носят не телеологический, а телеономический характер
Если общность гетерогенна, то в своем кооперативном действии она может сформировать новую парадигму “ в разных областях интеллектуальной деятельности людей начинают функционировать идеи и концепции, близкие по содержанию и используемой терминологии” (с 62) В данном случае основой согласованных действий является “эмоциональный настрой” (Л Фейер)
Е Н Князева, критикуя “традиционный линейный взгляд” на историческое развитие научного знания, считает, что в его рамках “недооценивается роль маргиналий и девиант, сужается спектр возможных состояний и путей развития знания Упускаются из виду тенденции дегресса, вырождения систем научного знания, их догматизации, а также возвраты к старому, к забытым и полузабытым традициям” (с 67) Некумулятивные концепции в философии науки, хотя и более адекватны, все же не решают вопроса о возникновении нового знания С этой точки зрения более перспективно синергетическое видение когнитивных процессов, ибо “синергетика устанавливает мостики между неживой и живой природой, между целеподобностью поведения природных систем и разумностью человека, между процессом рождения нового в природе и креативностью человека” (с 68) Можно выдвинуть три аргумента в защиту синергетики познания 1) “очевидная роль кооперативных, когерентных эффектов в науке”, 2) “плодотвор-
ность структуралистского подхода к науке”, который показывает, что “жизнь продуктов сознания подчиняется закономерностям самоорганизации” (с 73), 3) “информационный подход к научному знанию” (с 74) “Если предельно кратко охарактеризовать сущность синергетического видения когнитивной эволюции, то акцент падает всего лишь на три основные идеи а) принципиальную открытость (незамкнутость) систем научного знания, б) нелинейность эволюции научного знания и когнитивных способностей человека и в) самоорганизацию когнитивных систем” (с 75) Однако, говоря о применимости синергетического подхода к представлению когнитивной деятельности, нужно иметь в виду, что 1) синергетические процессы независимы от намерений ученых, 2) они являются только одним из типов процессов, происходящих в научно-исследовательской деятельности, 3) синергетический подход является лишь одним из ракурсов исследования когнитивной деятельности ученых (с 69)
Раздел 2 открывается статьей И А Акчурина “Развитие понятийного аппарата теории самоорганизации” (с 80-97) Автор сосредоточивается на специфических для этой теории понятиях “когерентность” и “меняющаяся топология” (или “топологические инварианты динамических отображений”), прослеживая их развитие в истории науки и философии
Уже квантовое обобщение понятия классической когерентности волновых процессов “выявляет принципиально новые, существенно системные свойства физических объектов, т е такие, которые определяются не их отдельными составляющими компонентами, а именно их самой принадлежностью к некоторым, не всегда однозначно разложимым на “части” целостностям” (с 84) Философским предшественником концепции квантовой когерентности является Г В Лейбниц с его идеей “предустановленной гармонии” монад
Как известно, Р Декарт разделил мир на “протяженную” и “мыслящую” субстанции До недавних пор физика описывала лишь первую “половину” мира Однако Декартово разделение мира имеет смысл только для случая неменяющейся топологии, во всех же ситуациях самоорганизации (физики “высокоорганизованного” ) имеет место ее значительное изменение Именно топология выявляет “моменты, связанные с самим зарождением и постепенным развитием во всех организованных системах существенно идеальных, символических способов детерминации поведения составляющих их структур” (с 88-89) “Современная топология предоставляет в наше распоряжение до сих пор лучшую, по нашему мнению теоретическую модель соотношения материального и идеального соотношение так называемых топологических инвариантов — наиболее существенных топологических характеристик геометрических структур и самих этих геометри-
ческих объектов в их конкретной протяженно-пространственной “инкарнации” (с. 89). Вместе с тем указанные инварианты для динамических систем “представляют собой те “формообразующие” и даже “телеономические” факторы самоорганизации, которые так долго... искала мировая наука со времен Аристотеля” (с. 91). Через двойственную (“внешнего” и “внутреннего” пространства) топологическую детерминацию граничных условий можно повлиять на будущие состояния динамической системы, т. е. оказать и воздействие из будущего на прошлое: . в будущем (сознательно) изменяются некоторые топо-
логические характеристики (инварианты, например, те же когомологии) внешних, граничных условий системы — и тогда топологический принцип двойственности “заставляет”, “вынуждает” заранее предсказуемым образом изменить в настоящем глобальные топологические инварианты “внутреннего” пространства всех возможных движений динамической системы (все фазовое пространство “минус” его часть, занятая сознательно измененными в будущем объектами)” (с. 94).
Ю. Л. Климонтович в статье “Динамический и статистический’хаос, критерии степени упорядоченности в процессах самоорганизации” (с. 98-126) предлагает использовать в качестве такого критерия “значение энтропии Больцмана — Гиббса — Шеннона, перенормированной к заданному значению средней эффективной энергии — “функции Гамильтона” открытой системы” (с. 101). Используя этот критерий, можно показать, что переход от ламинарного течения к турбулентному является процессом самоорганизации, что “при неравновесных фазовых переходах, составляющих процесс самоорганизации, система идет по пути, отвечающему меньшему значению производства энтропии” (с. 124).
Ю. В. Сачков в статье “Случайность формообразующая” (с. 127-147) обосновывает следующую мысль: “... роль и значение случая в структурной организации материи отнюдь не сводится к тому, чтобы оправдывать и обосновывать хаос. Раскрытие современного содержания понятий о случайном основывается на анализе его вхождения в базисную модель мира, формирующуюся в ходе разработки представлений о самоорганизации. Соответственно этому “назначение” случая в этом мире состоит скорее в том, чтобы обеспечить переход одних структур в другие, чтобы порождать новые формы и чтобы открывать дорогу эволюционным процессам” (с. 146).
Э. Ю. Калинин в статье “Методологический анализ нелинейности в естествознании” (с. 148-159) обращает внимание на то, что “нелинейность как важнейшая формальная характеристика математических моделей сложных динамических систем выступает прежде всего средством их познания, а не какой-то самостоятельной по отношению к ним онтологической сущностью. Само ее наличие или отсутствие свя-
зано с конструктивной деятельностью исследователя, с теми целями, которые он перед собой ставит” (с. 150). “Адекватная оценка статуса нелинейности в научных теориях, и прежде всего в теории нелинейных колебаний, была дана Л. И. Мандельштамом и А. А. Андроновым и их сотрудниками в свете концепции идеализации, которая входила составной частью в их динамический стиль мышления ...” (с. 151). Причинами же онтологизации таких математических конструкций, как нелинейность, являются: 1) автономный характер существования знания как продукта научного исследования; 2) растущая математизация современного естествознания; 3) специфика идеализированной предметности теории нелинейных колебаний, синергетики и т. п.; 4) различия в характере существования теории и стиля мышления; 5) внутренняя аутореференция, аутопрезентативность значений и смыслов в иерар-хизированной системе знания (с. 157, 158, 160).
Раздел 3 состоит из статей С. П. Курдюмова и Е. Н. Князевой “У истоков синергетического видения мира” (с. 162-186), И. С. Добронравовой и С. П. Ситько “Физика живого как феномен постнеклассической науки” (с. 187-206), М. Б. Менского “Квантовая модель мышления и эволюция” (с. 207-228), В. И. Аршинова и В. Г. Буданова “Синергетика — эволюционный аспект” (с. 229-242) и Н. Д. Казакова “Синергетика и безопасность: Поиск нетрадиционного диалога” (с. 243-256).
С. П. Курдюмов и Е. Н. Князева “стремятся убедить читателя в том, что синергетика становится источником нового взгляда на мир, нового — эволюционного и холистического — видения мира” (с. 163). Показывается, что синергетический подход применим к квантовой механике: “Возможен вывод стационарного уравнения Шредингера в центральном поле сил с кулоновским потенциалом из параболической нелинейной задачи для автомодельного описания процессов на квази-стационарной стадии... квантование оказывается связанным с особой устойчивостью автомодельных режимов ...” (там же). Иными словами, “существует глубокая аналогия между собственными функциями горения нелинейной среды на квазистационарной стадии с собственными функциями стационарной задачи Шредингера в центральном поле сил с кулоновским потенциалом” (с. 173).
В Институте прикладной математики им. М. В. Келдыша, в Институте математического моделирования РАН, на факультете ПМК МГУ изучаются так называемые режимы с обострением. “Последние представляют собой режим сверхбыстрого развития процесса, когда характерные величины (температура, энергия, концентрация) неограниченно возрастают за конечное время, называемое временем обострения. В основе механизма такого развития лежит нелинейная положительная обратная связь” (с 166) Такие режимы моделируют эволюционные катаклизмы, имеющие место в социальных системах, в том числе
рост народонаселения, распады социальных организаций, а их знание позволяет “избегать нежелательных бифуркаций и катастроф путем переключения и противоположных по смыслу режимов типа инь-ян” (с. 185).
И. С. Добронравова и С. П. Ситько показывают на материале исследований взаимодействий низкоинтенсивного электромагнитного излучения миллиметрового диапазона с живым веществом (проводимых, в частности, в Харьковском и Киевском государственных университетах), что наряду с ядерной, атомной и молекулярной физикой сегодня уже существует и физика живого. “Физика живого сегодня — это научная исследовательская программа, объединяющая в своем ядре синергетические и квантовые принципы. В качестве защитного пояса гипотез здесь могут выступать физические модели биологических явлений, при создании которых широко используется опыт классической и неклассической науки... Физика живого оказывается примером нового научного направления постнеклассической ориентации... Отношение постнеклассической науки к классическому наследию мыслится направленным на сохранение и переосмысление его содержания, как и содержания своего непосредственного предшественника — неклассической науки” (с. 204). В физике живого теории классической науки находят более широкое применение “прежде всего за счет того, что стабильность, характерная для объектов и классической и неклассической физики как “физики бытия”, может быть рассмотрена с позиций “физики становления” как динамическая устойчивость, как воспроизведение себя самоорганизующейся системой’’ (с. 205).
М. Б. Менский на модели квантовой теории непрерывных измерений реализует мысль Н. Бора, согласно которой “мышление человека обладает характерными чертами, напоминающими характеристики квантовых явлений” (с. 207). Мышление понимается как “решение проблем” (с. 217) по образу нахождения частицей траектории движения при заданном поле сил и начальных условиях, траектории, на которой достигается экстремум действия. Чтобы результат решения проблемы мог быть использован, он отображается на классический носитель информации, а такое отображение есть измерение. “Устройство, осуществляющее измерение, отождествимо с макроскопическими структурами мозга, которые осуществляют функцию сознания. Само измерение будем понимать как осознание решения проблемы” (с. 219).
В статье также выдвигается гипотеза о том, что “аналогичный механизм может использоваться в живом организме и для обработки наследственной информации. Если эта гипотеза верна, то изменение наследственной информации, приводящее к изменчивости видов, может идти не вслепую, а целенаправленно” (с. 208).
В. И. Аршинов и В. Г. Буданов пишут, что “синергетику мож-
но было бы назвать постдарвиновской эволюционной парадигмой или универсальным эволюционизмом — терминами, наиболее подходящими для нарождающейся сейчас постнеклассической парадигмы науки” (с. 230). Как “динамическое процессуальное начало междисциплинарного синтеза научной рациональности” (там же) она имеет свой архетип в предыдущих эпохах. Например, Аристотель различал время движения “кинезис”, связанное с состоянием гомеостаза, и необратимое время гибели — рождения, или “метаболе”, отвечающее процессам становления и эволюции в целом (с. 232). Процесс становления постнеклассической науки как самоорганизации междисциплинарного знания по-новому позволяет осмыслить открытие феномена динамического хаоса. Открытие этого феномена “предполагает новую, открытую форму рациональности. Эта форма рациональности включает в себя три основных типа. Первый тип — верований, примет, народной мудрости. Это, по сути, целостный вероятностный взгляд на стохастическую структуру реальности. Второй, противоположный ему детерминистический взгляд классической науки, справедливый на малы* временах горизонта предсказуемости. И третий, “примиряющий” тип исторически локальной рациональности, по-видимому, свойственный в разной степени средневековой культуре и обыденному мировосприятию. Обнаруживаемое в динамическом хаосе внутреннее единство всех трех типов рациональности обосновывает возможность становления в современной культуре обобщенной рациональности, в контексте которой наука и практическая мудрость действительно нуждаются друг в друге” (с. 241-242).
Н. Д. Казаков применяет синергетическую парадигму к формирующейся в настоящее время новой концепции безопасности России. Он предполагает, что “управление состоянием безопасности должно каким-то образом ассоциироваться с'выбором спектра аттракторов, определяющих с минимальной степенью риска процесс эволюции стабильных форм организации социальной среды” (с. 251). Предпосылочный синергетический контекст концепции безопасности “определяется набором ключевых свойств или характеристических признаков, среди которых такие, как самоорганизованная активность, внутренняя целесообразность, открытость, оптимальная устойчивость, критичность, необратимость, неравновесность, нелинейность” (там же). В статье раскрывается содержание этих признаков.
В разделе 4 содержатся следующие статьи: “Школа Андронова как один из источников синергетики в СССР” (А. А. Печенкин, с. 258-274), “Хаос, пространство, самоорганизация” (М. Д. Ахундов, Л. Б. Баженов, с. 275-305), “Физические основы самоорганизации” (С. И. Валян-ский, С. В Илларионов, с. 306-325), “Физика и кибернетика: О тенден-5-823
циях и перспективах концептуального синтеза” (С. К. Абачиев, с. 326-349). .
А. А. Печенкин отмечает, что “школа А. А. Андронова лишь частично включилась в синергетические изыскания, лишь несколько физиков из той группы ученых, которая может быть квалифицирована как группа исследователей А. А. Андронова, стали активными исследователями в этой области науки” (с. 259). Это прежде всего Ю. И. Ней-марк, М. И. Рабинович и Л. П. Шпильников (ученики А. А. Андронова). Но эта школа создавала идейные предпосылки синергетики как исследовательской области, во-первых, через введение понятия автоколебаний и разработку методов качественного решения дифференциальных уравнений теории нелинейных колебаний (30-е годы) и, во-вторых, через идеи динамического хаоса, примененные к исследованию турбулентности (70-е годы). “Итак, возникшая в 30-х годах школа А. А. Андронова была ярко выраженной школой нелинейной физики. Ряд представителей этой школы принял активное участие в формировании синергетики. При этом существенную роль сыграло обобщение понятия автоколебаний: оно подготовило почву для восприятия концепции самоорганизации. Большую роль сыграли также контакты школы А. А. Андронова с коллективами исследователей, работавших в области эргодической теории” (с. 272-273). Но в отличие от Г. Хакена и И. Р. Пригожина и их коллег, “которые ассимилировали концепцию Динамического хаоса, опираясь на развитие своих идей (эти исследователи с самого начала подчеркивали фундаментальность статистических и стохастических представлений), последователи А. А. Андронова восприняли концепцию динамического хаоса, оказавшись под влиянием математиков, занимавшихся эргодической теорией” (с. 273).
М. Д. Ахундов и Л. Б. Баженов анализируют понятия хаоса, пространства и самоорганизации на материале древнегреческой мифологии и натурфилософии, рассматривая взгляды элеатов, атомистов, Аристотеля, а также характеризуя ряд исследовательских программ классической и современной физики — механическую, статистическую, релятивистскую, квантово-механическую, квантово-полевую. “Классическая физика, — пишут они, — смотрела на мир сквозь линейные очки, и мир линеаризировался в нашем сознании. Но мир, который можно узреть через нелинейные очки, оказался неизмеримо богаче и сложнее. Т. е. речь идет о смене очков... (ведь) выяснилось, что реальный мир нелинейный” (с. 277). Впрочем, то же самое можно сказать и об остальных упомянутых выше исследовательских программах физики — они тоже носят линейный характер. Вместе с тем в физике существует и много нелинейных теорий, но “в настоящее время они развиваются без какого-либо программного единства и, скорее всего, должны группироваться по различным нелинейным физическим ис-
следовательским программам, которые будут составлять корпус нелинейной физики” (с. 301). Сегодня потребность в программном единстве достаточно явная, она проявляется в попытках построить программу в духе интегративной науки о самоорганизации (Г. Хакен).
С. И. Валянский и С. В. Илларионов эксплицируют основные физические качества самоорганизующихся систем: 1) их открытость; 2) независимость образующихся структур от начальных условий и состояний; 3) их когерентность; 4) хаотический характер переходных состояний в таких системах. Первое означает, что через системы “постоянно проходит поток энергии. Более того, самоорганизующиеся системы могут существовать только в таких условиях”, которые далеки от равновесия (с. 323). Второе качество означает, что “структура системы в процессе эволюции определяется не тем, из какого состояния система стартовала, а тем, каковы ее параметры”, устанавливающиеся в ней в результате взаимодействия с внешней средой (с. 323). “Третьим свойством самоорганизующихся систем является такое их поведение, когда под действием внутренних связей среди возможных состояний системы селектируются лишь избранные, на поддержание которых тратится почти вся внешняя энергия, подводимая к системе” (с. 323). Тогда “переход от структуры к хаосу — это потеря системой когерентных свойств. И поэтому самоорганизация системы — это переход в когерентное состояние” (с. 315). Наконец, последнее качество определяется тем, что “самоорганизующейся система, прежде чем выбрать какое-то состояние, должна иметь возможность находиться в целом наборе других, из которых она и будет выбирать” (с. 324). “Переход системы к одному из устойчивых состояний может произойти либо как выбор, либо как отбор одного из состояний. Что это значит? Если все состояния при данных внешних условиях равноценны, то малые изменения внешних условий будут либо катастрофическими для всех состояний, либо все состояния не равноценны, и при изменении внешних условий часть из них будет исчезать, а часть нет. Вполне возможно, что подобным образом работает естественный отбор в природе” (с. 319).
С. К. Абачиев обосновывает “назревшую необходимость единого подхода к философским вопросам физики и кибернетики... первым шагом в этом направлении должно стать подтягивание методологической культуры исследователей философских вопросов кибернетики до современного уровня исследования философских вопросов физики” (с. 345). “Нам представляется, что история становления нерелятивистской квантовой механики может служить хорошей моделью при осмыслении целостной логики формирования единой теории организованной сложности природы. Теоретическая кибернетика в естествознании до сих пор в решающей степени остается в положении квантовой теории эпохи 1900-1927 гг. — в положении строителя, возводящего жилые 5*
этажи здания до закладки фундамента. В частности, по этой причине винеровское определение (кибернетикй. — Реф.) не может расцениваться в качестве четкого указания на ее предметную область... Лишь в 80-х гг. — перед лицом эмпирически данных тенденций обобщений кибернетических понятий и законов на процессы, изучаемые химией и физикой, — становится ясно, что предметом кибернетики в природе являются процессы на всех уровнях структурной организации живой и неживой материи. И теперь есть особенно серьезные основания полагать, что базовая концептуальная схема общей теории организованной сложности природы оформится в физике элементарных частиц в результате синтетического объединения кибернетических и квантоворелятивистских представлений, понятий и принципов” (с. 347).
А. И. Панченко
95.u2.006. ДЕРКСЕН А. СЕМЬ ГРЕХОВ ПСЕВДОНАУКИ.
DERKSEN A. The seven sins of pseudo-science // J. for general philosophy of science. — Wiesbaden, 1993. — Vol. 24, № 1 .— P. 17-42.
Статья Дерксена (университет Брабанта и университет Неймегена, Неймеген, Нидерланды) посвящена обсуждению демаркационных критериев, разделяющих науку и псевдонауку. Автор оспаривает точку зрения Дж. Лаудана, который полагает, что демаркация науки и псевдонауки есть псевдопроблема, а серьезное значение имеет лишь различие между хорошо подтвержденными и плохо подтвержденными теориями. Поэтому, с точки зрения Лаудана, нужно спрашивать не о том, является ли дайная теория научной или псевдонаучной, а о том, хорошо ли она подтверждена или плохо.
Соглашаясь с А. Лаггом в том, что разница между наукой и псевдонаукой не сводится к вопросу о степени, что псевдонаука не просто плохо обоснована, но имеет концептуальные ошибки и слабые места в своей структуре, А. Дерксен усматривает ограниченность его позиции в том, что она не объясняет, что такое хорошо и что такое плохо и почему одна теория хороша, а другая плоха.
К. Поппер, П. Тагард, А. Лагг считают, что о различии науки и псевдонауки стоит говорить только в том случае, если псевдонаука наносит социальный ущерб. Во всех остальных случаях судить о различиях между ними очень сложно, поскольку наука и ее концепции неоднократно изменялись в ходе истории, сама наука сложна и разделяет с псевдонаукой множество прегрешений и предрассудков, а псевдонаука демонстрирует, особенно на первый взгляд, некоторые черты науки, например, уважение к эмпирическому обоснованию и критике. По мнению А. Дерксена, вопрос состоит не в том, какова разница между наукой и псевдонаукой, а в том, почему ее так трудно уловить.
