95. 02. 004. Твердохлеб A. A. , шевырин В. М. Государственные служащие в России. 1722-1995: (динамика социального статуса). (исторический очерк)1) Текст научной статьи по специальности «История и археология»

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК

ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ

СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА

РЕФЕРАТИВНЫЙ ЖУРНАЛ СЕРИЯ 5

ИСТОРИЯ

2

издается с 19"'3 г. выходит 4 раза в год индекс РЖ 3 индекс серии 3.5 рефераты 95.02.001 - 95.02.023

МОСКВА 1995

23. Хачатурм К. Накануне финиша // Там же. - С. 186-191.

24. Шемякин Я.Г. Задача, которая еше долго будет оставаться актуальной // Таи же. -1987. - N« 6. - С. 68-72.

25. ¡Иулъговский А.Ф. Конкиста и Возрождение // Там же. • N« 5. - С. 58-62.

95.02.004. ТВЕРДОХЛЕВ A.A., ШЕВЫРИН В.М. ГОСУДАРСТВЕН« НЫЕ СЛУЖАЩИЕ В РОССИИ. 1722-1995: (ДИНАМИКА СОЦИАЛЬНОГО СТАТУСА). (ИСТОРИЧЕСКИЙ ОЧЕРК)1)

Эта тема весьма актуальна и в научном, и в практическом отношениях: она позволяет лучше понять историю России и ее настоящее. Однако реконструировать социальный облик бюрократии нелегко: она стала изучаться сравнительно недавно и очень немногими исследователями, причем их вниманий преимущественно обращается к истории XVI11 и XIX столетий. Зато и* работам (С.М.Троицкого, П.А.Зайнчковского, А.П.Корелина, Ю.Б.Соловьева, М.Ф.Румянцевой, А.Н.Медушевского, В.А.Иванова и некоторых других ученых) свойственно глубокое "погружение" в фактический материал, его скрупулезный анализ (45, 14, 24, 43, 42, 36, 16). То же самое можно сказать и о таких зарубежных историках, как Г.Торке, В.Пинтнер, Д.Орловски (54,52,51).

Естественно, что огромный материал, накопившийся за два с половиной столетия (формулярные списки чиновников, другие архивные источники, пресса, мемуары и т. д., не говоря уже о делопроизводственных источниках советского периода), во многом остается еще своеобразной "целиной". Поэтому так нередки ламентации исследователей по поводу отсутствия точных и обобщающих данных о численности чиновников, их социальном составе, возрасте, образовательном цензе и.т.п. Отчасти "повинны" здесь и первоисточники, в том числе и такой первоклассный, как перепись 1897г. Тем не менее, чиновники, как категория населения, не были выделены в отдельную графу. Советским госслужащим "повезло" в историографии еще меньше: в сущности, эта социальная

1) В работе использованы материалы В.ФЛомакиной

группа,- terra incognita, если не считать общих и публицистических работ о бюрократии. Но в них, а также во многих других публикациях, архивных материалах, "закрытых" прежде документах содержится немало данных о бюрократии, из «мозаики которых можно, со временем, создать целое "панно", • более или менее полную картину социального бытия российской бюрократии.

Несомненно, что и зарубежные исследования, хотя и далеко отстоящие от "эпицентра" нашей темы, весьма полезны при ее изучений своими теоретическими и социологическими наработками, авторы которых во многом идут от Макса Вебера, считавшего, что стратификация общества определяется политическими, экономическими и социальными показателями. Особенно важно их внимание к набору "свойств", позволяющих характеризовать статные группы (пол, возраст, национальность, религия, собственность и гл.), В последнее время наметилась тяга и российских ученых к теории, социологическим исследованиям, они стремятся рассматривать бюрократию в динамике, в ее исторической развитии. И все-таки приходится констатировать, что эволюция социального статуса • России государственных служащих, чиновничества, бюрократии (эти понятия можно не разделять, если речь вести об "управленцах"), • остается заметной лакуной в историографии.

Эта "я»ь" не радует и потому, что в нашей литературе, вышедшей в свет » конце 1980-х - начале 1990-х годов, как бы закрепилось и усугубилось то отрицательное, что обрушивалось на бюрократию в прежние времена. В этом смысле характерны следующие пассажи, рисующие в крайне непривлекательном свете российское "крапивное семя": "Бюрократия • продукт образования Московского государства. По мерс захвата и колонизации окраин вмешательство правительства в экономику стало правом управления страной. Оно и сформировало национальный тип русского чиновника: всевластного, подкупного, невежественного, развращенного властью, неповоротливого, тупоумного, азиатски-продажного, законопослушного и богобоязненного... Богом новой советской бюрократии, воплощением ее надежд на всевластие стал ! V2

Сталин. Он воплотил ее материальные и политические интересы. Выполнил задачу, которую до него ставили Иван Грозный и Петр I: создал новую бюрократическую касту, независимую от органического разделения общественных функций... (Бюрократия - авторы)... был» (и остается!) важнейшим элементом социальной структуры и политического строя России на протяжении столетий". При этом еще добавляется, что подобно тому как Англия послужила для Маркса "идеальной страной для создания теории капитализма, так и Россия может быть такой же страной для создания теории бюрократии" (34, с. 89).

Но не может быть объективной теория, которая сама результат неадекватно интерпретированной действительности. Такая теория может ей и повредить. Разумеется, в том, что было высказано много и верного, но поскольку в целом, допущена аберрация истинного облика бюрократии, необходимо внести существенные коррективы а само представление о ней.

Их привносят уже некоторые работы, в которых, по сути, впервые открыто заявляет о себе новая тенденция: "Bes чиновничества не может нормально функционировать ни один общественный организм, jrax что уравновешенное изучение этого инструмента управления приобретает в наши дни особое значение... нам следует спокойно изучать громадный опыт этого института власти. А это возможно осуществить, отказавшись от стереотипного представления о губернском чиновничестве как заведомо тупой и алчной, самодурствующей и солдафонской массы людей" (16, с. 3). Сказанное тем более верно в отношении столичного чиновничества: и образование, и общая культура у петербургских и московских госслужащих в целом была выше, чем у их губернских коллег. Важно, конечно, не "увлекаться "реабилитацией" царских чиновников, делая акцент лищь на позитивных чертах российской бюрократии, - этим мы погрешили бы против истины.

В литературе пока превалирует чрезмерное сгущение красок, которыми рисуется отталкивающий "образ" чиновничества. Нет дыма без огня: сама бюрократия очень постаралась "заслужить" резкую

аттестацию у своих современников. Известный историк Н.М.Карамзии говорил, что если бы отвечать одним словом на вопрос, что делается в России, то пришлось бы сказать - крадут! И гоголевский гротеск "Ревизор" имел в жизни глубокие корни. Все это действительно было: и повальное взяточничество, и невероятная волокита, лихоимство, казнокрадство и т.п. грехи российских чиновников. Главную причину этого назвал еще сановник Екатерины II, министр Александра I Д.П.Трощинский: если в западноевропейских странах правление • "только часть государства, то в России же правление все". А если добавить к этому всевластию темноту, невежество, забитость народа и многое другое, "сопутствовавшее" такой форме правления и чем нередко пользовались чиновники всех уровней, то они впрямь выглядят малосимпатично.

Но следует иметь в виду и то, что государство, которое хотя провоцировало, порой, взяточничество чиновников, возвращаясь, например, в середине ХУШ в. к многовековой практике "кормлений" из-за нехватки денег в казне, все же вело весьма решительную борьбу с пороками чиновников, • вплоть до публичных казней нечистых на руку вельмож.

Петровские указы предписывали чиновникам довольствоваться жалованьем, запрещали "корыстоватья" взятками, сурово наказывали казнокрадов. Петр I предписывал: "Неисполнение указов ничем не разнится от государственной измены". Институт фискалов был призваи бороться с взяточниками и казнокрадами, злоупотреблениями властью и нарушителями указов. Однако сам глава этого института, знаменитый обер-фискал Нестеров, разоблачивший немало преступлений, в конечном счете сам был изобличен во взяточничестве и лихоимстве, за что и подвергся казни. Сенаторы В.А.Апухтин и Г.И.Волконский, первые вельможи в государстве, за казнокрадство и злоупотребления лишились не только должностей, но и имений. Сибирский губернатор, "плут" Матвей Гагарин был повешен перед зданием Сената за то, что утаил хлеб, предназначенный на экспорт, присваивал деньги и товары, брал

взятки и даже похитил алмазы, приготовленные для царицы. В 1765 г. в указе Сенату об обязанностях чиновников значилось: "Лихоимственные дела почитать разрушающими государственное положение".

Дело, однако, не только в строгостях и "узде", в которой власть держала чиновников. Главное - это собственный "позитив". Ведь и усилиями чиновников развивалось российское государство, проводились реформы, одерживались блистательные военные победы, • все это в анналах истории. А.Н.Радищев, Г.РДержавин, В.Н.Татищев, М.М.Сперанский, И.И.Пущин, Н.С.Мордвинов, П.Д.Киселев, А.М.Горчаков, H.A. и Д.А.Милютины, К.К.Грот, М.Е.Салтыков-Щедрин, С.Ю.Витте, П.А.Столыпин - тоже были гоударственными служащими. И сколько их было еще, - талантливых и честных администраторов: Казначеевых, АрцимовичеЙ, Кони и им подобных!

Необходимо учитывать также динамику развития российского чиновничества, - оно никогда не представляло собой застывшую и однородную массу, - росла его численность, изменялся его состав, возраст, образовательный уровень, менялись политические взгляды и нравственные критерии многих государственных служащих Чиновничество конца XIX • начала XX в. сильно отличало» от бюрократии" начала XIX столетия и тем более XVIII в. Прогресс, развитие ораны сказывались и на этой социальной груше. Симптоматично упоминание А.И.Солженицыным в его думской речи о том, что в составе Временного правительства не было ни одного вора! Это, конечно, не значит, что чиновничество стало "паинькой", что исчезли все его "родимые пятна", • нет, но и представлять его социально-политическим атавизмом, было бы ошибочно. В феврале 1917 г, царское чиновничество в массе своей отшатнулось от трока, опровергнув тем самым известную формулу революционеров, которую они проповедовали: "Царское самодержавие есть самодержавие чиновников".

Неоправданно высокая концентрация темных "красок" при изображении дореволюционного чиновничества вызывает

возражение еще и потому, что так "запечатленное" оно, по сути, отождествляется с советской бюрократией. А это ведет к резкому нарушению исторической перспективы.

В действительности же, несмотря на многие их явные и поразительные сходства ( в известной мере обусловленные и общими чертами функционирования бюрократии), они резко отличаются , и прежде всего, по своей социальной эволюции. Показывая этот процесс в XVIII -XX вв., мы, в известной степени обобщаем его, даем его "теорию", которую, образно говоря, можно назвать теорией "перевернутого изображения", социальной перверсией. В ней 1917 год выглядит как точка пересечения двух эволюций. Графически - это две линии, пересекающиеся в одной точке. Сходящиеся линии символизируют эволюцию социального статуса чиновников до большевистского переворота, расходящиеся • эволюцию советских служащих, • перевернутое изображение двух линий, двух эволюций.

Для этих эволюций характерен ряд прямо противоположных процессов, "диалектика" которых, однако, такова, что советские "антиподы", пройдя сложный путь развития, в конце-коМцов возвращаются не "на круги своя", как можно было бы ожидать в начале "перестройки", а к реставрации капиталистического строя, которому, собственно, служила и дореволюционная бюрократия.

Одна из важнейших причин такой поразительны! метаморфозы, • привилегии, которыми обзавелись революционеры, после того как они совершили величайший социальный переворот в мировой истории. Переходя от одного поколения руководства партий и государства к другому, и мощно нарастая, эти привилегии оказались среди тех "пружин", которые, сработав в "коридорах власти", повернули страну на "новый-старый" путь. Таким образом, само ее вступление на этот путь, во многом связано с социальной ролью партийных и государственных чиновников, сыгранной ими вследствие изменения их социального статуса.

Самое характерное для истории чиновничества в царской России - это ускорение процесса социального "размывания" бюрократии, терявшей свою привилегированность, черты былой

кастовости и становившейся столь разнородной во всех отношениях, что в начале XX столетия эта бюрократия поистине представляла собой "рассыпанную храмину".

К состоянию "рассыпанной храмины" она пришла м неполные 200 лет своего существования.

Петр Великий "отец-основатель" новой российской

бюрократии. Генеральным регламентом коллегий и Табелью о рангах (1722) определялись права и обязанности чиновников, порядок их комплектования, продвижения по службе и оплаты труда. Утверждался абсолютизм, устанавливалась зависимость благосостояния, статуса и престижа чиновничества от воли монарха • предоставляемых им чинов, должностей и связанных с ними привилегий. В основание административной службы в качестве важнейшего принципа иерархического чиновного деления вместо происхождения, знатности и рода или "породы" был положен принцип служебной годности. Узаконивалось приобретение дворянства выслугой и пожалованием государя. Была создана четкая иерархическая система: новые должности расписывались по 14 классам или рангам, а каждый из них подразделялся на чины военные, гражданские (статские) и придворные. Табель закрепила отделение военной службы от гражданской и придворной, вводя иерархию особого типа внутри каждой на них и в то же время приравнивая соответствующие однотипные чины разных отраслей управления друг к другу. Преимущество при этом (внутри определенного класса) отдавалось воинским чинам перед прочими.

Устанавливалось строгое почитание высшего ранга низшим и штрафы за нарушение субординации, причем они распространялись и на женщин, подведенных под ранги соответственно занимаемым ими придворным должностям, а при их отсутствии - по рангам их мужей и отцов. Каждому разряду служащих, яо отношению к другим разрядам, был дан определенный и четко зафиксированный законом статус в обществе, обеспечивающий престиж данного лица в социальной иерархии (36, с. 194 -196,291).

Табель определила и внешние отличия, поставленные в

лрямую зависимость от ранга: места при богослужениях и придворных церемониях, наряд, экипаж, число лакеев, их ливреи и тд.: "Понеже такожде знатность и достоинство чина какой особы часто тем умаляется, когда убор и прочий поступок тем не сходствует". При Екатерине И дворяне, получили особый мундир, в котором можно было даже присутствовать без приглашения на дворцовых балах, но в карете, запряженной шестью лошадьми, разрешалось ездить только особам первых пяти классов.

Табель о рангах давала возможность пополнения дворянского сословия: первый обер-офицерский чин (14-й класс) давал потомственное, а первый гражданский чин того же класса - личное дворянство. Дослужившиеся до 8-го класса личные дворяне становились потомственными, и с тех пор они и их родившиеся после этого дети "в Вечные времена лучшему старшему дворянству во всяких достоинствах и аваитажах равно почтены быть имеют, хотя бы они и низкой Породы были". Однако продвижение лиц "низкой породы" было не очень легким. Уже в 1724 г. запрещено было их производить, минуй очередные чины.

Табель оставалась в основе своей неизменной вплоть до 1917 г. (из 14 классов в гражданской службе сохранилось 12). Но, несмотря на свою "долговечность", Табель в конце-концов сделалась анахронизмом: жизнь обтекала ее со всех сторон, властно вторгалась в "прописи", по которым жила бюрократия, • в "Устав о службе гражданской" и "Общее учреждение губернское", зазиявшее прорехами изъятий устаревших положений, запестревшее заплатами новых. В течение XIX в. несколько раз менялся и самый "надзор" за прохождением службы чиновниками, их личным составом (от департамента Герольдии Сената до Комитета о службе чинов гражданского ведомства и о наградах и Инспекторского отдела в составе е.ил. Канцелярии). Многократно возникал и серьезно обсуждался (в 1823, 1846, 1858, 1883-1886,1895-1901, 1906 г. ) в самых "верхах" вопрос об отмене чинов. "Здание" Табели "закачалось" потому, что резко возросла численность служащих, претерпевал

13-1

заметную эволюцию их состав, "столкнулись" чины и должности, знания и происхождение.

Социальные, а не демографические тенденции обусловили более быстрый рост государственного аппарата в сравнении с увеличением численности населения. В 1727 г. насчитывалось 4874 чиновника, в 1754-1756 гг. (тогда впервые была проведена их перепись) - 5379 человек; в 17% г. - 15 - 16 тыс; 1847 Г.-61 518 (только классных чинов, без канцелярских служителей); в 1857 г. - 86 066 человек. А население империи в 1796 г. составляло 36 млн. человек, в 1851 г. - 69 млн. Следовательно, государственный аппарат в первой половине XIX в. рос примерно в 3 раза быстрее, чем население, причем самым значительным был рост в министерстве финансов, внутренних дел, юстиции. В 1903 ^насчитывалось уже более 500 тыс. чиновников (из них 135 тыс. канцелярских служителей) (14, с. 71).

Не менее впечатляет увеличение в составе чиновничества удельного веса разночинцев, нередко успешно совершавших восхождение на верхние ступени Табели о рангах, добивавшихся все более высоких чинов, а с ними и получения личного и потомственного дворянства, - своей вожделенной цели, достижение которой радикально меняло их положение в обществе: главный водораздел в социальной структуре России лежал между дворянством и основной массой населения.

Если, как отмечалось, в 1754-1756 гг. было 5379 чиновников, то после введения новых штатов в 1764 г. - 16 504 человека. Уже в середине XVIII в. потомственные дворяне составили меньшинство среди чиновничества - 21,57%, а 78,43% были выходцами из непривилегированных сословий. Из имевших, офицерские ранги около 50% составляли потомственные дворяне tí почти столько же -вошедшие в "благородное сословие" в результате службы, причем 15,3% превратились в потомственных дворян, т.к. достигли чинов 1 -8 класса. По данным С.М.Троицкого, условно разделивших всех чиновников на 4 разряда: 1 - I-.V классы; 2 - VI-VIII; 3 - IX-XIV; 4 -канцелярские служители, и, что теперь принято всеми исследователями, дворяне преобладали среди чиновников первого

разряда (87,5%), второго (76,8%). В третьем их насчитывалось лишь 34,5%, а среди канцелярских служителей - 4,1% (45).

Весьма нагляден процесс отступления дворян (уменьшается их удельный вес) на чиновничьей лестнице под натиском представителей непривилегированных сословий и при обращении к данным 11 половины ХУ111 столетия. В 1775 г. на одного выходца из разночинцев приходилось среди чиновников 8 класса - 12,5 дворян; 9 - 6,5; 10 - 1; 12 - 1,38; 13 - 1,43; 14 - 0,36. Среди губернских регистраторов, архивариусов и т.п. • 0,36; среди копиистов, подканцеляристов и канцеляристов - 0,35.

В 1781-1782 гг. на одного выходца из разночинцев приходилось дворян: в 6 классе - 16; 7 - 11,38; 8- 4,56; 9 - 3,16; 1»- 0,68; 1» - 0,5; 12 -0,90; 13 - 0,86; 14 • 0,45. Среди губернских регистраторов, архивариусов • 0,37; мелких канцеляристов - 0,30.

В 1798-1799 гг. на одного такого выходца приходилось дворян: в 5 классе - 6,75; 6 - 4,53; 7 - 2,23; 8 - 2,93; 9 -1,19; 10 - 0,43; 12 - 0,56; 13 -0,93; 14 - 0,26. Среди губернских регистраторов, архивариусов и т.п. • ОД); среди мелких канцелярских служителей • 0. (42,с.206-210).

Эта статистика говорит сама за себя. И она не кончается XVIII в., к комиу которого выходцы из приказных, из людей духовного звания, купцов и т.д., составили 1/3 дворянства и заносились в дворянские родословные книги, существовавшие в - губерниях (в третью часть книги, фиксировавшую тех, кто получил дворянство по службе).

С 1836 по 1843 г. в чин VIII класса было произведено 2558 дворян, 4685 лиц других сословий (из духовенства, купечества, мещан и пр. ), т.е. 64,7%. О том, насколько это значительный процент, свидетельствуют и такие данные: в 1847 г. в VIII и других классах верхней половины Табели состояло чиновников: в I классе -1, П - 40, III-166, IV - 484, V -1110, VI -1621, VII - 2588, VIII - 4671. И это притом еще, что с 1845 г. "планка", взятие которой давало право на дворянство была поднята до V класса!

Но это не снизило притока на госслужбу лиц из непривилегированных сословий. Из 39 535 получивших .3-2

потомственное дворянство в 1875-1896 гг. только выходцы из духовенства насчитывали 16% (24, с. 28). Не экстраординарным событием было тогда и получение титула. Не случайно исследователь родов и титулов Российской империи Е.П.Карнович обронил в своей монографии фразу: "Титул может получить каждый простолюдин!"

Такое наблюдалось в последние десятилетия существования романовской империи, когда дворяне по происхождению занимали (в 1897 г.) лишь 30,7% всех классных должностей. Нередко даже имевшие право (по чину или ордену) на дворянство не заявляли о нем. Правда, и в XX столетии было немало тех, кто не переставал, по выражению известного предпринимателя П.П.Рябушинского, "бегать за выродившимся званием русского дворянина". Высшее сословие с течением времени лишилось почти всех своих прежних привилегий, оскудело материально, несло на себе явственный отпечаток низших сословий, вход которым в "благородное" раскрывался властью все шире, несмотря на ее очевидное нежелание делать это. В XVIII И даже XIX вв. (до отмены крепостного права) все это имело весьма приглушенный характер. Государственная служба манила многих престижностью, возможностью повысить свой социальный статус, получить материальные преференции. Как отмечал в записке о государственной службе Николаю 1 председатель Государственного совета князь Б.А.Васильчиков, каждый "усиливается получить каким бы то ни было обрааом права и преимущества высшего сословия".

Дворяне по царской грамоте от 21 апреля 1785 г. ("Грамота на права, вольности н преимущества благородного дворянства") освобождались от телесных наказаний ("да не коснутся благородного"!). Судить дворянина мог только суд, составленный на равных ему. Приговор суда подлежал утверждению самой императрицы. Дворянин мог продолжать службу или просить отставки; - мог беспрепятственно выезжать за границу. Подтверждалось полное право дворян распоряжаться своими поместьями, а следовательно, и крепостными: продавать их, завещать, заводить фабрики, рудники, торговли, ярмарки и т.д. Дворяне имели исключительное право выбирать из своей среды на

дворянские должности, большие преимущества по службе и при поступлении на нее, и при чинопроизводстве. И действительно, чем выше по службе продвигался дворянин, тем щедрее он награждался (орденами, чинами, крепостными, землей, "арендой" и тл ). В Жалованной грамоте 35 статей гласили о дворянских привилегиях, и только одна статья касалась обязанностей дворянина "по первому позыву от самодержавной власти не щадить ни труда, ни самого живота, для службы государственной" (13).

Статус личных дворян. отличался от статуса потомственных некоторым ограничением привилегий (личное дворянство распространялось только на получившего его и на его жену, такой дворянин не мог служить на выборных дворянских должностях, владеть крепостными лишь в исключительных случаях и т.п.). Переход от личного дворянства к потомственному был, в сущности, облегчен указами 1790-х годов. По указу Екатерины II от 16.XU.1790 г. "О правилах производства в статские чины" устанавливались два пути вверх по лестнице чинов вне зависимости от наличия вакансий: награждение орденом за особые заслуги н выслуга определенного числа лет в предыдущем чине: "...к одобрению людей достойных и способных, и дабы не заградить таковым пути к преимущественному перед прочими возвышению..лавать чины тем на удостоенных, кто не менее трех лет в одном чине действительно служит, разумея до VIII класса". Указ Павла I от 9.12.1799 г. устанавливал сроки выслуги в чинах от IX до V класса (4,5,6, и 4 года).

Получение очередного гражданского чина стало правом госслужащих, на реализацию Которого они могли претендовать (если не находились поп следствием и не были опорочены по суду). Лишь получение чина вне положенного срока за особые заслуги делало его наградой. Но на практике Сенат назначал на должности лиц с чином меньшего класса, чем класс должности, с одновременным повышением для них класса чина до класса должности вне срока выслуги и особых заслуг. И хотя этой практике был положен конец указом 2.6.1808 г., чин явно "оторвался" от должности, начал вести

как бы самостоятельное от нее существование и "открылся широкий путь к достижению дворянства всеми сословиями".

Это во многом объясняется нехваткой гражданских чиновников, недостатком подходящих кандидатов для замещения вакантных должностей. И указы, и практика Сената вызывались реформами государственного управления, которые проходили во второй половине XV1H • начале XIX в., расширением государственного аппарата, введением новых штатов в 1764 г., а также созданием министерств в 1802 г., заменивших устаревшие коллегии. Большой дефицит в гражданских чиновниках испытывал госаппарат и вследствие указов, дававших дворянству "послабления" по службе (1736, 1745), и , наконец, даровавших ему "вольность" (1762 г.), закрепленную в Жалованной грамоте (1785 ). В результате усилился отток дворян с государственной службы. Вакуум заполнялся даже выходцами из податных сословий, что открывало им "путь наверх". Дворянство неохотно шло на гражданскую службу: как правило, гражданские должности состоятельные его члены занимали, лишь прослужив определенное время в армии и достигнув высоких чинов. На средние и низшие должности, особенно местных административных и судебных учреждений, дворяне, по выражению С.Н.Терпигорева, "сдавали...своих пролетариев или своих инвалидов". В начале XIX в. "для дворянина вступление в ряды чиновников считалось даже неуместным..." (24,16).

Мощная струя "служилого дворянства", хлынувшего в "первенствующее сословие", вызывала резкую реакцию "столбовых " дворян, недовольных нашествием в ряды благородных "нового элемента". Они негодовали, что за 20 лет царствования Николая I "вошло в дворянское сословие до 20 т (тысяч) недостойных сочленов, событие плачевное, требующее неотложных мер для отвращения столь очевидного зла на будущее время".

Правительство признавало: "Неоспоримо, что -число дворян год от году умножается и что злу сему время положить преграду". Ее начали возводить еще в 1827 г, когда по положению "О канцелярских служителях гражданского ведомства" было воспрещено принимать на

службу детей купцов И и III гильдии, вольноотпущенных и их детей, мещан и лиц других категорий, принадлежащих к податным сословиям. Но в то же время правительство было против отмены правил приобретения дворянства, установленных в Табеле, - сама возможность этого приобретения, считалось в правящих сферах, "поощряет чиновников к продолжительной и ревностной работе". И "отменить главную надежду в достижении службой дворянства значило бы ослабить лучшую пружину".

"Надежду" чиновникам оставили, но дважды - в 1845 и 1856 гг. был повышен класс чина, необходимого для получения потомственного дворянства. Сначала с VIII класса (чин коллежского асессора) до V (чин статского советника), а затем до IV (чин действительного статского советника).

Еще раньше, в 1832 г. был учрежден институт почетного гражданства, имевший целью удержать "городских обывателей в первобытном состоянии", не допустить в дворянство.

Аналогичные меры принимались и при награждении орденами. До середины XIX в. "пожалование" любым орденом сопровождалось возведением в потомственное дворянство. С 1845 г. награждение третьей степенью ордена Анны стало давать только личное дворянство. Подобная "девальвация" произошла и с двумя низшими степенями орден» Станислава. Вскоре (в 1859 г.) изменился и статут Знака отличия беспорочной службы (учрежденный в 1827 г.) за 15 и более лет (По пятилетиям) нахождения в классных чинах, который теперь присваивался за выслугу не менее 40 лет. До 1859г. получение Знака было условием награждения очередным орденом.

Возможность получения ордена связывалась с классом чина награждаемого, хотя ордена и не были формально приравнены к классам Табели о рангах. С 1856 г. потомственное дворянство давало награждение орденом Владимира IV степени. Для получения ордена было достаточно занимать должность не ниже VII класса, находиться в чине этого же класса и иметь 35 лет беспорочной службы. Все это было отменено в 1900 г., когда "вход" в высшее сословие начал

контролировать уже орден Владимира III степени: слишком велик был приток дворянства через "орденскую дверь" (в конце XIX в. более 60-70% возводимых в "потомственные!). Этот "Владимир" оказался цербером, надежно оберегавшим сословие от проникновения в него новых сочленов: орден не мог быть испрошен чиновником ниже У класса(24, S0).

Придерживая так служащих из непривилегированных сословий, правительство одновременно "тянуло" дворян вверх по служебной лестнице, создавая им "режим наибольшего благоприятствования". Эта забота ощущалась уже при поступлении дворян на службу "по происхождению": срок выслуги ими первого классного чина был значительно короче, чем у выходцев из других сословий. Быстрее, чем их коллеги по службе они, "переходили" и в VIII класс Табели о рангах.

Специально для дворян открывались и учебные заведения (Шляхетский корпус, Царскосельский лицей, Училище правоведения др.), которые "приуготовляли" отпрысков благородных фамилий к государственной деятельности. Учитывая известную непривлекательность гражданской службы в глазах дворянства, правительство стремилось повысить ее престиж. Затруднен был переход из военной службы в гражданскую для лиц, слабо подготовленных к ней. При Николае I некоторые элементы военной службы (ношение формы, дисциплина, субординация и т.п.) были внедрены в ряд гражданских ведомств.

В 1809 г. с преобразованием придворных чинов (камергеров, камер-юнкеров и др.) в почетные придворные звания был положен предел практике (немало портившей крови гражданским чиновникам), когда родовитые дворяне, получив эти чины, причем часто без выслуги, в молодом, возрасте, "перечислялись" на придворного ведомства в гражданское и сразу оказывались на высоких постах, обойдя многих чиновников, десятилетиями выслуживавших свои чины.

В идеале правительство хотело, чтобы гражданское чиновничество рекрутировалось бы в основном из дворянства и было

бы оно сведущим, профессионально подготовленным к службе, образованным. Но жизнь разбивала эти мечты, и правительство всегда стояло перед извечной и тягостной для него коллизией: выбирать между знанием и происхождением чиновников. Попытки правительства повысить образовательный ценз для поступления на службу и в то же время оставить в "неприкосновенности" права "первенствующего сословия" потерпели фиаско. Оно вынуждено было признать, что дворянство не желало отказываться от "удобности достигать чинов не заслугами и отличными познаниями, но одним лишь пребыванием и счислением лет службы" (24, с. 88). Привилегии этого сословия, не стимулируя заинтересованность в получении образования, способствовали его культурному застою, сужали возможности пополнения рядов госслужащих из числа дворян. Колебания . правительства, отразившиеся и в законодательстве (они во многом обусловили и социальный портрет чиновничества в XIX - XX вв.), закончились тем, что "верхи" сделали в 1906 г. окончательный выбор в пользу знаний и образования чиновников, а не их "породы". Правительство отнюдь не предало дворянство и не принесло его в жертву своим интересам, напротив, оно бросило ему якорь спасения: возможность лучше адаптироваться в изменяющемся российском обществе.

Образование с начала XIX в. подтачивало сословные устои госслужбы и в конце-коицов привело (вкупе с изменением социально-экономической и политической обстановки в стране) к почти полному "вымыванию" ее феодальных основ, перерождению архаичного еще местами законодательства в отражающее новые .реальности капиталистического общества.

Этот "марафон" длился более 100 лет: 1803 -1906 гг. Указ 1803 г. предупреждал госслужащих о необходимости приобретать высшее образование для успешного продвижения по лестнице чинов. Указ 1809 г. реализовал это предостережение: чтобы получить чины VIII и V классов, необходимо было иметь диплом о высшем образовании или сдать соответствующие экзамены. Указ готовился в глубокой тайне под руководством М.М.Спсранского. Для чиновников указ стал 14-1

неприятным сюрпризом. Многие из них поспешили, воспользоваться "географической лазейкой", позволявшей обойти суть указа,- в некоторых местностях российской империи (Сибирь, Кавказ) производство в чины коллежского асессора и статского, советника разрешалось без необходимого для этого образовательного ценза. Не обошлось и без трагикомедии: в Тифлисе возникло "асессорское" кладбище, на котором хоронили или еще не успевших приобрести чин коллежского асессора, или умерших вскоре после его получения, - приехавшим "за чином" кавказский климат был противопоказан (21).

Несмотря на то что в последующие десятилетия от указа существенно отошли, образование, как основной критерий при поступлении -на госслужбу, прочно закрепилось в законодательстве. Основа для этого имелась: университеты в России с самого начала были всесословными. И хотя на службу принимали "по праву происхождения" и "по праву образования", - предпочтение отдавалось последнему. По положению от 25.6. 1834 г., все поступавшие на службу подразделялись прежде всего в соответствии с образованием. Окончившие высшие учебные заведения и медалисты гимназии (I разряд) независимо от происхождения прямо определялись в классные должности с присвоением чина Х-Х1У класса. Получившие среднее (II разряд) н начальное (III разряд) образование зачислялись канцелярскими служителями с правом производства через определенное время в классный чин. Принадлежность к высшим разрядам давала преимущества и при последующем чинопроизводстве.

При поступлении "по праву происхождения" дворяне были вне конкуренции. Они получали I классный чин через 1 год, дети личных дворян, священников, купцов, относящиеся ко П разряду, -через 2 года, остальные (III разряд) через 4 года. Но и уже здесь обращает на себя внимание тот факт, что наибольший срок выслуги законодательство предусматривало для лиц с низшим образованием: дворяне получали класс через 2-4 года, относящиеся ко II разряду, через 4-6 лет, III - через 8-12 лет. Особенно высокий барьер ставился

недворянам при «ыслугр VJJ| класс«,. Qh«L (в том числе и имеюшие образование) должны были прослужить не менее 5-10 лет, в то время как дворяне 2-4 гада. "Барьер" был снят по указу 9.12.1856 г. Окончившие высшие учебные заведения утверждались в том чине, на который давала им основание ученая степень или аттестат. В дальнейшем они должны были подчиняться общим срокам чинопроизводства независимо от происхождения. Все остальные, не иыевшие по образованию право на классные чины, как и прежде, принимались на службу канцелярскими служителями. Здесь дворянство по-прежнему имело преимущество в виде сокращенных сроков выслуги, но только до получения первого чина (24, с. 90). И наконец, несмотря на некоторые попятные шаги в области образования (пресловутое положение о "кухаркиных детях " 1887 г. и др.), в 1906 г. царь отменил и эти привилегии дворянству: "Высочайше повелеваю. В изменение установленного порядка производства в первый классный чин постановить наиследущие правила: ...Канцелярские служители для производства их в первый классный чин делятся иа разряды в зависимости от полученного ими образования...". Служба стала всесословной.

Эта новация в госслужбе особенно важна в контексте серьезных изменений в государственном строе России, главным иа которых было учреждение парламента. Старое самодержавие кончилось, оно стало конституционным, начавшем, в сущности, преображаться в конституционую монархию. Всесословное» госслужбы была и проявлением этого процесса, и фактор««, ускорявшим его.

Образование, вытеснявшее сословность, все более облагораживало госслужбу. В начале XIX в. уровень образования чиновников был низким главным образом из-за отсутствия сети учебных заведений, возникшей только в 1804 г. (высшие, средние, низшие учебные заведения). Основным видом образования было домашнее. В середине XIX в. в обычной губернии Центра России насчитывалось 7,2% чиновников с высшим образованием, в Московской губернии - 28,8%. В это же время в правительственном 14-2

аппарате с высшим образованием было сенаторов - 24,5%, губернаторов • 32,2 , председателей казенных палат - 22%. Из 4339 лиц, принятых на службу с ноября 1894 г. по август 1895 г., высшее образование имели 32,5%, среднее -15,5%, низшее - 52,43%. В 1903 г. высшее образование в правительственном аппарате имели: губернаторы - 65,9%, вице-губернаторы - более 50, председатели казенных палат - 68,5%. В 1897 г. среди чиновников I-IV классов (составивших 1,5% всех гражданских чиновников) получивших высшее образование было 87%; V-VII1 классов (49%) - 58%). (14,16).

В 60-90-х годах российская высшая школа подготовила 85 тыс. человек, в 1898-1916 гг. - 152 тыс. При этом резко сократился процент дворян (особенно потомственных) в составе студентов. В 30-50-х годах в' университетах учились 65-67% детей дворян н чиновников. В конце XIX в. дворян насчитывалось 22,8%. В 1906 г. потомственные дворяне составляли 12%, а в 1916 г. - 5% всех универсантов. Кроме того, следует учитывать, что "сословная принадлежность к дворянству покрывала пеструю массу людей, различных по социальному положению, в том числе деклассированных дворян - фактических разночинцев"(15). И наоборот, среди высших чиновников (вплоть до министров) все чаще появлялись разночинцы, выслужившие потомственное дворянство (Н.Х.Бунге, И.А.Вышнеградский, Д.М.Сольский, К.ПЛобедоносцев и др.).

В декабре 1894 г. министр финансов С.Ю.Витте получил право замещать все должности до V класса включительно "лицами, не имеющими соответствующих чинов, а равно и лицами, хотя вовсе чинов не имеющими и, по общим правилам, не имеющими права на вступление на государственную службу, но получившими высшее образование".

Постоянно увеличивавшаяся потребность в новых кадрах служащих привела к тому, что в "Уставе о службе" пришлось сделать более 30 оговорок, изымающих из среды действовавшего законодательства целые отрасли управления. К концу XIX в. из 126

177 штатных должностей в восьми наиболее многолюдных ведомствах (МВД, Министерстве финансов, Министерстве юстиции и др.) - 73 003, т.е. около Головины разрешено было замещать лицами, вообще не имевшими этого права по происхождению, и, порой, даже по образованию. (28,с.91). Отступления от правил были сделаны и лично для С.Ю.Витте и П.А.Столыпина. Обычно должность министра соответствовала II классу, товарища министра - III, директора департамента (управления), губернатора и градоначальника • IV, вице-директора департамента и вице-губернатора - V, а столоначальника там же - VII классу. С.Ю.Витте, имевший чин титулярного советника (IX класс), но находившийся на частной службе, в 1889 г. был назначен директором Департамента железнодорожных дел Министерства финансов с производством в чин действительного статского советника (IV класс). В 1906 г. П.А.Столыпин занял посты министра внутренних дел и председателя Совета министров, имея лишь IV класс. Но быстро последовало его производство в III, а затем и во II класс.

Высшая школа в начале XX в. способствовала и смягчению национального неравенства различных народов, в том числе и в госслужбе, так как сословно-табельные привилегии, связанные с высшим образованием, открывали путь в госаппарат (выпускники государственных университетов и учебных заведений университетского типа получали чины X и XII классов; эти выпускники-недворяне пользовались правом Причисления к личному почетному гражданству и др.).

В дореволюционной статистике национальная принадлежность чиновников подменялась религиозно-исповедальной: православной, католической, лютеранско-протестантской, магометанской т.д. В первую, как считается в современной литературе, входили не только русские, но и украинцы, белорусы, грузины, принявшие христианство евреи и др.

В чиновничестве на всем протяжении XVIII-XX вв. преобладали лица православного исповедания. По переписи 1897 г.

более 81% личных дворян и классных чиновников считали русский язык родным, как и 53% потомственных дворян. 47% "первенствующего сословия" составлял нобилитет национальных районов империи (28,6% - поляки, 5,9% - грузины, 3,4% • литовцы и латыши, 2,4% - немцы и тд.). Поэтому и в госаппарате на всех его уровнях помимо православных служили католики, лютеране и др. (24,14).

В некоторых ведомствах они играли весьма заметную роль. Так, например, если в 1853 г. в руководстве губерниями преобладали православные чиновники (84,5%), то в это же время из 19 послов 9 были православными, 9 - лютеранами и 1 - католиком (14).

Высшая школа в конце XIX - начале XX в. подрывала и корни гражданского неравноправия женщин. Их "эмансипация" становилась фактом. Они занимали должности в различных ведомствах (медицинском, народного образования, почтово-телеграфном и др.) , и круг этих должностей становился все шире. Диплом о высшем образовании давал женщинам те же права, что и выпускникам мужских высших учебных заведений, но кроые служебных и сословных Они получали те же должности, что и мужчины, с тем же вознаграждением, пенсии и государственые пособия, могли стать магистрами и докторами с соответствующими правами. Однако законодательство не ставило служащих женщин вровень с чиновниками: ст. 156,157,756 Устава о службе гласили, что "женщины, хотя бы и занимающие на государственной службе штатные должности", к категории чиновников и канцелярских служащих "не могут быть относимы".

Возраст не играл такой сакраментальной роли на государственной службе; как пол, хотя поступить на нее можно было не ранее, чем в 16 лет, далее возраст чиновника не имел особого значения для его карьеры. Конечно, до XX в. чиновник-дворянин, да с высшим образованием , уже в молодом возрасте-мог достичь высоких чинов, если к тому же производство шло "за отличие". В 1856 г. сроки производства устанавливались следующие: из XIV в

XII, из XII в X, из X » IX, из IX в VIII класс -три года; из VIII в VII, из VII в VI, из VI в V - четыре года. При производстве "за отличие" эти сроки сокращали«, на один год. По возрасту "верхи" губернской администрации были значительно моложе, нежели чины высшие, состоявшие не только в Государственном совете, Комитете министров и Сенате, но и в Центральных учреждениях, - товарищи министров, директора департаментов. Так, среди последних 24% имели возраст свыше 61 гада, а среди губернаторов - только 9%. Средний возраст руководящих чинов в губфниях составлял от 52,5 лет (губернаторы) и до 43,4 года (прокуроры). И в это время (середина XIX в.) большинство губернских чиновников принадлежали к лицам сравнительно молодого возраста. Чиновники в возрасте до 36 лет составляли в средней губернии Центральной России 71,9%, в Московской губернии, как столичной - 57,3% (14,16).

Достижение высокого чина всегда ставилось в зависимость от Продолжительности службы в классных рангах. Даже в XX в. (август 1900 г.) было подчеркнуто, что получение чина действительного статского советника требует службы в классных чинах не менее 20 лет. Впрочем, чиновники высших ранп» никогда не были цветущими юношами, а в Комитете министров, Государственном совете. Сенате, где средний возраст "присутствовавших" был за 60, встречались и 80-летние старцы.

"Содержание* или оклады чиновникам выплачивались, в соответствии с законодательством, или по должностям, илй по чинам. В XVIII в. делалось это (особенно в отношении низших категорий служащих) крайне нерегулярно. Правительство иногда вынуждено было допускать рецидивы "кормлений" и сквозь пальцы смотреть на взяточничество представителей власти. Порой задержки с "зарплатой" составляли несколько лет, а выплачивались "натурой". В XIX столетии этого уже не было. Служащие получали деньги 20-го числа каждого месяца. Их содержание составляли: жалованье, столовые деньги, квартирные деньги (в том случае, если чиновнику не предоставлялась квартира), выплачиваемые за

несколько месяцев вперед. Сведения о материальной обеспеченности чиновничества содержатся в штатных расписаниях (отдельных групп чиновничества). Но они не раскрывают различные виды добавочного содержания, которые имеются в "Списках гражданским чинам". Никакой тайны из материального положения служащих не делалось, как и из их (чиновников высокого ранга) привилегий.

В XIX и начале XX в. условия жизни основной массы служащих были довольно тяжелыми ( исключения устанавливались законом в ст. 721-745). Не случайно, что чиновникам разрешалось совместительство. У Акакиев Акакиевичей всегда был соблазн "удариться" в частную службу, где нередко платили больше, чем на госслужбе, но правительство, блюдя, "реноме" госслужбы, запрещало чиновникам "устраиваться" кучерами, лакеями и т.д. Большой разрыв в материальном обеспечении низших и высших чиновников существовал уже при Петре I. Наиболее высоко оплачиваемыми были иностранцы, оклад которых нередко вдвое превышал содержание их коллег, находившихся в том же ранге. К тому же высшие и средние чиновники в XVIII и первой половине XIX в. имели "пожалования" крепостными, землей, "арендой" и т.д. В XVIII в. некоторое время столичные служащие получали большие оклады, чем в среднем по стране. В начале XIX в. губернские чиновники имели не одинаковое содержание из-за того, к какому разряду • I или II была отнесена в "Общем штате губернских и уездных присутственных мест" (1800 ) та или иная губерния. В зависимости от этого разница в содержании чиновников составляла до половины оклада.

В начале XIX в. был очевидным контраст между "зарплатой" высших и низших чиновников. Копиисты получали всего'40 руб. в год, или 3 руб. 30 коп. в месяц. К середине столетия оклады чиновников почти не изменились. В 40-е годы оклад губернатора в 30 раз превышал оклад младшего чиновника губернского управления. Эта разница увеличится, если учесть, что многие губернаторы получали различного рода дополнительные суммы (14,с.77).

Согласно штатам министерств (1802 ), сохранявшимся до 50-х годов, содержание министра составило 12 тыс. руб. в год плюс казенная квартира. Но содержание министров было далеко неодинаковым ("аренда", жалованье из "кабинета", "пансион" за ордена, "прибавки" и т.д.). Так, министр П.Ф.Брок получал содержание 12 тыс., министр уделов Л.А.Перовский - более 23 тыс., министр иностранных дел К.В.Нессельроде - почти 17 тыс. руб. Существенно отличались и оклады товарищей министров. Известный историк Г1 .А .Зайоичковский сетует: "Установить какую-либо закономерность в окладах высшей бюрократии довольно трудно". Но он же подчеркивает, что "хотя содержание директоре» департаментов весьма различалось • от 3330 до 9930 руб., однако основной оклад жалованья и столовые получали все одинаково* (14,с.79,80). . . ,

"Зарплата" чиновников начала быстро расти со второй половины XIX в., увеличившись к середине 80-х годов примерно в два раза (не стояли, правда, на месте и цены). Росла ежа и в последующие десятилетия. Но сохранились различия в оплате лиц, состоявших в одинаковых должностях в различных ведомствах, а порой и внутри одного министерства. "Чемпионом" стали акцизные чиновники, получавшие в два раза больше, чем их комет, что вполне объяснимо: удержать их от "искуса" взяток. Из заработка чиновников удерживалось 2% "пенсионных" (1% у низкооплачиваемых) к 10% "инвалидных" (из дополнительных выплат).

Рост окладов в немалой степени был вызван увеличением численности госслужащих, Не имевших собственности, оскудением дворянства, уже и» чуравшимся гражданской службы, а устремившемся в те в поисках средств к жизни. Еще в конце 40-х годов около половины потомственного дворянства (48%) - 122 426 лиц из 253 068 - "никогда не бывали ни в какой службе", хотя из этого общего числа 148 685 человек - "из служилого дворянства*. Лично занимались хлебопашеством 109 444 дворянина. С отменой крепостного права материальное положение дворянства ухудшилось.

16-1

Еще при Николае I прекратились пожалования крепостными. При Александре III (в 80-х годах) монарх перестал награждать землями. При Николае II были отменены "аренды" (1906 г.). Попытка наделить землей часть чиновничества провалилась. "Дворянские гнезда* переходили в руки "новых людей". С 1898 г. 1-е место в покупках земли перешло к крестьянам. Дворянское землевладение с 1862 по 1905 г. уменьшилось на 41%. В Центральных районах страны это землевладение сократилось на 56%. Имущественное неравенство среди помещиков было уже столь велико, что отчетливо выявились элементы социальной дифференциации. К 1902 г. уже более 70% высокопоставленных чиновников не были обеспечены землей (24,с.99). Вдвое сократилось число землевладельцев среди сановников II IV классов. Жалованье стало основным средством к жизни для огромного большинства госслужащих. Предпринимательство не привилось в их среде, да и законодательство (глава 6 Устава о службе) вводило весьма строгие ограничения на эту их деятельность.

"Распорядиться" же государственной собственностью как своей бюрократия не могла не только потому, что ежа находилась под контролем верховной власти в начале XX в. отчасти и общественности - ее организаций, прессы ; это исключалось и ее этикой, и наличием в стране собственнических классов. Мешало тому и то, что бюрократий представляла собой весьма разнородный конгломерат.

Неоднородна она была и в политическом смысле. Несмотря на то что "историческая власть* перманентно принимала законодательные меры к искоренению "политического разномыслия* в среде чиновничества (в 1822, 1850, 1908 гг.), это различие проявлялось всегда и, усиливаясь со второй половины XIX в., привело к тому, что в XX столетии дух оппозиционности довольно глубоко проник даже во властные структуры, о чем можно судить, например, по книге "Реформа или революция? Россия 1861-1917" (СПб., 1992). Можно сказать, что в начале нашего столетия было парализовано основным противоречием: оно служило и развитию капитализма, и старому порядку.

В Февральскую революцию недовольство бюрократии "этим царем" или самодержавием в целом вызвало ее сугубую пассивность, нежелание защищать Николая II, тем более что в условиях революционного вихря сделать это было не так просто. Октябрьскую революцию высшее и среднее чиновничество в большинстве своем не приняло. Но то, что три революции в России произошли всего за 12 лет, свидетельствует о накоплении в стране революционной энергии большой разрушительной силы.

Возможность того, что этот "джин", накопив силы, "вырвется из бутылки", предвидели такие умные представители бюрократии второй половины XIX в. , как П.А. Валуев, А.В.Головнин, братья Милютины , и др. Главную причину такого развития исторического процесса в России они усматривали в запаздывании и недостаточности реформ. ■

В силу "нестыковки" модернизации, требовавшей глубокого обновления социально-экономической и политической жизни, с психологией традиционного "самодержавства" последних российских монархов, с социальным и политическим эгоизмом "верхних 10 тысяч", в стране создалась такая напряженная атмосфера, что, когда самодержавие включило "рубильники войны" в 1904 и 1914 гг., оно, по сути, само взорвало себя.

Из-за ошибок Временного правительства и его неспособности решать назревшие проблемы власть взяли большевики. С их победой старое чиновничество кануло в историческое небытие. "Персонально" же оно "осколками" разлетелось по советским учреждениям и предприятиям. Новый режим держал этих совслужащих "в ежовых руковицах", усматривая в них ту "бациллу" бюрократизма, которая может поразить новый госаппарат. Но со временем выяснилось, что в аппарате развился "вирус" болезни, куда более страшной, чем тривиальный бюрократизм, этот "хронический насморк" любой бюрократии.

Кардинальное отличие советской бюрократии от дореволюционной именно в наличии "вируса" всевластия и привилегий, которые постепенно обрел "новый аппарат", 15-2

превратившийся благодаря им в своих элитных звеньях в "новый класс".

Взяв власть в октябрьские дни 1917 г., большевики вынуждены были решать практические проблемы государственного < и хозяйственного управления и вместе с ними рационального использования труда служащих, нахождения оптимальных размеров их численности, материального стимулирования трудовой деятельности и др. Пришлось пересмотреть и отношение к праву назначения должностных лиц сверху. До октября 1917 г. считалось, что данная практика лежит за пределами демократизма. По словам Ленина, необходимость руководства народом через назначенных сверху лиц "является в корне фальшивой, недемократичной, цезаристской или бланкистской.авантюрой" (29, с.464).

Но уже весной 1918 г. высказывается противоположная идея: возможность и даже историческая неизбежность совмещения личной власти с диктатурой пролетариата. "Внесписочный" характер номенклатуры появился еще при Ленине, но в этой форме она присуща всякой приходящей к власти элитной группе, ибо представляет собой обычный для истории процесс конструирования единомышленников в социальную силу, способную взять и удержать государственную власть.

Происходившие изменения в положении, статусе чиновничества были неразрывно связаны с преобразованиями в социально-экономической и общественной жизни страны, осуществлявшихся под руководством компартии, претендовавшей на монопольное положение в политической системе. Шаг за шагом национализируется сначала крупная и средняя, а затем и мелкая промышленность.

Традиции авторитарного правления в России и бюрократические тенденции революции, тяга к бюрократическому решению всех социальных и экономических вопросов способствовали тому, что государственный аппарат стал неуклонно возрастать, хотя призывов к решительной борьбе с этим злом в решениях партийных форумов, в выступлениях Ленина было предостаточно. "Тут нужна

чистка террористическая: суд на месте и расстрел безоговорочно", • писал он, касаясь Вопроса о бюрократизме и связанным с ним злоупотреблениями (31* с.234).

В условиях гражданской войны, когда жизнь строилась по законам "военного коммунизма" и в городах повсеместно осуществлялось одно из его положений • трудовая повинность, неожиданно возникла и стала нарастать как снежный ком проблема низкой эффективности работы госаппарата при чрезвычайно переполненных штатах его учреждений. В 1913 г. служащих насчитывалось 3*3 млн. человек, в конце 1919 г. • 7,7 млн. (в границах до сентября 1939 г.) (17, с332).

В 1920 г. в стране сформировался мощный бюрократический слой, во многом уже не связанный с массами. Занимаясь в условиях острой нехватки необходимых ресурсов и средств распределительными функциями, он приобрел огромный вес "и влияние. Бюрократический Механизм, который гарантировал некоторую стабильность и относительную устойчивость "военно-коммунистической" организации общества, тем не менее не мог обеспечить быстрой и эффективной реализации решений.

Низка была профессиональная подготовленность работников госаппарата даже среди лиц, непосредственно осуществлявших функции управления в государственном и хозяйственном аппарате. Все осуждали бюрократию. Слово "бюрократизм* постоянно употреблялось как уничижительный термин, ассоциировавшийся с такими понятиями, как "казнокрадство*, взяточничество, барское отношение к простому люду. В начале 1919 г. Троцкий резко критиковал уже "нового ¿оветского бюрократа" как невежественного, самодовольного, завистливого, называя подобных чиновников "подлинной угрозой делу коммунистической революции* и "настоящими сообщниками контрреволюции" (46, с.170-172).

Об этом же говорилось и в рабоче-крестьянской и солдатской среде. Распространялись листовки с прямыми призывами "(»организоваться в партийную организацию низов в противовес организации верхов". Этот призыв обосновывался тем, что у

бюрократических "верхов" "завелось страшное желание... быть высшими верхами,и вследствие этого пошли личные счеты, подлизывание, сплетни, злоупотребление и заискивание и ясно официальное неравенство. Каждый верх считает низы серой кобылкой и не хочет не только с ними, низами, считаться, но даже не контролируется нами и находит нас ниже себя" (18, с. 115).

Уже во время гражданской войны рождавшаяся номенклатура в такой мере вошла во вкус привилегий, что в сентябре 1920 г. была даже создана так называемая "кремлевская контрольная комиссия", Ее задачей было изучить вопрос о "кремлевских привилегиях" (так и было сформулировано) и в той мере, в какой это будет возможно, ввести их в рамки, якобы понятные любому партийцу. Ликвидированы же были не привилегии, а сама комиссия и "Известия ЦК РКП(б) поместившие это сообщение. За протест на лекции-диспуте, в котором участвовал известный журналист и общественный деятель В.А.Поссе, против привилегированных пайков функционеров правящей РКП(б) , он чуть не угодил под суд. Этот представитель "этического коммунизма" считал, что установилась диктатура паразитизма и жестокости над трудящейся массой, самое "государственно-коммунистическое движение не в интересах большинства населения, а меньшинства новой советской бюрократии. "Сладкая жизнь" партийно-государственной элиты, предтечи нового правящего класса, формально не имевшего собственности, а фактически присвоившего собственность всей страны н пользовавшегося ею от имени народа, уже тоща вызывала возмущение.

Каждая попытка проведения реформы, придавала центру еще больше власти, увеличивала количество и влияние тех, через которых эта власть осуществлялась. Все признавали необходимость иметь квалифицированных специалистов, чтобы управлять советскими учреждениями. Стремясь как-то отстраниться от слова "бюрократ", в политический оборо* было запущено слово под нейтральным понятием партийного или советского "аппарата". В апреле 1921 г. Ленин пишет: "Вез "аппарата" мы бы давно погибли.

Без систематической и упорной борьбы за улучшение аппарата мь погибнем до создания базы социализма" (27, с.312)..

Новая экономическая политика привнесла многое в положение служащих. К 1921 г. безудержное следование логике развития военно-коммунистических форм, их отождествление с "коммунистически организованным трудом" привели к тому, что государство практически полностью монополизировало экономическое регулирование, подчинило себе рею систему распределения материальных благ и снабжения производства. Вместо "коммунистически организованного труда" большевики получили неповоротливый бюрократический аппарат, уже неспособный оперативно реагировать на все увеличившиеся сбои в экономике и политике.

Уже в 20-е годы проявился стереотип экстенсивного выполнения управленческих функций: если что-то делать, то обязательно при увеличении штатов, звеньев, ассигнований. Все более утверждалась практика • и в центре, и на местах - иметь "солидный аппарат". Дело доходило до курьезов, но довольно симптоматичных. В 1927 г. в Абхазии создается Госплан в составе 28 человек, с секциями: промышленно-техническая, социально-экономическая, лесная, сельскохозяйственная и конъюнктурный совет. А между тем в Абхазии тогда не было никакой промышленности, кроме одной маленькой табачной фабрики, да и та сгорела (23,с5б).

О тесной взаимосвязи раздувания штатов и создания видимости работы в свое время заметил нарком финансов Г.Сокольников. В разговоре с ФДзержинским он, говоря о необходимости экономить народные деньги, заметил, что спрос рождает предложения. Чем больше средств получат ваши работники, тем больше будет дутых дел. Такова специфика вашего весьма важного и опасного учреждения.

Основной организационной формой, завершившей процесс образования советской государственной службы, явилась система номенклатуры руководящих работников^' перечень лиц, которые

замещали руководящие должности (1, с. 25). Она создается по указанию Сталина. Некоторые общие соображения об этой системе Сталин впервые изложил на XII съезде партии в 1923 г. "Необходимо подобрать работников так, чтобы на постах стояли люди, умеющие осуществлять директивы, могущие понять директивы, могущие принять эти директивы, как свои родные, и умеющие их проводить в жизнь. В противном случае политика теряет смысл, превращается в маханье руками" (8, с.56).

После XII съезда в учетно-распределительных отделах были немедленно сконцентрированы учет и распределение ответственных работников "во всех без исключения областях управления и хозяйства" (25, с.729).

В 1922 г. Учраспред ЦК, подчиненный непосредственно Секретариату ЦК> произвел более 10 тыс. назначений. В 1924 г. Учраспред слился с Оргинструкторским отделом ЦК. В результате был образован Орграспредотдел во главе с Молотовым и Кагановичем, ставший фактически главным отделом в аппарате ЦК. Отдел формировал как партийную, так и государственную номенклатуру.

Надо отметить, что сначала номенклатура представляла собой лишь перечень должностей, занятие которых осуществлялось через решение вышестоящих эшелонов власти. И введена она была потому, что государство испытывало острую нехватку в подготовленных и профессионально, и политически кадрах. Поэтому каждый из них был на учете. С этой точки зрения, введение номенклатуры, вероятно, было необходимо. В дальнейшем по мере разрастания административно-командной системы номенклатура подверглась деформации, превращаясь из перечня должностей в перечень лиц, постоянно находящихся в обойме номенклатурного круга.'Именно поэтому сложилась порочная практика сохранения во что бы то ни стало провалившего дело, но преданного управленца, в кругу руководящих лиц. Ведь подготовка номенклатурного работника -дело длительное. Вначале работника, обнаружившего соответствующие качества, замечают, поощряют, поддерживают.

После предварительных испытаний его заносят в' так называемый "резерв". Это • мощный стимул для данного работника. Он предельно четок в работе, свято соблюдает правила субординации, проявляет постоянную энергию и рвение, всеми способами доказывает, что на него можно положиться. Такова "тернистая дорога" к номенклатурному кругу. Сотни и тысячи работников roc- и партаппарата прошли по нему.

В первые гады своего существования номенклатура представляла собой лишь функциональную группу, а не сформировавшийся социальный слой. Лишь со временем, по мере консолидации тоталитарной системы, перехода к нормальному функционированию масти она постепенно превращается в социальный слой, становящийся ядром новой бюрократии. Именно "кадры", монополизировавшие право замещения всех сколько-нибудь серьезных, сколько-нибудь связанных с исполнением политических функций должностей (а не бухгалтеры или делопроизводители), определяют физиономию этого нового слоя (49, с.47).

Система номенклатуры, созданная Сталиным, была призвана установить жесткий контроль за кадрами со стороны партийных органов. Им были составлены списки N 1 к N 2, по которым высшие должности в партийном и государственном аппаратах назначались: по списку N 1 • Только ЦК, по списку N 2 - Орграспредотделом ЦК.

Эти списки представляли собой внеюридическую норму права властвующей группы, ПО которой партократия присвоила себе правомочие полного Произвола назначения на высшие государственные должности в СССР н тем самым превратила органы государственного управления в абсолютно замкнутую корпорацию; а списки выполняли роль механизма отчуждения народа от юридического (политического) права выбора (48, с.16).

Далее, с 1925 г., вводится список N 3. На эти должности руководители уже отбирались теми, кто прошел в государственный и партийный аппараты, но согласовывались с Орграспредотделом. Они охватывали управленческие должности Всех -предприятий и организаций СССР (48, с.5) 16-1

Появление "внесписочной" номеклатуры. в условиях существования "списочной", это - специфика СССР. Она имела свое документальное оформление - Кодекс законов о труде РСФСР (перечни N 1 и N 2 приложения N 1 к ст. 38 Положения о порядке рассмотрения трудовых споров), хотя там границы ее размыты (58, с.5).

Таким образом, номенклатурой были охвачены все до мельчайших функциональные структуры общества. Однако юридически регулировалась лишь незначительная часть отношений в низах советского гражданского общества, лишенных какой-либо социальной власти.

Сталин контролировал полностью не только списки N 1 и N 2, но и N 3. Составление и заполнение номеклатуры являлось его постоянным и основным занятием. Остальная работа во всех ее формах была подчинена исключительно этой задаче. По описаниям его секретаря, Баженова, других свидетелей того характера работы, который был присущ Сталину, а именно: безразличие к сущности самого процесса выработки управленческих решений, а также полное сосредоточение на кадровых вопросах и слежке за подчиненными ему высшими чинами, - можно заключить, что Сталина увлекала и интересовала лишь кадровая проблема. Ярчайшим примером этого является его спокойствие по поводу выработки действительно самой демократической Конституции (1936), поскольку он понимал, что действовать будет не она, а выпестованные им номенклатурные принципы власти ( 58, с.б).

Списки N 1, 2 и 3 перерабатывались ежегодно; появлялись новые соответственно тем изменениям, которые претерпевала структура общества и аппаратов.

Компартия время от времени устраивала шумные кампании против бюрократизма. Но при этом его природа не раскрывалась, в основном говорилось в плане узколичностного состава советских учреждений. Отсюда и такие методы борьбы с бюрократизмом, как периодические "чистки" государственного аппарата, замена "вычищенных" работников другими. Это мало что давало; новые

работники действовали теми же бюрократическими методами. Не достигало цели и сокращение штатов, произведенное в первое время после перехода к нэпу. Созданная система не поддавалась реформированию. Она уж«, развивалась по собственным законам, воспроизводя сама себя во все большем масштабе.

В октябре 1926 г. ХУ партконференция заклеймила бюрократизм как "громадное зло на протяжении всего периода существования советской власти". Начавшаяся кампания против бюрократии практически превратилась в кампанию упрощения и укрепления аппарата. Регулярное распространение получила практика чистки госаппарта. При этом в письмах местным партийным организациям ЦК РКП(б) требовал от партийных комитетов при решении кадровых вопросов "отличать чистку партии от чистки советского госаппарата". Так, в письме ЦК "О проверке личного состава сотрудников госучреждений" от 17 декабря 1924 г. указывалось: "Государственный... аппарат в своей деятельности вынужден пользоваться силами не только партийных работников, количество которых в советских учреждениях незначительно, и не только вовлекать все большее количество беспартийных рабочих и крестьян, но также пользоваться в значительном количестве силами так называемой интеллигенции и элементами, принадлежащими к другим классам, даже нередко совершенно чуждых нам, но без которых государственный аппарат в настоящее вреыя не может еще обойтись". В этом же письме определялся основной критерий для оценки профессиональной пригодности работников советских учреждений органами ЦКК-РКИ. "Проверять прежде всего квалификацию и добросовестность и из этого исходить при решении вопроса о пригодности" (19, с. 17-18)

С целью постановки систематической работы со служащими по решению СТО от 26 мая 1923 г. в госучреждениях создавались аттестационные комиссии. На них возлагались наблюдение за качественным составом сотрудник«» учреждений, проведение аттестаций как поступающих на работу, так и по необходимости всего личного состава учреждений (19, с.21).

16-2

Проводившиеся кампании приносили кратковременные позитивные результаты. Так, в 1927-28 г. расходы на содержание госаппарата сократились почти на 40 млн. руб., составляя 4% бюджета против 5,6% в 1926-27 г. В целом по стране численность аппарата только в 1927 г. была сокращена почти на 200 тыс. единиц, а расходы на его содержание уменьшились примерно на 300 млн. руб. Это было сделано главным образом за счет сокращения центральных исполнительных органов при некотором росте штатов местных учреждений просвещения и здравоохранения (39,т.1, с. 346).

Очередная кампания чистки госаппарата была проведена по решению XVI партконференции (апрель 1929 г.). Ее целью, по словам Калинина, должно стать "удаление лишь вредных элементов, враждебных Советской власти , и безнадежных бюрократов" (20, <и378).

Надо признать, что в конце 20-х годов был достигнут определенный сдвиг в повышении эффективности и доступности для населения административной машины. Однако проводившиеся чистки в партии и госаппарате, удаление из них независимо мыслящих, способных противостоять партийному давлению, и сохранение тех, кто проявлял полное и безусловное послушание, ослабляли и лишали всякой иницативы административный аппарат.

Государственный аппарат СССР во второй половине 20-х годов изменялся следующим образом: на 1 мая 1925 г. в нем были заняты 436 049 человек, на 1 мая 1926 г. - 469 959, на 1 января 1927 г. - 474 556 и на 1 января 1928 г. - 437 520 человек. По переписи госаппарата по состоянию на 1 октября 1929 г. в нем насчитывалось 825 086 человек (2, с.9; 7,с. 12).

На протяжении всех лет советской власти усилия партии были направлены на расширение своего влияния в советских учреждениях в различного уровня органах госаппарата. Еще в начале 20-х годов, Ленин писал, что госаппарат "только слегка подкрашен сверху, а в остальных отношениях является самым типичным старым из нашего старого госаппарата" (32, с.383). В масштабе страны численность коммунистов - работников советских учреждений; по отношению к

общей численности советских служащих составляла в 1923 г. 6,1% (19, с.118). По мере укрепления, расширения влияния партии ее ряды начинают быстро возрастать, в значительной степени за счет тех, кто стремился таким образом изменить свой социальный статус. Подобное положение констатировал уже XII съезд РКП(б): " Этот сравнительно небольшой процент, в свою очередь, отражал и руководящий аппарат, состоявший в своем большинстве из коммунистов, и известный процесс, отмеченный XI съездом РКП(б), что к партии примазываются чуждые, карьеристские элементы, преимущественно из городских мещан" (25, т.2, с.335). По данным Всероссийской переписи 1922 г. 40,9% нового пополнения партии приходилось на служащих административно-хозяйственных учреждений (19, с.26).

В 1926 г. партийная прослойка в государственном и хозяйственном аппарате значительно возросла. Только по аппарату ВСНХ процент коммунистов среди служащих составил 13,8, число большевиков особенно возросло среди руководящих кадров, достигнув, например, в Президиуме ВСНХ РСФСР 83,3% (39, т.1, с.441-442).

Помимо количественного роста советской бюрократии внимание партии продолжал привлекать ее социальный состав. Прошел страх перед саботажем "бывших" чиновников. Из 963 232 служащих административных, советских, кооперативных и хозяйственных учреждений в 1927 г. только 40 093, или 4,2%, ранее являлись чиновниками царских учреждений, хотя среди служащих наркоматов их доля составляла 5,9% (7, с.59-60). Эти цифры не казались слишком тревожными. Однако настроение резко изменилось весной и летом 1928 г., когда освещение в печати "шахтинского дела" привлекло внимание к потенциальной измене бывших буржуазных специалистов. Осуждение и увольнение чуждых элементов с административных постов теперь активно проповедовалось и осуществлялось, прежде всего в небольших автономных республиках, в губернских и областных организациях, где они до тех пор не привлекали внимания.

Прежние призывы партийных руководителей, в том числе и Ленина, к массовому участию рабочих в борьбе с бюрократизмом строились главным образом на предположении, что рабочие будут контролировать и надзирать за бюрократами, а вовсе не заменять их, поскольку самой бюрократии предстояло исчезнуть. И в середине 20-х годов в официальных заявлениях по данному вопросу присутствовала известная неопределенность. Пленум ЦК партии, прошедший в феврале 1927 г., выразил надежду, что включение в советский аппарат "лучших рабочих... и наиболее... передовых крестьян", партийных и беспартийных, станет противоядием против бюрократизма. Главными каналами выдвижения должны были служить профсоюзы, причем не в порядке ударной кампании, а в ходе "системататической работы" (49).

Однако достигнутые результаты были скромнее, чем ожидалось. В апреле 1929 г. в партийном журнале были приведены следующие данные. Число рабочих, ежегодно представляемых партийными организациями на "выдвижение", выросло с 7459 в 1925 г. до 14 500 в 1927-1928 гг. Но лишь немногие из них, по словам автора, были Назначены на ответственные посты. Необходимость "замены рабочими негодных и бюрократических элементов аппарата" повсюду признавалась. И тем не менее предлагаемые кандидатуры "наталкивались на сопротивление со стороны руководителей учреждений" В аппарате ЦИК СССР рабочие-выдвиженцы составляли 0,6%. В аппаратах облисполкомов • 0,3%, в аппаратах окрисполкомов - 3,2%. Достаточно низким был профессиональный и общеобразовательный уровень подготовки. Лица, имеющие высшее законченное образование, составляли в аппарате ЦИК СССР -32,7%, в аппаратах ЦИК союзных республик - 24Д в облисполкомах -15,8, окрисполкомах - 7 и в аппаратах районного управления3,8%. В то же время удельный вес лиц, имеющих низшее, домашнее образование и не имеющих вовсе образования, доходил: в райисполкомах - до 65,8%, в окрисполкомах - 54,7%, в облисполкомах - 39,5, в ЦИК СССР - 20%. Иными словами, от половины до 2/3 работников аппаратов окружных и районных

исполкомов не имели никакого образования или в лучшем случае имели низшее образование.

Одновременно со складыванием правящего класса, номенклатуры формировалась и система привилегий, присущая образу жизни советских руководителей самого разного ранга. Ее начала были положены в первые же недели советской власти. 18 ноября (1 декабря) 1917 г. Ленин набросал проект постановления СНК "Об окладах высшим служащим и чиновникам", в котором предельное жалованье народным комиссарам устанавливалось в 500 руб. в месяц бездетным и прибавка в 100 руб. на каждого ребенка, квартиры не свыше одной комнаты на каждого члена семьи. (30, с.105). Это не намного превышало в то время размеры дохода квалифицированного рабочего. Но уже тогда особенностью положения высших должностных лиц все более становилась натуральная оплата их службы.

В противовес многочисленным программным заявлениям уже в первые же послереволюционные годы все громче звучали слова, утверждающие принципы о "неизбежных" или "несправедливых различиях" в благосостоянии людей. И здесь более всего выиграли высококвалифицированные "спецы", политические функционеры и государственные служащие, а также командный состав Красной Армйи. Уже в декрете от 27 июня 1918 г. в закамуфлированном виде содержалось положение о "получении скрытых преимуществ". Это пособия, обеспечивающие "прожиточный минимум", дополнительные выплаты на иждивенцев, наградные за долговременную службу, система компенсаций за квартплату и питание, оплата сверхурочной работы и совместительства, выплаты за работу в различных комитетах, суточные и проездные в служебных командировках и тд. (9, с.488-489).

Сверхвысокие заработки вызывали в обществе весьма серьезные протесты. Еще в. январе 1919 г. на II съезде профсоюзов АЛозовский отмечал, что в то время как зарплата большинства трудящихся составлялет в Москве 390 руб., некоторые специалисты получают 4500-5000 руб. в месяц. Это, по еЛэ словам, не согласуется с

тем, что говорил К.Маркс о дешевой административной машине (37, с.48).

Следует заметить, что сложившаяся в 20-е годы практика привилегий четко выделяет определенные социальные группы по категориям тех благ, которыми они пользовались. Специалисты, занятые на государственных предприятиях, получали основное вознаграждение в виде высокой зарплаты. Партийные и государственные чиновники были связаны более жесткими пределами зарплаты, но зато в периоды острого дефицита продовольствия и товаров их включали в те категории работников, которые пользовались преимущественным снабжением, а также уеми благами, которых лишены были другие. Кроме того , существовал целый ряд незаконных привилегий.

Зарплата служащих в восстановительный период возрастала более высокими темпами по сравнению с зарплатой рабочих.

Развитие рыночных отношений в достаточно жестких рамках их административного регулирования создавало багоприятную почву для коррупции партийно-государственного аппарата. В руках нэпманов и зажиточных слоев деревни скапливалось значительное количество "лишних" денег, которые они не могли легально пустить на расширение производства. И весьма значительные суммы искали обходных путей в сферу производства. Неизбежной статьей расходов в данном случае являлась взятка за предоставление тех или иных льгот, того или иного разрешения и т.п. В конце 20-х годов было вскрыто много фактов коррупции, бытового разложения партийно-государственных функционеров: "астраханское дело", "смоленский гнойник" и др. Налицо были элементы "смычки" капитала с отдельными звеньями партийных и государственных органов.

В дневниковых записях от 1922 г. одного из функционеров среднего звена партийной номенклатуры, принадлежащего к той части партийцев, которые видели, что "происходит образование какого-то нового бюрократического класса, который присваивает себе все выгоды от революции", отмечалось : "В хозяйственных органах, в военно-снабженческих и в дипломатических работают

воры. Я уверен, что процент воров среди коммунистов ВСНХ, Центросоюза, Наркомвнешторга куда выше 99. Там крадут все: от народного комиссара до курьера... на тысячу власть имущих коммунистов максимум один процент честных... Коммунисты выработали свои кастовые предрассудки: свои уставы, свои катехизисы. Двух пайков мизерных покупать нельзя, а 500 руб. золотом в месяц можно коммунистам брать. Нищенское предприятие в аренду члену партии брать нельзя, а быть посредником-агентом в Центросоюзе и выработать 130 млн. в месяц • можно" (38, с.81, 88, 96). В 1924 г. Ф.ЭДзержинский оценивал аппарат управления как "нередко враждебный рабочему государству" (11, с.24).

Коррупции, бытовому разложению, низкому морально-политическому уровню членов правящей партии способствовали отсутствие политического плюрализма, неразвитость демократических традиций в обществе.

Централизация экономической жизни нарастает во второй половине 20-х и особенно в 30-е годы. Ускорение индустриализации в условиях разбалансироВанности рыночных отношений, растущих бюджетного дефицита, инфляции вело к усилению административных методов хозяйственного руководства. Острая нехватка средств, металла, стройматериалов, оборудования влекла за собой концентрацию ресурсов на наиболее важных, ударных объектах. Кредитная реформа (январь 1930 г.) и реорганизация в 1932 г. управления промышленностью (ликвидация ВСНХ и системы совнархозов и создание общесоюзных промышленных наркоматов), нацеленные на строжайшую централизацию управления экономикой, завершили в основном переход к системе, базировавшейся не на экономической заинтересованности а на административном приказе, т.е. на принуждении. Усилению его роли в жизни общества, всевластие административного аппарата способствовал и переход от торговли к распределению продуктов и товаров по карточкам. Создававшаяся система опиралась на административную иерархию.

17-1

Аппарат обладал правом свободного распоряжения при практически полном отсутствии социального контроля всей массой прибавочной стоимости, произведенной обществом, тогда как общество не имело права решать вопросы о способах и пропорциях разделения инвестиционных и потребительских фондов (43, с. 10).

С начала 30-х годов берет начало неудержимая экспансия ведомств: с возникновением новых отраслей, с ростом объема их производства от имеющихся наркоматов отпочковываются все новые и новые наркоматы, создаются самостоятельные главные управления, комитеты и иные ведомства. А с ними росла численность, шло непомерное разбухание госаппарата. В 1935 г. только в административно-хозяйственных и производственных учреждениях было занято 1745 тыч. человек (47, с.101).

Создание номенклатуры партийных и государственных должностей и закрепляющие ее системы назначений явились той нормативно-правовой структурой, которая была весьма эффективна. В полной мере реализовались сталинские слова, что "властвуют не те, кто выбирают и голосуют, а те, кто "правят", - люди, "которые овладели на деле исполнительными аппаратами государства, которые руководят этими аппаратами" (44, т.4, с.37, 366). С его подачи и в теории стал ставиться знак равенства между государством и его аппаратом. Исполнительный аппарат стал принимать на себя фактически законодательные функции, плодил бесчисленные инструкции и приказы, которые нередко противоречили законам или так их истолковывали, что от них ничего не оставалось. При номенклатурном принципе подбора и расстановки кадров расцвела система привилегий и льгот (48, с.27).

Большие привилегии получали политические деятели, профсоюзные лидеры, государственные чиновники, высший командный состав армии, хозяйственные руководители, директора крупных промышленных предприятий, состоящие в одной партии и являвшиеся составной частью авторитарной организации.

Сталин завел для своей номенклатуры совершенно нелегальную выплату - так называемый "пакет". Помимо зарплаты

¿ассир приносил ■ кабинет номенклатурному чину регистрировавшуюся в спецведомости пачку денег в конверте. "Пакет" был до такой степени негласным, что с него даже не платились партвзносы. 8 февраля 1932 г. был вообще отменен партмаксимум зарплаты, что ликвидировало последюю преграду для бурного расцвета благосостояния номенклатуры. Затем начали не подлежащими опубликованию постановлениями проводить повышение зарплаты партийным и государственным функционерам. В первой половине 30-х годов (время карточной системы на продовольствие и промтовары) были введены дополнительные выдачи для номенклатуры, закрытые распределители, спецстоловые и спецпайки. Объединенная элита обладала абсолютной и неограниченной властью (4, с34).

Вся социальная .жизнь превратилась в объект прямого централизованного регламентирования. Мерой оценки любого управленческого действия стало выполнение команд вышестоящих органов. Естественно, что такое управление не нуждалось ни в каких демократических институтах и находило свое органическое завершение в режиме личной власти. На протяжении всех лет формирования тоталитарного режима структура и функции государственного аппарата оставались без изменений, охватывающих все сферы жизни государства. Новый партийно-государственный аппарат, слой образовал политическую опору социализма. И дальнейшее его развитие отражало материальные интересы и политические установки членов данного аппарата.

Доходы партийно-государственного аппарата нельзя было измерить ни в рублях, ни в предметах потребления (34, с348). По имеющимся данным, некоторые из его представителей, числящихся в списках N 1 и N 2, можно было возвести в ранг советских миллионеров (48, с.7). Особенно заметно социальное неравенство было в начале 50-х годов. Так, доход неквалифицированного рабочего в промышленности колебался между 3,5 тыс. и 5 тыс. руб., а директора крупного завода - между 80 тыс. руб. - 120 тыс. руб. Иными словами, самые высокие доходы примерно в 25-30- раз превышали 17-2

наиболее низкие, что составляло несколько меньшею величину, чем например, в Англии и США. Однако если учесть налогообложение, то различие в доходах в СССР окажется большим. Дело в том, что в Советском Союзе подоходный налог не возрастал резко п(*огрессивно, а налогообложение в целом носило регрессивный характер. Подавляющая часть бюджетных поступлений обеспечивалась за счет налога с товарооборота, которым облагались продукты питания и текстильные изделия массового спроса. Это неравенство доходов усиливалось и другими факторами: отмена в 1943 г. прогрессивного налогообложения на наследство, привилегиями, установленными для представителей высших социальных слоев в области образования (были открыты школы "для особо одаренных детей", спецшколы), обеспечение жильем, пользование специальными магазинами, домами дтдыха в 'выходные дни, дачами, возможность приобретения автомобилей и других

дефицитных товаров, предоставление субсидий и др.

* * *

В послесталинский период неоднократно предпринимались попытки придать советскому обществу новые импульсы, новую динамику. Не сумев выработать подлинно демократических альтернатив сталинизму, преодолеть административно-командные методы управления, практика второй половины 50- 60-х годов стала своего рода прологом, прелюдией интенсивного процесса бюрократизации управления в последующие два десятилетня (5, с.144).

Смерть Сталина и последовавший за ней отказ от культа личности, введение коллективного руководства и ограничение полномочий органов террора коренным образом изменили положение верхних слоев советского общества. При Хрущеве они превратились в то, во что страстно желали, но не могли превратиться при Сталине: в новый господствующий класс, стоящий у рычагов государственного . устройства и материального благополучия (40, с.32).

Именно в годы Хрущева сформировалась современная

бюрократия, парадоксальным образом способная сочетать бездействие и псевдоактивность, "принятие действенных мер", но не в интересах дела, а ради отчета, рапорта, служащих залогом собственного социального выживания, ради клятвы в верности "генеральной линии" с откровенным игнорированием государственных и партийных решений (3, с.145).

При Брежневе складываются уже относительно автономные бюрократические структуры на ведомственном уровне, образуются связанные паутиной клановых, родственных, деловых связей субструктуры на городском, республиканском и другом уровнях (3, с.146).

При этом наблюдалось все большее расхождение интересов бюрократии и общества, своего рода их "взаимоизоляция", все более сужалась сфера общности интересов. Вся действительность, весь ее социальный опыт учат партгосаппарат, что мера прогресса или, напротив, стагнация общества впрямую никак не связаны, непосредственно никак не отражается на ее процветании как особого социального слоя. Более того, усиление кризисных процессов в обществе, деградация экономики, нарастание политической и социальной апатии, прогрессирующее безразличие к духовным ценностям способствуют расцвету бюрократии, дают ей возможность укрепить свое влияние и умножить привилегии. Именно в этот период происходит вырождение бюрократической системы в коррумпированную, по-своему логический итог эволюции системы, где доминируют "частный интерес и привилегии" (3, с.148; 26, с.28).

Всего спецпайками разной категории в Москве пользовались до 40 тыс. человек.Однако некоторые представители советской бюрократии отрицали всю проблему привилегий, в том числе и Е.Лигачев, утверждая на заре перестройки, что средний доход партийных и государственных функционеров несколько ниже дохода рабочего средней квалификации: 200-250 руб. в месяц, формально говоря, он был прав. В Советском Союзе насчитывалось 18 млн. функционеров, и вполне очевидно, что каждый из них не мог зарабатывать в 10 раз больше, чем простой рабочий. В США также

не найдется 18 млн. семей, зарабатывающих в 10 раз больше, чем квалифицированный рабочий в промышленности, занятый полный рабочий день. Тем не менее Лигачев прекрасно знал, что многочисленные рабочие и интеллектуалы, осуждавшие привилегии, имели в виду не мелких функционеров, а номенклатуру. Именно у этой элиты, насчитывавшей 300-400 тыс. человек, денежные и другие поступления несомненно превышали доход среднего рабочего в 10 и более раз (40, с.77-78).

В общем, наиболее значительные привилегии включают доступ к определенным товарам и услугам, надежность карьеры, спокойную жизнь, удовлетворение от командования другими людьми и др.

Как и прежде, гарантом устойчивости положения и сохранения привилегий и льгот в описываемые годы современного партгосработника являлось положение о номенклатурных работниках ЦК КПСС и ЦК союзных республик. Кто однажды попал в списки руководящих кадров, утверждаемых ЦК, тот не мог быть снят с работы или передвинут с места на место без его ведома. При Сталине нахождение в этих списках, разумеется, никого ни от чего не гарантировало, да и объем их был относительно невелик. При Хрущеве номенклатурные кадры стали практически неприкосновенными, а списки были быстро расширены, охватив уже значительную массу работников среднего звена, включая директоров совхозов или колхозов-миллионеров. При подборе и выдвижении руководящих работников внутри номенклатуры действовал принцип кооптации: вышестоящие органы пополнялись не 'снизу вверх", а сами "сверху", достраивали себя за счет ресурсов, имеющихся "внизу*. "Верх" сам отбирал равных себе в нижестоящих аппаратах.

Принцип сменяемости кадров среди руководящих работников практически не ре&лизовывался. За редким исключением, они оставались на своих местах чуть ли не "врастая в кресла" в течение нескольких десятилетий, превращая занимаемые должности в пожизненные. История знает много таких примеров.

Все эти процессы дополнялись и усугублялись субъективными

моментами, скрытым противоборством группировок, сложившихся на основе личных связей, землячества, родства, т.е. борьбой за власть и привилегии внутри правящего слоя. Каждый из борющихся за влияние бюрократических "кланов" был заинтересован в выдвижении и максимальном продвижении своего лидера в качестве политического символа всего слоя, выразителя интересов всей бюрократической "вертикали", что потенциально гарантировало членам клана стабильность положения и перспективы повышения их статуса.

И при Хрущеве, и при Брежневе номенклатурные списки стали списками права на привилегии, своего рода хартией социального "нового дворянства", в котором степень занятости выражалась в комбинации номенклатурного ранга, занимаемого положения и пожалованных награждений: Герой Советского Союза, Герой Социалистического Труда, лауреат сталинской (государственной, ленинской) премии, занесений в книгу почета и т.д. Эти титулы, как и привилегии, обеспечиваемые номенклатурным рангом, во многом определяли статус работника, его принадлежность к элите, которую Милован Джилас назвал "новым классом" (10, с.248).

Распад номенклатуры СССР, а правильнее - ее перестройка произошли в два этапа, роекольку она - образование многослойное. 15 декабря 1989 г. в газете "Правда* объявили о прекращении существования "учетно-контрольной" номенклатуры (гигантской массы ее вне партийного и государственного Аппаратов),- а с 23 августа 1991 г. н эта, и высшая госпартократия были лишены организационного списочно-номенклатурного принципа своей власти (48, сЗ).

Господство номенклатурщиков в результате этих двух актов приобретает иной характер. Потерявшая свои места у партийной кормушки политическая знать теперь питается из государственной. Бывшие работники партии в решающем большинстве устроились в системе Советов (когда они существовали) и в бюрократических структурах управления, стали государственными чиновниками (40, с.35).

Здесь же следует заметить, что списки номенклатуры были и остаются секретными вплоть до наших дней.

Подведем итоги.

Для дореволюционной бюрократии характерно, что чем ближе к XX в, , тем резче снижается концентрация "вируса" привилегий и всевластия. В советское время происходит повышение этой "концентрации" (наличие ее у той и другой бюрократии как бы затушевывает это различие). И при всем том некоторые внешние признаки социальной эволюции служащих аналогичны: росла численность служащих, особенно из "низов", повышался образовательный уровень и т.д. Это объясняется тем, что старая бюрократия была очень разнородна не только в социальном смысле, но и в идеологическом, и политическом. Кроме того, она служила государству, для которого частная собственность была священна и неприкосновенна. Таковой же была для нее и государственная собственность. При этом существовали и рычаги контроля за деятельностью чиновников, а для них самих не пустыми словами были "честь", "нравственность", "этика". Имелось и разработанное законодательство, четко регламентирующее положение и деятельность чиновников. Грехи и пороки бюрократии высвечивались откровенной и резкой критикой.

В советское же время "визуальная" эволюция социального статуса служащих мало что проясняет для понимания их подлинной эволюции. При той "зеленой улице", которая была открыта после революции в партийные и государственные структуры лицам "рабоче-крестьянского происхождения", при улучшении их материального положения, приращении профессиональных знаний происходит забвение "служебной функции государственной службы по отношению к государству и обществу", низведение "миллионов граждан до положения бесправных исполнителей "советского чиновничества" (6, с.13).

Госслужащие делились на номенклатуру партийную и государственную, представляющих своего рода "сообщающиеся сосуды", руководителей высшего и среднего ранга.

И все они служили "высокой идее", партии - это то идеологическое и политическое "единство", которого не было у старой бюрократии. Во имя "светлого будущего" ликвидировались классы, уничтожались "враги народа", в том числе и из среды самой номенклатуры. Не нравственность, а политическая целесообразность играла тогда первую скрипку. "Монолитное" единство общества было достигнуто, а с нйм и полная бесконтрольность номенклатуры в распоряжении государственной собственностью, судьбой страны и народа. Бюрократия скорее всего не отдавала себе отчета в истинном значении происходящего. На деле именно тогда, в 30-е годы, она создала предпосылки для собственной трансформации в новый класс.

Уже тогда все назначения и перемещения в структурах партийной и государственной власти вершились немногими. , Выработка и принятие решений происходили кулуарно. А в материальном, бытовом плане, по признанию самих "бывших", они жили безбедно, пользовались ыногими привилегиями. В недавние же времена и вовсе жили" как при коммунизме". Бюрократия закрепила свой особый статус, постепенно превратилась в правящую элиту, касту самойзбракиых "избранников". Царская бюрократия и отдаленно не походила на гос-и партноменклатуру. Советское общество могло только догадываться об объеме и характере привилегий "слуг народа", о жизни на нашем "Олимпе". Все делалось скрытно, почти тайно. Не только критика, но и само упоминание о привилегиях было своего рода "табу*. Дозированный "разнос* бюрократизма инициировался . 'сверху*, как правило, чтобы спустить "лишний пар", накапливавшийся в обществе. Страдали обычно "винтики", мелкая чиновничья сошка. Номенклатура показала свою мощь, отвергнув саму мысль о демократизации партии и политического строя, - это было для нее чревато потерей ее позиций, привилегий. После Хрущева она "заматерела", укрепилась. Но 20 лет стремительного бега мировой цивилизации, прогресса не сильно затронули СССР. Всем это стало очевидно,' как и главный виновник застоя. Номенклатура встрепенулась, решилась начать 18-1

"перестройку", но такую, чтобы сохранить свою власть и положение. Однако "процесс пошел", - неожиданно обвально, угрожая лишить ее всего, а ее самое - унести в Лету. И она совершила беспрецедентное "сальто-мортале": на приверженной коммунизму она обращается в бескомпромиссную сторонницу рыночных отношений, капитализма. Круг замкнулся: "высокая идея" споткнулась о "низкую корысть* своих идеологов.

Теперь на наших глазах происходит перевоплощение бюрократии из советской в "посткоммунистическую". "Действующие лица" в основой те же, а их общественно-политические "ипостаси* иные, что отмечалось на Международном симпозиуме ученых в декабре 1993 г.: 80% бывших номенклатурных работников "первого* и "второго" эшелона - в сегодняшней элите. "Бывшие-сегодняшние* этого не скрывают. "А кто теперь не бывший?!, • восклицает, например, известный партийно-государственный деятель из Орла Строев, - все бывшие, считая с Президента!" И хотя А.Солженицын полагает, что М.С.Горбачев пересадил номенклатуру на хорошие коммерческие места, все же, по мнению К .Борового, продолжается "правление советской номенклатуры".

Как бы то ни было, эта "бывшая-настоящая" элита осуществляет попытку возвращения России на "сгезю-новые круги", что хорошо понимают и зарубежные обозреватели. Так, Т.Урбаи, корреспондент мюнхенской "Зюддойче цейтунг", пишет, что возвращение "старой номенклатуры отнюдь не означает возврат социалистических времен. Ставка теперь делается на капитализм, поскольку люди, определяющие политическое, экономическое и военное развитие страны, поняли: возрождение России как сверхдержавы возможно только капиталистическими средствами. Тем более что все эти люди очень быстро уловили, какие блага такой поворот может принести им лично, поскольку они составляют "большую групйу среди тех "новых богатых", которые разграбляют страну - и временами совершенно беззастенчиво".

В результат , как полагает профессор В.В.Согрин, "вместо правового государства восторжествовал беспредел чиновников снизу

доверху: главным средством реализации гражданами своих прав стали взятки. Масштабы коррупции намного превзошли те, которые были характерны для коммунистического режима". В телеинтервью с А.Карауловым известный бизнесмен откровенно сказал, что "все чиновники берут, только, - кто сколько" и что "сегодня самые богатые - чиновники". По утверждению того же К.Борового, частные банки вынуждены давать взятку в 2 млрд.руб. за лицензию. Является фактом, что россияне не в восторге от деятельности правительства. Это показал и опрос общественного мнения, проведений летом 1994 г. На вопрос: "Чьи интересы защищает правительство?",- 39% опрошенных ответили, что оно защищает интересы бюрократии, 28 - ыафии, и только чуть более 10% • народа.

"Главная социальная функция верхов, считает директор центра стратегического анализа и прогноза И.В.Ольшанский, формирование нового правящего класса". Предприниматель, офтальмолог С.Н.Федоров пишет о внедрении "капиталистической системы сверху". Ведущий телевидения В.И.Ноткии уже сейчас говорит о "номенклатурном капитализме", "чиновничьем капитализме". В печати рефреном звучит: "Страна задыхается я чиновничьем беспределе*. ЕЛТайдар заявляет об "огромном избытке прав у государственного чиновничества", правительство "уповает на раздутый управленческий аппарат". Многие в стране считают, что "власть больше всего озабочена своими привилегиями". По крайней мере, то, что аппарат раздут, признает и глава правительства В.С.Чермомырдин: в 1991 г. в Советском Союзе было 715 тыс. управленцев, а марте 1994 г. только в Российской Федерации - 921 тыс. В ноябре 1994 г., по данным О.Н.Сосковца, их насчитывалось уже 1 млн. 54 тыс За 1992-1994 гг. государственный аппарат вырос на 1/3.

Даже некоторые сотрудники самого аппарата признают, что по части бюрократии мы' бЬем все царские и советские рекорды. Имеются прецеденты возвращения к практике, по сути, допетровских "кормлений", меняется психология государственных служащйх.

18-2

Такой аппарат не вполне устраивает его руководителей, которые начинают его сокращать на 30%.

Список литературы:

1. Вельских В.И О концепции реформы государственной службы в России // Государство и право,-1994.- N 4,- С.24-32.

2. Бинеман Я, Хейнман С. Кадры государственного и кооперативного аппарата СССР,- М , 1930.-297 с.

3. Бюрократия и общество.- М., 1991. - 228 с.

4. Воробье» ВА. Советская государственная служба: (Адм.-лравовые аспекты). • Ростов н/Д., 1986.- 127 с.

5. Восленский М.С. Номенклатура: Господствующий класс Советского Союва,-М., 1991. - 624 с.

6. Государственная служба в России: проблемы становления.-М., 1993. - 83 с.

7. Государственный аппарат СССР, 1924-1928 гг. - М., 1929. - 126 с.-

8. ХП съезд ВКП(б): Стеногр. отчет. - М., 1923. - 104 с.

9. Декреты советской власти. - М., 1959. - Т.2. - 686 с.

10. Джиме М. Лицо тоталитаризма: Пер. с серб.-хорв. • M , 1992. - S41 с. П. Дзержинский Ф.Э. Избр. произведения.- М., 1977. - Т.2. - 535 с

12. Евреинов ВА. Гражданское чинопроизводство: Ист. очерк. - СПб., 1888. •

116 с.

13. Ерошкин И. П. История государственных учреждений дореволюционной России. - М., 1968. - 368 с.

14. Зайончковский ПА. Правительственный аппарат самодержавной России в XIX в. - М., 1978. - 288 с.

15. Иванов А.Е. Высшая школа России в конце XIX -нач. XX а. - М-, 1991. •

392 с.

16. Иванов ВА. Губернское чиновничество 50-60-х годов XIX в. в России : (По материалам Московской и Калужской губерний): Историк о-источниковедческие очерки.- Калуга, 1994. - 231 с.

17. Изменения социальной структуры советского общества, окт. 1917-1920 гг.-М., 1976.-343 с.

18. История Отечества: люди, идеи, решения: Очерки истории Советского государства.- М., 1991. - 366 с.

19. Итога партийной работы м год, 1922-1923,- М., 1923. - 467 с.

20. Калинин М.И. Вопросы советского строительства. - М., 1958. - 712 с.

21. Карнович ЕЛ. Русские чиновники в былое и настоящее время. - СПб., 1897.-128 с. .

22. Китаем И.М. Дореформенная бюрократия по запискам, мемуарам и литературе.- СПб., 1914. -180 с.

23. Комаров ЕМ. Бюрократизм - на суд гласности. • М., 1989. - 334 с.

24. Карелин АЛ. Дворянство в пореформенной России, 1861-1904 гг. : Состав, численность, корпоративная организация. - М., 1979. - 304 с.

25. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. -М., 1970. - Т. 1-2.

26. Курашшли Б.П. Борьба с бюрократизмом. - М., 1988. - 64 с.

27. Ленин В.И. Принципы социализма и война, 1914-1915. - М.,Т. 26.- С.311-350.

28. Ленин В.И. Задачи революционной молодежи // Поли. собр. соч. - Т.7. -С.341-356.

29. Ленин В.И. К чему ведут контрреволюционные шаги Временного правительства // Поли. собр. соч. - Т.31. - С. 462-464.

30. Ленин В.И. XI съезд РКП(б), 27 марта • 2 апреля 1922 г.// Поли. собр. соч. -Т.45,- С.65-138.

31. Ленин В.И. О продовольственном налога // Поля. собр. соч. • Т.43. • C.2G5-

245.

32. Ленин ВМ. Как нам реорганизовать Рабкрин // Полн^собр. соч. - Т. 45. -¿»383*388«

33. Макаренко ВЛ. Бюрократия и государство: (Ленинский анализ бюрократии царской России). - Ростов н/Д., 1987. • 191 с.

34. Макаренко ВЛ. Бюрократия и сталинизм. - Ростов н/Д., 1989. - 363 с.

35. Манохин ВМ. Советская государственная служба. - М., 1966. • 195 с.

36. Медушеесний АЛ. Утверждение абсолютизма в России: Сравнительно« историческое исследование.- М., 1994. - 319 с.

37. Мзгыаа М. Становление системы привилегий в Советском государстве// Вопр. истории.- М., 1992. - N 2/3.- С.45-61.

38. Неизвестная Россия, XX век. • М., 1993. - Ки.4. - 510 с.

39. От капитализма к социализму: Основные проблемы переходного периода ■ СССР, 1917-1937 гг.: В 2-х т.- М., 1981. - Т. 1-2.

40Редлчх Р. Директора и чиновники //Посеа> Франкфурт-на-Майне, 1992. • Ne 5. - С.29-36.

41. Розенбаум ЮА. Формирование управленческих кадров: социально-правовые проблемы. - М., 1981 - 230 с.

42. Румянцева М.Ф. Источники о социальном статусе служащих местных государственных учреждений в последней четверти XVIII в. //Исследования по источниковедению истории СССР: Дооктябрьский период.- М., 1985. - С15 - 32.

43.Соловье« КХБ. Самодержавие и дворянство в конце XIX в. - Л., 1973. - 383 с.

44. Сталин И.В. Соч. - М., 1954. - Т.1-13.

45. Троицкий С.М. Русский абсолютизм и дворянство XVIII в.: Формирование бюрократии.- М., 1974. - 395 с.

46. Троцкий Л. Как вооружалась революция. • М., 1923. • Т.1. • 430 с.

47. Труд в СССР: Стат. сб. - М., 1936. - 387 с.

48. Фигатнер КХКХ Номенклатура властно-собственнических отношений • СССР: К анализу механизмов стратификации советского общества. • М., 1992. • 53 е.-Рукопись депонирована в ИНИОН РАН, N46093 от 12.02.92.

49. Цабрия Д.Д. Система управления: к новому облику. (Гос.-прм. аспекты). • М., 1990. - 272 с.

50. Шепелев Л.Е. Титулы, мундиры, ордена в Российской империи.- Л., 1991. •

224 с.

51. Oriovsky D.The limits of reform«: The ministry of internal affair* in imperial Russia 1802-1881. - Cambridge (Мам.), 1981. - XII, 298 p.

52. Pintnn W. The evolution of civil officialdom, 1755-1855// Russian officialdom: The bureaucratization of Russian society from the seventeenth to the twentieth century. • Chapel Hill,1980. • P. 190-226,227-229.

53. Robbins R.G. The tsar vice rays: Russ. provincial governers in the last yean of the Empire. - Ithaca; L, 1987. -181 p.

54. Torkt H. Das rassische Beamtentum in der ersten Hälfte des 19 Jahrhunderts // Sonderdruck aus Fondtungea des Osteuropäischen Geschichte. - В., 1867. - Bd 13. - 320 с.