CC BY
17
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ
лошиммииш! МГ(А)
ШГїНІ и». *,•*«.? ,
и »дктк«мні •**»«!
ж
с
СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА
РЕФЕРАТИВНЫЙ ЖУРНАЛ СЕРИЯ 11
СОЦИОЛОГИЯ
1
издается с 1991 г. выходит 4 раза а год индекс РЖ 2 индекс серии 2,11 рефераты 95.01.001-95.01.035
МОСКВА 1995
та социальной инновации. “Демократические системы, — резюмируют свои рассуждения авторы, — действительно используют методы “приращения большинства” для осуществления коллективных действий, и это составляет серьезную проблему для развития теории демократии” (024, с. 136).
Е. В. Якимова
ПРИЛОЖЕНИЕ
95.01.025. ЗАЙОНЦ Р. Б. СТИЛИ ОБЪЯСНЕНИЯ В СОЦИАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ.
ZAJONC R. В. Styles of explanation in social psychology // Euroean j. • of social peycholocy .— Albany, 1989 .— Vol 19, № 2 .— P. 345-368.
Роберт Зайонц (профессор психологии, сотрудник Исследовательского центра групповой динамики Мичиганского университета, США) анализирует специфику социально-психологического объяснения как проблему стилевых различий, выступая в защиту экспериментального метода, или стиля. По мнению автора, “стиль — это весьма тонкое качество, характеризующее продукцию или процесс исполнения в таких областях, как музыка, литература, архитектура, керамика, планировка ландшафта, моделирование одежды, ювелирное дело, гастрономия, кондитерское производство, мода, спорт и даже наука” (с. 345). Стиль может относиться к тому или иному периоду и географическому региону (итальянское барокко, германский экспрессионизм, .тяжелый металл или кухня Минсье), а также принадлежать определенным индивидам. Стили Шопена и Рахманинова различаются так же, стили Хэмингуэя и Пруста.
Не существует всеобщей классификации стилистических качеств, применимой ко всем областям реальности, и часто невозможно точно определить, что именно отличает один стиль от другого. Однако если перед нами пьеса Шопена, которую мы никогда прежде не слышали, или картина Модильяни, которую мы до того не видели, мы без особого труда распознаем их. Это тончайшее свойство не всегда можно с точностью обозначить, но его можно идентифицировать без особых разногласий. “Оно подобно горчице: немногие могут описать ее вкус, но никто не спутает ее с йогуртом” (с. 345).
Конечно, понятие стиля приложимо и к более тривиальным, обыденным занятиям. Люди используют разные стили в своем поведении, существуют специфические стили аргументации и стили беседы и даже особые стили выдавливания зубной пасты. Поскольку объяснения, в том числе и научные, отличаются друг от друга па самым разным признакам, социально-психологические объяснения также можно рас-
сматривать как обладающие определенным стилем. Формам и типам объяснения в социальной психологии присущи все атрибуты стилей, столь же отличных друг от друга, как и стили в любых других областях реальности.
Стиль можно легко спутать с методом, хотя и очевидно, что при использовании одного и того же метода можно применять самые разные стили, и, напротив, один и тот же стиль может быть использован в различных методах. Железобетон —■ это строительный метод, на основе которого можно реализовать все виды стилей. Однако диапазон стилевых вариантов здесь все же ограничен: раз мы выбрали железобетон, едва ли нам удастся применить стиль барокко или Тюдоров. Некоторые творческие личности отдают предпочтение тому или иному методу перед другими, столь же доступными и столь же соответствующими заданной цели. Если индивид постоянно предпочитает один-единственный метод всем остальным, можно сказать, что он выбрал стиль.
Под объяснением в социальной психологии Зайонц понимает “то же самое, что этот термин обозначает во всех других областях реальности, а именно: ряд логически связанных утверждений, определяющих истоки или причины определенных эмпирических явлений, в существовании которых убеждено некоторое сообщество ученых” (с. 346). Таким образом, объяснения — это не что иное, как теория.
Обычно мы не задумываемся о том,что объяснения обладают стилем, поскольку объяснения, в отличие от стилей^ оценивают, кроме всего прочего, и с точки зрения их удовлетворительности. Разумеется, объяснения удовлетворительны в той мере, в какой они обоснованы, т. е. согласуются с наблюдаемыми эмпирическими данными. Кроме того, объяснения оцениваются в терминах, общих для всех аксиоматических систем (например, последовательность аксиом, их независимость и т. п.). Объяснения являются удовлетворительными, если позволяют понять явления, которые до сих пор были поняты поверхностно. Они окажутся еще более удовлетворительными, если смогут охватить достаточно широкую область явлений, позволят сделать неожиданные прогнозы и предложить новые объяснения. Во всякой науке хороши те идеи, которые работают, т. е позволяют по-новому формулировать проблемы, намечают пути к новым решениям и новым методам, т. е. создают новое знание, которое не могло быть получено прежде.'Таким образом, хорошие идеи - это богатые идеи
По большей части, стиль — это дело вкуса Разумеется, крайне трудно сравнивать относительные достоинства .жспрессионизма и сюрреализма. Однако в социальной психологии не все стили объяснения являются делом вкуса. Нет сомнений, что некоторые споры о стиле можно игнорировать как несущественные для развития этой
науки. Другие же стилистические особенности имеют самые серьезные последствия для понимания социальных аспектов поведения и мышления. Поэтому важно выделить те элементы стиля в социальнопсихологических объяснениях, которые влияют на процесс исследования, предопределяют ту или иную форму знания и могут (или не могут) быть интегрированы смежными научными дисциплинами. В данной статье рассматриваются те стилистические элементы социальной психологии, относительно которых мнения ученых расходятся. В некоторых областях реальности стилистические элементы очень легко могут быть оценены с точки зрения их эффективности. Так, в определенных границах, безусловно, можно сравнивать эффективность защиты один на одни с зональной защитой в баскетболе, или подачу крученым мячом со скользящей псщачей в бейсболе, или же удар носком с ударом подъемом в американском футболе. Полная замена одного стиля другим должна указывать на их сравнительные достоинства. Так, еще 20 лет назад все вратари в американском футболе предпочитали удар носком, а сегодня — удар “щечкой”. Тот факт, что за два десятилетия энтогенический подход в социальной психологии не распространился дальше горстки специалистов, вполне отражает степень его эффективности, подчеркивает Зайонц.
И все же при сравнении стилей или стилистических элементов требуется большая осторожность, так как в большинстве случаев стиль при этом путают с талантом. Не все кувшины д^ют одинаково хорошую струю. Некоторые социальные психологи обладают врожденным отвращением к экспериментам. Поэтому мы действительно не знаем, будет ли один и тот же стиль столь же эффективен в руках другой команды или другого индивида. Короче говоря, отдельные стили и элементы стилей можно оценить однозначно, другие — с большой долей неопределенности; третьи же вообще не поддаются оценке. Это относится ко всем областям реальности, включая стили объяснения в науке.
Стиль, культура и социальная наука
В статье Йохана Гальтунга, посвященной культурным различиям интеллектуальных стилей, было выделено четыре культурноспецифических подхода к социальной науке: саксонский, тевтонский, галльский и японский. Гальтунг попытался показать характерные особенности того, как “делается наука” в'интеллектуальных центрах Британии, США, Германии, Франции и Японии. То, что он подразумевал под “занятием социальной наукой”, включало не только описание и объяснение явлений, но также анализ парадигм, методы критики и научного дискурса. Гальтунг утверждает: “Саксонский стил благопри-
ятствует спорам и дискуссиям и поощряет их... интеллектуалы обрат-зуют команду... где должно сохраняться содружество... Существует джентльменское соглашение... согласно которому мы должны держаться вместе и продолжать наш спор, несмотря на все разногласия... Первый из выступающих на семинаре начинает свою речь словами: “Я с большим удовольствием прослушал выступление м-ра X, восхищаюсь тем, как он владеет фактами и его методом их систематизации, но... “Это “но" может иметь очень далеко идущие последствия... В Великобритании это “но” занимает в несколько раз больше времени, чем комплиментарная вводная часть, в то время как в США (особенно в западных штатах) все может происходить наоборот. В самой посредственной студенческой работе американский профессор постарается найти тот крошечный самородок, который засияет при надлежащей шлифовке” (с. 349).
Взаимодействие тевтонских и галльских ученых существенно отличается от общения их саксонских коллег. “Здесь не будет комплиментарного вступления. Никто не захочет искать маленький самородок... Напротив, участники обсуждения прямо подойдут к самому слабому месту своего оппонента, а в конце дискуссии будет крайне мало или вовсе не будет смягчающих замечаний, чтобы по-человечески поддержать критикуемого; никто не станет вытирать кровь и врачевать раны . Взгляды будут холодны, лица напряжены, и легкий элемент презрения и насмешки появится в уголках глаз. Автор работы, защищающий свое детище, окажется в положении жертвы” (там же).
Когда встречаются японские ученые, они, согласно Гальтунгу, прежде всего стараются не испортить сложившихся социальных отношений Здесь существует уважение к авторитету, к учителю, кто бы он ни был, уважение “по вертикали”. Кроме того, существует чувство коллективизма, органичной солидарности. Это прежде всего вопрос о том, к какой школе ты принадлежишь, откуда ты взял свою идею, кто ее высказал первым и т. п.... Спор — это скорее социальный, чем интеллектуальный акт.
Различия существуют и в самой практике научной работы. Как утверждает Гальтунг, “британское увлечение документацией, как и американская любовь в статистике, вошли в поговорку. Тщательно исследовать все источники, собрать все данные, ничего не утаивать — вот главные критерии учености. Однако социологи-саксы не сильны в разработке теорий, они также не.отличаются теоретической широтой и большим, кругозором”. Эти характеристики составляют резкий контраст с особенностями тевтонских и галльский интеллектуалов, которые могут даже не осознавать, что им не хватает документации для обоснования того, что они говорят. Для них суть интеллектуальной деятельности заключается в создании теорий. Эмпирические данные
имеют скорее иллюстративную, чем демонстративную функцию. Расхождение между теорией и данными устраняется за счет данных.
Несмотря на тр что и галльский, и тевтонский интеллектуальные стили в равной мере тяготеют к абстракциям и теоретизированию, между ними существуют значительные различия. Тевтонский тип построения теорий можно назвать Эвклидовым. Гальтунг характеризует его как чисто дедуктивный процесс или как сооружение пирамиды, где бесконечные теоремы по законам логики выводятся из немногих аксиом. Бели принимается аксиома, нельзя оспаривать ее следствия. Гальтунг, однако, относится с явным пренебрежением к такому подходу, поскольку приверженность к дедуктивному методу делает человека пленником своей собственной мысли. Этот метод помещает реальность в смирительную рубаху.
Галльский стиль социальной науки, напротив, не является дедуктивным. Галльский теоретический язык подчинен не столько логике, сколько задаче экспрессивного убеждения, проявления артистизма; здесь критерием оценки научного аргумента выступает не столько его действенность, сколько-изящество формулировки. Хорошая проза, метафоры, остроты, двусмысленности, аллитерации, различного рода семантические и даже типографические трюки — все это значимые элементы галльской теории. Реальность идеи здесь очень скоро становится идеей реальности.
Тем не менее тевтонский интеллектуал отличается от галльского ученого тем, что он действительно верит в то, что говорит. Японская же теория, согласно Гальтунгу, есть главным образом терминологическое противоречие. Вклад японской теории в социальную науку он весьма категорично характеризует как “поистине не заслуживающий внимания”. Резюмируя особенности четырех стилей, Гальтунг анализирует вопросы, которые соответственно задаются автору гипотезы.
Саксонский стиль (американский
вариант): Как Вы ее операционализнруете?
Саксонский стиль (британский
вариант): Как Вы ее документируете?
Тевтонский стиль: Как Вы можете вывести ее из Вашей
аксиомы?
Галльский стиль: Можете ли Вы выразить ее на хоро-
шем французском языке?
Японский стиль: . Кто Ваш учитель?
Хотя характеристики, предложенные Гальтунгом, могут вызвать сомнения, поскольку он связывает корни стилистических различий с
национальными и культурными диспозициями, это, безусловно, очень тонкая классификация социальных исследователей в рамках каждой из культур, считает Зайонц; однако вполне вероятно, что расхождения между учеными внутри одной страны могут оказаться более значительными, чем между учеными разных стран.
Стилистические элементы социально-психологических объяснений
Очень трудно и не всегда целесообразно оценивать стиль в искусстве; это связано с отсутствием рациональных критериев для измерения его успеха. Не всякий согласится с тем, что сумма, которую заплатили за картину определенного стиля на аукционе, может служить показателем “истинного достоинства” стиля. Нельзя согласиться, что таким показателем является, например, тираж репродукций. Но и то, и другое указывает на “нечто” в этом направлении. Оценка даже незначительных стилистических элементов вызывает затруднение, если приходится судить о них в сопоставлении с другими. Например, можно сравнивать акварель и масло. Конечно, картины, написанные маслом,'более долговечны, но характер световых эффектов, достигаемых акварелью, недостижим в масляной живописи. Если художник хочет пожертвовать долговременностью ради текстуры, это, конечно, его выбор и его право.
То же самое можно сказать по поводу объяснений и доказательств в социальной психологии. При выборе определенного стиля (или метода), как и при всяком другом выборе, следует исходить из оценки соотношения между его преимуществами и недостатками. Ни один стиль не является абсолютно совершенным или абсолютно ложным. Например, если нужно узнать, действительно ли пожилые люди менее восприимчивы к пропаганде, чем молодежь, можно провести опрос, полевое исследование, полевой или лабораторный эксперимент. Каждый из этих методов обладает своими преимуществами и недостатками. При опросе была бы осуществлена выборка из пожилых и молодых людей, которым был бы задан вопрос о мере их подверженности воздействию пропаганды. Мы могли бы при этом получить показатели степени этого воздействия, не зная, как пропаганда воздействует на них на самом деле. Но их ответы указали бы рай общую тенденцию, охватывающую все виды пропаганду. Мы могли бы также понаблюдать за людьми, являющимися объектами пропаганды, и за их последующими действиями. Этот метод — метод полевого исследования — при более точных и непосредственны^ результатах ограничивает число и разнообразие субъектов пропаганды, подлежащих анализу. Полевой эксперимент носил бы еще более ограниченный, хотя и более точ-
ный характер. Можно было бы провести и лабораторное исследование процесса убеждения молодых и пожилых людей. Этот метод оказался бы -еще более точным и непосредственно отвечал бы поставленной задаче, однако с точки зрения многообразия субъектов пропаганды, пропагандистских методов, использованных в эксперименте, и своего значения для практических целей он оказался бы самым ограниченным.
Каждый из этих методов представляет собой компромисс между точностью и репрезентативностью. С точки зрения автора, наиболее приемлемым методом является эксперимент, где ради знания точного результата можно и должно пожертвовать общезначимостью полученных данных. Однако совершенно очевидно, что не всегда возможно провести эксперимент. Например, нельзя использовать экспериментальный метод при исследовании соотношения между социальным происхождением и интеллектуальным уровнем. Тем не менее налицо явные исследовательские предпочтения: некоторые ученые по разным причинам оставляют в своем распоряжении только один метод и, как следствие, оказываются не в состоянии изучать те или иные классы проблем, требующие иных методов.
Стиль — это не только выражение предпочтений и навыков, но и следствие различного рода необходимостей! Кристофер Врен не мог построить собор Св. Павла из папье-маше или железобетона, а Микельанджело не мог писать акриловыми красками. Ученые, не имеющие доступа к полиграфу, едва ли прибегнут к физиологическим измерениям и не будут планировать исследований, которые потребуют 1-аких измерений. Нельзя проводить интроспективных исследовав ний на крысах или экспериментов с корой головного мозга — на лю-дях.
Наконец, существуют условия, продиктованные издателями, редакторами, корифеями, руководящими работниками и авторитетными учеными, мнения которых “принимаются в расчет”. Они “знают'’, какой подход является многообещающим и какие меры перспективными. Признание, полученное членом того или иного научного сообщества, заставляет всех остальных смотреть в том же направлении; многие спешат поддержать ценное начинание. Очевидно, таким образом, что стиль никак не может быть следствием свободного выбора или индивидуальных предпочтений. Существует масса возможных стилей — в музыке, в живописи, в скульптуре, в литературе, — которые так никогда и не возникли или существовали лишь одно мгновение. Тем не менее, не обладая абсолютной свободой, стиль все же не подлежит и абсолютному контролю или диктату.
Стиль формулировки проблем
Если мы обратимся к анализу тех способов, посредством которых разные исследователи формулируют проблемы, мы ясно увидим стилевые различия. Когда исследователь формулирует проблему, в его уме уже имеется 50% ее решения — как в концептуальном, так и в эмпирическом плане. Многие исследовательские проблемы выбираются потому, что исследователь считает их разрешимыми, а также потому, что решение их Интересно. Разные ученые выбирают для своих исследований разные проблемы. Выбор проблемы и ее формулировка определяют стиль объяснения.
- Откуда проистекают исследовательские проблемы? Лучший ответ ва этот вопрос дали философы Коэн и Нагель. Они утверждают, что проблема, равно как и возможность ее изучения, возникают в результате раздражения ученого. Раздражение же существует потому, что некое необходимое знание отсутствует. Так, раздражающим является знание о том, что уже свыше 350 лет остается недоказанной последняя теорема Ферма. Однако этот факт раздражает далеко не всех математиков. Раздражение возникает также потому, что существует конфликт между различными эмпирическими данными, либо между данными и теорией, либо между двумя теориями. Эти обстоятельства и порождают раздражение, которое ученые стремятся устранить. Таким образом, Коэн и Нагель предвосхитили теорию когнитивного диссонанса.
Разных ученых раздражают разные обстоятельства. Одних раздражают теоретические или эмпирические конфликты, других — общественные условия, которые они стремятся улучшить, третьих — определенные аспекты их собственной жизни, которые они стремятся исправить или понять. Однако, сделав выбор, ученые формулируют свои проблемы посредством разных стилей. Легко распознаваем, наг пример, стиль Фестингера, содержащий вполне определенные черты. Почти во всех случаях Фестингер формулирует проблему как противостояние тенденций. Налицо обязательное допущение, согласно которому индивид старается избежать любых противоречий и стремится их разрешить. Сильная сторона данного стиля формулировки проблем состоит в том, что противоположные тенденции'создают концептуальную основу для осмысления мотивации человеческого поведения, а их природа и масштабы позволяют прогнозировать направление этого поведения. Таким образом, стиль формулировки проблем Фестингера — это разновидность “социального векторного анализа”.
В известной мере выбор проблем и их формулировка происходят в соответствии с основными представлениями психологов о “человеческой природе” или “сознании". Психологии в целом и социальной
психологии с особенности, несмотря на их многолетние колебания между приоритетом “природы” и определяющей ролью “воспитания”, еще только предстоит занять твердую позицию в этом вопросе. То же саг мое можно сказать и -по поводу интерпретаций человеческой рациональности. Сменявшие друг друга поколения социальных психологов по-разному трактовали вопрос рациональности / иррациональности человеческого духа. В 30-е годы акцент делали на доверчивости человека и исследовали природу внушаемости; в 40-е внимание сосредоточилось на поисках людьми смысла; 50-е стали свидетелями анализа иррациональной перцептивной защиты, а позднее — иррационального поиска разрешения когнитивных диссонансов. В 60-е годы человека изображали как умелого аналитика каузальной атрибуции применительно к социальным событиям и индивидуальным намерениям; в 70-е исследователи вновь обратились к проблеме слабости, эвристических и логических способностей человека. В наши дни интерес сосредоточился вокруг процессов овладения и совершенствования способности к логическому выводу. Эти представления и гипотезы относительно “человеческих способностей” и указывали способы формулировки проблем. Они определяют современный стиль и манеру исследования.
Теоретические стили
Во второй части статьи Зайонц обсуждает некоторые конкретьшс стилистические элементы социально-психологического объяснения:
1) полнота/упрощение;
2) коллективный/индивидуальный аналитический фокус;
3) интуиция/логическое заключение;
4) эксперимент и реальность.
Разумеется, данный перечень стилистических элементов не является исчерпывающим, однако именно они служат яблоком раздора среди социальных психологов, вызывая жаркие споры.
1. Сложность и полнота/упрощение
Один из упреков, который часто выдвигают в адрес экспериментальной социальной психологии, состоит в том, что эта дисциплина, обедненно представляет действительность. Согласно некоторым авторам, социальные психологи пребывают в заблуждении, будто систематическое наблюдение есть одновременно рассмотрение одного или нескольких факторов. Игнорируя существование таких методов, как ковариантный анализ, множественная регрессия, линейный анализ, структурное уравнение, Харре, например, настаивает, что исчисление воздействия одного или двух факторов (при прочих постоянных) невоэ-
можно и что единственной ценной информацией о социальном процессе является та, которая получена путем одновременного рассмотрения большинства факторов.
Конечно, повседневная социальная жизнь очень сложна. Но разве социальная наука призвана документировать социальную жизнь во всем монотонном однообразии ее деталей? Есть ли необходимость или целесообразность в том, чтобы воспроизводить в наших теориях и методах всю сложность социальной жизни? Движение, например, тоже очень сложный феномен. Существует движение булыжника, падающего с горы, футбольного мяча, автомобиля, мчащегося по автостраде, спортсмена на беговой дорожке, сталкивающихся молекул, планеты, вращающейся вокруг Солнца, спутника, вращающегося вокруг Марса, существует полет птицы, качание маятника, прыжок антилопы. Каждое из этих явлений существует в миллионах вариантов и во множестве контекстов. Если бы пришлось описывать все варианты во всех деталях, понадобились бы компьютеры бесконечных размеров и бесконечное количество времени.
Полнота невозможна, утверждает Зайонц: никакое живописное полотно, ни тысячи сменяющих друг друга поколений художников не смогут изобразить все, что можно видеть и знать о данном предмете, даже в самых общих чертах. Одни художники стремятся достичь большего соответствия действительности, чем другие. Работы голландских мастеров по своей полноте превосходят картины Модильяни или рисунки Штейнберга. Однако даже самые убежденные суперреалисты современности смогли бы “детализировать” лишь самую малую частицу реальности.
Социальные психологи-экспериментаторы вынуждены одновременно рассматривать всего лишь несколько факторов для того, чтобы глубже их понять; при этом они преднамеренно жертвуют полнотой. Социальные психологи, стиль которых предполагает проведение мно-гофакторых опросов, также ограничены в своих действиях уровнем соответствия аналитического инструментария и размерами выборки.
Один из серьезных упреков в адрес социальной психологии состоит в том, что все ее эмпирические данные базируются на материалах, которые удалось собрать с помощью студентов американских колледжей. Конечно, в данном случае, как и в других экспериментальных ситуациях, желательно было бы иметь выборку из различных популяций. Но это крайне трудоемко, дорого и часто чрезвычайно сложно. “Мы должны довольствоваться тём, что возможно, и уповать на тот факт, что экспериментирование с одной и той же популяцией в одних и тех же условиях сохраняет стандартные аспекты исследования” (с. 355). Бактерия желудочной.палочки является стандартным и наиболее популярным предметом исследования в биологии, биохи-
мии, эндокринологии, генетике, биофизике и многих других областях. Используя одну лишь эту бактерию, наука накопила огромное количество систематизированных знаний. Мы мало или почти не знаем, насколько результаты, полученные при изучении желудочной палочки, приложимы к другим формам жизни, однако иные формы знания и опыта подкрепляют догадку об универсальности фундаментальной науки.
Однако существуют проблемы, которые сами акцентируют значение популяционных различий. Как правило, они связаны с выявлением важных индивидуальных особенностей. Например, исследования “Я” могут значительно выиграть благодаря привлечению многообразных популяций, отличных по уровню их доходов, по возрастным, социально-классовым и культурным параметрам. Вопрос состоит в том, является ли трансформация исследуемого явления или процесса преимущественно результатом изменения популяции, т. е. можно ли ожидать, a priori, что явление окажется гомогенным относительно популяции или будет систематически изменяться?
Не нужно брать анализ крови у представителей 18 популяций, чтобы проверить, существует ли связь между кровяным давлением и задолженностью по счету. Но совершенно очевидно, что исследование, которое призвано идентифицировать различные вирусы СПИДа, должно ориентироваться на выборку из самого широкого круга популяций.
2. Взаимозависимость факторов
Один из аспектов стиля, отстаивающего принцип полноты объяснения, связан с предположением, что все факторы вообще и все предметы находятся в тесной взаимной связи и потому изучение только одного или только нескольких факторов — это заблуждение. Харре порицает экспериментальный метод только потому, что' данный метод игнорирует взаимосвязь явлений в социальной жизни. Эта точка зрения не нова. В XVIII в. Джонатан Эдвардс предлагал показать, как Движение, Покой и Направление Мельчайшего Атома влияют на движение, псусой и направление всякого тела во вселенной. То, что ему не удаг лось доказать свое предположение, сегодня очевидно для всех. Ни одно явление или ряд явлений не исследовались (и не могли исследоваться) путем рассмотрения всех взаимозависимых факторов. В каждый данный момент времени мы можем располагать знанием лишь относительно небольшой части реальности и никогда не будем знать о ней все. Мы, разумеется, можем стремиться к пониманию все большего и большего числа факторов в их взаимосвязи, однако существуют очевидные и весьма жесткие границы такого понимания," обусловленные
нашей способностью восприятия, а также методами, исследовательской техникой и инструментарием.
Скупость — враг полноты, упрощение — добродетель, но чрезмерное упрощение — уже грех. Как и во всех других случаях, касающихся стилистических решений, исследователь должен найти верное соотношение между полнотой теоретической интерпретации и простотой ее формы. Простое объяснение всегда элегантно. Геометрия изящна именно благодаря простоте ее аксиом. Красота пятой симфонии Бетховена также, помимо прочего, объясняется простотой ее “посылок”. Основная тема содержит всего четыре ноты, три из которых повторяются, однако симфония изобилует вариациями, деривациями и разработками, основанными именно на этих четырех нотах. В терминах Гальтунга, оба примера — это образцы тевтонского стиля.
Теория может быть изящна, не будучи “правильной”, или может быть правильной, не будучи изящной. Всегда можно упростить изображение. Например, баллистическую траекторию можно достаточно точно выразить с помощью простейшего квадратного уравнения. Но эта точность не будет содержать никакой информации об основных факторах, касающихся природы гравитации и скорости падения. Самый простой и лучший прогноз погоды — предсказать на сегодня то, что было вчера. Хотя этот метод прост и в общем-то наиболее точен, он упускает из виду вероятность ураганов, тайфунов и торнадо.
3. Коллективный/индивидуальный аналитический фокус
Значительная часть современных работ в области социальной психологии посвящена социальному сознанию, т. е. представлениям людей о социальных событиях и их участниках. Изучение социального сознания принесло богатые плоды. Однако концентрация внимания на вну-трииндивидуальных процессах оттесняет на второй план осмысление одного из самых существенных аспектов социальной жизни — взаимодействие между людьми и процесс социального влияния. Исследование индивидуального сознания и когнитивных диспозиций само по себе не приводит к пониманию того, как содержание одного сознания влияет на другое или передается ему. Коллективные аспекты социального поведения — нормы, роли, институты, социальные влияния проявляют себя посредством открытых действий. Исключительное внимание к содержанию индивидуального сознания и его внутренним процессам не всегда совместимо с наблюденной за человеческими действиями и взаимодействиями. Было предпринято лишь несколько отдельных попыток совместить то и другое. Однако парадокс состоит в том, что при этом сознание исследовалось в отрыве от такого важного социального процесса, являющегося к тому же его непосредственным предшествен-
ником и следствием, как коммуникация. Большая часть наших знаний представляет собой продукт прямой или косвенной коммуникации с другими и в конечном счете передается этим другим. Сознание — это платежное средство коммуникации. Принудительность коммуникации и взаимная передача ментальных содержаний, трансформация этих содержаний и связанные с ней изменения в сознании участников коммуникации — все эти процессы почти не исследовались в рамках “магистральной” социальной психологии. Однако, если мы хотим понять содержание индивидуального сознания, нам необходимо знание этих процессов, поскольку сознание индивида подвержено значительному коллективному влиянию.
4. Интроспекция и логическое заключение
Наш собственный опыт не дает нам непосредственного доступа к явлениям молекулярной биологии, тем не менее в сфере социальной психологии компетентны почти все. Наше восприятие социального процесса, в котором мы активно участвуем, наделяет нас тем или иным пониманием социально-психологических процессов. Но следует ли всегда доверять нашему восприятию?
На основе собственного восприятия и осмысления того, что такое социальная жизнь, Харре попытался перечеркнуть многолетние теоретические и эмпирические усилия социальных психологов, заменяй их другим подходом, который, очевидно, более соответствует частному опыту автора.
Бели бы все мы обладали столь глубоким пониманием социального процесса, не было бы нужды в систематической социальной науке, так как нельзя было бы открыть ничего, что бы не было уже общеизвестно, подчеркивает Зайонц.
Последовательный анализ социального восприятия свидетельствует о том, что не следует особенно доверять своей интуиции. Например, многочисленные исследования обнаружили мощную тенденцию к подгонке фактов при определении вероятности каузальных событий. Хотя половина браков в США кончается разводом, большая часть молодых людей верит, что их брак — на всю жизнь. Курильщики также не связывают установленную вероятность заболевания раком легких со своей собственной судьбой. Люди по-разному оценивают вероятность событий, которые уже- произошли, и тех, которые только могут произойти; ретроспектива всегда яснее перспективы.
Бели бы мы доверяли нашей интуиции и наблюдению, мы быд<*сих пор придерживались геоцентрической теории планетарного движения. Принятая сегодня гелиоцентрическая теория, которая позволила человеку ступить на поверхность Луны, суть продукт "не личностного, 14*
а математического проникновения в суть явлений.,Успех науки обуславливается постоянным противоречием большинству повседневных чувственных впечатлений, которые она заменила фундаментальными теориями. И хотя социальная психология — это по большей части не что иное, как подтверждение очевидного, “было бы гораздо правильнее 1^ полезнее не доверять полностью нашей интуиции, поскольку именно это и называется научной дисциплиной” (с. 357).
Эксперимент и реальность
Основной критический аргумент, выдвигаемый против некоторых стилей в социальной психологии (прежде всего — экспериментального), состоит в том, что экспериментальный метод искажает действительность. В данном случае мы имеет дело со стилистическим элементом социально-психологического объяснения, который также мало подлежит обсуждению, как и стиль в искусстве.
Аргумент, касающийся отношения эксперимента к действительности, является частью более широкой антисциентистской позиции, господствовавшей более десятилетия в некоторых научных кругах, в том числе, к сожалению, и среди социологов. Эта позиция ставит под сомнение любые научные усилия и рассматривает всякую науку, в особенности социальную, как вводящую в заблуждение. Роззак утверждал, что “величайшая истина, которую человечество познало благодаря своей древней близости к природе, это реальность духовного бытия”. По мнению Силвермена, никакая психология невозможна, если она игнорирует эту истину. Неудачи социальной психологии при разработке содержания своей дисциплины и определении направления ее развития обусловлены ложным представлением, будто сложные социальные феномены можно плодотворно изучать посредством экспериментальных лабораторных методов. Харре связывает свои нападки на экспериментальный метод в социальной психологии с убогостью условий экспериментальной ситуации: “Эксперименты проводятся в особых местах, обычно называемых социально-психологическими лабораториями, весь интерьер которых составляют голые стены, незамысловатая мебель (как правило, два стула), таинственный блеск обычного зеркала да, может быть, еще назойливого глаза телекамеры” (с. 359).
Протесты против экспериментального стиля в социальной психологии представляют собой часть широкой тенденции, которую философ Франкель справедливо назвал “иррационализмом”. Франкель имеет в виду тщательно осмысленную, разработанную, гордо заявленную и искусно отстаиваемую позицию, котор'ая объявляет науку, и не только науку, но вообще всякий логический анализ, контролируемое наблюдение, цивилизованные нормы и правила упорядоченного доказатель-
ства, идеал научной объективности — систематическим заблуждением относительно природы вселенной и условий, необходимых для существования человека.
Почему же мы должны исключить лабораторию из “реальности”? Разве скучное помещение лаборатории представляет для помещенного в ней человека меньшую реальность, чем будуар в стиле рококо? “Сколько стульев потребуется для достоверного изображения действительности? Должны ли стены комнаты быть затянуты парчей или шелком? Если военные бараки похожи на лабораторию своим однообразием и минимальной меблировкой, перестают ли они от этого быть “реальностью”? Что составляет сущность реальности? Спальня? Церковь? Пивная? Офис профессора? Дискотека? Улица? Душ? Банк? Го-стинная в стиле Блумсбери?” (с. 360).
Социальная наука стоит перед дилеммой: либо осуществить выборку из разных “сред” и отобрать те из них, которые были бы репрезентативны относительно всех возможных и мыслимых окружающих условий; либо остановиться на одной или нескольких оговоренных “стандартных” сферах, которые использовались бы для сравнительных новаторских экспериментов, где в сходных условиях проводятся стандартные измерения и стандартные операции. И та и другая про* цедура обещает определенные перспективы. Если бы социальная наука знала, каким образом получить репрезентативную выборку и каким образом убедиться в ее подлинной репрезентативности, то такая выборка была бы, наверное, лучшим, хотя и более дорогим вариантом из двух возможных. Но чтобы получить репрезентативную средовую выборку, мы должны знать универсум всех возможных сред. В настоящий момент такая информация недоступна, и хотя этогеническая психология еще несколько лет назад обещала разработать таксономию сред, мы пока не располагаем доказательствами ее успехов в этом направлении.
Фундаментальные законы движения также исследуются в стандартных условиях, которые редко встречаются в повседневной жизни. Это движение идеальных шаров, скользящих по идеальной поверхности, где трение приближается к нулю. При изучении этих законов никто не наблюдает за булыжниками, падающими с горы. А ускорение вообще изучают в вакууме, т. е. в условиях настолько редких, что наши предки считали их вовсе чуждыми природе.
Сопоставьте знание, полученное во всех областях науки посредством стандартных методов, с тем, что предлагают нам исследовательские приемы, рекламирующие свое родство с “реальностью”, например, этнометодология! Реальность экспериментальной ситуации и есть реальная жизнь для всех ее участников, включая экспериментатора и его “объект”. Для последнего экспериментальная лаборато-
рия — это такая же “реальная жизнь”, как спальня или обувной магазин.
Вопрос, таким образом, состоит не в том, обнаруживает ли конкретная исследовательская процедура реальность или же дублирует ее, а в том, способны ли стандартные контролируемые условия среды и используемые процедуры вскрыть сущностнке аспекты фундаментальных социально-психологических процессов. Тот факт, что результаты лабораторных экспериментов редко противоречат данным, полученным при воспроизведении эксперимента в полевых условиях или посредством наблюдения, позволяет предположить, что в лаборатории теряется не так уж много.
Заключение
Объяснение в социальной психологии, пишет в заключение Зайонц, — это в значительной степени проблема стиля. Многие стили объяснения нельзя оценить исходя из рациональных критериев, поэтому они остаются делом вкуса. Другие же стилистические элементы вполне можно анализировать с точки зрения их полезности, эвристической ценности, перспективности или, напротив, уязвимости, слабости и ущербности.
Эффективность стиля объяснения имеет много аспектов, причем не следует упускать из виду их практические следствия. В конечном счете мы узнаем, насколько полезны были те или иные теоретические перспективы и подходы. И поэтому все они могут иметь продолжение в будущем. “Ни один из аналитических подходов нельзя считать абсолютно ложным, даже тот, который вызывает негодование критики. Неверное объяснение также полезно, поскольку оно может неожиданно указать правильное направление”(с. 366).
Л. Ф. Вольфсон
