CC BY
49
2020.01.021. ТОСАС М.Р. ДВЕ ФОРМЫ ОШЕЛОМЛЯЮЩЕГО НИГИЛИЗМА: ТЕОЛОГИЯ СМЕРТИ БОГА И СОВРЕМЕННЫЙ МЕССИАНИЗМ.
TOSAS M.R. Two forms of overcoming nihilism: The theology of the death of God and contemporary messianism // Rivista di filosofía neo-scolastica. - Milano, 2018. - An. 60, N 3. - P. 491-510.
Ключевые слова: ДерридаЖ.; мессианство; постмодернистский поворот к теологии; радикальная теология; теология смерти Бога.
Преподавательница Университета Раймунда Луллия в Барселоне освещает две дискуссии, имеющие в качестве отправной точки отсутствие Бога в современном мире, лишение бытия смысла и поиск путей преодоления подобной ситуации. Она рассматривает философские и теологические диспуты о смерти Создателя, начавшиеся c ХХ в., и современные дебаты о понятии мессианизма в истории (с. 491). В соответствии с первыми, Бог ушел, со вторыми -мессия еще придет (с. 492). Радикальная теология - феномен, развивавшийся в США в середине прошлого века благодаря П. Тиллиху, - породила концепции смерти Бога 60-х. Согласно Д.У. Роббинсу и Ч. Кроккету, данная тенденция продолжалась вплоть до поворота к религии, осуществленного постмодернистской а/теологией, предложенной М. Тейлором (с. 493).
В главе «От смерти Бога до ее воззвания к христианству по Бонхефферу» (с. 494-498) утверждается, что провозглашенную Ф. Ницше смерть Бога некоторые авторы рассматривают как временное «затмение Творца». Однако данный мыслитель радикально утверждал мир и время, отрицающие существование любой транс-цендентальности, придающей им смысл. Это означает не то, что он отсутствует в мире, но то, что его следует искать или, скорее, создавать без обращения к любому трансцендентному авторитетному источнику. Смерть Бога означала конец этических, моральных, политических и эстетических оснований. У человека не осталось иных критериев помимо него самого. Общая вседозволенность приносит многочисленные конфликты. В отсутствие внешних, объективных и универсальных критериев, руководящих оценками и решениями, в отдельных областях процветает гипертрофированная законность (с. 494), способная предотвратить взрыв анархии. Со-
гласно Ж. Лакану, «Бог мертв, следовательно, ничто не дозволено». Для мыслителей, которые перед лицом смерти Творца воспринимают ее либо как вседозволенность, либо как гипертрофию законности, она означает ликвидацию теологической сферы. Однако есть и те, кто характеризует данное явление в рамках теологии. Смерть Бога не оставила за собой пустой земли, напротив, Его жертву считают весьма плодотворным феноменом. Д. Бонхеффер объясняет упадок основывавшейся на жесткой системе правил этики, на которую он навесил ярлык «этического фанатизма». Вторя С. Кьеркего-ру, он пишет, что «путь долга» ведет к безответственности. Человек должен проявлять «гражданское мужество», его дела - быть свободными и ответственными. Поступать в соответствии с некими принципами означает отсутствие креативности, а повиновение закону (с. 495) - действия подражателя. Этика не подчиняет принятого под влиянием момента решения установленным прежде нормам. Своего героя протестантский мыслитель сравнивает со сверхчеловеком Ницше. Бог постепенно перестал быть необходимым в некоторых областях жизни и знания. Это явление прослеживается с XIII в. Обычная реакция богословов ошибочна и опасна. Очевидный пример - отношение к дарвинизму: теология приняла его, однако оставила место для Бога из машины, контролирующего процесс эволюции. Истинный христианин - тот, кто пережил смерть (определенного) Бога. Последний одновременно слаб и могущественен в мире, и только так остается с людьми и помогает им. Лишь не нуждаясь в Нем для латания прорех или затыкания дыр, можно жить в согласии с Ним (с. 496). Э. Юнгель провозглашает, что хотя метафизика через внутреннюю необходимость пришла к мысли о смерти Бога, эта идея немыслима без христианской веры. Г.В.Ф. Гегель лучше остальных теоретиков объяснил данный феномен. Бог не может существовать лишь для себя, поэтому пожертвовал собой, отдавшись миру, бесконечности. Ю. Мольтманн утверждал смерть Бога как центральное место христианской теологии. Ф. Вариллон заявляет, что Бог далеко не бесстрастен и не бесчувственен к боли и тяготам мира. Если Он есть любовь, Его непременно трогают страдания сотворенных и любимых созданий. Вслед за А. Неером французский философ говорит, что Творение -не выполнение составленной заранее совершенной программы: оно характеризуются «радикальной неподготовленностью». Иногда
создания бунтуют, и Создатель испытывает драматическую неуверенность в успехе своего труда (с. 497). Слабость, бренность и смерть - неотъемлемые аспекты Творца. Последняя - один из основополагающих Его феноменов. Общество, считающее себя далеким от Бога, более способно жить в соответствии с Его заповедями. Рассуждения о смерти Бога на Западе - не Его убийство, но подтверждение того, что Он был убит: подобное общество максимально подготовлено к Его пришествию.
Глава «Теология смерти Бога или празднование Его ухода» (с. 498-503) рассматривает «теологический бренд» США - ряд теорий, существенно различающихся между собой. Г. Ваганян под влиянием Кьеркегора предлагает отвергнуть христианский мир ради реализации целей христианской доктрины. П. ван Бурен предвидит необходимость адаптации языка религии. Т. Альтицер по гегелианской диалектике интерпретирует смерть Бога как необходимый и неизбежный феномен христианства. У. Гамильтон предполагает, что отсутствие Бога приведет к консолидации человеческого общества. Р. Рубенштейн заявляет, что после Аушвица Бог умер, но сохраняется необходимость религии (с. 498-499). Смерть Бога открыла необычайно плодотворные пути развития мысли. К концу XX в. наметился постмодернистский поворот к религии (с. 499). Д. Ваттимо утверждает, что существующая организация мира тесно связана с христианством. Суть последнего передается в послании любви, и это позволяет избавиться от ноши догматизма во всех областях опыта. Свои изыскания он представляет как кено-тическое христианство. Согласно Д. Капуто, Распятие явило то, что Бог не защищен от происходящего в мире. Он не содействует закрытию или определению системы, интерпретируемой философами как мир и действия людей в нем, но сохраняет ее перманентно открытой (с. 500). Произошедшее с Ним - призыв жить по-другому, а не постамент безупречного теоретического механизма. Бога следует понимать не как основание онтологии, но, безусловно, в качестве силы, вызывающей замыкание в ней, подрывающей основы мира, единственно противодействующей подавляющему механическому действию норм. Его смерть - не конец теологии, но возможность, всегда содержащаяся в самом Боге (с. 501). Религии отводится место только в личном пространстве. Пытаться извлечь онтологические, эпистемологические, эстетические или политиче-
ские законы из Творца означает лишь превращать Его в идола (с. 502).
Глава «Современный мессианизм или сожаление о грядущем пришествии Бога» (с. 503-505) обозревает иудейскую мессианскую традицию, открывшую дискуссии о тщетности, на которую отсутствие Бога обрекает род людской. Большинство из ее сторонников испытывают ностальгию по Его успокаивающему присутствию и ожидают пришествия мессии и разрешения им всех трений и конфликтов. К началу XX в. мессианизм превзошел границы иудаизма. Во всех изложениях данной концепции существуют мистическая стадия и таковая мессианская. Приход мессии означает не кульминацию исторического времени, но его прерывание. А. Биелик-Робсон резюмировала аспекты различения подобных теорий. По одним из них, мир пал и должен быть полностью разрушен, по другим - он просто разделен и его можно восстановить. Для первых -мир будет спасен извне. Для вторых - изнутри, так как в нем еще сохранилась искра божественного. Согласно Ф. Розенцвайгу и И. Левинасу, ее можно использовать для сохранения искупительной Божественной любви, которая позволит низвергнуть мистический естественный закон. Для У. Бенджамина, Я. Таубеса и А. Бадью пока закон принадлежит этому миру, последний испорчен. Закон препятствует справедливости и искуплению (с. 503-504). По словам Д. Агамбена, С. Жижека и Ж. Дерриды, существует и третья стадия, на которой закон действует спонтанно и повисает в воздухе или применяется частично (с. 504). Г. Шолем обозначил ее как момент откровения: все остается в силе, но ничего не действует (с. 505-506). Форма закона отделена от его апликативности: первый сохраняется, вторая подавлена. По мнению Агамбена и Бенджамина, момент высшего откровения характеризуется отсутствием иерархии и правил дифференциации. Они считают его позитивной стадией, так как исключительность труда гарантирует мыслителям наслаждение жизнью без опосредования (с. 505).
В главе «Совпадение и различия двух видов противостояния нигилизму» (с. 505-507) внимание привлекается к тому, что обе логики схожи, их выводы недалеки друг от друга. Агамбен, рассматривая чрезвычайную ситуацию в деспотическом негативном государстве, считает ее необычайно опасной, более того, ведущей Запад к гражданской войне. Бонхеффер и Юнгель защищают имен-
но эту стадию, в которой призван жить христианин, как единственный способ избежать нигилизма. Согласно Тосас, на мессианской почве не наблюдается действительно плодотворной реакции на последний.
В главе «Мессианский путь из нигилизма или Жак Деррида» (с. 506-508) рассматривается оспаривание постструктуралистом видения Ф. Фукуямы, провозглашающего конец истории. С точки зрения французского мыслителя, идеальное государство всегда останется призрачным: его эффективность предвкушают, однако лакуну между ним и его современным состоянием никогда не замостить так же, как знаку полностью не отразить того, что он означает (с. 506). Царство законности в действительности нельзя превзойти, поэтому справедливости невозможно достичь. Простое исполнение законов не ведет к ней, поскольку она требует отказа от таковых. Невозможность пришествия мессии - гарантия против деспотии закрытой системы, где все предопределено заранее (с. 507). Законность - сила, которую никогда не актуализировать. Постструктуралист предлагает осознать то, что люди постоянно живут в исключительной ситуации и должны приветствовать последнюю вместе с предполагаемой ею неуверенностью. Бог или мессия понимаются не как причинность, ограничивающая, закрывающая и программирующая мир, но, скорее, как призыв выйти за современные нормативные рамки.
В «Выводах» (с. 508-510) констатируется приветствие отдельными теологами смерти Бога, вначале казавшейся концом теологии (с. 508). Агамбенова мессианская логика, касающаяся закона, более глубока, нежели другие аналогичные концепции. Оригинальная теория Дерриды относительно «мессианства без мессионизма» близка плодотворной теологической реакции на данный феномен, так как предлагает креативность и большую ответственность. Она позволяет осознать, почему слабость онтологии не обязательно ведет к концу этики, но, напротив, приводит к ее средоточию, ответственности, не относящейся к предшествующим кодексам, к управлению неустраняемой напряженностью между законом и справедливостью, диктуемой фундаменталистским взглядом на мир (с. 509). Концепция «мессианства без мессии» представляет необычайно удобную идею для формирования эмансипаторской политической мысли, каковая, по предположению Ч. Кроккета, может родиться
из постмодернистского пересечения светского и религиозного (с. 510).
И.М. Цибизова
2020.01.022. ДЭВИДСЕН М.А. ПОЧИТАЯ ВАЛАР, НАХОДЯ ЭЛЬФА ВНУТРИ: ЛЮБОПЫТНАЯ ИСТОРИЯ ТОЛКИНОВСКОЙ ДУХОВНОСТИ И РЕЛИГИОЗНАЯ ДОСТУПНОСТЬ ЛИТЕРАТУРНОЙ МИФОЛОГИИ ТОЛКИНА.
DAVIDSEN M.A. Honouring the Valar, finding the elf within: the curious history of tolkien spirituality and the religious affordance of tolkien's literary mythology // Tolkien the Pagan? Reading Middle-earth through a Spiritual Lens: Proceedings of Tolkien society Seminar 2018. -Edinburgh: Luna press publishing, 2019. - P. 31-45.
Ключевые слова: религия; духовность; фантастика; нарра-тив; литература; неоязычество; магия; хиппи; Толкин.
Статья Маркуса Альтены Дэвидсена из Лейденского центра религиоведения (Лейденский университет) издана в сборнике материалов семинара, посвященного творчеству Дж.Р.Р. Толкина сквозь призму духовности и в поисках языческих корней его литературной мифологии.
С самого начала автор подчеркивает, что в массиве толкини-стики (Tolkien Studies) исследовались, скорее, религиозные и мифологические источники литературного творчества Толкина, нежели его собственные духовные ориентиры. Был ли Толкин полноценным католиком или же отчасти тяготел к языческому мировоззрению?
Дэвидсен вводит понятие «толкиновской духовности» (Tolkien spirituality), феномен которой он исследует на примере своеобразных религиозных традиций и верований, c 1960-х развивающихся в среде поклонников творчества Дж.Р.Р. Толкина. Автор считает толкиновскую духовность формой религиозного сознания, но не религиозным движением как таковым.
Большинство поклонников творчества Толкина увлекаются его литературными произведениями, изучают вымышленные языки, при этом оставаясь, собственно, христианами или неоязычниками. Однако часть из них отправляет обряды, посвященные выс-
