CC BY
71
коммуникации современным материалом из медиа, актуального, акционального и художественного дискурсов. Используются классические и современные теоретические труды для усиления аргументации выдвинутых положений и сделанных выводов. Постулируется негативный эффект ускоренной коммуникации на экологию языка и коммуникативную практику.
С. С. Сергеев
СОЦИОЛИНГВИСТИКА
2019.02.006. КОНКУРЕНЦИЯ ЯЗЫКОВ И ЯЗЫКОВЫХ СТРАТЕГИЙ // КОНКУРЕНЦИЯ В ЯЗЫКЕ И КОММУНИКАЦИИ / РГГУ; отв. ред. Федорова Л.Л. - М., 2017. - С. 15-102.
Ключевые слова: конкуренция языков как конфликтогенный фактор; естественные языки vs языки науки; заимствования и синонимия в японском языке; «слова года» в японском языке; русские обращения в диахронии: конкурирующие формы и тенденции; конкурирующие формы в грамматике.
В реферируемой части коллективной монографии исследуется социально-исторический аспект конкуренции языков, которая проявляется в их соперничестве в условиях двуязычия или многоязычия. Как отмечает во введении к монографии Л.Л. Федорова, языковые контакты и конфликты, взаимодействие соперничающих языковых стилей и подсистем имеют место в разные эпохи и проявляются в различных формах.
В разделе «Психологические и социолингвистические характеристики языковых контактов: Что усиливает конфликтный потенциал двуязычия?» (Н.Б. Мечковская) анализируются культурно-религиозная и национальная (этническая) формы двуязычия. Выявляются факторы, способствующие усилению или, наоборот, сглаживанию межъязыкового конфликта.
Автор отмечает, что явление «лингвистической идеологии» (с. 16), т.е. оценочного и эмоционального отношения к своему языку, уверенность в его превосходстве и стремление к его экспансии, берет начало в Средние века. Это явление характерно для культур, сформированных религиями Писания. Иудаизм, христианство и ислам объявляли достойным языком культа и религиоз-
ной культуры какой-либо один «священный язык» - Lingua sacra (с. 17). Таким языком становился, как правило, надэтнический язык, который к моменту его канонизации уже не был родным ни для одного народа. Это греческий язык «Септуагинты», латынь, старославянский, арабский язык VII в. Такой язык выступал конкурентом для живых, народных «простых» языков - linguae vernaculae. По этой причине церковь в течение длительного времени запрещала переводы с культового языка - они мыслились как источник заблуждений. Переводчики и люди, исправлявшие церковные книги, в разных странах, нередко обвинялись в ереси и подвергались серьезным репрессиям1. Лингвистическая идеология в условиях конкуренции культового и народного языков отличалась консервативно-реставрационной направленностью.
Национально-языковая идеология, связанная с этническим двуязычием, более динамична и проявляется в многообразных формах. Конфликтность такого двуязычия определяется, в частности, тем, что языки не распределены априори по разным функциональным сферам, но борются за одни и те же коммуникативные функции. При этом ситуация оказаться «без языка» лишает индивида способности осуществлять жизненно важную деятельность (находить работу и жилье, объясняться с врачом или полицией) и потому актуализирует «в сознании человека психологические состояния архетипической глубины и мощи» (с. 21).
Анализ конфликтных ситуаций на постсоветском пространстве и в Европе после распада социалистического лагеря показал, что вероятность и остроту конфликтов повышают следующие условия: степень пассионарности народа и его интеллектуальной элиты; равновесие демографической мощности языков-конкурентов; компактное проживание национального меньшинства; диспропорция между коммуникативной значимостью языка и его демографической мощностью. Отдельно рассматривается вопрос языковой конфликтности в условиях близкородственных языков, таких как русский и украинский. В подобных ситуациях двуязычие
1 Н.Б. Мечковская, вслед за Б.А. Успенским, называет такое отношение к знаку «неконвенциональным», так как оно основано на отказе видеть в языковом знаке условную, конвенциональную связь с обозначаемым, и вместо этого приписывает ему сакральные свойства самой вещи. - Прим. реф.
не является проблемой практической, но его идеологический и политический «накал» может быть даже выше.
Н.Б. Мечковская также анализирует дивергентные и конвергентные процессы в истории развития языков. Длительное время индоевропейские языки развивались дивергентно, и в XIX в., начиная с эпохи романтизма в европейской общественной мысли, национальный язык стал символом особого «духа» народа, знаком права его носителей на государственную независимость. Однако в ХХ в. стали активнее проявляться конвергентные процессы, особенно заметные на примере близкородственных языков. Например, в результате «постепенной "капиллярной" инфильтрации русского языка» (с. 30) в украинский и белорусский в этих языках сложились такие формы, как суржик и трасянка. В настоящее время в Украине и Белоруссии, как и в странах бывшей Югославии, наблюдается очередной этап дивергенции - взаимное отчуждение близкородственных языков и их версий.
В заключение перечисляются типы ситуаций и событий, которые могут вызвать реализацию конфликтного потенциала двуязычия или, наоборот, смягчить его: национально-освободительные и антитоталитарные революции; попытки законодательного расширения использования мажоритарного языка и запреты использовать миноритарный язык в тех или иных функциях; идеи и политические программы в области национально-языковых отношений; публичный протест против ущемлений прав языка; международное давление.
Раздел «Естественный язык и языки науки: Конкуренция или взаимодействие?» (Г.Е. Крейдлин, Г.Б. Шабат) посвящен изучению особенностей и роли разных знаковых кодов в естественнонаучных текстах. Анализ проводится на примере пяти языков, применяемых в геометрии: естественно-подобного языка; языка геометрических чертежей; языка координат; языка геометрических преобразований; формального (логического) языка, предназначенного для автоматической обработки информации.
Авторы устанавливают, что каждый из этих языков необходим для определенных операций. Установление адекватных соответствий между фрагментами, написанными на разных языках и овладение навыками перевода с одного языка на другие - необходимые условия для возможно более полного понимания содержа-
ния геометрических текстов. В сфере геометрии концепт 'взаимодействие языков' и концепт 'понимание' взаимообусловлены, несмотря на наличие некоторых «точек», в которых данные языки являются конкурирующими.
В разделе «Зачем японцам американские синонимы?» (В.М. Алпатов) отмечается, что синонимия представляет собой один из основных видов конкуренции в языке.
Японский язык обладает развитой синонимией, что объясняется наличием трех лексических подсистем: исконной лексики (ва-го), китаизмов (канго) и слов, заимствованных из западных языков (гайрайго, или катаканаго, т.е. «слова, пишущиеся азбукой ката-кана») (с. 57). Среди китаизмов преобладают книжные слова и термины, поэтому обычно близкие по значению исконные слова и канго распределяются по разным функциональным сферам. Так, слово ваго kokoro обозначает «сердце» и соответствует переносным значениям русского слова (может переводиться также как «дух», «душа»), но сердце как анатомический орган обозначается словом канго shinzoo.
Среди гайрайго преобладают англицизмы-американизмы. Они стали появляться в японском языке с середины XIX в., после «открытия» Японии, и в последующие десятилетия их число только нарастало. Они также имеют свою денотативную и стилистическую область - сферу массовой культуры, наименование предметов материальной культуры. Однако американизмы все же вступили в конкуренцию со словами другого происхождения, имеющими близкие значения, и «конкуренция синонимов почти всегда заканчивалась их победой» (с. 59). Например, еще до Второй мировой войны канго hooka-shutaku было заменено на apaato (из англ. apartment) для обозначения многоквартирного дома европейского типа.
Среди основных причин успеха гайрайго В.М. Алпатов выделяет две. Во-первых, на их выбор влияет большая понятность на слух, особенно по сравнению с канго. Во-вторых, их распространению способствуют американская массовая культура и глобализация: гайрайго воспринимаются как знаки современности и престижности. Они выбираются для наименования нового, интернационального. Так, современные модели фотоаппарата называются только словом kamera. Даже в тех случаях, когда полного вытеснения
слов канго или ваго не происходит, семантика американизма связывается с современными западными ценностями, поэтому он предпочитается в соответствующих ситуациях. Например, в японском языке существует множество слов для обозначения понятия «жена». Однако если речь идет о поведении, не сочетающемся с традиционными правилами (такими, как путешествие женщины без мужа), используется заимствование waifu (из wife).
Сегодня практически каждое английское слово может быть заимствовано в японский язык в составе словосочетания; многие словосочетания и сложные слова, отсутствующие в английском языке, конструируются из его компонентов в японском. Например: noo-airon (из no+iron) для обозначения изделия, которое нельзя гладить; rangeeji-rabo (из language+laboratory) для обозначения лингвистической лаборатории, притом что лексема language не употребляется как отдельное слово1. В целом функционально-стилистическая дифференциация слов разного происхождения способствует устойчивости синонимии и квазисинонимии в японском языке. «Эти "ниши" образовались более тысячелетия назад, когда японцы подверглись значительному влиянию Китая, в том числе в языковой области. Заимствования из английского языка хорошо вписались в эту систему» (с. 64).
В разделе «Языковая конкуренция при выборе слов года в Японии» (А.В. Дегтярева) анализируются характеристики слов и выражений, в том числе неологизмов, попадавших в список «Топ 10» и выбранных в качестве слов-победителей в Японии (с 2007 по 2013 г.).
Основанием для попадания в список обычно служат такие условия, как отнесенность наименования к новому предмету или явлению социальной жизни и активное освещение в СМИ. При этом слова могут быть распространены по всему миру или же, наоборот, быть понятными только в Японии. Так, в 2011 г., после сильнейшего землетрясения в стране 11 марта, в группу «Топ 10» попало выражение kitaku nanmin, обозначающее эвакуированных людей, у которых возникли трудности с возвращением домой из-за
1 В.М. Алпатов приводит мнение одного из исследователей, который утверждает, что имеет место не процесс заимствования, но, скорее, абсорбция японским языком английского словаря, подобно тому, как когда-то он вобрал в себя весь запас китайского языка (с. 63). - Прим. реф.
отмены общественного транспорта. Среди слов «Топ 10» много единиц, созданных из элементов английского языка, таких как kuurubizu (из cool+business), обозначающее отмену для офисных служащих дресс-кода на жаркий летний период.
Слова-победители также имеют четко выраженные особенности. Прежде всего, они «приходят» с экранов телевизоров - из новостных или спортивных программ, популярных шоу, сериалов, рекламы и т.п. Эти слова и выражения обычно ориентированы на образ: словом года становится не само слово, а образ и картинка, которые за ним стоят - именно они запоминаются носителям языка (с. 74). Чаще всего победителями становятся слова и выражения, которые отражают вкусы японцев и касаются позитивных событий, значимых для страны. Такие слова могут нести в себе определенную иронию, однако они не связаны с негативными событиями и настроениями. Так, в том же 2011 г. словом-победителем стало название женской сборной Японии по футболу Nadeshiko Japan, так как японская сборная первой из команд Азии, выиграла чемпионат мира среди женщин. Слово nadeshiko переводится как «гвоздика» и, кроме того, участвует в идиоме, обозначающей идеальную японскую женщину. Однако автор отмечает, что слова-победители почти никогда не закрепляются в языке -они являются словами-однодневками.
В разделе «Система русских обращений в историческом аспекте: Конкурирующие тенденции» (В.В. Высоцкая) исследуются структурно-семантические и лингвокультурологические характеристики системы русских обращений. Анализ проводится на материале художественной прозы и драматических текстов от XVIII в. до настоящего времени, а также с учетом речевой практики. Автор подчеркивает, что в художественных текстах обращения имеют два вектора: «от адресанта к адресату» и «от автора к читателю / зрителю», отображая при этом систему обращений, принятую в действительности: «Для каждого периода существует типичный набор обращений, который меняется со временем как в качественном, так и в количественном отношении» (с. 78-79).
Значительное расширение диапазона обращений наблюдалось в русской литературе с XIX в., когда отпала необходимость однозначной характеристики персонажа, что часто производилось через «говорящую» фамилию в классицизме (как Правдин и
Вральман в «Недоросле» Д. Фонвизина). В неформальный обиход вошли номинации с определениями и характеризующие субстан-тивы: мой ангел; душа моя; любезный друг; голубчик. Существовал также широкий набор прилагательных и субстантивированных форм, которые применялись в формальных стандартных обращениях: уважаемый; почтенный; сиятельный; любезнейший; милостивый государь. В литературе ХХ в. спектр характеризующих определений в составе обращений заметно сузился.
В XIX в. в дворянской среде даже близкие люди могли обращаться друг к другу по фамилии («Милый Вяземский» в письме
A.С. Пушкина к другу). Вместе с тем обращение по имени во многих случаях является знаком позитивного эмоционального настроя, а переход к имени-отчеству или фамилии - знаком негативного отношения или отдаления от адресата, Так, обращение Елены в «Белой гвардии» к мужу «Владимир Робертович» демонстрирует возмущение его поведением.
В русской культуре давно существует система обращений по родственным наименованиям. На их основе развилась группа псевдородственных обращений, которые широко использовались и частично применяются до настоящего времени. Так, слова и словосочетания батюшка, матушка, мать моя, отец мой в XIX в. могли использоваться даже при обращении к незнакомым людям, в том числе и младшим по возрасту. Сейчас в разговорной речи сохранились элементы этой системы: лексемы папаша, отец, мамаша, мать, дед, бабушка, дядя, тетя практикуются при обращении к старшим по возрасту, а сынок, дочка - к младшим. Обращение брат и его многочисленные дериваты сохранились в разных сословиях и используются в зависимости от ситуации и среды: «Откуда, братцы? Из Саратова есть?» (Е. Гришковец). В 60-е годы ХХ в. вошло в обиход обращение старик, принятое между молодыми людьми - оно зафиксировано, например, в прозе
B. Аксенова и в драматургии А. Вампилова.
После революционных событий 1917 г. сословные и статусные обращения стали выходить из обихода, однако разные формы все же сохранялись, пока существовали их носители. В советской литературе старые обращения часто применялись в ситуациях насмешки, издевки над адресатом: «Вставайте, граф!» (И. Ильф, Е. Петров). Смешение обращений используется как юмористиче-
ский прием в рассказах М. Зощенко: «Батюшка, уважаемый товарищ!; Граждане, помираю».
В дореволюционные годы распространенной формой обращения было сочетание названия профессии со словом господин: господин офицер, господин учитель, господин адвокат. В советское время эта модель была преобразована в сочетания со словами товарищ и гражданин: товарищ доктор, гражданин судья.
В 90-е годы была сделана попытка реставрировать такие формы обращения, как господин / госпожа, сударь / сударыня, однако они имеют довольно узкий диапазон применения. Эти обращения конкурируют с советизмом товарищ, и выбор той или иной формы зависит от статуса лица, сферы и ситуации общения, от идеологических и моральных позиций коммуникантов. Кроме того, в повседневном общении стали чаще использоваться обращения, определяемые функцией адресата, которая в течение дня множество раз меняется: пассажир, продавец, зритель, читатель и т. д.
В заключение работы В.В. Высоцкая отмечает, что в системе русских обращений по-прежнему недостает нейтрального, универсального и учитывающего гендерные различия обращения к незнакомому человеку.
В разделе «Конкуренция в речепорождении: Что определяет выбор граммем и лексем в "трудных случаях"?» (Е.Г. Борисова) анализируются критерии выбора говорящим определенной языковой формы из набора возможных в данной ситуации общений, т.е. из конкурирующих форм. Автор полагает, что выбор обусловлен прогнозом говорящего относительно реакции адресата: выбирается тот вариант, который, с точки зрения адресанта сообщения, поможет адресату понять сообщение точнее и ближе к замыслу. Исследование проводится на материале синонимичных глагольных лексем и видовых форм русских глаголов.
Е.Г. Борисова называет модель речевой деятельности, учитывающую взаимосвязь речепорождения и речевосприятия, интерактивной1 . Данная модель действует в тех ситуациях, когда говорящий, сравнивая значения нескольких единиц с тем смыслом,
1 Борисова Е.Г. Интерактивный подход в лингвистике: Границы применимости // Труды Международной конференции «Диалог - 2006». - М., 2009. -С. 84-88.
который он собирается выразить, обнаруживает, что есть два или более возможных варианта для выражения данного смысла. В таком случае говорящий прогнозирует понимание сообщения с учетом контекста и общих знаний участников коммуникации. Предпочтительность одного из вариантов может быть и ярко выраженной, и менее заметной. Например, семантическое различие между лексемами ступить и шагнуть в некоторых ситуациях может быть незаметным, а в некоторых - делать употребление одного из глаголов неприемлемым. Так, в высказывании «... но многие, не признаваясь вслух, лелеяли мечту ступить на легендарную землю» (с. 95) употребление глагола шагнуть навряд ли было бы уместным: семантика слова ступить содержит сему 'поставить ступню на поверхность', а семантика шагнуть этого не предполагает (шагнуть в пропасть).
Во многих случаях речевого общения видовое противопоставление глаголов нейтрализуется и значимым является только сообщение о факте действия: «Я тут читал Пелевина» или «Ятут прочитал Пелевина» (с. 97). Однако есть немало ситуаций, когда для выражения определенного смысла необходима какая-либо одна форма. Так, предложение с глаголом несовершенного вида «Эту дверь нельзя открывать» (с. 98) означает запрет, а совершенный вид указывает на невозможность достижения результата: «Эту дверь нельзя открыть» (там же). Глаголы, оказавшись в отношениях конкуренции, приобретают дополнительные смыслы: «Я брал зонтик» означает, что он возвращен, а «Я взял зонтик» - что его не вернули (с. 100).
Автор приходит к выводу о применимости идеи конкуренции для описания языковых фактов в следующих случаях: 1) при анализе такой степени приемлемости той или иной языковой единицы, которую можно описать как «не очень хорошо»; 2) при анализе условий приемлемости в зависимости от изменений контекста; 3) при изучении условий и степени узуализации форм. Так, выражение смысла 'наличие результата действия' стало частнови-довым для совершенного вида русских глаголов в прошедшем времени, поэтому можно говорить о его узуализованности и важности для собеседника.
Е.О. Опарина
