CC BY
15
2018.05.013. ЛАНДИС Э. СУДЬБА СОВЕТСКОЙ ДЕРЕВНИ. LANDIS E. The fate of the soviet countryside // Was revolution inevitable? Turning points of the russan revolution. - Oxford: Oxford univ. press, 2017. - P. 218-243.
Ключевые слова: сельское хозяйство России; крестьянство и Первая мировая война; русская деревня в первые годы советской власти.
Статья профессора университета Оксфорд Брукс (Великобритания) Эрика Ландиса посвящена положению русской деревни в первые годы советской власти. Как отмечает автор, сельское хозяйство России находилось в глубоком кризисе еще до Февральской революции 1917 г. Постоянные призывы крестьянского населения на фронт во время мировой войны повлекли за собой катастрофическое сокращение рабочих рук в деревне, что, в свою очередь, привело к сильному падению сбора зерновых. Положение усугублялось неблагоприятными природными условиями, а также огромными проблемами с транспортировкой хлеба в города и отдаленные районы империи. Продовольственный вопрос особенно обострился зимой 1916-1917 гг., став «одним из факторов, приведших к падению самодержавия» (с. 218).
Однако смена политических элит в Петрограде не привела (и не могла привести) к быстрым переменам: война продолжалась, дефицит рабочих рук в деревне только усиливался. Революция вызвала волну переделов помещичьих земель, многочисленные конфликты крестьян с землевладельцами и открытые крестьянские бунты. Временное правительство с большим трудом подавляло наиболее крупные крестьянские выступления. Большую роль сыграла позиция самого Временного правительства, которое отложило решение земельного вопроса вплоть до созыва Учредительного собрания. Отсутствие решительных действий со стороны власти приводило к радикализации настроений крестьянства и к росту популярности в деревне крайне левых политических сил. В результате большевики, свергнув Временное правительство, получили в наследство многомиллионное крестьянство, уже отвыкшее к тому времени от постоянной опеки даже губернских центров, не говоря уже о Петрограде.
Постоянное ухудшение продовольственной ситуации в городах требовало решительных мер, и большевики видели выход только в одном: полный контроль над распределением зерна, вплоть до насильственного изъятия «излишков» у крестьян. При этом, отмечает Ландис, большевики поначалу следовали тому же курсу, что и их предшественники: планы по фиксации цен на зерно и проведению продразверсток вынашивало еще царское правительство. Временное правительство только ужесточало эти меры, однако не имело для их последовательного проведения в жизнь достаточного административного и репрессивного аппарата. Не было поначалу таких возможностей и у большевиков, но, в отличие от предшественников, они были готовы к самым решительным действиям.
Начало открытой фазы Гражданской войны стало в этом смысле катализатором и окончательно развязало руки новой власти. Надеясь, что классовый конфликт можно использовать для ускорения закупок зерна, советская власть публично пообещала, что часть скрытых «кулацких» излишков, выявленных в результате работы комитетов, будет перераспределена среди бедных.
Однако тем, кто работал за пределами кабинетов Наркомпро-да, было ясно, что продразверстка не гарантировала бесперебойные поставки зерна (с. 227). Виновными изначально признавались сами крестьяне, не желавшие «делиться» урожаем с государством. Хотя чиновники заявляли, что основные потребности домохозяйств в хлебе будут соблюдаться (в соответствии с определенными нормами потребления), достижение целевых показателей разверстки всегда было в безусловном приоритете. В этом смысле наличие «врагов» и «вредителей» было жизненно необходимо: они позволяли объяснять все неудачи и недоразумения (там же).
Потеря работы и быстрый рост цен вынуждали многих рабочих возвращаться в деревни, чтобы вновь работать на земле, обеспечивая этим пропитание своей семьи. Результатом стала натурализация торговли, зерно практически исчезло с открытых рынков, большая часть товарного хлеба продавалась по завышенным, спекулятивным ценам. Однако главной проблемой Троцкий считал массовое нежелание крестьян «обрабатывать землю больше, чем это необходимо для их семей» (с. 229). Уже в годы Гражданской войны Троцкий признавал, что продовольственные запасы страны «практически истощены, и никакое усиление аппарата продразверстки не улучшит положение» (там же).
Однако за следующий год ситуация ощутимо изменилась. Массовые крестьянские выступления, «антоновщина» и восстание в Кронштадте продемонстрировали уязвимость положения большевиков. Ландис отмечает, что Тамбовское восстание было беспрецедентным по масштабам, но отнюдь не единственным (с. 236). Не меньшим было сопротивление в Сибири (Тюмень, Екатеринбург, Челябинск). Создать здесь такую же организацию, как в Тамбове, западносибирские повстанцы не сумели, прежде всего из-за большой территории и удаленности крупных населенных пунктов друг от друга. К повстанцам зачастую присоединялись крестьяне-партизаны, еще недавно помогавшие советской власти в борьбе против Колчака. Основной мишенью повстанцев были продотряды, которые в 1920-1921 гг. несли особенно большие потери.
Ситуация, таким образом, в любой момент могла выйти из-под контроля, и для успокоения страны уже было недостаточно исключительно военных мер. Осознание, что деревня истощена, пришло к большевистским лидерам не сразу, но зато очень вовремя: крупнейшие антибольшевистские выступления 1920-1921 гг. совпали по времени с окончательным разгромом основных противников в Гражданской войне. Таким образом, накануне съезда РКП (б) в марте 1921 г. большевистское руководство столкнулась с серьезными политическими вызовами, в основе которых стояли вызовы экономические, бывшие, по словам Ленина, серьезнее и опаснее, чем «все Деникины, Колчаки и Юденичи» (с. 240).
В заключение статьи Ландис задается вопросом: каким путем пошла бы советская история, если бы не восстания и массовые выступления 1920-1921 гг.? Автор допускает возможность более раннего начала нэпа, но полагает, что это не привело бы к более длительному его существованию. Нэп, с его причудливым смешением рынка и огосударствление «командных высот», с его культурным плюрализмом и «сомнительными нэпманами» плохо вписывался в зарождающуюся бюрократическую систему советского социализма. Главное же, что нэп как экономическая система был малопонятен советским руководителям, «у которых не было ни желания, ни опыта для управления смешанной экономикой» (с. 242).
Сталинский «великий поворот» был во многом отложенной реакцией партийных верхов на нэп, воспринимавшийся как отступление от революционных идеалов. Изначально рассматривая ры-
ночные отношения в деревне как особый вид преступной деятельности, большевистские лидеры приговорили не только нэп, но и в значительной степени советскую деревню к новым тяжелым испытаниям и коренной ломке экономического и социального уклада. Возможно, при более благоприятных условиях этот эксперимент по выстраиванию смешанной экономики был бы более успешным, заключает автор.
И.К. Богомолов
2018.05.014. КОММУНИЗМ И ГОЛОД: ГОЛОД В СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ, НА УКРАИНЕ, В КАЗАХСТАНЕ И В КИТАЕ В СРАВНИТЕЛЬНОЙ ПЕРСПЕКТИВЕ.
Communism and hunger: The Ukrainian, Chinese, Kazakh, and Soviet famines in comparative perspective / Еd. by Graziosi A., Sysyn F.E. -Edmonton (Toronto): Canadian inst. of Ukrainian studies press: Univ. of Alberta: Univ. of Toronto press, 2016. - VIII, 158 p.: ill.
Ключевые слова: массовый голод в СССР, 1930-е годы; массовый голод в Китае, 1950-1960-е годы; сравнительный анализ.
Сборник статей под редакцией Андреа Грациози (Неаполитанский университет имени Фридриха II) и Франка Сисина (Канадский институт украинских исследований Альбертского университета) посвящен сравнительной истории случаев массового голода в сталинском СССР (1931-1933) и в маоистском Китае (1959-1961). Сборник подготовлен по материалам одноименной научной конференции, состоявшейся 26-27 сентября 2014 г. в Университете Торонто. Как отмечается в предисловии, история массового голода в социалистических странах изучена уже довольно подробно, однако ее сравнительный анализ находится пока лишь на начальной стадии. Организаторы конференции рассчитывали, что она поспособствует дальнейшему налаживанию диалога между специалистами в данной области. Сборник состоит из шести статей и сопровождается избранной библиографией по изучаемой проблематике.
Авторы первых трех статей сосредоточились на отдельных странах и регионах. Николя Верт (Институт современной истории при Национальном центре научных исследований, Франция) анализирует социально-экономическую, в том числе продовольственную, политику советского руководства в 1928-1933 гг., следствием
