CC BY
25
2018.04.031. ГИБСОН А. ПЕРВОЕ ЛИЦО В РОМАНАХ ШАРЛОТТЫ БРОНТЕ.
GIBSON A. Charlotte Brontë's first person // Narrative. - Columbus, 2017. - Vol. 25, N 2. - P. 203-226.
Ключевые слова: Шарлотта Бронте; «Джейн Эйр»; «Вил-летт»; повествование от первого лица; концепции личности; психология; сознание; идентичность.
Стилистические различия между романами Ш. Бронте «Джейн Эйр» (1847) и «Виллетт» (1853) давно привлекли внимание литературоведов. В этих произведениях повествование ведется от первого лица, но второй производит впечатление несвязного и недостоверного дискурса на фоне более раннего романа с последовательным и авторитарным нарратором. Люси-повествователь представляет собой литературоведческую загадку, для которой предлагались различные решения. Наиболее распространенные варианты интерпретации предполагают, что либо Люси страдает раздвоением личности, либо, наоборот, выступает в роли изощренного повествователя-манипулятора. По мнению Анны Гибсон (Университет Дюкейн, США), обе разновидности интерпретации опираются на ошибочное представление о том, что повествование от первого лица обязательно исходит от стабильной, окончательно сформировавшейся, обладающей властью над дискурсом «личности». Подобный взгляд совместим с «Джейн Эйр», где нарратор эксплицитно напоминает читателю о том, что излагаемая им история кем-то пишется, ее источник имеет над ней контроль. С «Вил-летт» дело обстоит иначе: Люси-повествователь находится частично внутри, а частично - вне своей истории, она не может сообщить читателю «развязку не только истории мосье Поля, но и своей собственной» (с. 205). Но это не означает, что как повествователь Люси - неудачный вариант Джейн. По мнению А. Гибсон, она представляет собой иную модель формирования идентичности, а оба романа Бронте - художественное отражение современных им дискуссий о природе личности.
Знаменитый тезис Дж. Локка, гласящий, что сознание - продукт опыта, а единство личности опирается на непрерывность восприятия, и противоречащий традиционному эссенциалистскому представлению о нематериальной душе, был развит Д. Юмом, ко-
торый поставил под сомнение сами представления о том, что человеческое сознание онтологически отличается от физического взаимодействия тела с миром и может это взаимодействие контролировать. Идея, что «я» представляет собой текучий комплекс ощущений и мыслей, фактически «превратила концепцию стабильной личностной идентичности в фикцию» (с. 205). Психологическая наука XIX в. расширила и продолжила эту дискуссию между эссенциали-стами и сенсуалистами.
Идеи целостного и автономного по отношению к телу «я», несводимости сознания к составным элементам или процессам придерживалась традиционная академическая психология, сторонники картезианства, шотландская «школа здравого смысла», виталисты, романтическая философия сознания. Им противостояли «физиологи»-материалисты (Дж. Пристли, У. Лоуренс и др.), отстаивавшие тезис о том, что «человек полностью материален». Среднюю позицию занимали авторы, признававшие абсолютную природу сознания, но трактовавшие личность как результат сложного взаимодействия тела и сознания в определенной среде (Дж. Милль, Д. Хартли). Особое место в этой системе А. Гибсон отводит френологам, которые не решались свести к материи все компоненты личности, однако выделяли в сознании отдельные качества (faculties), включавшие в том числе и чувства (надежда, удивление и т.п.), связывая их с различными участками коры головного мозга, находящими отражение в индивидуальных особенностях строения черепа. Таким образом, френологи имплицитно исходили из того, что личность является составным продуктом организации мозга.
В контексте повествования от первого лица особую важность приобретают три спорных вопроса: какова природа рефлексирующего «я», где оно расположено; каким образом следует изучать это «я» - извне, с объективной точки зрения ученого-наблюдателя или изнутри, в субъективной перспективе самой личности; является ли сознание автономным объектом, контролирующим психологические и физиологические процессы, или же психологические явления - пассивная манифестация материальных процессов, протекающих внутри тела.
Джейн Эйр в восприятии критиков является образцом личности, держащей себя в узде, властвующей собой. Однако Джейн-
персонаж временами весьма недисциплинированна, «отдается на волю противоречивых страстей и побуждений, порождаемых ее телом и ведущих к нерефлективным действиям» (с. 210). Однако это импульсивное, физиологическое «я» регулируется рациональной нарративной инстанцией, локализованной вне темпоральных и пространственных границ художественного мира и оттуда осуществляющей свою власть над ним. В конструировании такого повествующего «я» Бронте опирается на унитарную модель личности, создавая эпитому того, что У. Бут назвал «саморефлективным повествователем», осуществляющим эстетический контроль над текстом и читателем. Гетерогенность образа Джейн становится следствием избранной ею нарративной стратегии, исходно направленной к созданию целостной личности.
Первое лицо в «Виллетт» принципиальное иное - исследовательское и адаптивное, процессуальное, гетерогенное по своей природе, материальное «я», реагирующее на внешние стимулы. «Виллетт» - это «опыт об опыте» (с. 212), показанный изнутри субъективного сознания. Три ключевых эпизода наиболее ярко иллюстрируют подобный способ создания личности: путешествие Люси после смерти мисс Марчмонд (гл. 5-7), ее прогулки во время продолжительного отдыха (гл. 15), ее блуждание по Виллетт под воздействием опиума (гл. 38). Чередование времен, прерывающие рассказ риторические вопросы и неожиданные ответы на них, фиксация прихотливого, непоследовательного течения мысли корреспондируют с бесцельным, случайным движением тела Люси, отдающегося внешним впечатлениям: «то вид, то звук привлекал меня, уводил меня в сторону, влек то по одной дороге, то по другой» (цит. по: с. 212). В принципе мы сознаем, что Люси вспоминает свою жизнь, будучи старой женщиной, но ее история никогда не рассказывается со стороны, в перспективе внешнего наблюдателя. В отличие от Джейн Люси передает свои чувства так, как она их чувствовала в то время, рисует образы людей так, как понимала их тогда.
Настоящее повествовательное в «Виллетт» резко контрастирует с использованием настоящего времени в «Джейн Эйр», где оно поддерживает и подчеркивает разграничение между двумя Джейн - повествующей (сейчас) и переживающей (тогда) события, о которых рассказывает. В настоящем времени Джейн анализирует
и оценивает себя-прошлую, действия которой передаются прошедшим временем. В «Виллетт» переключение в настоящее работает иначе: нередко Люси начинает предложения, в целом сформулированные в прошедшем времени, с глагола чувствования или восприятия в настоящем: «Я думаю, я была рада увидеть мосье Поля» и т.п. В «Виллетт» постоянные напоминания о нынешних размышлениях повествователя погружают нас в ситуацию «иммер-сивного» восприятия нарратором своих более ранних мыслей и действий. Иногда настоящее и прошедшее полностью смешиваются, как это происходит в сцене прогулки под воздействием опиума, когда Люси-нарратор фактически заново переживает этот опыт вместе с собой-персонажем, и повествование рисует яркие, похожие на сон картины с помощью подчеркнуто отрывистых фраз, передающих непосредственность восприятия. В результате неясно, к кому относятся эти мысли и чувства. К прежней Люси-персонажу, к нынешней Люси-повествователю, к читателю и человеку вообще?
Нарратив Люси создает образ ее личности как комплекса слабо упорядоченных когнитивных функций и телесных процессов в ходе адаптации к внешней среде. На это накладывается ее восприятие себя, восходящее к френологии: Люси приписывает субъ-ектность своим воображению, рассудку, надежде, страху, здравому смыслу. При этом она не управитель собственных различных сторон, а скорее продукт их проявления - в разные времена в ней берет верх то одна, то другая, а нередко они вступают в конфликт между собой.
Изменения в особенностях повествования Бронте, совершившиеся за шесть лет между написанием двух романов, свидетельствуют о постепенной утрате веры в возможность сознательного контроля над собственными личными качествами и телесными функциями. А. Гибсон связывает это как с жизненной историей Бронте, так и с эволюцией ее представления об авторстве. На материале писем Бронте показывается, что она приходит к идее творчества как постоянного конфликта между установкой на контроль и спонтанными проявлениями своих наклонностей, чувств, стремлений. «Джейн Эйр» драматизировала парадокс «самодисциплины», контроля, который осуществляет сама личность над собой-«недисциплинированной». Фактически в этом романе сосуществуют две концепции личности: унитарная, картезианская для Джейн-
нарратора и материалистическая для Джейн-персонажа. В результате нарратор воплощает собой «чистое сознание», абсолютно оторванное от любой материальности, что заставляет А. Гибсон задать вопрос: является ли личностью Джейн-повествователь? В «Виллетт» Бронте избирает другой метод: Люси-повествователь сплавлена с Люси-персонажем, приобретает физическое воплощение. Но это ведет и к принципиальной незавершенности образа и самого сюжета романа, открытая концовка которого противоречила принятым в ту эпоху конвенциям, но стала первым знаком обновления повествовательных методов в английской литературе.
Е.В. Лозинская
2018.04.032. СЛЕМБРУК Дж. ВЗГЛЯД НА ФИЗИЧЕСКИЕ РАЗЛИЧИЯ В РОМАНЕ Дж.У. ХОУ «ГЕРМАФРОДИТ». SLEMBROUCK J. Envisioning physical difference in «The Hermaphrodite» // Modern philology. - Chicago: Univ. of Chicago press, 2017. - Vol. 114, N 3. - P. 726-746.
Ключевые слова: Джулия Уорд Хоу; «Гермафродит»; мотив тела; эстетика тела в XIX в.
Джейн Ван Слембрук (Фордхемский университет, Нью-Йорк) анализирует мотив тела в романе «Гермафродит» (неоконч., предположительно написан в 1846-1847 гг., найден в архиве Гарвардского университета в 1977 г., первая пуб. в 2004 г.; название условно, так как титульный лист не сохранился) американской писательницы Джулии Уорд Хоу (1819-1910). Роман посвящен жизни, страхам и надеждам существа по имени Лоуренс, обладающего как мужскими, так и женскими половыми признаками, но принявшего мужскую идентичность и во многом уникального: это единственный текст во всей американской литературе XIX в., в котором всерьез затрагивается проблема гермафродитизма и все сопутствующие мотивы, - приватности, страха обнаружения, промискуитета и т. д.; другие писатели не заходили так далеко, ограничиваясь изменением пола героя в его воображении или мотивами переодевания или половой мистификации (как в «Джоселине» (1835) Альфреда де Ламартина (1790-1869), любимого поэта Дж.У. Хоу), и т. п.
