CC BY
19
смогли предложить Фаусту окончательное удовлетворение в его поисках идеала, не дали возможность разрешить фундаментальное противоречие его сознания. Только благодаря божественной милости Маргарита смогла спасти душу героя.
Сближение Фауста и Дон Жуана, трактуемых в качестве персонажей, страстно устремленных к освобождающей человека цельности, но не достигающих ее, соединяющих божественное и греховное, сохраняется на всем протяжении романтической эпохи. Это хорошо видно на примере драматических поэм Н. Ленау «Фауст» (1836) и «Дон Жуан» (1844): притом что поиск Дон Жуана связан с иными источниками, чем у Фауста, оба героя приходят к одному и тому же итогу - к распаду «эго», в поисках идеала разрушающего самого себя. И Фауст, и Дон Жуан Н. Ленау гибнут, при этом, одинокие в своем всепоглощающем желании, они ведут бесконечные монологи, что исключает всякую сценичность. Их главный грех -не вызов Богу, а забвение единства, отсутствие целостности, только и обеспечивающей идентичность личности.
В заключение Д. Виньон обращается к двум авторам ХХ в., произведения которых кажутся ей наиболее яркими иллюстрациями проклятия современного человека, воплощенного и в одном и в другом персонаже. В «Фаусте» (1909) португальца Ф. Пессоа доктор Фауст, используя ухищрения своего ума, идя от раздвоения к еще большему раздвоению, в конце концов приближает безумие как освобождение. Другое сочинение - это «Дон Жуан, или Любовь к геометрии» (1953) австрийского писателя М. Фриша, в котором в конце концов все оказывается театром - и ад, и божественное правосудие.
Н.Т. Пахсарьян
ЛИТЕРАТУРА КАК СИСТЕМА
2018.04.012. РУССКАЯ КЛАССИКА: PRO ET CONTRA. Золотой век: Антология / Сост. Богатырёва Л.В., Данилова Н.Ю., Потапова Г.Е.; вступ. ст. Богатырёва Д.К., Богатырёвой Л.В.; коммент. Даниловой Н.Ю., Потаповой Г.Е.; послеслов. Даниловой Н.Ю. -СПб.: РХГА, 2016. - 1040 с.
Ключевые слова: русская классическая литература; XIX в.; православное христианство; Ф.М. Достоевский; народность; «художественность»; «жизненность».
Антология представляет собой подборку наиболее значимых текстов писателей, критиков и исследователей XIX в., осмысляющих пути развития русской литературы, ее цели и ценностные ориентиры, а также содержащие первые оценки ее как явления национального самосознания. Основную задачу антологии составители видят в том, чтобы проследить процесс вызревания саморефлексии социальной и духовной миссии русской классической литературы со стороны ее творцов и критиков.
Материал тома сгруппирован в четыре раздела: «От Карамзина до Пушкина», где представлены статьи Н.М. Карамзина,
A.С. Шишкова, А.А. Бестужева, А.С. Пушкина, И.В. Киреевского,
B.Г. Белинского, С.П. Шевырёва, К.С. Аксакова, Н.В. Гоголя, В. А. Жуковского и др.; «В спорах об эстетизме и утилитаризме» (статьи Н.Г. Чернышевского, А.В. Дружинина, М.Н. Каткова, Н.А. Добролюбова, А.А. Григорьева, Д.И. Писарева); «Об идеалах народных, православных и общечеловеческих» (размышления Ф.М. Достоевского, Н.Н. Страхова, И.С. Тургенева, И.С. Аксакова); «Полемика о творчестве Ф.М. Достоевского» (А.Н. Майков, Н.Н. Страхов, Н.К. Михайловский, К.Н. Леонтьев, В.С. Соловьёв, митрополит Антоний (Храповицкий)).
Во вступительной статье «Писатели и критики XIX в. в спорах о русской классике» Д.К. Богатырёв и Л.В. Богатырёва утверждают, что в основе «феномена русской классики открывается три смысловых уровня - духовный, душевный и телесный» (с. 15). Духовное ее начало сформировано православным христианством. В психологическом плане русская классическая литература представляет собой феноменологию «загадочной русской души». В русской классике «эта феноменология, раскрываясь через образы и символы, выстраивается, как правило, в экзистенциальном ключе: герои осуществляют ценностный выбор в пограничных ситуациях», если говорить о «телесном» измерении «ноумена русской классики, то им выступает сама материя социально-культурной жизни России, "искусственная плоть" нашей цивилизации» (с. 18). Отечественная литература представляет собой русский взгляд на русскую действительность. При этом уникальность отечественной
классики, акцентируют внимание Д.К. Богатырёв и Л.В. Богатырёва, заключается в отсутствии какой-либо ярко выраженной доминанты, будь то духовность, психологизм или гражданственность. Именно такая гармоническая творческая синтетичность и ставит лучшие произведения русской классики в один ряд с вершинными достижениями европейской христианской литературы.
Бесспорной классикой является Золотой век от Пушкина до Толстого и Достоевского. «Мышление Гоголя и Достоевского не только фундировано христианскими ценностями и архетипами, но является таковым и по предложенным этими авторами художественным решениям» (с. 26). Даже прямое обращение к инфернальным образам в православной аксиологической оптике является оправданным: падшие ангелы - неотъемлемые элементы христианской картины мира. «У Гоголя и Достоевского архетипы становятся субъектами, проявляясь (феноменолизируясь) в конкретных поступках человеческой личности (экзистенции). При этом зло остается злом, как бы оно не рядилось в добро, в соответствии с евангельским критерием "по плодам их узнаете их"» (там же). Христианскими категориями обусловлено мышление Лермонтова и Толстого, что и создает возможности для критической оценки некоторых героев и образов. «Ориентированные материалистически, позитивистски и утилитаристски акторы литературы Золотого века лишь оттеняют общую линию развития русской классики изнутри самого процесса, придавая ему динамичность» (с. 27).
Развернутый анализ проблематики тома дается в послесловии Н.Ю. Даниловой «Писатели и критики XIX в. в спорах о русской классике». Так, размышления Ф.М. Достоевского о русской литературе тесно связаны с его представлениями о своеобразии русской ментальности. Писатель выделял особые черты русской народности, проявившиеся как в русской истории (русском расколе, в неприятии народом реформ Петра), так и в русской литературе. Одна из таких черт - «бессознательная и чрезвычайная стойкость народа в своей идее, сильный и чуткий отпор всему, что ей противоречит, и вековечная, благодатная, ничем не смущаемая вера в справедливость и правду» (цит. по: с. 552). С этим стремлением к истине связана, по Достоевскому, такая характерная черта народа, как «способность самоосуждения», готовность толковать о своих язвах, беспощадно бичевать самого себя, иногда даже несправедливо, - во
имя «негодующей любви к правде, истине». Эта народная черта «проявилась в Гоголе, Щедрине и всей этой отрицательной литературе», которая, по мысли Достоевского, тоже оказывается явлением народным, «жизненным» (цит. по: с. 588).
Явившись одним из создателей «почвенничества», Достоевский противопоставлял свою концепцию - «книжности», «кабинетности», признаки которых он отмечал в рассуждениях Каткова, славянофилов, западников, защитников теории чистого искусства и утилитаристов. «В противоположность "теориям" почвенничество -это верность народному взгляду на мир, "народной правде", совпадение с русским народом в представлении об идеале, "примирение цивилизации с народным началом"», - пишет Н.Ю. Данилова (с. 932). Согласно представлениям Достоевского, первым из русских писателей, обратившихся к народной правде, был Пушкин. «Преклонение перед правдой народа» Достоевский отмечал и в «сильнейших произведениях» Некрасова. «Народной правдой» Достоевский называл прежде всего глубокую укорененность в народной жизни христианского идеала, поэтому относил признак «народности» и к своему творчеству.
Под «художественностью» Достоевский понимал верность истине, «жизненность». Помимо обвинений в подражательности, писатель отвергал и другие ложные оценки творчества Пушкина, высказанные критикой второй половины XIX в. Он отмечал, что в произведениях искусства важна не историческая достоверность, а «поэтическая правда» и подобно тому, как никогда не существовавший Ахиллес - истинный греческий тип, так и созданные Пушкиным образы - «и летописец... и Отрепьев, и Пугачёв, и патриарх, и иноки, и Белкин, и Онегин, и Татьяна - все это Русь и русское» (цит. по: с. 549). Возражая Каткову, Достоевский в 1861 г. подчеркивал те уникальные стороны таланта Пушкина, которые позже станут центральной идеей знаменитой Речи о Пушкине: не только выработка национального языка, но всемирная отзывчивость Пушкина, «свидетельство о всечеловечности... в такой высочайшей художественной форме» (цит. по: с. 570). В Речи о Пушкине эти идеи Достоевского были дополнены мыслью о пророческом значении творчества Пушкина; во «всемирной отзывчивости» Пушкина выразилась его народность.
Достоевский, как отмечает Н.Ю. Данилова, мечтал об иной «мировой гармонии» - гармонии, основанной на идеале христианского братства, он призывал «гордого человека» к смирению, и прежде всего перед народной правдой, указывал на склонность типа «скитальца» к мести за свои обиды, обращал внимание на то, что «не только для мировой гармонии, но и для цыган не пригодился несчастный мечтатель», при первом же столкновении с реальностью обагривший «свои руки кровью» (с. 936). Именно эту склонность к преступлениям подчеркивал Достоевский в типе пушкинского «скитальца» - будущего социалиста, пишет Н.Ю. Данилова.
В 1880 г. среди откликов на Речь Достоевского о Пушкине появилась статья К.Н. Леонтьева «О всемирной любви» (см.: с. 828-844), где было отмечено сходство идеи Достоевского о будущей «мировой гармонии» отнюдь не с христианским учением, предрекающим в конце истории пришествие Антихриста и всемирную катастрофу, а с учением социалистов, поэтому, утверждал Леонтьев, слова Достоевского о всемирном братстве «не есть православное пророчество» (цит. по: с. 829). В защиту Достоевского от нападок К.Н. Леонтьева выступили Вл.С. Соловьёв и Н.С. Лесков. Вл. Соловьёв вынужден был напомнить К.Н. Леонтьеву, что именно в романах Достоевского вера в «отвлеченный разум» и в «безбожное и бесноватое человечество» «яснее, чем где-либо, отражается во всей своей мерзости» (цит. по: с. 874). В статьях о Достоевском Вл. Соловьёв выразил и новое понимание «пользы» литературы. Современное искусство, согласно Вл. Соловьёву, не может довольствоваться красотою формы, искусство стремится быть «реальною силою, просветляющей и перерождающей весь человеческий мир» (цит. по: с. 848). Эту задачу способно выполнить будущее религиозное искусство, и Достоевский, по мысли Вл. Соловьёва, стал предтечей этого нового искусства. Церковь, а не народность - «вот то последнее слово, до которого дошел Достоевский и которое озарило всю его деятельность пророческим светом» (цит. по: с. 855).
Против оценки Достоевского Вл. Соловьёвым в 1882 г. выступил крупнейший идеолог народничества Н.К. Михайловский, который назвал «вздором» статьи Вл. Соловьёва о «роли Достоевского как духовного вождя русского народа и пророка». Для него Достоевский просто «крупный и оригинальный писатель», его от-
личительное особое качество - «жестокость таланта», чему «способствовали или сопутствовали» «слабость художественного чувства меры» Достоевского и «отсутствие общественного идеала». Выводы Михайловского основаны во многом на отождествлении позиции героя и самого автора произведения.
К совершенно противоположным выводам приходили авторы работ о Достоевском, рассматривавшие его творчество с точки зрения соответствия заповедям Евангелия. Н.Н. Страхов писал, что высшим идеалом Достоевского, как и Л.Н. Толстого, был «идеал Христа», который открыло для них «долгое и любовное созерцание народа». «В любви к народу, переходящей в преданность высшему народному идеалу, идеалу Христа, завершается деятельность двух наших лучших художников слова» - такой вывод сделал Н.Н. Страхов в 1881 г (цит. по: с. 781).
Одним из мыслителей XIX в., наиболее глубоко раскрывшим религиозный смысл творчества Достоевского, был митрополит Антоний (Храповицкий), который считал его не только выдающимся писателем, но и великим и «бесконечно искренним» проповедником и учителем Церкви. Идея всех произведений писателя, по мнению митрополита Антония, была «возрождение человека», при этом с особенной художественной силой Достоевский писал о людях, которые «содействуют возрождению ближних». Он считал Достоевского продолжателем духовного пути Пушкина, гению которого Достоевский поклонялся, «как провидцу истинной задачи России»: «через единение общества с народом воплотить христианство в жизнь» (цит. по: с. 877).
Т.Г. Петрова
2018.04.013. ЕСАУЛОВ И.А. РУССКАЯ КЛАССИКА: НОВОЕ ПОНИМАНИЕ. - СПб.: РХГА, 2017. - 549 с.
Ключевые слова: русская классика; пасхалъностъ; соборность; юродство и шутовство; Г.Р. Державин; М.Ю. Лермонтов; Закон и Благодать.
В монографии доктора филол. наук И.А. Есаулова (Лит. ин-т им. А. М. Горького) представлено новое понимание вершинных произведений русской литературы, которое базируется на разработанной автором концепции истории отечественной словесности.
