CC BY
29
ИСТОРИЯ ФИЛОСОФИИ
2018.03.032. БЕССЧЕТНОВА Е. ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ И КОНСТАНТИН ЛЕОНТЬЕВ О БЫТИИ РОССИИ: В ПРЕДЧУВСТВИИ КАТАСТРОФЫ. - М.; СПб: Центр гуманитарных инициатив, 2017. - 224 с.
Ключевые слова: Вл. Соловьев; К. Леонтьев; бытие и судьба России; апокалиптические ожидания; мистика.
Книга состоит из введения, четырех глав, заключения, приложения, списка литературы и указателя имен.
Во введении к книге Е.В. Бессчетнова подчеркивает важность анализа социокультурных задач современности «в контексте духовно-нравственной мысли России XIX столетия... для определения специфики современных культурных процессов» (с. 5), выделяя концепции двух философов, фамилии которых вынесены в заголовок ее работы, они анализируют также вопросы исторического пути и будущего России. По ее мнению, не было ни одного русского мыслителя, не испытавшего их влияния на свое творчество.
В первой главе «Проблема личного восприятия христианства Вл.С. Соловьевым» рассматриваются вопросы личной религиозной веры этого философа, а также проблема зла в контексте построения всемирной теократии. При разборе концепций Вл.С. Соловьева внимание обращается не только на философские и рациональные основания формирования его взглядов, но и на различные мистические явления, которые, как замечает Е. Бессчетнова, сопровождали «все знаковые события его жизни», ведь маленькому Володе София впервые явилась в девять лет (с. 25; 87-88).
Следуя идее С.С. Хоружего о нескольких ликах Вл.С. Соловьева, автор книги пишет, цитируя различные источники, что в первом из них, лике рыцаря Софии, рыцаря-монаха, философ был мистиком с особым восприятием сверхчувственного мира, видел
«божественную основу» мира, встречался с «Подругой Вечной» и т.д. Она подчеркивает, что только через его учение о Софии во всей полноте понимаются и учение философа о всеединстве, Бого-человечестве, его теократический проект и проповедь Вселенского христианства, о чем Соловьев впервые стал писать именно в работе «София» (с. 15). По словам А.П. Козырева, «София» явилась первой попыткой 24-летнего мыслителя позитивно изложить начала «соловьевской философии, наброском теологии, гносеологии, онтологии, историософии, в котором провозглашен идеал цельного знания, универсальной науки» (цит. по: с. 16).
С нее же, с этой работы, начинается второй лик Соловьева: христианского гуманиста, сторонника соединения Церквей и поборника христианского единства. Философ открыто писал в защиту евреев, поляков, финнов, настаивал на необходимости христианской политики и социальной миссии Церкви.
Третий лик Соловьева - пророк, обнажающий язвы настоящего и провозвестника будущего. Бессчетнова указывает на то, что философ, рассуждая о вероятных катастрофах, многое предугадал, называя его последнее и главное произведение «Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории» и краткое приложение к нему «Краткая повесть об Антихрсте». Она соглашается с Н.В. Котрелевым, который полагает, что ранний период соловьев-ской деятельности следует рассматривать «именно как поиск безусловно разумной и тем самым всепобедной, а значит и универсально принудительной "формы" христианства... Цель - конец-преображение мира, средство - раскрытие всемирной истины и установление универсальной религии» (цит. по: с. 19).
Анализируя, далее, проблему зла у философа, исследовательница фиксирует три главных периода его творчества: чисто умозрительный и славянофильский, отмеченный борьбой с материализмом и позитивизмом; теократический, время поворота к Риму и теократии; и эсхатологический, знаменующийся возвращением к философии, поэзии и критике (Ницше и Л.Н. Толстого) (с. 20). В конце жизни Соловьев воспринимает зло уже онтологически, как сросшееся с основами бытия, экзистенциально ощущая приход Антихриста и «конец истории» (с. 30-31). Но сам философ как рыцарь Софии всегда соответствовал своему призванию. Его работа «Оправдание добра» - это попытка показать, что оно фундаментально
и в этом мире. Философ, «.основываясь на Святом Писании, полагал, что истина и свет разума исходят именно от Бога» (с. 39). А все основные идеи Соловьева были направлены на сохранение всеобщего мира.
Во второй главе «Эстетизм К.Н. Леонтьева как попытка предложить новую форму русской культуры» исследовательница анализирует ранний эстетический период жизни этого мыслителя (с. 43-48), показывая генезис его эстетического отношения к жизни, так «как эстетический критерий - самый широкий и «применим ко всему на свете». И «Главный эталон - это прекрасное, а красота есть единство в многообразии и сложности.» (с. 47). Эстетику Леонтьев искал и находил не в искусстве, а в самой жизни, гармоничном соединении ее сторон, не исключая антитез, страданий и борьбы. Соловьев также разделял положение об объективности красоты и недостаточности искусства, признавая ее ценность самой по себе. Близки к идеям этих мыслителей были и взгляды Н. Г. Чернышевского. И прекрасное, согласно К. Леонтьеву, - сильно, оно побеждает в борьбе (с. 49-51). Переход на консервативные позиции, полагает исследовательница, этот философ совершил под влиянием Дж.Ст. Милля и А. И. Герцена, указывавших на опасность царства человека массы, усредненного и лишенного индивидуальности. Именно благодаря влиянию этих мыслителей Леонтьев перестал считать современную ему Европу эталоном социально-политического устройства (с. 55).
По его мнению, Провидение участвует в ходе истории, а русский народ - византиец, проблема только в том, что он не устойчив к чужим и опасным влияниям; поэтому, полагал философ, и просвещение для него не всегда полезно, а демократический либерализм, разрушая все старое, взамен не дал ничего созидающего и прочного. Неравенство и борьба - два фактора, поддерживающие поэзию жизни, а соответствующая форма правления для них - монархия. Эстетика единства в разнообразии будет сохранена именно на Востоке. Леонтьев также не мог принять буржуазно-демократическую Европу, изменившую своим изначальным ценностям (с. 5960). Завершается вторая глава темой религиозного поворота Константина Николаевича и его пути к монастырю (с. 60-70). В этой части исследовательница отмечает, что религиозные переживания заполняли духовный мир философа с раннего детства, однако стоя-
нием в «старом Православии» он обязан Афону и Оптинской пустыни. В 1871 г. в Салониках Леонтьев так сильно заболел (приступ холеры), что страх смерти заставил его обратиться с покаянной молитвой к Божьей Матери перед Ее образом, привезенным с Афона, -и прежде, чем через два часа пришел доктор, Леонтьев уже был здоров (с. 63). Его эстетика требовала существования зла наряду с добром, - и это влияло на его понимание христианства. Человечество идет к концу истории, забывая о заветах Христа. И в конце останется только горстка истинно верующих. Философ ждал конца и предчувствовал приближение Антихриста (с. 69-70).
В третьей главе «Вл.С. Соловьев и К.Н. Леонтьев в их взаимных отношениях» рассматриваются контекст диалога этих мыслителей, проект всемирной теократии первого и гептастилизм как проект новой культуры последнего. Бессченова пишет, что, несмотря на все различия происхождения, воспитания, образования и т.п., оба мыслителя имели и важные общие черты: принимали христианские заповеди как основополагающие для человека, понимали необходимость христианства для развития европейского человечества.
После знакомства завязалась личная дружба, продолжавшаяся всю жизнь, несмотря на разногласия по некоторым вопросам. Леонтьев, например, полагал, что начало премудрости - страх Божий, а любовь только плод, тогда как для Вл. Соловьева она - основание истинной веры в Христа. Этот философ не принимал ува-ровскую формулу Православие, Самодержавие, Народность, находившуюся в основе социальной политики императора Александра III, полагая, что необходимо возвращение России к идее христианской империи.
Леонтьев, в отличие от Достоевского, надеялся не на всеобщий прогресс, а только на развитие отдельного человека, считая, что надо заботиться о спасении своей души, а история должна задерживаться там, где она достигает наибольшей степени совершенства (с. 78), разделяя в то же время мысль Вл. Соловьева о необходимости воссоединении церквей (с. 84-85), но не веря в нравственное преображение мира.
Рассматривая своеобразие мышление Леонтьева, исследовательница отмечает, что его «ницшеанские» взгляды были сформулированы почти на десятилетие раньше, чем появились первые ра-
боты Ницше, и умер он раньше, чем идеи последнего распространились в России. По мнению русского мыслителя, христианские ценности - базовые для Европы, забыв о них, она погрузится во тьму (с. 90).
Вл. Соловьев подчеркивал самобытность русского народа, не противопоставляя его другим, считая, что для развития свободы и нравственности человека необходимо благоустроенное общество, противопоставляя проект «всемирной теократии» политическому устройству современной ему России, вместо которого должна восторжествовать троица теократических властей: первосвященника, царя и пророка. Таков способ реализации идеала Богочеловечества, построения христианского государства (с. 93).
По мнению Соловьева, человечество всегда стремилось к единству, а с момента появления христианства возникла задача объединения людей в любви и истине. Для этого же необходимо воссоединение церквей под духовным руководством папы римского. Бессченова подробно рассматривает различные аспекты и интерпретации этого тезиса философа (с. 96-116), который соединял его с идеей всемирной монархии, идя от Данте и Тютчева, согласно которому православный император правит в Константинополе и ему подчиняется римский папа (с. 107). Однако философ не принимал положения, при котором верховое управление Восточной церковью принадлежало императорам, которым воздавались еще и архиерейские почести. По его мнению, всемирная монархия представляет собой идею объединения как можно большего числа народов для достижения мира, любви и порядка (с. 109).
К. Леонтьев требовал от России как главной представительницы православного Востока создания нового культурного типа, который придет на место умирающему романо-германскому и будет гораздо более развитым, прежде всего духовно. Определяющим генотипом российской культуры стал византизм. От Византиии Россия получила и сильную государственную власть (с. 117). При этом мыслитель полагал, что больше всего ей может повредить демократическая конституция, и был против объединения славян в одно государство под эгидой России, считая одновременно, что национализм - идея космополитическая и разрушительная. В его наднациональном проекте церковное единство, которое он, прежде всего, понимал как духовное, было важнее политического. Своему
идеалу он придавал больше эстетический характер, чем нравственный, полагая, что первый реально осуществимее последнего.
Своему проекту будущей культуры он дал название «гепта-стилизм», что переводится как «семистолбие», пишет Бессченова. Он имеет семь оснований, семь отвлеченных идей: религиозные, политические, юридические, философские, бытовые, художественные и экономические, - считал, что, только творя свое и для себя, нация приобретет истинное и прочное мировое значение. Исследовательница раскрывает их составляющие (с. 121-122), замечая, что все эти семь столпов сводятся к троичной формуле Уварова «Православие, Самодержавие, Народность». О последней из них он писал: «.Сохранение в быте нашем. как можно больше русскости; а, если посчастливится, то создание новых форм быта; независимость в области мышления и художественного творчества» (цит. по: с. 122). Отказ от этих трех главных столпов русской государственности, по его мнению, приведет страну к неминуемой гибели. Леонтьев не принимал преемственность России от Запдной Европы, так как последняя давно отошла от своих высших идеалов, перейдя к вторичному упрощению, ставя на место высших ценностей земной утилитаризм.
Взгляды и мысли этого философа отчасти совпадали с идеями Ф.И. Тютчева, так как первым шагом к созданию новой оригинальной цивилизации должно было стать взятие Царьграда, где возникнет новая культурная столица, общеполитический, религиозный и культурный центр «босфорского русизма». Будет происходить быстрое перемещение столиц и центров политической жизни южнее, вероятно, в Киев (с. 125).
С 1870 г. К. Леонтьев начинает рассматривать экономические вопросы, пишет о «охранительном» социализме, считает эгалитарно-либеральный процесс антитезой развития. Думает, что человечество вынуждено будет прийти к новым формам неравенства и деспотизму. А идеал анархистов и коммунистов - разрушение, которое легче создания нового. Позже в его работах появятся темы «стеснения», «ограничения», «спасительного насилия», - прогрессивно-охранительное направление сложится у него к 1880-1881 гг. Он предупреждает о возможности скорого переворота в социальной, экономической и бытовой сферах, о приходе нового порядка, который будет страшнее прежнего (с. 128). Видя в либерализме только сознательное или бессознательное разрушение культуры,
К. Леонтьев полагал возможность спасения страны единственно в жестко консервативной политике (с. 131). Трагически воспринимая историческое бытие, философ думал, что в приближающемся конце истории самое важное для отдельного человека - это достойно принять эсхатологический конец истории.
Е. Бессчетнова пишет, что в последние два года жизни Леонтьева его дружба с Вл. Соловьевым пошатнулась, приводит цитаты из его писем. Причина: какое-то бешенство Соловьева «против России и Православия» (с. 133). До 1891 г. этот философ недооценивал реальную силу зла, но с этого года наступает перелом. Понимая, что всех людей не превратить в праведников, Соловьев считал, что эгалитарная всемирная монархия неизбежно приведет к господству Антихриста. Он приходит к выводу о том, что христианская монархия - призрачный идеал, который так и останется мечтой. В действительности же она оказывается в руках земного бога, страшного деспота (с. 135).
И К. Леонтьев первым ощутил в работе Соловьева «веяние Антихристова духа». Последний в «Трех разговорах» признал правоту Леонтьева, таким образом внешне побежденный Леонтьев в конце концов стал победителем, приводит исследовательница мнение К.В. Мочульского (с. 136). Ожидание апокалипсиса сближает обоих мыслителей. В «Краткой повести об Антихристе» философ предугадал многое: прежде всего, «переоценку ценностей», отказ европейцев от христианских ценностей, потерю механизмов преображения человечества; Русско-японскую войну, создание Европейского союза, войны с мусульманским миром.
Антихрист будто бы восстанавливает справедливость, мстит за слабых и угнетенных, дарует «Царство Божие» здесь и сейчас. Его программа проста: 1) захват власти и ее сосредоточивание в одних, его собственных руках; 2) гонения на христиан и их идеалы, создание идеологии благоденствия и процветания; 3) мировое господство, империя, которую он строит, опираясь на народные массы (с. 139-140). По той же схеме, пишет исследовательница, действовали вожди революции и диктаторы ХХ в. Она цитирует К. Юнга: «Демонов привлекают преимущественно массы» (цит. по: с. 140). Е. Бессчетнова анализирует концепцию панмонголизма у Соловьева, отмечает влияние Леонтьева. Блок написал своих «Скифов» в 1918 г., а оба мыслителя предчувствовали кризис еще до страшных событий ХХ в., до начала Первой мировой войны (с. 144).
В заключении подчеркивается важность для Леонтьева и Соловьева темы завершения истории, философии конца, по словам А.Ф. Лосева. Леонтьев говорил о безнадержности земного существования, невозможности осуществления либерального буржуазного прогрессистского Эдема, апокалиптически утверждал приход «новой земли» и «нового неба». Братское согласие и общая гармония в этом мире невозможны. Христос пришел, чтобы указать, что Его царство не от мира сего (с. 146). Несмотря на всю критику, Россия всегда оставалась их любовью, они хранили чувство духовной преемственности с ее наивысшими творениями. Основой ее развития они считали государство, империю, объединявшую разные этносы. Христианство для Соловьева - религия наднациональная, доступная всем векам и всем народам. Тем не менее его идея христианской империи осталась утопией, она не могла соперничать с привлекательностью для масс идеология начала ХХ в. Леонтьев, как и Соловьев, видел выход не в отрицании христианства, а в утверждении христианских ценностей. Без единства сильной церкви и сильного государства не было бы России, отказавшись от него она была обречена на гибель. Оба пытались изменить ход мировой истории, но их проекты не были услышаны, превратившись в утопии.
Действительность оказалась еще страшнее, завершает Бес-счетнова свою книгу: младшие современники обоих мыслителей на себе ощутили мир, утративший христианские ценности. Но они оба не были пессимистами, и их идеи помогли выстоять русской религиозно-философской мысли в катастрофах прошлого века. И сегодня обращение к ним дает фундамент для разработки философских тем в современной России. И на этом векторе пути сохраняются высшие смыслы человеческой культуры (с. 149-150)
Г.В. Хлебников
2018.03.033. РАМЕЛЛА Л. ГОЛОВОКРУЖЕНИЕ ПЕРЕД БЕЗДНОЙ В ТРЕЩИНАХ УМОПОСТИГАЕМОГО: ОБ ИСТОЧНИКЕ КОНЦЕПЦИИ ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ У БЕНЖАМЕНА ФОН-ДАНА.
RAMELLA L. La vertigine dell'abisso nelle crepe dell'intelligibile: All'origine della singolarita di Benjamin Fondane // Rivista di filosofía neo-scolastica. - Milano, 2017. - An. 59, N 1. - P. 73-90.
