CC BY
30
2018.03.023. ГОЛОВКО В.М. ФИЛОСОФСКАЯ ПОВЕСТЬ НС. ЛЕСКОВА СЕМИДЕСЯТЫХ ГОДОВ. - Ставрополь: Изд-во СКФУ, 2016. - 250 с.
Ключевые слова: Н.С. Лесков; философская повесть; концепция человека; родовое; видовое; индивидуальное; хронотоп.
«Творческое наследие Н.С. Лескова (1831-1895), великого писателя и мыслителя, являет собою художественный феномен, значимый как с точки зрения социальных и эстетических функций литературы, так и в плане философского осмысления онтологии человеческой жизни» (с. 9), - отмечает зав. кафедрой истории русской и зарубежной литературы Ставропольского гос. ун-та, доктор филол. наук В.М. Головко.
Исследователь анализирует жанровую поэтику философских повестей 1870-х годов: «Смех и горе», «Захудалый род. Семейная хроника князей Протозановых. (Из записок княжны В.Д. П.)», «Детские годы. (Из воспоминаний Меркула Праотцева)», с точки зрения типологии и эстетического своеобразия.
Считая важнейшим критерием жанровой типологии специфическое выражение взаимосвязей «родового» (общечеловеческого), «видового» (социально-исторического) и «индивидуального» при изображении человека, автор монографии определяет доминантный принцип повести как жанра.
«Концепция человека» выдвигается как основной жанрообу-словливающий фактор повести, определяющий «"сущность и объем" ее содержания, характер тематического и художественного "завершения", особенности жанровой структуры в произведениях этого типа» (с. 40). «В основе такой структуры лежит особый принцип соотношения "человека" и "микросреды"», - поясняет автор монографии, обосновывая категорию «микросреды» посредством устойчивых черт поэтики повести как литературного вида. «Если "ситуация", формирующая структуру романа "трехчленна" ("среда" - "микросреда" - "личность", то "ситуация", формирующая структуру повести, двуаспектна: "человек" - "микросреда"» (с. 41).
Такой двуаспектностью объясняется то, что в произведениях данного типа всегда отчетливо выражен один проблемно-тематический срез, при воссоздании конфликта «родового» и «ви-
дового» избирается определенный содержательный уровень его реализации, одна целевая плоскость.
Отмечая, что «кодом формулы русской культуры (и литературы как ее части) стала проблема "человек в мире", а не "человек и мир", как в западноевропейской традиции» (с. 227), В.М. Головко акцентирует внимание на повышенном нравственно-философском пафосе русской литературной классики вообще и повести Лескова в частности.
В произведениях Лескова 1870-х годов находили свое отражение процессы общественного «переворота» и формирования новых социально-нравственных отношений, противоречивые взаимосвязи личности и общества, развитие демократического сознания, однако именно этот контекст актуализировал и проблемы художественно-философской антропологии писателя, определил постановку общечеловеческих, «вечных» проблем в таких произведениях, как «Смех и горе», «Захудалый род. Семейная хроника князей Протозановых. (Из записок княжны В. Д. П.)», «Детские годы. (Из воспоминаний Меркула Праотцева)».
Анализируя повесть «Смех и горе», автор монографии берет за основу категорию остранения1, введенную в теоретическую поэтику В.Б. Шкловским2, ориентировавшимся на идеи Новалиса, М. Эрнста, Л.Н. Толстого. Романтическая повесть «Смех и горе», по мнению В.М. Головко, направлена против «автоматизации» как в сфере предмета изображения, так и художественной формы: «Именно этим целям подчиняется принцип остранения в произведении писателя, в котором амбивалентными оказываются "знакомое" и "незнакомое", "обычное" и "странное", "заурядное" и "исключительное", "привычное" и "неожиданное", "банальное" и "удивительное"» (с. 52).
Показывая связи человека и «микросреды», Лесков осваивал разнообразные формы и типы детерминации, когда «внешние» (исторические, социальные, бытовые) и «внутренние» (психологиче-
1 Остранение - литературный прием, имеющий целью вывести читателя
«из автоматизма восприятия».
2
Шкловский В.Б. Воскрешение слова (1914); Искусство как прием (1917) // Шкловский В.Б. Гамбургский счет: Статьи - воспоминания - эссе. - М.: Советский писатель, 1990. - С. 36-42; 58-72.
ские, биологические, генетические, «природные») факторы образовывали сложные варианты.
Сюжет и тип героя повести «Смех и горе» (1871) подчинены цели остранения авторской концепции действительности. Писатель реализовал свой творческий замысел, связанный с художественным анализом итогов развития России за два переломных десятилетия -1850-1860-х годов и состояния русской жизни «эпохи реформ». Используя хронотоп философской повести, характеризующийся двуплановостью, взаимопроницаемостью коррелятов - «вечных» и «современных» проблем - Лесков выразил свое отношение к русской действительности на «языке» время-пространственных композиций. Не выходя за рамки «микросреды», не расшатывая основы двуаспектной жанровой структуры повести, он «язык» время-пространственных категорий превратил в эстетически совершенный инструмент остранения в процессе художественного познания действительности, показал образ неменяющейся России, несмотря на господствующую риторику эпохи «великих реформ» (после объявления Манифеста 19 февраля 1861 г.). Стремление писателя осмыслить причины, мешающие «русскому развитию», представить «смех и горе» переломных десятилетий второй половины XIX в., дать «ощущение вещи» именно «как вйдение, а не как узнавание» (с. 75) помогло раздвинуть горизонты от сиюминутности до «вечности».
Через год с небольшим после публикации повести «Смех и горе» Лесков приступил к работе над исторической хроникой «Захудалый род» (1873). Несмотря на привлечение документальных исторических материалов и максимально точное воспроизведение времени и места действия, Лесков в «Захудалом роде» отражал не правду факта, а «правду века», «правду жизни» (с. 132).
В.М. Головко отмечает, что если в первом произведении Лескова как писателя-мыслителя более всего привлекала проблема «человек и время», то во втором - в центре внимания оказалась проблема природы и сущности личности, рассматриваемая в культурно-исторической парадигме: «В результате была создана романическая повесть-хроника такой жанровой разновидности, которую можно отнести к образцам философской прозы» (с. 76).
Для повести-хроники «Захудалый род» важен не только широкий временной охват, но и ее «густонаселенность». Велика зна-
чимость каждого персонажа как с точки зрения его отношения к главному действующему лицу - Варваре Никаноровне Протозановой, так и в смысле «выражения истории своего времени». Лесков раскрывает частную жизнь героев во внутренней соотнесенности с общественно-историческими условиями.
Сюжет представляет собой сложное единство двух организующих принципов: хроникального (линейного) и концентрического, в которых осуществляется интеграция экстенсивного и интенсивного развития действия. В центре «семейной хроники» -конфликт княгини Протозановой, носительницы нравственной идеи «праведничества», с высшим светом - воплощением корыстного расчета, эгоизма - сути «стереотипного» века. Столкновение героини, осознающей свой нравственный долг перед людьми, обществом, с чиновничье-дворянским Петербургом раскрывается как конфликт социально-нравственный по своему содержанию.
Исследователь подчеркивает, что жанровая обусловленность композиционного мышления проявилась в такой организации материала, при которой приобщение персонажей к общенациональным, сверхличным ценностям не могло быть выражено так системно и завершенно, как в романе. Действительно, до романной кульминации герои «Захудалого рода» не доходят. По мнению автора монографии, Лесков потому и не написал роман, что «концепция человека» хроники пришла в противоречие с романной «концепцией личности». В.М. Головко отмечает, что понятие «человек» значительно шире категории «личность», которая охватывает не все качества человека, а только выработанные, социально обусловленные, так как личностями не рождаются, а становятся. «Как ни парадоксально, - замечает исследователь, - но именно это стало основой значительных философских открытий Лескова, актуализации им деятельностного подхода к личности, существенно сблизило писателя в понимании природы и сущности человека с материалистической мыслью его времени. Дело не просто в том, что терпят поражение "праведники": им трудно противостоять утвердившимся общественным отношениям, основанным на приоритете не родовых, а видовых характеристик человека... Дело в сюжетном воплощении несостоятельности идеи "изменения сначала в самом человеке". На этом мотиве построены все коллизии повести-хроники: в них нет движения, созидательного действия» (с. 108).
В контексте дискуссий о человеке 1860-1870-х годов, времени, когда «подъем чувства личности» осознавался мыслителями самых разных идейных и мировоззренческих направлений, художественно-философские обобщения Лескова предстают во всей их значимости. Если представители теистической философии в противовес антропологическому материализму Л. Фейербаха и Н.Г. Чернышевского обосновывали положение, согласно которому вопрос материального и социального бытия человека является несущественным, акцентируя внимание на проблемах религиозно-нравственного самосовершенствования, полагая даже, что включение человека в материально-общественную практику ведет к разрушению личности (О.М. Новицкий, С.С. Гогоцкий, П. Д. Юркевич и др.), то гегельянцы этого времени (П.Г. Редкин, Б.Н. Чичерин и др.) рассматривали не столько проблемы социально-исторического содержания человеческой экзистенции, сколько этические аспекты духовной деятельности личности. Таким образом, особенно наглядными становятся достижения нетеоретического философствования, значимость открытий в самом понимании человека: «Художественное постижение диалектических связей личности и общества осуществлялось в свете социально-эстетического идеала, который для многих писателей, в том числе и для Лескова, воплощался в идее гармонического развития человека. Формирование этого идеала обеспечивалось логикой осознания типологической общности проблем всей русской культуры в решении коренных мировоззренческих вопросов, обусловленных ходом общественного развития России, бесповоротно вступившей в буржуазный период своей истории, укреплялось в контексте социально-философских, литературно-эстетических дискуссий, диалога социолого-материа-листических и метафизических концепций человека» (с. 126).
В художественной системе произведения образ «захудалого рода» приобретает многозначный смысл. «Семейная хроника» Протозановых, безусловно, отражает исторические судьбы дворянства в целом, «однако название повести приобретает неадекватное значение, когда речь идет о "захудалом роде" Протозановых и "за-худании дворянского рода" вообще» (с. 143). «Захудалость» Протозановых в большей мере автор связывает с устранением князей от участия в государственных делах и закономерно - с утратой гражданской активности.
Несомненно, способствовала выработке социально-исторических обобщений, к которым приходил Лесков в повести-хронике «Захудалый род», внутренняя полемика с защитниками дворянских интересов, с представителем русской аристократической фронды XVIII в. князем М.М. Щербатовым, а также с современниками писателя, дворянскими идеологами охранительно-консервативного направления.
Не случайно в процессе развития и углубления конфликта «семейная хроника» (рассказ о «частных судьбах») приобретает расширяющуюся перспективу и переходит в социально-исторический план, «если в первой части герои выведены как "частные" лица, то во второй - они становятся участниками исторических процессов» (с. 161).
В.М. Головко приходит к выводу: «Художественная антропология повести-хроники "Захудалый род" "опредмечивает" философскую интенцию писателя, определяющего пути к гармонизации отношений личности и общества» (с. 162), так как нравственное совершенствование человека и социальное развитие - «это взаимонаправленные, диалектически взимосвязанные процессы» (с. 165). По мнению исследователя, творческий процесс автора «Захудалого рода» был, по сути, выражением понимания «родового» в человеке, бытующего только в корреляции с «видовым» и «индивидуальным».
К произведениям, характеризующимся философской насыщенностью проблематики и устойчивостью структурных форм, с взаимопроницаемостью образного и теоретического мышления, воплощением духовно-нравственных исканий героя в системе событий, осмыслением социального бытия через призму «вечных» вопросов, диалогическим отношением точек зрения героев и «автора», относит автор монографии философскую повесть Лескова «Детские годы. (Из воспоминаний Меркула Праотцева)» (1874). Это «исповедь» героя, воссоздающая историю его воззренческих исканий в области экзистенциальных и нравственных проблем.
Основной предмет изображения в повести - авторское понимание личности как самопроективного процесса, в котором реализуется потребность героя в самоидентификации, актуализируются его рефлексивно-интегрирующие способности: «У героя Меркула Праотцева постепенно формируется представление об ответственности человека, о значимости для самоопределения личности осоз-
нания внеличных целей, о необходимости соответствия требованиям этики самоотвержения» (с. 167).
Исследователь подчеркивает, что хронотоп философской повести характеризуется ярко выраженной «метонимичностью», сюжет как «концепция жизни» и объективация «мысли» не ограничен конкретным континуумом, он «возможен» в любом другом, так как является «частью», по которой восстанавливается «целое», т.е. жизнь с ее «конечными», вечными вопросами о бытии и назначении человека. Художественное время-пространство повести характеризуется соотнесением хронотопа героя («дни детства и юношества») со временем «современного общества» и - шире -«человечества» (с. 174).
Доминантный в художественной системе повести «Детские годы» мотив самоотвержения как свободного выбора рассмотрен автором монографии в контексте онтологии современного экзистенциализма (Н.А. Бердяев, Ж.-П. Сартр, М. Хайдеггер и др.): «Выбор Меркула (как и его матери, Кольберга, Лаптева, Альтан-ского) - это результат не рациональной интеллектуальной интенции, а форма "творения себя", реализация "фундаментального проекта" - своего "Я". Этот "проект" осуществляется имманентно, так как герой повести в своем внутреннем мире не зависит от любого внешнего влияния, что, по Сартру, является выражением подлинной свободы постоянно развивающегося человеческого существа» (с. 177).
В.М. Головко утверждает, что философский аспект при изображении отношений героя с действительностью, с окружающим миром доминирует со всей очевидностью, а потому «родовое», «общечеловеческое» становится определяющим критерием в художественном раскрытии конфликта произведения: «Событийный континуум в повести "Детские годы. (Из воспоминаний Меркула Праотцева)" не является эквивалентным бытийной концепции автора, и соотношения авторского времени с повествовательным настоящим, фиксирует времяположение автора в универсальном хронотопе, благодаря чему создается повествовательно-изобразительный ряд, опредмечивающий нравственно-эстетическую оценку изображаемого с точки зрения общечеловеческих представлений о смысле и высших целях жизнедеятельности личности» (с. 184).
К.А. Жулькова
