CC BY
18
Таким образом, роль интернационализации видится автору статьи неоднозначной. Она, как полагает Г. Гоастеллек, вносит напряженность в выстраивание научной карьеры и в процесс трудоустройства в связи с дуалистичностью ориентации академических систем при найме специалистов. В этой ситуации необходимость мобильности чаще становится для исследователей источником неопределенности. При выстраивании научной политики, с тем чтобы избежать эффекта Матфея, автор рекомендует при приеме на работу не учитывать страну происхождения и организацию исследователя, а ориентироваться на содержательную сторону его научной деятельности.
Е.Л. Ушкова
2018.02.005. ОРИДЖИ Г. НОВЫЕ РЫНКИ АКАДЕМИЧЕСКОЙ РЕПУТАЦИИ: ВЛИЯНИЕ, ПРЕСТИЖ И ВРЕДНЫЕ МЕХАНИЗМЫ СТИМУЛИРОВАНИЯ НА РЫНКЕ ИССЛЕДОВАНИЙ. ORIGGI G. The new markets of academic reputation: Impact, prestige and bad incentives in the market of research // The future of science a. ethics. - Milan, 2016. - Vol. 1, N 2. - P. 67-76.
Ключевые слова: академическая репутация; побудительные мотивации; социальное взаимодействие; наукометрия; какономика.
В настоящей статье Глория Ориджи (Институт Жана Никода, Париж) анализирует трансформацию специфики конструирования академической репутации, обусловленную изменением подходов к оценке научных публикаций. Описывая некорректные методы стимулирования ученых, она проводит четкое разграничение между двумя «классами» побудительных мотиваций, оказывающих сомнительное влияние на публикационные практики и этику научного исследования. Автор полагает целесообразным отделить вредные по сути механизмы поощрения, т.е. те, в основе которых лежит подчинение научных исследований требованиям рынка, от механизмов, производящих отрицательные побочные эффекты, т.е. косвенно поддерживающих практики, наносящие урон академической репутации [c. 67].
Каждое социальное взаимодействие оставляет за собой неформальный след суждений и мнений его участников друг о друге. Это оценочное измерение социального взаимодействия Г. Ориджи
называет репутацией, понимая ее как производную интеракции между агентами, а не их индивидуальные свойства. Отмечается, что в современной, характеризующейся возрастающей плотностью информационно-коммуникативной среде апелляция к оценкам других и властным инстанциям становится привычной познавательной практикой. В обществе позднего модерна репутация индивида, вещи или идеи определяется не столько имманентно присущими последним характеристиками, сколько релевантной информацией о них.
Академический мир, в данном контексте, представляется одним из наиболее репутационно-ориентированных: популярность и влияние есть некая «валюта», циркулирующая в среде исследователей, которые зачастую в гораздо большей степени мотивируются этими символическими стимулами, а не экономическими соображениями.
В основе разделения науки и псевдонаучной деятельности все еще лежит система экспертного рецензирования, введенная в рамках первого периодического научного издания Европы - «Философские труды Лондонского королевского общества» - в 1665 г. Как отмечает Г. Ориджи, «статья в престижном журнале не только отражает мнение автора; она несет на себе "печать одобрения" научной аутентичности, выданную редактором и рецензентами, с которыми автор мог консультироваться. Рецензент - это та ключевая опора, на которой держится все дело науки» [с. 68].
Однако за последние годы способы производства и трансляции научного знания претерпели существенные изменения в результате целого ряда крупных социально-технических инноваций. К основным трансформациям автор относит: смену формата литературно ориентированного поиска, обусловленную революцией в коммуникации; утверждение коллаборативного характера производства «Большой науки»; пертурбации в публикационной активности, спровоцированные засильем количественных наукометрических показателей; внедрение «культуры аудита» в национальные академические системы параллельно новым формам контроля и подотчетности и т.п. Одним из важнейших современных вызовов науке Г. Ориджи называет проникновение рыночных отношений в академическую среду. Максимально емко суть этого вызова выражает иронический слоган: «Публикуйся или погибнешь!». Сегодня этот тезис является руководством к действию для большинства
университетских исследователей, что не может не настораживать, поскольку в основе производства нового знания должны лежать стратегические интересы, а не сиюминутные потребности [с. 68].
Этос науки более не определяется мертоновскими четырьмя институциональными императивами: всеобщностью, универсализмом, бескорыстием и организованным скептицизмом. В настоящее время интерес исследователя ассоциируется скорее с предпринимательской активностью, нежели с беспристрастным созерцанием. Современная наука предстает перед нами как преисполненная субъективных оценок, экономически ориентированная и носящая соревновательный характер деятельность по производству и продаже знания, регулируемая разнокалиберной системой стимулов. Одним из этих стимулов является репутация1.
Разбираясь в структуре мотивации ученых, действующих на «рынке науки», автор выделяет три «экономических» измерения репутации: экономика уважения (economy of esteem); бизнес-экономика (business economy); экономика величия (grandeur economy) [с. 68].
Термин «экономика уважения» Г. Ориджи заимствует из одноименной работы Джеффри Брэннана и Филипа Петтита, описывающей роль самооценки и чести в экономике2. Во втором из вышеперечисленных репутационных измерений отражаются новые формы производства и распространения научного знания. Усиление роли экономики величия, в свою очередь, наглядно иллюстри-
1 Роберт К. Мертон полагал, что этос науки - «эмоционально насыщенный комплекс ценностей и норм, разделяемых учеными» - опирается на совокупность четырех императивов: всеобщность (communalism), универсализм (universalism), бескорыстие (disinterestedness) и организованный скептицизм (organized skepticism). Сформулированные исследователем нормы стали записывать акронимом CUDOS по первым буквам каждой из них. Это сочетание утвердилось неслучайно. «Cudo» (или «kudo») на студенческом сленге означает славу, почет; престиж, всеобщее признание и уважение. Во множественном числе - cudos - это похвала, награда, премия и т.п. В целом CUDOS можно суммировать как «структуру вознаграждения».
См. подробнее: Merton R.K. Science and technology in a democratic order // J. of legal a. political sociology. - N.Y., 1942. - Vol. 1, N 1-2. - P. 115-126. - Прим. реф.
Brennan G., Pettit P. The economy of esteem. - Oxford: Oxford univ. press,
2006.
руют возросшая значимость академических рейтингов, распространение риторики превосходства и появление национальных органов, осуществляющих экспертизу работы научно-исследовательских организаций, таких, например, как Национальное агентство оценки системы университетов и исследований (ANVUR, Италия); независимое Агентство по оценке качества научно-исследовательской деятельности и высшего образования (AERES, Франция), Национальное агентство по оценке качества и аккредитации (ANECA, Испания) [с. 68].
Все три экономики имеют в своей основе совершенно разные предпосылки и используют не совпадающие реестры мотиваций. Их сосуществование оборачивается некоторой «какофонией» побудительных мотивов, которые определяют деятельность ученых. Таким образом, динамика развития научного сектора является результирующей двух сил - давления традиционных ценностей, десятилетиями определявших содержание исследовательской деятельности, и влияния новых норм, обусловленных проникновением рыночных отношений в академическую среду. На смену конкуренции научных идей пришло соперничество профильных издательств, при этом рейтинговые системы из инструмента, обслуживающего интересы экспертного сообщества, превратились в механизм повышения рыночной стоимости специализированных журналов [с. 69].
Однако Г. Ориджи считает вредные по сути механизмы поощрения (т.е., вынуждающие исследователей интенсифицировать производство научного знания по ненадлежащим причинам, например, чтобы поддержать международный рынок академических публикаций, где небольшое количество издателей обогащается за счет использования массы находящихся в «свободном доступе» работ) менее опасными для науки, чем изначально нейтральные механизмы стимулирования, производящие отрицательные побочные эффекты. Иллюстрируя данный тезис, автор приводит множество примеров побудительных мотиваций второго класса, т.е. тех, использование которых оказывается сопряженным с негативными последствиями.
Например, Г. Ориджи предлагает читателю задуматься о латентных дисфункциях одной из наиболее уважаемых во всем мире систем третичного образования - австралийской системы. Прави-
тельство страны контролирует качество высшего образования по ряду параметров, разработанных независимой Группой стандартизации высшего образования. Для того чтобы попасть в один из лучших университетов, выпускники должны набрать определенные баллы, которые складываются из их оценок в ходе всего периода обучения. Некоторые программы - медицина и юриспруденция -доступны лишь набравшим наивысшие баллы. Соответствие этому критерию, безусловно, ничего не говорит об истинном призвании человека, однако такого рода системные ограничения приводят к тому, что на столь престижные факультеты активно идут отличники, не имеющие ни малейшей склонности к выбранной специальности [с. 69].
Автор обращает внимание на негативные последствия утверждения английского в качестве единственного универсального языка науки в ситуации отсутствия ясной и общепринятой политики формирования иноязычной коммуникативной компетентности у не владеющих им исследователей. Это приводит к дисбалансу в представлении достижений ученых различных стран в общемировом информационном пространстве, а также к появлению целого ряда организаций-посредников в цепочке передачи знания от производителя к потребителю, единственная функция которых заключается в осуществлении перевода и редактуры публикаций на «основной язык международного общения».
Одним из очевидных негативных эффектов злоупотребления наукометрическими методами становится так называемый эффект Матфея - социальный феномен, заключающийся в том, что преимущества получает, как правило, тот, кто уже ими обладает, а изначально обделенный оказывается обделен еще больше. Так, при одинаковом качестве двух статей шансы быть признанной профессиональным сообществом выше у той, что была написана более именитым автором. Чем больше ссылок существует на определенную интернет-страницу, тем выше эта страница в результатах поиска, а чем она выше, тем чаще посещается и тем больше вероятность того, что ссылаться на нее будут еще больше.
Крайне подробно в статье описываются последствия внедрения такого формального критерия оценки важности научных журналов, как импакт-фактор. Отмечается, что изначально, в 1955 г. он был предложен исследователем в области информатики Юджином
Гарфилдом в качестве простого библиометрического показателя. Однако со временем он стал восприниматься научным сообществом как средство объективной оценки репутации экспертов.
На сегодняшний день универсальной схемы расчета импакт-фактора не существует. Различные научно-информационные организации разработали собственные методики и применяют их к журналам из своих баз данных, состав которых тоже различается. Самой популярной по-прежнему остается классическая методика, основанная исключительно на подсчете количества цитирований. Этот показатель рассчитывается как отношение количества ссылок в конкретном году на статьи, опубликованные в журнале за последние два или пять лет, к общему количеству статей, опубликованных за этот период. Эта методика лежит в основе расчета им-пакт-фактора Web of Science компанией Clarivate Analytics (ранее -Thompson Reuters), который ежегодно публикуется в одноименном журнале Journal citation report (JCR).
Помимо импакт-фактора JCR включает следующие показатели цитируемости:
- индекс оперативности (Immediacy index) отражает, насколько быстро становятся известны в научном мире статьи, опубликованные в журнале, и рассчитывается по цитированию статей, вышедших в журнале в том же году, в котором они процитированы. По этому показателю преимущество имеют журналы, выходящие чаще.
- «период полужизни» (Cited half-life, CHL) - медиана «возраста» статей, на которые в течение текущего года имелась хотя бы одна ссылка; показывает через какой период времени статьи, опубликованные в журнале, набирают максимальное количество цитирований, после чего их цитирование идет на убыль.
Несмотря на то что система JCR утвердила себя в качестве могущественного репутационного механизма, ее объективность можно поставить под сомнение. Так, остаются неясными критерии отбора индексируемых изданий. Например, в базу данных по цити-руемости в области социальных наук (Social science citation index, SSCI) входит «Нью-йоркское книжное обозрение» (The New York review of books) - влиятельный журнал в области гуманитарных дисциплин, в котором тем не менее отсутствует процедура независимой экспертной оценки поступающих рукописей. То есть по
формальным критериям данное издание не должно быть включено в SSCI. Однако в ответ на критику составители базы заявляют, что историческая значимость и авторитет журнала очевидны. Возникает порочный круг, когда библиометрические методы начинают «работать» на оправдание и поддержание сложившейся репутации. Отмечается также, что для различных областей исследования характерна различная частота публикации результатов, что оказывает существенное влияние на импакт-факторы журналов. Наконец, чем больше авторов у статьи, тем больше цитирований у нее будет [с. 70].
С целью найти количественное выражение не только продуктивности, но и влиятельности ученых, в дополнение к импакт-фактору экспертным сообществом были разработаны другие показатели.
Близким по смыслу наукометрическим инструментом стал алгоритм Google PageRank - метод вычисления веса страницы путем подсчета важности ссылок на нее. К этому же «блоку» относится индекс Хирша - способ измерения научной продуктивности ученого, выраженной в количестве и популярности его публикаций. По определению, ученый имеет индекс h, если h из его Np статей цитируются как минимум h раз каждая, в то время как оставшиеся (Np - h) статей цитируются не более чем h раз каждая. От обычного подсчета цитирований всех работ, которые автор успел опубликовать, индекс Хирша отличает удельный вес. Иными словами, h-индекс выделяет работы автора, которые оказались наиболее востребованными светилами научного мира за последние годы. Будучи довольно надежной характеристикой известности того или иного специалиста в определенной области науки, он тем не менее не свободен от недостатков. В настоящей работе обозначаются следующие:
- в индексе Хирша учитываются даже те ссылки, где статьи автора подвергаются серьезной критике, а полученные им выводы признаются ошибочными или недостоверными;
- индекс Хирша существенно зависит от области исследований;
- индекс Хирша не учитывает личный вклад автора;
- во многом значение индекса Хирша зависит от количества написанных работ: молодые ученые, не успевшие подготовить
много трудов и стать «классиками» не могут получить высокий индекс, хотя именно их оценивают прежде всего.
Использование индекса Хирша становится популярным механизмом оценки эффективности работы ученого, однако одним из неучтенных последствий этого становится зависимость исследователей от цитирования.
Г. Ориджи также рассматривает негативные аспекты глобального увлечения ранжированием университетов. Она подчеркивает удивительную стабильность трех самых влиятельных ежегодных рейтингов: Академического рейтинга мировых университетов, который часто называют Шанхайским рейтингом, Рейтинга мировых университетов QS и Рейтинга мировых университетов «Times higher education». В них первые строчки долгое время занимают одни и те же учебные заведения, которые периодически меняются позициями. Соглашаясь с Майклом Бастедо и Николасом Боума-ном, автор обозначает наличие «эффекта якоря» (эвристической привязки), выражающегося в том, рейтинги приводят к улучшению репутации университетов, а не наоборот1. Другой проблемой она называет попытки распределить в рамках одной иерархии кардинально отличающиеся по своему функционалу организации: научно-исследовательские комплексы сопоставляются с малыми образовательными учреждениями, главная цель которых заключается в передаче, а не производстве нового знания [c. 71].
Автор также критически оценивает внедрение «культуры аудита» в управление научными исследованиями. Свою позицию она обосновывает, обращаясь к работам британского советолога Рона Аммана2, с 1994 по 2002 г. занимавшего пост исполнительного директора Совета экономических и социальных исследований (ESRC), а затем - постоянного секретаря Центра управления и политических исследований в Кабинете министров. Переключившись на изучение британской системы управления сферой высшего образования, он обнаружил в ней парадоксальное сходство с советской плановой экономикой. Амман пришел к заключению, что «в
1 Bowman N.A., Bastedo M.N. Anchoring effects in world university rankings: Exploring biases in reputation scores // Higher education. - Wash., 2011. - Vol. 61, N 4. -P. 431-444.
2
Amman R. A sovietological view of modern Britain // The political quart. -Oxford, 2003. - Vol. 74, N 4. - P. 468-480.
рамках такого рода плановых систем объем трансакций настолько велик и взаимосвязи настолько сложны, что реальный контроль становится практически невозможным» [с. 72]. Система, заявил он, перманентно отыгрывает ситуацию «полного триумфа микрорациональности над макрорациональностью». Придавленные осознанием необходимости во что бы то ни стало выполнить план, акторы системы с готовностью идут на фальсификацию показателей своей деятельности. При этом в основе сформировавшейся в Великобритании культуры планирования лежат идеи совершенно иного политического спектра, чем способствовавшие развитию плановой экономики в СССР. Если в советской модели управления воплотилась ленинская критика «экономизма», то в британской нашли отражение усилия Маргарет Тэтчер по «укреплению рынка» за счет снижения расходов на социальную сферу и создания большего количества стимулов для частного предпринимательства. В области высшего образования «укрепление рынка» выразилось в так называемом взрыве аудита, под которым Амман понимает форму «культурной колонизации, ставшей политическим вызовом профессиональной автономии». Новые органы, призванные контролировать распределение финансовых ресурсов в академической сфере, оказались менее компетентны в определении ценности научной продукции, чем те, кому эти ресурсы предназначались. Активное внедрение разнообразных количественных методов оценки эффективности труда ученых стало попыткой преодоления этой некомпетентности, однако это же привело к тому, что исследователи стали работать на продиктованные из центра показатели, а не на результат [с. 72].
Пересказывая основные положения работы «Какова цена научной статьи?» социолога экономики Люсьена Карпика1, автор приводит перечень причин, объясняющих снижение качества научных публикаций. Эта тенденция представляется обусловленной произошедшей трансформацией исследователей в предпринимателей; активным внедрением рейтинговых систем, сопровождающимся уходом от обязательности независимой экспертной оценки; появлением новых контролирующих организаций; раздробленностью
1 Karpik L. What is the price of a scientific paper? // The worth of goods: Valuation and pricing in the economy / Ed. by J. Beckert, P. Aspers. - Oxford: Oxford univ. press, 2011. - P. 62-85.
академического сообщества и изменением отношений между наукой и государством.
Механизмы поощрения, производящие отрицательные побочные эффекты, автор определяет как поддерживающие систему какономики Какономика (от греч. «какое» - «дурной» и «огкоуоща» - «экономика») описывает случаи, когда люди не просто предпочитают получать высококачественный, а предоставлять низкокачественный товар, но сознательно выбирают обмен товарами низкого качества. Во всех какономических обменах обе стороны ведут двойную игру: декларируя свое намерение проводить обмен на уровне высокого качества, они одновременно молчаливо соглашаются с тем, что скидки на качество не просто допустимы, но и ожидаемы. Таким образом, никто не паразитирует за чужой счет: какономика регулируется негласной социальной нормой скидки на качество, взаимным принятием посредственного продукта, который удовлетворяет обе стороны, при условии, что они продолжают публично заявлять об обмене на уровне высокого качества [с. 73].
Наиболее ярким примером действия системы какономики в научной сфере автор считает желание и готовность исследователей публиковаться в рецензируемых журналах с низким импакт-фактором. Парируя возможные аргументы в защиту размещения работ, пусть даже в слабых изданиях, Г. Ориджи заявляет, что научные публикации более не являются наиболее эффективным способом взаимодействия с академическим сообществом. Участие в конференциях и ведение блогов представляются гораздо более действенными инструментами. Статьи не могут быть названы минимальными риторическими единицами результативной коммуникации, так как нет четких требований к объему публикации. Публикации в рецензируемых журналах не единственный способ заслужить доверие. Максимум по индексу цитирования не гарантия признания для исследователя. Соответственно, в данном случае мы имеем дело с проявлением какономики: увеличение публикационной активности отражает не приращение знания, а желание ученых повысить свой рейтинг и тем самым - шансы на получение финансирования.
В заключение Г. Ориджи констатирует, что область научных исследований - это рынок, где основной валютой является репутация. Но эта репутация все в большей степени определяется не каче-
ством работы, а соответствием формальным, спущенным сверху критериям. Превращение количества публикаций в основной показатель эффективности подталкивает ученых к самоцитированию и «салями-слайсингу», когда одно проведенное исследование подобно батону колбасы «нарезается» на мелкие кусочки, каждый из которых описывается в отдельной статье. Действующая политика финансирования научных проектов препятствует разработке длительных исследовательских программ, так как ученый не может быть уверен в том, что получит следующий грант. Затрудняется проведение прорывных исследований. Требуется большая непроизводительная работа по составлению планов-заявок. Таким образом, какономика стимулов разрушает этику научного исследования, что крайне негативно сказывается на качестве производимого академическим сообществом знания [с. 74].
А.М. Понамарева
2018.02.006. ФЕЛИСЕС-ЛУНА М. ВНИМАНИЕ К НАУЧНОМУ РАБОТНИКУ! ЭТИКА ПОД УГРОЗОЙ НАУЧНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ, НАУКА ПОД ВЛАСТЬЮ КОМИТЕТОВ ПО ЭТИКЕ НАУЧНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ.
FELICES-LUNA M. Attention au chercheur! L'éthique sous la menace de la recherche, la science sous l'emprise des comités d'éthique en recherche // Déviance et société. - Genève, 2016. - Vol. 40, N 1. - P. 3-23.
Ключевые слова: научные исследования; научный работник; комитет по этике научных исследований; участник исследования; этика.
В статье сотрудницы Оттавского университета (Канада) Ма-рицы Фелисес-Луны рассматривается деятельность комитетов по этике научных исследований (далее - КЭНИ) - предпосылки их создания, особенности функционирования и полномочия, вызывающие многочисленные возражения. Анализируется, каким образом в результате их деятельности некоторые исследователи предстают как морально подозрительные субъекты и потенциальные нарушители этических норм, а научное исследование - как занятие, представляющее опасность. Статья написана с опорой на критические работы исследователей, использующих качественные методы в социальных науках, и на личный опыт.
