CC BY
92
такие понятия, как «диалог», «коммуникация», «интерсубъективность» (отношения между субъектами, а не между дисциплинами).
«Трансгуманизм - в перспективе?» Определение С. Фуллером трансгуманизма основано на его убеждении в том, что человек - это единственное живое существо, способное улучшать свою природу как вида, и это происходит в процессе его трансгуманизации. Важно, что трансгуманизация, по Фуллеру, захватывает как физическую, так и духовную стороны человеческого существа. Он показал, что новое знание в науке рождается одновременно из товарных отношений, которые не являются наукой, и из профессиональных отношений между учеными (с. 226).
«Конвергенция вместо междисциплинарности и интер-сбъективности». Переход от междисциплинарности к интерсубъективности сегодня дополняется процессом конвергенции, т.е. типом мышления, когда наука формирует качественно новую техносферу, которая станет органической частью природы (с. 228).
«Сколково» как инновационный проект». Л.А. Маркова подчеркивает, что «Сколково» называется инновационным центром, а не центром прикладных исследований. В чем разница между этими понятиями? «Под инновационными исследованиями имеется в виду что-то новое, инновационное с точки зрения гуманитарных наук» (с. 265-266). Ученый уже в процессе создания своего продукта учитывает последствия функционирования этого продукта в обществе. «И в зависимости от того, насколько это функционирование преобразует общественную жизнь, можно говорить об инновационном характере создаваемого ученым знания» (с. 266).
Л.А. Боброва
2018.01.009. МИКЕШИНА Л.А. СОВРЕМЕННАЯ ЭПИСТЕМОЛОГИЯ ГУМАНИТАРНОГО ЗНАНИЯ: МЕЖДИСЦИПЛИНАРНЫЕ СИНТЕЗЫ. - М.: Политическая энциклопедия, 2016. - 463 с.
Ключевые слова: эпистемология; социально-гуманитарное знание; феноменология; субъект; эмпирический субъект; объект; коммуникация; конвенция; междисциплинарный синтез; догматизм; релятивизм; редукционизм; системность; эклектика.
В книге рассматриваются современные тенденции в развитии эпистемологии гуманитарного знания. Главную тенденцию автор
формулирует как приближение эпистемологии к реальному социально-гуманитарному познанию (с. 7). Эта тенденция находит выражение в изменении и обогащении базовых понятий эпистемологии социально-гуманитарного знания, в новых формах междисциплинарного синтеза в социально-гуманитарных науках, в переоценке исторически сложившихся методов познания.
Часть 1. «Изменения и обогащение базовых понятий эпистемологии социально-гуманитарного знания» включает дискуссии о понятии «знание», обоснование введения понятия «эмпирический субъект познания» и обоснование опыта феноменологии для развития современной эпистемологии. (Case study: «Э. Кассирер о становлении классической эстетики и ее понятий как "модели" формирования гуманитарной науки».)
Базовые понятия эпистемологии, прежде всего понятия субъекта и объекта, носят исторический характер. Сегодня осуществляется переход от абстрактного, трансцендентального субъекта (классической эпистемологии) к эмпирическому субъекту познания в неклассической эпистемологии путем понижения степени абстракции субъекта познания (с. 23). При этом происходит изменение самого представления о трансцендентальности знания, «особенно в применении к неформализуемому, нестрогому, ценностно нагруженному, во многом метафорическому, обращенному к человеку, его ценностям, социально-гуманитарному знанию» (с. 24). Наряду с этим происходит и уточнение понятия эмпирического субъекта через осмысление телесности человека (телесно ориентированный подход в эпистемологии), «жизненного мира» и «жизнеосуществ-ления» по Э. Гуссерлю. Все большее внимание привлекают коммуникации и конвенции: если «признать коммуникативную природу познавательной деятельности, то многие "механизмы" и результаты познания должны быть переоценены» (с. 29).
В последние десятилетия все больше обсуждается проблема современного информационного общества - место и роль «живого знания» эмпирического субъекта в развитии и трансформации этого общества. «Информатизация "существенно повысила в цене" знание, не поддающееся формализации, основанное на опыте, интуиции, способности к ориентации, самоорганизации и нахождению общего языка» (с. 31-32).
Особое значение для развития современной эпистемологии Л.А. Микешина придает феноменологии, в первую очередь идеям Э. Гуссерля, Э. Кассирера, М. Хайдеггера. «Гуссерль и его прочтение Кассирером в контексте образования общих понятий в гуманитарном знании и культуре в целом в полной мере убеждают в плодотворности и обоснованности феноменологического подхода» (с. 40). Так, значимыми для современной эпистемологии являются рассмотренные Гуссерлем понятия репрезентации, интерпретации, рефлексии, редукции, интерсубъективности и гипостазирования. Обращение к рассмотренным Хайдеггером понятиям интенцио-нальности, идеации, категориального созерцания, априорности «позволяют обсудить и увидеть существенно новые возможности современной эпистемологии, дальнейшее обогащение и развитие ее понятийного аппарата, особенно и в социальной, и культурно-исторической эпистемологии» (с. 74).
Часть II. «Применение идей и понятий феноменологии в эпистемологии гуманитарных и социальных наук». Л.А. Микешина считает плодотворным для развития современной эпистемологии анализ опыта применения феноменологического метода к социологии. В связи с этой целью рассматривается роль феноменологии в становлении социологической науки (идеи Э. Гуссерля, А. Шюца), проблема универсальной теории и теории среднего уровня (И. Элкан, Р. Мертон), феномен полипарадигмальности в социологии (Дж. Ритцер), типология социальных фактов (Э. Дюркгейм, Дж.Р. Сёрль).
На рубеже веков все большее место в эпистемологии занимает проблема «познание и язык». Сегодня можно говорить о существовании лингвистической эпистемологии, в которой роль языка в познании становится определяющей темой. Одной из важных тем в этих исследованиях становится анализ применения гипостазирова-ния. Сложные процессы гипостазирования возникают тогда, когда с помощью слов - частей речи происходит членение окружающей его действительности, ее классификация и категоризация. С одной стороны, гипостазирование слов может привести к проблемам метафизики, с другой - изучение языка с позиции особенностей его категоризации (в ряде случаев включающей гипостазирование) «позволило ученым переосмыслить природу языка и его функций» (с. 82).
Часть III. «Эпистемологические формы и смыслы междисциплинарности в социальных и гуманитарных науках» включает главы, посвященные идеям Э. Кассирера, Г.Г. Шпета, (case study: «Письмо Г.Г. Шпета Д.М. Петрушевскому»), главу о ситуации в отечественной исторической науке в конце ХХ - начале XXI в. и главу, посвященную феномену «поворот» в «интеллектуальной историографии».
Л.А. Микешина подчеркивает, что для понимания направления развития эпистемологии важнейшей методологической предпосылкой становится проблема междисциплинарности как основы взаимодействия наук данного региона знания и действительности (с. 132). При этом необходимо учитывать историко-философский опыт, в том числе Э. Кассирера, показавшего, что эпоха Просвещения и ее представления о философии науки в целом предполагают в полной мере идеи междисциплинарного синтеза научного знания как условия успешного развития и решения проблем.
Рассматривая ситуацию в отечественной исторической науке в конце XX - начале XXI в., Л.А. Микешина выделяет исследования К.В. Хвостовой (Case study: «Эпистемологическая новизна и междисциплинарность исследования К.В. Хвостовой "Византийская цивилизация как историческая парадигма" (2009)»). Новизна прежде всего проявилась в том, что в историческом исследовании используются математические методы. Одновременно в книге широко представлены методы и идеи герменевтики, синергетики и компаративистики (с. 147).
Интересный опыт междисциплинарного исследования исторического знания в России начала ХХ в. представлен в ряде работ отечественных философов и историков. В частности, богатейшие идеи Г.Г. Шпета имеют значение и сегодня. «Обращение Шпета к герменевтике вызвано не только глубоким интересом к ней, но и уверенностью в том, что герменевтика является "своей теорией познания" для истории» (с. 142).
В конце прошлого века были обозначены существенные изменения в понимании логико-методологических и эпистемологических проблем отечественной исторической науки. Так, возросла роль проблем понимания, субъективной интроспекции по отношению к научному знанию, значительно усилилось внимание к научной рефлексии, неявным предпосылкам научного познания, полу-
чили уточнение понятия факта, предмета и объекта изучения. Наука стала рассматриваться как часть культуры. Происходит сближение гносеологических предпосылок гуманитарного, обществоведческого и естественно-научного познания, «осуществляется известное "междисциплинарное размышление" о неявных условиях и факторах познавательной деятельности, влияющих на любые познавательные процедуры» (с. 146).
Направление «интеллектуальной истории», возникшее среди европейских и американских философов в конце XX - начале XXI в., вызвало интерес отечественных философов. В нашей стране также возникло новое направление в исследовании природы исторического знания с тем же названием. В его рамках именно проблемы меж-дисцилинарности получили фундаментальное исследование (работы Д.П. Репиной, издан терминологический словарь «Теория и методология исторической науки» под ред. акад. А. О. Чубарьяна).
В современной философии науки широко используется термин «поворот». С эпистемологической точки зрения, «поворот» -это «обнаружение общего основания для диалога между науками или областями знания, методологиями, или обнаружение определенной аналогии между ними, что позволяет осуществить "перенос", или экстраполяцию, понятий и методологических принципов с одной области знания на другую» (с. 164). Современный этап социологии существенно сближает ее с историей. Происходит существенное обогащение ее языка путем привлечения понятийного аппарата историков - нарративов, событий, биографий, и т.д. Так, «исторический поворот» за границами истории (И.М. Савельева) рассматривается как «принципиально новый социологический подход к прошлому» (с. 166). В работе Н.Д. Потаповой анализируются приемы логического анализа языка в аналитической философии истории, а также лингвистический поворот и практика новой историографии. Яркий пример междисциплинарности и диалога когнитивных практик представляют идеи Х. Уайта. (Case study: «"Поэтика истории" Х. Уайта как лингвистический "поворот" в историографии».)
Значимым не только для исторического знания, но также в целом и для развития эпистемологии становится «исследование природы, структуры и функций "образа" в историческом познании, то, что получило название "визуальный поворот"» (с. 174).
В интеллектуальной истории пока не обозначен как самостоятельный «коммуникативный поворот», но он намечается (с. 182). Отечественные историки (в частности, А.П. Огурцов) исследуют научные коммуникации именно как фактор развития исторической науки. Активно изучается опыт становления и существования научных школ в российской исторической науке конца XIX - начала XX в.
Часть IV. «Значение опыта историков для эпистемологии: "История понятий" и проблема истины». Прообразом исследования исторического знания путем создания словарей исторических понятий является «Исторический и критический словарь» П. Бейля (1730). Словарь представляет собой «интерес именно как свидетельство изучения исторического знания через его понятия» (с. 189). Автор словаря стремился не только критически преодолеть замеченные им ошибки в других словарях, но сформулировать свои теоретические, историко-методологические и теологические идеи. Л.А. Микешина отмечает, что потребность в реализации такого подхода никогда не исчезала и сегодня она реализуется на новом уровне. Наиболее значительное событие в наше время - создание «Словаря основных исторических понятий под руководством и при участии Р. Козеллека. Его подход состоит «в семантически-понятийной реконструкции событий социальной реальности, в прослеживании диахронных и синхронных изменений значений базовых социально-политических понятий» (с. 196).
Вечная проблема истины сегодня радикально проблематизи-руется. Новые подходы и новые проблемы в историческом знании требуют нового осмысления понятия истины. Оно осуществляется в отечественной исторической науке (в частности, К.В. Хвостовой) с позиций неклассической эпистемологии.
Книга-интервью Э. Даманской дает возможность охватить мнения ведущих теоретиков истории ХХ в. об актуальных проблемах методологии истории сегодня. (Case study: «Э. Доманска: Зарубежные историки об истине в жанре интервью».)
Л.А. Микешина отмечает, что большинство отечественных философов и сегодня придерживаются корреспондентной теории истины. В этом случае «часто не осознается, что на концепцию соответствия оказало существенное влияние религиозное представление об истинном познании» (с. 223). В частности, познающее и
мыслящее Я в философии Декарта укоренено в идее Бога, удостоверяющей возможность существования и «наблюдения соответствия» как достоверного и истинного. «Идея Бога выполняет, по существу, функцию трансцендентального субъекта, непогрешимого и совершенного "сознания вообще"» (с. 224). В случае абсолютной истины также усматривается влияние религиозной предыстории (с. 225).
Сегодня существуют два направления трактовки истины: логико-методологическая и экзистенциально-антропологическая. Первая тесно связана с естественно-научным познанием и глубоко внедрена в европейскую науку и культуру. «Но при всей ее значимости она приложима только к идеализированному миру теоретизма» (с. 228). Вторая трактовка относится ко всему познанию в целом, она укоренена в проблеме бытия субъекта. «Признать этот факт явно, не связывать истинность знания с элиминацией субъекта и его ценностей значит осуществить нетрадиционную для классической гносеологии проблематизацию истины» (с. 229). (Case study: «Исследования филолога-германиста А.В. Михайлова (19381995) об искусстве и истине поэтического в австрийской культуре середины XIX века».)
В части V. «"Пасынки эпистемологии"... О некоторых традиционных оценках методов и методологических принципов» ставится задача - выяснить, имеют ли рациональные смыслы и познавательные функции, существующие и применяемые веками, такие неоднозначные формы и методы познания, как догматизм, релятивизм, редукция, синкретизм и эклектика. Указанные методы традиционно рассматривались как «пасынки эпистемологии», поскольку часто получали негативные оценки, от них стремились избавиться. Л.А. Микешина утверждает, опираясь на подход Э. Морена (видеть контекстуальную сложность проблем), что указанные «неправильные» методы не просто «ошибки познающего: они обозначают и раскрывают этапы, трудности, особенности, т.е. сложности самого познания» (с. 247).
В истории философии существуют серьезные исследования догматизма, наиболее обстоятельно они представлены у И. Канта и Ф. Шеллинга. (Case study I: «Роль догматической системы и трудов Х. Вольфа в русской культуре».)
В ХХ в. были выработаны образцы успешной научной деятельности (Р. Карнап, К. Поппер, С. Тулмин, И. Лакатос, П. Фейе-рабенд, Т. Кун и др.), которые постепенно разрушали классические догмы. Так, К. Поппер считал, что не может быть критической фазы развития науки без предшествующей ей догматической фазы. Он также подчеркнул важную роль догм в процессе обучения. В то же время на смену старых догм были предложены новые догмы. «Сегодня парадигма стала поистине главной методологической догмой» (с. 253).
Как в общественном сознании, так и в науке существует такой феномен, как индокринация, или внедрение, распространение и «внушение» какой-либо доктрины. (Case study II: «Индокринация как способ введения догм в научное знание».)
Таким образом, подчеркивает Л.А. Микешина, догматизм -неотъемлемый элемент не только обыденного, но и научного познания, а также необходимая форма усвоения знания при обучении. В то же время существует форма ограничения и возможного преодоления догматизма, постоянно возникающего в познании (с. 270).
Проблема релятивизма по-прежнему актуальна. В гуманитарных науках она сегодня существует, приобретая часто нейтральные или даже позитивные смыслы. Л.А. Микешина подчеркивает, что «релятивизм имеет свою онтологию - релятивность того, что познается, и релятивность методов и концепций, эпистемологических приемов самого познания, его идеалов и принципов» (с. 271-272). Плюрализм, с которым часто связывают релятивизм, пришел в эпистемологию и методологию из самой науки конца ХХ в., которая исследует «множество миров». Наука не только допускает сосуществование и диалог разных типов мышления, рациональности, но даже нуждается в этом. Сегодня признается, что свойства того или иного знания выводятся не из «вечных» критериев рациональности, но из свойств познающего субъекта и практических контекстов его деятельности, общения, реального мира, отсюда и возникает проблема релятивизма (с. 276).
Проблема редукции особенно активно обсуждалась во второй половине ХХ в. в рамках методологии науки (Э. Нагель, П. Фейе-рабенд, Г.И. Рузавин и др.). Важными для решения проблемы остаются идеи В.Н. Садовского о том, что проблема редукционизма
на самом деле представляет собой лишь часть, сторону более сложной проблемы редукционизма - деривационизма. Подход к редукции К.-О. Апеля основан на феноменологии раннего Э. Гуссерля (метод онтической редукции). Сегодня сложные проблемы редукционизма возникают как следствие развития нанотехнологий и технонауки (с. 291).
Неопределенность в оценке системности, синкретизма и эклектизма сохраняется до сих пор. Особая ситуация в понимании природы и значения этих понятий сложилась в постмодернизме. Для исследования когнитивного статуса этих методов, с точки зрения Л. А. Микешиной, необходимо их рассмотрение в истории социально-гуманитарных наук. (Case study I: «Из истории поэтического творчества: "Метафизическая поэзия" в Англии XVII в.» и Case study 2: «Концепция "открытого произведения" У. Эко: Синкретизм и эклектика в гуманитарном знании».)
Рассматривая исследование А. Койре о формах присутствия идей мистиков в истории науки и философии, Л.А. Микешина отмечает, что его подход «позволяет прежде всего оценить исторически значимое место религиозных мыслителей и их идей в развитии европейской философии и науки. А главное - осознать возможное присутствие историко-религиозного подтекста, его влияния на категориальный, в целом понятийный аппарат как истории философии, так и ее современных концепций» (с. 315-316).
В заключении «Размышления вместо Заключения» Л.А. Ми-кешина подводит определенный итог своей работы в области эпистемологии и философии познания в целом, а также намечает цели. Сегодня «необходимы новые приемы осознания традиционных и изучения новых, недавно возникших форм и ценностей познания, но и переосмысление и новые оценки уже существующих, содержащих во всей его сложности опыт человеческой культуры познания и понимания, как несомненно положительный, так и отрицательный. Дальнейшее движение - это изучение опыта, методов, принципов, приемов и операций социальных и гуманитарных наук как самостоятельной сферы человеческого знания» (с. 340).
Часть VI. «Приложение» включает варианты опубликованных статей, посвященных анализу идей отечественных эпистемологов В.А. Лекторского, В.Н. Поруса, Б.И. Пружинина, В.Р. Садовского, В.С. Стёпина и Н.С. Автономовой.
Л.А. Боброва
