CC BY
16
вой речи, системные признаки официально-делового стиля и его общие языковые особенности (лексические, морфологические, синтаксические).
В главе второй «Деловой текст и его построение: Реквизиты документа: стандарты оформления» приводится типология документных текстов: 1) документов, различных по назначению и авторству; 2) типовых текстов и «документов, но не текстов» (с. 3); 3) документов «в зависимости от места составления и использования» (с. 3).
Подробно характеризуется композиция делового текста, структурная роль реквизитов, составных частей формуляра, а также структура основного текста.
В главе третьей «Лингвистические особенности основного текста в документах») деловой текст рассматривается в жанровом аспекте. Описываются языковые особенности основного текста в личных документах (заявлении, резюме, автобиографии, доверенности), в информационно-справочных документах (справках, деловых записках, деловых письмах), в документах коммерческой корреспонденции (договорах, дополнительных соглашениях и актах, доверенностях, коммерческих предложениях), в распорядительных документах (приказах, распоряжениях, постановлениях, протоколах), в организационных документах (инструкциях, должностных инструкциях, кодексах корпоративной этики).
Описывается языковой алгоритм, с помощью которого следует находить нужные языковые средства в основном тексте различных документов.
В приложении даны словари речевых клише, используемых в деловых текстах, список баз данных, информационно-справочных и поисковых систем, а также образцы нормативных документов.
Н.Н. Трошина
2017.04.028. МЕТОДОЛОГИЯ СОВРЕМЕННОГО ЯЗЫКОЗНАНИЯ: Порождение и понимание речи. Значение и смысл. Виртуальная коммуникация / Отв. ред. Сонин А.Г. - М.: Ленанд, 2016. -200 с.
Ключевые слова: языковое сознание; образ сознания; образ мира; внутренняя форма языка / слова; континуальность / поли-центричность знания; грамматическая традиция; гендерная ре-
презентация; гендеризм; постгендеризм; гендерная асимметрия; антропоцентричность языка; грамматика говорящего; внутренний метаязык; внутренняя грамматика; функциональная неграмотность; язык логической грамматики; поликодовое произведение; эмодзи, эмотикон; аски-арт.
В сборнике, посвященном юбилею доктора филологических наук, профессора Веры Анатольевны Пищальниковой, рассматриваются в основном проблемы внешней лингвистики.
Сборник открывается статьей В. А. Пищальниковой «К проблеме содержания базовых терминов в современной отечественной психолингвистике», в которой обсуждаются термины «языковое сознание», «образ сознания», «образ мира» и другие. Автор констатирует, что сегодня нередко вводятся новые термины с нестрого определенным содержанием, т.е. нарушается методологический принцип, согласно которому не следует привлекать новые сущности без самой крайней на то необходимости. Такая тенденция в современной лингвистике связана с тем, что исследователи часто нечетко определяют объект рассмотрения и, следовательно, круг тех понятий, с помощью которых они должны проводить лингвистический анализ. «При этом исследователи забывают, что не существует единственно возможного и единственно правильного источника эмпирических знаний и характер получаемого эмпирического знания зависит от инструментов, с помощью которого мы знание выявляем, - от терминов» (с. 7-8). Сформулированная точка зрения доказывается на примере использования в специальной литературе по психолингвистике вышеназванных терминов.
Во второй статье «Внутренняя форма языка и внутренняя форма слова» В.А. Пищальникова рассматривает концепцию В. фон Гумбольдта, анализирует ее влияние на концепцию значения слова А.А. Потебни, выделяя те положения классиков языкознания, которые актуальны для современной лингвистики. Подчеркивается, что «внутренняя форма творится только в речевой деятельности, а потому она может быть рассмотрена как потенциальная, идеально возможная. По сути, речь идет об осуществляющемся механизме знакообразования на ассоциативно-апперцептивной базе мышления индивидов. Вот почему артикуляция звука -принципиальное свойство языка, а не просто физиологическая способность человека, приспособленная для производства языковых
единиц. В артикулированном звуке 'овеществляется' интенция сознания, в то время как 'артикулированное чувство' - это правило, принцип образования фонетических сочетаний. Артикулированный звук - явление речи, артикулированное чувство - проявление внутренней формы языка» (с. 20).
Доминирующие способы реализации внутренней формы языка (действий «творящего духа») проявляются в словообразовательных моделях, порождающие свойства которых обусловлены отношениями входящих в них элементов. Эти отношения и есть проявление внутренней формы языка как способа представления понятия в звуке. В сложившемся языке они соотносимы с процессом извлечения мышлением человека устойчивых связей единиц языка и их значений из конкретных словоупотреблений, воспринимаются как закономерные и потому активно используются: Я влюблен, /Я очарован, / Словом, я огончарован (А.С. Пушкин).
Поскольку каждое слово сочетается с ограниченным количеством других слов, развития внутренних форм практически не наблюдается. Как отмечает В. фон Гумбольдт, нет языков с несложившейся, формирующейся внутренней формой. Однако новые внешние формы языка могут появляться как вследствие эволюции языка, так и в результате заимствования, например, в современном русском языке часто употребляются псевдолексемы типа чокупил: Дома ждет меня чокупил.
Обращаясь к научному наследию А.А. Потебни, В.А. Пи-щальникова подчеркивает его трактовку слова не как знака готовой мысли, а лишь как точку опоры для мысли. Сущность слова больше, чем сумма познанных признаков реалии: главное для языка заключается в том, что эта совокупность признаков коррелирует с определенным способом их представления в языке и образует функционально неразложимое единство - слово.
В заключение подчеркивается, что «осознаваемая говорящими мотивированность значения слова значением составляющих его морфем или этимологическим значением того же слова не равнозначна образу, положенному в основу номинации. Однако эти понятия часто используются как тождественные, при этом утверждается, что такую трактовку понятия внутренней формы слова предложил А.А. Потебня» (с. 31).
На основе разработки понятия «научная традиция» Н.Н. Гер-манова («Нормативная традиция как объект лингвистической историографии: К вопросу о дискретности и континуальности науки о языке») доказывает недостаточность представления истории лингвистики в терминах смены научных парадигм и акцентирует необходимость учитывать континуальность и полицентричность лингвистического знания. В центре внимания автора находится нормативная грамматическая традиция, представленная тремя звеньями, выделенными Е.С. Кубряковой при обосновании понятия лингвистической парадигмы: 1) установочно-предпосылочным, т.е. определяющим цель научной парадигмы: нормативные грамматики как часть нормативной традиции направлены на регулирование общественно-речевой практики; 2) предметно-познавательным, каковым для нормативных сочинений являются образцовые конструкции и языковые формы родного языка, правила их производства, а также типичные отступления от нормы, воспринимаемые как неправильные именно на фоне существования правильных образцов; 3) процедурно-тематическим, определяющим избираемые методики исследования: нормативная традиция сочетает каузальную аргументацию (правильность грамматической формы определяется ее происхождением или историей) с доминирующей телеологической аргументацией, в соответствии с которой та или иная языковая форма считается предпочтительной для достижения определенного эффекта.
Н. Н. Германова видит следующее принципиальное различие между лингвистической парадигмой и традицией во временном векторе: если парадигма на основании вышеперечисленных звеньев «объединяет различные направления, сосуществующие во времени, то традиция на том же основании объединяет учения, существующие в течение значительного исторического периода; это, образно говоря, 'вертикальная парадигма'» (с. 64). Подчеркивается, что теория научных революций Т. Куна не полностью применима к гуманитарному знанию: «Если в естественных науках... возможна радикальная смена способов видения мира, то в лингвистике такая радикальная смена взглядов затрагивает лишь часть научного сообщества: наряду с направлениями, сменяющими свои глубинные ориентиры, в лингвистике сохраняются традиции, поддерживающие континуальность научного развития» (с. 64). Эти парадигма-
тические сдвиги оставляют место и для альтернативных взглядов и концепций.
А. А. Залевская в статье «К проблеме самоконтроля» анализирует формирование у носителей языка функциональных опор с фокусированием на конструируемых ситуациях и образах. Эта постановка вопроса связана со значительным снижением уровня грамотности современных носителей русского языка. В статье анализируется соотношение понятий «рефлексия», «языковое сознание», «интуиция», «мониторинг», «meta-linguistic awareness», «metalinguistic skills», «attentional control» и других понятий, отражающих особенности рассматриваемых процессов. Ставится вопрос: ограничивается ли контроль правильности высказывания исключительно осознаваемыми действиями? В результате исследования получены данные о том, что такой контроль может быть и мало осознаваемым естественным процессом. «Особую роль в формировании таких опор, несомненно, играют эмоционально переживаемые ситуации, позволяющие в дальнейшем успешно конструировать мысленные образы, увязываемые с определенными речевыми моделями» (с. 90).
В статье А.В. Кирилиной «Динамика современных тендерных репрезентаций (2000-2015 гг.)» предпринимается попытка систематизации многообразия гендерных репрезентаций, для чего используется глобализационная модель гендеризма, предложенная И. Гоффманом1 и построенная на понятиях институционализации и ритуализации пола. Отмечается глобальная теннденция к семиотической минимизации / устранению гендерных различий, что соответствует глобальному конструированию гендера. В связи с этим появился термин «постгендеризм» и предпринимается попытка построения плюралистической модели человека. «Для глобального дрейфа к постгендеризму характерен демонтаж прежних норм ин-ституционализации и ритуализации гендера, в том числе устранение визуальных различий в гендерных репрезентациях» (с. 128). Называются следующие инновации в институциональном построении гендера:
1 Goffman E. The arrangement between the sexes // Theory a. society. - 1997. -Vol. 4, № 3 (autumn 1997). - P. 301-314.
1) регистрация ребенка как рожденного без материнского участия («отец в одиночку») - в свидетельстве о рождении ребенка в графе «мать» - прочерк;
2) «выбор пола в документах, удостоверяющих личность, самим Индивидом; при этом выбор осуществляется не из двух, а из трех и более вариантов: например, лицу, желающему записаться на прием в Австрийское посольство в России на сайте посольства, предлагается заполнить анкету и сделать выбор пола из четырех возможных вариантов - male, female, not applicable, unknown» (с. 129).
В результате анализа языковых средств конструирования гендера выявлены новая лексика, связанная более детальным обозначением лица в зависимости от его сексуальных предпочтений, а также пересмотр обычных языковых форм представления гендера. Это реализуется как: а) частотное калькирование англоязычных форм при игнорировании лексических и фразеологических возможностей русского языка, что нередко приводит к усилению ген-дерной асимметрии; б) игнорирование неодинаковой степени анд-роцентричности языков при переводе с английского языка на русский или при калькировании; так, под влиянием перевода английских официальных политкорректных формул повышается частотность имен существительных с семантикой пола: мужчины и женщины как явная калька с men and women заменило слово люди.
Ритуализация пола затрагивает преимущественно визуальные образы и проявляется в смешении черт обоих полов. Многообразие отечественных гендерных репрезентаций сводится в основном к двум тенденциям:
1) дискурсивному усилению гендерных различий, т.е. в увеличении присутствия в общественном дискурсе текстов различных типов, пафос которых - естественное предназначение полов, критика феминизма;
2) усилению гендерной дифференциации и гендерной асимметрии, что выражается прежде всего в «смещении от метагендер-ного к гендерному уровню описания: происходит дифференциация адресованности по полу адресанта в случаях, когда ранее это не имело места, - например, издаются «Прописи для девочек» в ген-дерно стереотипизированном стиле: розовый цвет окантовки, цветочный орнамент, изображение принцессы в розовом платье.
Обе эти тенденции игнорируют сложившиеся в советское время гендерные презентации, которые, однако, не исчезли полностью, а переместились в Интернет: так, стереотип «советская женщина» обнаруживает явно положительные характеристики в ряде блогов, например /та-котпа, иЬогеЫ77а.
Отмечается распространение гендерно-маркированной лексики, относящейся к семантической группе «межнациональные отношения». Она отражает специфику миграционных потоков и отношение к ним: носорог, ликан (название кавказцев), свинорылый, ватник (названия русского), чернильница (девушка / молодая женщина, имеющая сексуальную связь с выходцем с Кавказа), хид-жабнутая, замоташка (мусульманка, носящая хиджаб).
В завершение статьи делается вывод, что для современной России характерна плюралистическая гендерная модель.
Е.Ю. Мягкова («Грамматика говорящего: Проблемы моделирования») обсуждает вопрос о возможности использования методики моделирования внутреннего метаязыка для диагностики проблем, связанных с функциональной неграмотностью носителя языка. Ставятся следующие вопросы: почему вопрос о создании грамматики говорящего приобрел такую актуальность, хотя такая грамматика уже написана Б.Ю. Норманом1? Чем отличаются имеющиеся грамматики от грамматики говорящего? В понимании Б. Ю. Нормана грамматика рассматривается в общей парадигме лингвистики. Психолингвистический подход определяет иное направление движения исследовательской мысли: от человека к языку. «В таком контексте правила традиционной грамматики выступают не как исходная позиция для анализа внутренних процессов речевой деятельности, но, наоборот, как внешний способ 'фиксации' деятельности сознания говорящего» (с. 157), т.е. основываются на данных об устройстве речевого механизма.
Существуют два представления о языке: системное и интуитивное как психологический эквивалент системы языка, позволяющий говорить и думать о языке. Эта метаязыковая деятельность протекает на разных уровнях осознаваемости, реализуясь как непосредственное обдумывание и рассуждение об устройстве и прави-
1 Норман Б.Ю. Грамматика говорящего: От замысла к высказыванию. -Изд-е 2-е, испр. и доп. - М., 2011. - 232 с.
лах языка, так и как внутреннее знание, позволяющее человеку пользоваться языком. Становление внутреннего метаязыка происходит естественным образом в раннем детстве. «Единицы такого языка. должны быть задействованы в приобретении нового знания за счет того, что выполняют не только идентифицирующую, но и моделирующую функцию: на их основе и с их помощью могут создаваться новые речевые конструкции» (с. 158). Считая, что исследование внутреннего метаязыка может привести к пониманию того, как действует внутренняя грамматика, Е.Ю. Мягкова предполагает, что «уровень владения языком зависит, с одной стороны, от степени сформированности 'системы' внутреннего метаязыка, а с другой стороны, - от соответствия внутренних моделей нормам 'внешнего' языка» (с. 159).
Автор высоко оценивает метод изучения иностранных языков по В.В. Милашевичу1, основанный на использовании гибридного (промежуточного) языка - языка логической грамматики, объединяющего родной язык с изучаемым иностранным. Этот метод развивает теорию поэтапного формирования умственных действий, разработанную психологической школой П.Я. Гальперина и Н.Ф. Талызиной2. Метод логической грамматики может помочь выявить особенности стратегий и опор построения / понимания высказывания на родном языке и, соответственно, выявить специфику внутреннего метаязыка человека при деятельности на родном языке; при этом могут быть обнаружены и описаны несовпадения логики стандартной грамматики (внешних правил) и внутреннего метаязыка. Могут быть также обнаружены тенденции изменения в пользовании языком как живым знанием, что связано с функциональной грамотностью, т.е. со «способом социальной ориентации личности, интегрирующей связь образования (в первую очередь, общего) с многоплановой человеческой деятельностью» (с. 163).
Увеличение темпа жизни ведет к изменениям в сознании человека, в частности к функциональной неграмотности, т.е. к неподготовленности человека к выполнению возложенных на него функций, что проявляется в недостаточной сформированности речевых
1 Милашевич В.В., Кашкин В.Б. Обучение чтению и переводу с пяти языков. - Владивосток; Воронеж, 1997. - 152 с.
2 Зависимость обучения от типа ориентировочной деятельности: Сб. статей / Под ред. Гальперина П.Я., Талызиной Н.Ф. - М., 1968. - 238 с.
умений. Это приводит к неправильному пониманию и искажению смысла при восприятии чужих мыслей и нечеткой передаче собственных. Е. Ю. Мягкова считает, что использование принципов моделирования внутренних метаязыковых опор при обучении языку может использоваться, с одной стороны, как способ диагностики проблем функциональной неграмотности, а с другой стороны, - как метод их преодоления.
А.Г. Сонин («Эмодзи: Некультурный код виртуальной коммуникации») называет поликодовым любое произведение, включающее единицы языка и изобразительные компоненты, демонстрирующие в процессе семиозиса определенную степень взаимозависимости. Перечисляются следующие функции изображения в составе поликодовых текстов: фатическая, репрезентативная, дидактическая, эмоциональная, эстетическая, а также функция аннотации (изображение сообщает тему текста).
В эмодзи соединились два типа изображений: 1) эмотиконы (смайлики), обозначающие доминантную эмоцию высказывания или отдельных его фраз, например: «подмигивание» - «; -)»; «слезы» - «: -)_»: (и т.д.; 2) аски-арт, в котором знаки пунктуации и другие символы используются также для создания изображений, например: «розочки» - «@}-->--» «сердечки» - «<3» и т.д. «Стандартизация эмотиконов и элементов аски-арта привела к появлению эмодзи - пиктографических объектов разной семиотической принадлежности. Они включают как сугубо иконические элементы (изображения животных, продуктов.), так и идеограммы, символизирующие эмоции» (с. 191).
Кроме того, в сборнике также опубликованы следующие статьи: Бутакова Л.О., Гуц Е.Н. «Семантическое - концептуальное -ассоциативное: В поисках значения и смысла»; Золотова Н.О. «Метаязык наивного пользователя языком как предмет научного анализа»; Карданова-Бирюкова К.С. «Иерархизация средовых факторов субъектом коммуникации как основа коммуникативного взаимодействия»; Клюканов И.Э. «Истоки осмысления коммуникации как социальной деятельности».
Н.Н. Трошина
