CC BY
34
ни того или иного представителя рода Чингизидов стала свидетельством права на трон и верховную власть (с. 282).
В целом, отмечает в «Заключении» П. К. Дашковский, системообразующие функции элиты можно рассматривать на нескольких уровнях социального пространства - на макроуровне она определяет динамику изменений общественной системы; на микроуровне элита культивирует необходимые ценности и нормы в обществе, создает ситуацию конкурсного отбора наиболее приспособленных элементов для включения их в свою группу (рекрутирование элиты) и т.д. Однако в кочевом обществе, в силу его милитаризированного характера, рекрутирование правящего класса происходит преимущественно на основе военного принципа. Следствием такой узкопрофессиональной ориентации является «окостенение» элиты и ее деградация, что, в свою очередь, ограничивает возможности развития политической системы определенными и достаточно узкими рамками. «В результате, - пишет автор, - ... политическая организация кочевников может существовать лишь один социальный цикл, неизбежно разрушаясь по его завершении» (с. 285).
А.Е. Медовичев
ЭТНОЛОГИЯ И АНТРОПОЛОГИЯ
2017.04.027. ФЕНОМЕН МЕЖДИСЦИПЛИНАРНОСТИ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ЭТНОЛОГИИ / Отв. ред. и сост. Комарова ГА. -М.: ИЭА РАН, 2016. - 458 с.
Ключевые слова: российская этнология; интеграция наук; междисциплинарный подход.
Издание, включившее статьи ведущих сотрудников Института этнологии и антропологии РАН, представляет собой очередной выпуск серии «Отечественная этнография / этнология как практика междисциплинарных исследований». В книге освещается опыт интеграции наук в отечественной этнологии второй половины XX -начала XXI в. Роль предисловия выполняют две краткие статьи: В.А. Тишкова «Отечественная этнология и симбиоз наук» и Г.А. Комаровой «Взгляд в прошлое как движение в будущее».
Раздел I «Интеграция наук в современной этнологии» открывает статья С.В. Соколовского «Дисциплинарная структура рос-
сийской антропологии и развитие новых направлений». Среди традиционных для российской школы направлений антропологических исследований автор выделяет этнографическую фольклористику, этнографическое регионоведение, физическую, или биоантропологию, исследования этнической истории и этногенеза (включая так называемую этноархеологию) и историю науки (этнографии, этнологии, антропологии). Все эти направления и юридическую антропологию (направление исследований, которое уходит корнями в дореволюционные исследования в области антропологии права, но почти не развивавшееся в 1930-1970-х годах) автор относит к первой волне дифференциации и специализации антропологического знания.
В 1970-1980-е годы к ним присоединились этнодемография, этносоциология, этногеография, этнопсихология, этнография детства, городская антропология, что и составило содержание второго этапа дифференциации российской этнологии.
На третьем этапе, в конце 1980-х - начале 1990-х годов, свое институциональное воплощение в виде исследовательских специализаций и центров получили этнополитология, этноконфликтоло-гия, этногендерные исследования, медицинская, экономическая и визуальная антропология. Политическая антропология и этнополи-тология охватывают исследования национальной политики, национализма, государственной политики (главным образом, различных форм этнофедерализма и мультикультурализма), языковой и культурной политики, политики идентичности. Это, по оценке автора, наиболее обширная, хотя и слабо координированная междисциплинарная область исследований, в которой, помимо этнологов / антропологов, работают также философы, политологи, социологи, историки, конфликтологи. Социальные психологи, географы, демографы и представители еще десятка дисциплин и специализаций, которые используют концептуальный аппарат и методы всех перечисленных областей социогуманитарного знания. «Поскольку координация и попытки синтеза конкурирующих в этой области описаний и фрагментов тезаурусов различных дисциплин практически отсутствуют, эта гетерогенная смесь знаний различных типов в российском случае пока не привела к убедительным обобщениям и скорее обслуживает интересы государства (включая гео- и внутреннюю политику) и местных национальных элит, нежели пред-
ставляет собой самостоятельный локус производства знаний об обществе» (с. 32). Заимствования из других национальных научных школ с их собственными концептуализациями, методами и тезаурусами, кроме вполне очевидной полезности, воспроизводят ситуацию отставания, при которой российская антропология в целом и этнополитология в частности оказывается в положении, зависимом от внешних для нее референтных центров. Развитие этой субдисциплины сегодня зависит не столько от обобщений высокого уровня и макротеорий, сколько от скрупулезного изучения низовой политики идентичности и микрополитических ситуаций, в которых происходит взаимодействие местных, региональных и глобальных факторов.
Исследования в области этнической истории, этноархеологии и проблем этногенеза и сегодня проводятся в основном при поддержке региональных национальных элит, подпитывая идеологию различных местных национализмов.
Городская антропология в России развивается быстро, что стимулируется нарастающей урбанизацией населения страны, сокращением финансирования полевых исследований. До середины 1980-х годов советская версия этнографии города в методологическом и теоретическом отношениях не отставала от городской антропологии в американском варианте. Однако современные российские исследования городских субкультур в отличие от западных постсубкультурных концептуальных ресурсов не фиксируют быстрой смены эфемерных феноменов и коммуникаций - мод, вкусов, пристрастий, хитов - сегодняшней городской культуры (с. 38).
Еще одной областью второй волны дифференциации этнологического знания в России являются тесно между собой связанные субдисциплины этнодемографии, этногеографии и этноэкологии, которые сегодня находятся гораздо ближе к таким специализациям у географов, как география населения, география культуры и физическая география, нежели собственно к социально-культурной антропологии. Однако вовлеченность российских антропологов в серию прикладных проектов (разработка инструментария переписей населения, подготовка атласов и карт расселения этнических и конфессиональных сообществ, этнологическая экспертиза проектов промышленного развития и положения коренного населения) за-
ставляет их активно пользоваться демографическими и географическими подходами и концепциями.
Области исследований, принадлежащие к так называемой четвертой волне дифференциации российского антропологического знания (с конца 1990-х годов), «антропологии» самых разных областей современного общества - от государственного управления и администрирования до моды и досуга, - пока скорее декларативны, чем реальны. Наличие таких интересов у молодого поколения российских антропологов автор объясняет «влиянием западной антропологии, где эти дисциплины признаны благодаря распространившейся среди социологов, экономистов, культурологов и философов моде на "антропологический поворот" и этнографию как метод качественного (в смысле квалитативного) исследования» (с. 42).
Антропология сохраняет способность оставаться собой (т.е. не мутировать в исследования культуры, общества, знака, текста, действия, традиции или чего-либо еще) только при условии регулярного возвращения к ее центральной категории - человеку. «Растущая специализация и фрагментация антропологического знания с новой картой размежеваний и все более узкими концепциями, неизбежным следствием имеет утрату интереса к "чужому знанию"; охрана границ крохотных королевств и разметка знания на "свое" и "чужое" не может не приводить к неосведомленности о занятиях соседей» (с. 47).
Директор Института этнологии и антропологии РАН М.Ю. Мартынова в статье «Этнология: Социальная роль и прикладное значение (по материалам исследований ИЭА РАН)» характеризует разнообразные сферы практического применения этнологических / антропологических знаний. В первую очередь выделены этнополитические исследования и экспертиза. Учрежденное в 1992 г. Министерство по делам национальностей (первый министр - в то время директор ИЭА РАН В. А. Тишков) много внимания уделяло вопросам национально-территориального устройства, учитывая усиливавшиеся претензии так называемых этнических лидеров. Ещё одной неотложной проблемой стала разработка программ и законопроектов в отношении беженцев. Важным направлением работы были вопросы контроля над территориями и ресурсами для коренных малочисленных народов. Позднее Институт выступил одним из основных разработчиков «Концепции государственной
национальной политики Российской Федерации» и Федерального закона «О национально-культурной автономии» (приняты Государственной думой РФ в 1996 г.). Наряду с участием в экспертном обеспечении законодательной деятельности велась текущая разработка инструментария переписей населения (Всероссийские переписи 2002 и 2010 гг.), развитие категорий государственной статистики.
По заказу Совета Межпарламентской ассамблеи СНГ в 2013 г. подготовлен Модельный закон «Об основах этнокультурного взаимодействия государств - участников СНГ» (с. 57-58). Получила развитие социально-экологическая экспертиза, оценивающая взаимодействие в целостной триаде общество - природа - хозяйство, включая медико-демографические характеристики населения. В ряде работ последних лет исследовались социокультурные последствия техногенных катастроф на Южном Урале и в Чернобыле.
Важной прикладной сферой является вклад этнологов и антропологов в развитие поликультурного образования и межкультурной коммуникации.
Публикация Г.А. Комаровой «Этносоциология: Вчера, сегодня, завтра» представляет собой материалы проведенного автором совместного интервью с тремя яркими представителями отечественного этносоциологического сообщества: член-корреспондентом РАН Ю.А. Арутюняном, руководителем Центра по изучению межнациональных отношений ИС РАН Л.М. Дробижевой и руководителем Центра по изучению межнациональных отношений (ЦИМО) ИЭА РАН М.Н. Губогло.
Итоги интервью подводятся вопросами: «Насколько изменилось положение этносоциологии в России с конца 1980-х годов? Что, на Ваш взгляд, происходило в отечественной этносоциологии в последние 20 лет?» Ю.В. Арутюнян отметил рост интереса к этносоциальным процессам в период перестройки. Вместе с тем «реально мало используются открывшиеся политические возможности для осмысления современных политических процессов. Этносо-циология стала слабее» (с. 90).
Л. М. Дробижева, оценивая итоги развития дисциплины с конца 1980-х годов, когда этносоциология стала востребованным обществом научным направлением, отмечает, что в последующие десятилетия институциональная поддержка массовых исследова-
ний в ИЭА сократилась, «и за последние 10-15 лет произошла интенсивная социологизация этносоциологии» (с. 91).
По мнению М.Н. Губогло, состояние и исследовательская ситуация в современной российской этносоциологии «определяется противоречивостью и растерянностью, отсутствием ориентиров. Перед динамично меняющейся повседневностью в трудовой и общественно-политической сфере и перед форсированным ростом этнической идентичности и, в частности, моды на религиозность, этно-социология, похоже, робеет», - заключает исследователь (там же).
Научный руководитель ИЭА РАН академик В. А. Тишков в статье «Новая политическая антропология» привлекает внимание к тому, что современная политическая антропология «включила в свой арсенал не только вопросы социальной истории повседневности и политическую экономию, но и вопросы "символического капитала" массовых информационных воздействий и неформальных сообществ как важнейших элементов политического поля и системы власти, а также самого существования культурно сложных сообществ (национальных и транснациональных)» (с. 104).
Несколько публикаций представляют собой очерки современных антропологических субдисциплин. Процессам становления и развития отечественной этноэкологии посвящена глава, написанная А.Н. Ямсковым. Современное состояние и перспективы этологии человека (научная дисциплина, изучающая биологические основы поведения) в России представлены в очерке Ю.Н. Феденок. Юридическая антропология как междисциплинарное исследование характеризуется в работе Н.И. Новиковой. А.А. Белик в обзоре «Экономическая антропология на рубеже ХХ-ХХ1 вв.» в качестве ключевого понятия исследований выделяет «экономическое поведение» и, соответственно, «экономическое сознание» при негативном отношении к формальной экономической теории. А.С. Кур-ленкова выявляет многообразие исследовательских подходов в отечественной медицинской антропологии. Определение терминов и методологического аппарата российской визуальной антропологии дано в историческом очерке Е.С. Данилко. Н.В. Шалыгина характеризует историю и перспективы этногендерных исследований в современной России. Особыми исследовательскими сферами, хотя и не претендующими на статус сформировавшихся субдисциплин, стали «Мир профессий как поле антропологических исследо-
ваний» (публикация П.В. Романова и Е.Р. Ярской-Смирновой) и «Антропология академической жизни» или исследование того, как сами ученые конструируют мир научного сообщества Г. А. Комаровой (с. 225).
Раздел II «Опыт междисциплинарных исследований в отечественной этнографии» открывает публикация В.А. Шнирельмана «Междисциплинарный подход и этногенез». Исследователь привлекает внимание к тому, что в 1980-1990-е годы сравнительное историческое языкознание сделало колоссальный рывок вперед. Реконструируя обширные пласты протолексики, лингвисты получают реальную возможность изучать особенности культуры, социальной организации и образа жизни народов, говоривших на праязыках в глубочайшей древности, что позволило выйти за пределы собственно лингвистической тематики и подойти к решению важнейших проблем первобытной истории. Эта ситуация должна учитываться исследователями смежных дисциплин, занимающихся родственной тематикой, в первую очередь, этнографами и археологами. С этой точки зрения наиболее плодотворным представляется изучение переломных критических периодов в жизни общества, которые могут быть хорошо засвидетельствованы и лингвистически, и археологически, как, например, переход к производящему хозяйству, который имел глобальное значение и нашел отражение во всех сферах культуры, в том числе и в языке (с. 261). При этом следует учитывать, что лингвистические и археологические источники могут отражать исторический процесс весьма по-разному, что создает почву для противоречий, возникающих при корреляции этих данных друг с другом.
Интеграция этнологии и религиоведения при изучении религиозной ситуации в России рассматривается в работе О.Е. Казь-миной.
Публикация А.Д. Коростелева и В.В. Степанова «Историческая статистика в России: Исторический опыт и взгляд в будущее» посвящена статистическому учету этнического состава населения России в контексте международных стандартов статистической информации о культурном разнообразии жителей разных стран. Касаясь методологических проблем подготовки необходимой документации и процедуры переписей, авторы отмечают их неполную пригодность для фиксации сложных этнокультурных ситуа-
ций, в частности множественной этнической идентичности (с. 299). Эта проблематика анализируется и в работе Г. А. Комаровой «Опыт статистико-этнографических исследований в советской этнографии». Л. В. Остапенко в публикации «Междисциплинарный подход к изучению социальной структуры народов в отечественной этнологии» характеризует исследовательские проекты сектора конкретно-социологических исследований института этнографии АН СССР, также основанные на данных обширных массивов статистической информации.
Междисциплинарные исследования получили развитие в таких областях отечественной научной школы, как изучение феноменов пола в российской антропологии (М.В. Рабжаева) и этнологическое изучение мира детства (Г. А. Комарова).
Заключительный раздел «Отечественная этнология как практика междисциплинарных исследований» включил ряд публикаций, в которых представлены результаты и проблемы применения новых исследовательских методов. В.В. Степанов в статье «Электронное этническое картографирование: Теоретические и практические подходы» констатирует, что совершенствование компьютерных технологий обеспечило своего рода тихую революцию в этнографическом картографировании, «ведь электронная карта, сохраняя и даже повышая уровень подробности, теперь способна отражать и неопределенные состояния, столь характерные для этнической идентичности» (с. 360). Принципиальная модель расселения этнической общности становится важным прогностическим индикатором устойчивости группы. Даже сравнительно небольшие этнические общности расселены на обширных территориях и при слабом внутреннем информационном обмене более подвержены разрушительным воздействиям. Для целей экспертизы, считает автор, наиболее удобны эмпирические модели, созданные популяци-онными генетиками.
Перспективными исследователь считает и подходы нового поколения отечественных и зарубежных географов, имея в виду социально и культурно ориентированный взгляд представителей дисциплины с середины 1990-х годов. С помощью научно-прикладного картографирования культурных и управленческих процессов предприняты попытки на полевых материалах по российской и зарубежной территориям Кавказа создать своего рода
«портрет» конфликта или местных общественных противоречий, обусловленных использованием природно-хозяйственных объектов и системой социальных отношений (с. 365).
Н.А. Дубова в статье «Как описать развитие отечественных исследований по физической антропологии: синусом, арксинусом или интегральным синусом?» анализирует проблему критериев успешности научной дисциплины и оценки ее достижений на последовательных исторических этапах.
В публикации С.В. Чешко «Перспективы и ретроспективы междисциплинарности в этнологии: новое или почти забытое?» подчеркивается, что «вся история мировой этнологии проникнута методологией междисциплинарности», поскольку этнологическое исследование предусматривает использование комплексных источников и методов, за исключением узкоспециальных этнографических тем (с. 392). Д.В. Громов в статье «Ювенология: Всегда ли оправдана междисциплинарность?» ставит вопрос о необходимости и оправданности новых дисциплинарных направлений, в частности, области знаний, связанной с изучением молодежи как социально-возрастной группы. Признавая важность и значимость прикладных исследований такого рода, в попытке создания специальной субдисциплины автор видит пример «конструирования» не вполне жизнеспособного научного «кентавра» (с. 403.) «Туризм: От коммерческой индустрии до системного объекта исследования» -тема публикации Е.В. Холер, в которой автор, опираясь на опыт зарубежных научных школ, обосновывает целесообразность существования нового направления. А.В. Буганов в очерке «Об антропологическом изучении большого спорта» характеризует отечественные исследования такого значимого социокультурного феномена как спорт высших достижений. В контексте этнолого-антропологического знания внимание уделяется субкультуре спортивных болельщиков, включая радикальную часть клубных фанатов. Важно, чтобы через интерес к большому спорту в жизнь населения России входило понимание важности здорового образа жизни (с. 424). «Социальные исследования биомедицинской науки и практики в современной России» рассматриваются в статье А.С. Курленковой; Н.И. Новикова прослеживает тенденции применения теоретического знания на практике в публикации «Прикладная антропология: На стыке наук».
Итоги раздела подводит статья В. А. Шнирельмана «Междисциплинарный подход: Соблазны и реалии». Признавая большие возможности такого подхода, автор вместе с тем считает его «элитным знанием, доступным очень немногим», имея в виду не только проведение таких исследований, но даже восприятие их результатов, требующих знания о методах и инструментарии смежных дисциплин (с. 435). Еще одной не менее важной проблемой исследователь считает формирование рядом с современной наукой альтернативной науки, в которой участвуют и некоторые представители академической науки. «В любом случае перед нами целая новая область научных исследований, связанная с общественными настроениями, социально-политическим контекстом научных исследований и социальной ролью местной интеллигенции» (с. 438). На Западе это направление исследований давно развивается в рамках изучения националистических мифов и социальной (исторической) памяти. Исследования такого рода позволяют ставить вопрос об этике научных исследований. В отечественной традиции они пока не получили развития, хотя сегодня имеется немало данных о том, как между соседними народами происходит борьба за «престижных предков» и как в ряде случаев создается «научная основа» для идеологии конфликта вплоть до взаимной ненависти и межэтнических войн.
Т.Б. Уварова
2017.04.028. РОССИЙСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ И «ОНТОЛОГИЧЕСКИЙ ПОВОРОТ» / Отв. ред. Соколовский СВ. - Томск: Изд-во Томского ун-та, 2016. - 304 с. - (Серия: Инновации в антропологии; Вып. 2).
Ключевые слова: российская антропология; «онтологический поворот», акторно-сетевая теория; материальная семиотика.
Во втором выпуске серии «Инновации в антропологии» анализируются новые концепции в исследованиях материального мира, в частности, применение акторно-сетевой теории (actor-network theory - ANT, иногда обозначаемой русской аббревиатурой АСТ) и материальной семиотики в контексте исследований материальной культуры. В фокусе внимания авторов оказываются новые объектно-ориентированные концепции, утверждающие взгляд на соци-
