CC BY
31
Каковы же причины перемены функции сказки от «текста, который развлекает и удерживает внимание публики» к «тексту, от которого на ходу засыпают»?
Сказки, от которых ожидают эффекта снотворного, вовсе не превращаются из волшебных историй в философские трактаты, где слушательницы-женщины должны стараться не перебивать рассказчика. Их цель - показать, что в любом случае сказка не должна скатываться в банальность. Подобное стремление ощущалось и в обрамлениях уже упомянутых сочинений, оно сохраняется и в «Софе» Кребийона-сына. Султану в этом произведении (а заодно и реальному читателю) напоминают, что, когда рассказывают сказку, необходим не просто слушатель, но тот, кто хочет слушать, даже если рассказываемая история невероятна.
Во французских сборниках сказок на восточный лад стереотипы рамочного повествования происходят из устной традиции. Фигура женщины-рассказчицы, как и женщины-слушательницы, не являющейся официальным адресатом сказки, сохраняется от сборника А. Галлана до конца XVIII в. Но вмешательство слушательниц сказок в процесс их рассказывания растет, и это является, по мнению Ф. Арденги, средством замедлить превращение восточной сказки в жанр тривиальной литературы. Трансформация привычной схемы «рассказчик - слушатель», представленной в сборнике А. Галлана «1001 ночь», позволяет сделать французскую «восточную сказку» необходимым компонентом развития философской мысли XVIII в.
Н.Т. Пахсарьян
ЛИТЕРАТУРА XIX в.
Русская литература
2017.04.017. СОИНА О С., САБИРОВ В.Ш. РУССКИЙ МИР В ВОЗЗРЕНИЯХ ДОСТОЕВСКОГО. - М.: Флинта, 2015. - 312 с.
Ключевые слова: Ф.М. Достоевский; русский мир; «духовный реализм»; падшее сердце; философия; религия; «Братья Карамазовы»; «Преступление и наказание».
Авторы эссе, вошедших в реферируемую книгу, - доктора философских наук О.С. Соина и В.Ш. Сабиров (Новосибирск),
рассматривают религиозно-философские идеи Ф.М. Достоевского, высказанные им в художественных произведениях, публицистике, дневниках, рабочих тетрадях и письмах. О.С. Соиной написаны разделы: «О религиозных откровениях Ф.М. Достоевского», «Философия русской культуры и истории», «Этика и философия права»; В.Ш. Сабирову принадлежат разделы: «Идея почвы в творчестве Ф.М. Достоевского», «Откровение сердца (опыт философского осмысления "Сна смешного человека"», «Судьба пророка», «Послесловие».
Проблемы философии культуры и истории, этики и философии права, богословия представлены великим писателем и мыслителем как плод его размышлений о судьбе России и русского народа. Феномен «русского мира» в воззрениях Достоевского предстает «не как несбыточная мечта или сусальная этнографическая картинка, но как живая жизнь во всем многообразии ее проявлений, внутри которых всегда присутствует свет надежды, Божественной правды и любви» (с. 309).
Определяя творческий метод Достоевского как «духовный реализм», О.С. Соина отмечает, что писатель был наделен особым даром «созерцать сверхчувственную реальность», и этот «странный и редкий дар» наиболее ярко обнаруживается в пророческих предвидениях автора «Бесов» и «Братьев Карамазовых». Совершенно иной смысл под этим углом зрения приобретает и обличительный пафос произведений писателя, ибо они не просто критикуют социальную несправедливость и изобличают дурные нравы, но призывают человека к духовному преображению, дабы человечество в очередной раз избрало ложный путь развития.
«Духовный реализм» Достоевского обнаруживается, в первую очередь, в постановке и решении метафизических проблем: в историю русской философии писатель входит не потому, что он построил философскую систему, но потому, что он «широко раздвинул и углубил самый метафизический опыт»1.
Именно Достоевскому было дано так глубоко проникнуть в человеческую душу, что через нее внимательному читателю приоткрывается высшая реальность: духовное бытие человека, сквозь которое явственно проступают смыслы и очертания Божественно-
1 Флоровский Г.В. Пути русского богословия. - Киев, 1991. - С. 300.
го. «Писатель дал новое откровение о человеке, обнажая предельную глубину страдающего русского сердца, где уже нет ни этнической, ни национальной ограниченности, но все "вдруг и навсегда" понимают друг друга потому, что "все они дети Божии"». С точки зрения О.С. Соиной, невозможно понять многие произведения писателя, их основные коллизии и многие поступки персонажей, если не увидеть в них борьбу не столько морального, но прежде всего -именно духовного добра и зла.
Именно с этих позиций «можно объяснить внутренний мир и мотивы поступков таких, ставших нарицательными, персонажей его сочинений, как князь Мышкин, Раскольников, Ставрогин, Иван Карамазов». Достоевский был беспощадным критиком тех поверхностных мыслителей, увидевших источники зла лишь в социальных условиях существования человека и потому пророчески предполагал, что «социальные построения и переделки "русского мира" создадут лишь новую рекомбинацию зла - как в человеческой душе, так и в социальном устройстве» (с. 308).
Вся жизнь Достоевского, его личность и творчество, несомненно, имеют религиозное значение. С точки зрения О.С. Соиной, определяющим моментом для формирования религиозного мировоззрения писателя явилось глубокое духовное перерождение, которое он пережил благодаря выпавшим на его долю испытаниям на каторге и непосредственным впечатлениям от общения в сибирском остроге с народом. Во время пребывания на каторге Достоевский постиг душу русского народа и открыл для себя глубочайшую пропасть, разделяющую народ и интеллигенцию.
Одним из результатов «острожного опыта» писателя явилась созданная им типология «падших сознаний», различающихся по степени порабощенности человека разнообразными стихиями бытия - от подчиненности миру материальности («власть вещей») до «власти привычек». В ряду всех этих состояний особое значение представляют три типа «падшести» - «падшесть ума», «падшесть сердца» и «падшесть воли». Достаточно редко встречающиеся в виде конкретных жизненных феноменов, именно в романах Достоевского они доведены до «последней черты», до своего абсолютного выражения и этим особенно значительны и интересны». Главнейшая тема религиозных откровений Достоевского - это «антропология падшести» в самых разнообразных ее проявлениях. Воспроиз-
веденная в художественно-образной форме и предъявленная миру с величайшим дерзновением, она предстает как своеобразное «откровение о человеке» (с. 21). На примере жизненной драмы Рас-кольникова писатель показал, как поселившаяся в сознании героя идея постепенно забирается во все уголки бытия человека, перекраивает их на свой собственный лад, постепенно заражая сферу социума. На символическом уровне это пророческое предвидение Достоевского выражено в эпилоге «Преступления и наказания»: микроскопические «паразиты мозга» - трихины - вселяются в тела людей.
Драма «падшего сердца» явственно проступает в отношениях «роковых» пар Достоевского: Настасьи Филипповны и Рогожина, Грушеньки и Мити Карамазова. «Избыточная» любовь «падших сердцем» героев Достоевского к своим избранницам в итоге полностью ломает их судьбы. Будучи арестованным, Митя просит у Грушеньки прощения за любовь, ставшую в силу фатального стечения обстоятельств несчастьем для них обоих. «Падшесть воли» человека показана писателем не как отсутствие воли, но как неспособность человеческого сознания принимать и осуществлять волю выбора. В чисто житейском плане несчастному пьянице Мармела-дову уже ничем «нельзя помочь», жалкое существование его уже совершенно безнадежно, и он сам вполне осознает это, «однако даже это ужасное состояние падшей воли по непостижимому рационально Божественному милосердию оказывается чреватым рядом "счастливых" преимуществ. Знаменательно, что только "пад-щей воле" Мармеладова... дана возможность вновь себя обрести в стремлении к страданию, восстанавливающем в нем, безмерно униженном, человеческое достоинство» (с. 30). Но именно «пьяненькие» Достоевского - Мармеладов, Лебедев, Келлер, Лебядкин, капитан Снегирёв, от которых брезгливо отворачивается «цивилизованное» общество, смогут «узреть Бога».
С этой точки зрения чрезвычайно поучителен финал романа «Преступление и наказание»: «начавшаяся в безмерном страдании, сила Божественной любви разрешается не в слезах и скорби, но в абсолютной всепоглощающей радости счастливо исполнившейся жизни, в торжестве несбывшихся надежд и добрых упований. Судьба Сони Мармеладовой с почти математической точностью убеждает нас, что для Божественной любви к человеку нет реши-
тельно ничего невозможного, даже тогда, когда Ей противостоит особая форма духовного "безудержа" - неистовство в гневе и страстях Дмитрия Карамазова» (с. 57).
Предугадывая в своем тюремном «гимне» какие-то загадочные, невиданные ранее пути человека к Богу, Митя Карамазов, находясь в тюрьме, где постоянно подвергается разного рода унижениям, вдруг неожиданно для себя переживает никогда им ранее не ощущаемый подъем силы жизни, знаменующий новый, возможно, чрезвычайно благоприятный исход его жизненной драмы. В финале «Братьев Карамазовых» Достоевский оставил судьбу своего героя незавершенной, и планировавшееся продолжение романа лишь усугубило ее непредсказуемость. «Самый русский» по духу из всех героев Достоевского, Митя Карамазов открыт всем возможностям перемен. Такое милосердное содержание Божественной любви дано воплотить другому, не менее значительному персонажу «Братьев Карамазовых» - старцу Зосиме, подчеркивает О.С. Соина.
В.Ш. Сабиров отмечает, что, благодаря трудам русских философов (В.В. Розанов, Н.А. Бердяев, Н.О. Лосский, Д.С. Мережковский, К.В. Мочульский, Ф.А. Степун, С.Л. Франк, Л. Шестов), Достоевский занял место одного из величайших мыслителей человечества. Хотя писатель не создал ни одного собственно философского трактата, он заложил новую парадигму в области философской антропологии, этики, философии истории и культуры. Однако если сделать попытку спецификации философского наследия писателя, то придется соединить ряд прочно устоявшихся в историко-философской науке утверждений, которые в существе своем исключают друг друга. Во-первых, в истории русской философии Достоевский рассматривается как религиозный (христианский) мыслитель; во-вторых, его по праву причисляют к основоположникам экзистенциальной философии; в-третьих, он квалифицируется как философ-почвенник, создавший социально-историческую утопию мессианского толка.
По мнению исследователя, можно сделать два вывода относительно существа философского мировоззрения Достоевского: во-первых, оно является эклектичным, в определенной степени диффузным, не поддающимся строгой логической фиксации, «и потому мы вынуждены отказать великому писателю в цельности и целостности его воззрений на Бога, человека и мир»; во-вторых,
можно предположить, что в историко-философской науке в отношении взглядов и мировоззрения Достоевского в целом сложились не совсем точные представления, которые нуждаются в пересмотре. Исследователь склоняется ко второму выводу и полагает, что в основании отмеченных противоречий в воззрениях писателя лежит одностороннее истолкование почвенничества писателя, которое не сводится ни к национальной идее, ни к мессианству (с. 70).
Т.М. Миллионщикова
2017.04.018. ТАРАСОВА Н А. ХРИСТИАНСКАЯ ТЕМА В РОМАНЕ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО «ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ»: ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ. - М.: Квадрига, 2015. - 192 с.
Ключевые слова: Ф.М. Достоевский; источниковедение; мировоззрение писателя; христианская тема; биографический аспект; эстетика словесного творчества; хронотоп; историко-литературные влияния; библейские аллюзии и цитаты.
Автор монографии - д-р филол. наук Н.А. Тарасова (Пушкинский Дом РАН) проводит источниковедческий анализ христианской темы в романе Достоевского «Преступление и наказание». Исследовательница рассматривает христианскую тему на уровне сюжета и композиции, системы образов и мотивов, хронотопа, а также источниковедческих аспектов (историко-литературные влияния и их отражение в тексте, функционирование библейских аллюзий и цитат).
Традиционным является мнение, согласно которому одним из решающих моментов в жизни и творчестве Достоевского для постижения образа Христа были православное воспитание в детстве. Основываясь на биографическом аспекте исследования, Н.А. Тарасова акцентирует внимание на влиянии семьи и детских впечатлений Достоевского. Прот. Д. Григорьев, И.А. Кириллова, Н.Т. Ашим-баева относят к ранним впечатлениям будущего писателя традиции семейного участия в церковных службах, посещение храмов и монастырей, знакомство с сюжетами древнерусской иконописи и народным религиозным творчеством, чтение книг Ветхого и Нового Заветов и сочинений Отцов Церкви.
В научной литературе неоднократно обсуждался вопрос об отношении Достоевского к вере и религии. Поводом к этому стали
