CC BY
18
разовательных систем и систем социального обеспечения [с. 631— 632].
А.М. Понамарева
2017.03.007. МИНЧЕВ Н., МУР Г Л. СВЕРХРАЗНООБРАЗИЕ И ПРОЦВЕТАЮЩЕЕ ОБЩЕСТВО.
MINTCHEV N., MOOR H.L. Super-diversity and the prosperous society // European j. of social theory. - L., 2016. - Nov. 17. - P. 1-18.
Ключевые слова: социальная сплоченность; мультикульту-рализм; этнокультурная диверсификация; Великобритания; сверхразнообразие.
В статье директора Института глобального процветания (Лондонский университетский колледж, Великобритания) Генриетты Мур и ее коллеги Николая Минчева обсуждается феномен этнического разнообразия в качестве возможной предпосылки социального сплочения и снижения уровня социальной напряженности в современных западных обществах, отмеченных печатью мультикультура-лизма и неравенства. Вразрез с общепринятой точкой зрения (тиражируемой СМИ и научно-популярными изданиями), согласно которой несовпадение этнокультурных традиций провоцирует межгрупповые конфликты и взаимное неприятие, авторы настоящей статьи утверждают, что определенный тип этнической диверсификации в мультикультурных пространствах современности способствует сближению групп и сообществ и в перспективе создает условия для общественного процветания. Учитывая оживленные дискуссии о политических аспектах мультикультурализма в Европе, Мур и Минчев считают своевременным анализ новых подходов к этой теме в социологии, что позволит оставить в прошлом тривиальные представления о ксенофобии и расизме. Обзор теоретических моделей этнокультурного разнообразия подкреплен этнографическими свидетельствами, которые должны послужить аргументом в защиту авторской гипотезы о позитивных составляющих этнокультурной диверсификации в ХХ1 столетии.
Проблема состоит в том, поясняют Мур и Минчев, смогут ли мультикультурные сообщества наших дней сделать шаг навстречу «межкультурному гражданству» как воплощению способности и готовности социальных групп жить и работать вместе с этнически-
ми и культурными «другими»1. В условиях мегаполиса, каковым сегодня является Лондон с его богатой историей иммигрантских поселений и этнокультурных общин, прежние формы категоризации связей между социальной диверсификацией, эксклюзией и инклюзией не могут считаться удовлетворительными. И культурные нарративы, и правовые практики нового тысячелетия коренным образом меняют способы разделения на «своих» и «чужих»; здесь возникают новые «иерархии принадлежности», в рамках которых этнические либо расовые индикаторы сами по себе не определяют доступности гражданских и правовых статусов и социальных ресурсов2. Поэтому сегодня требуется иное, целостное понимание того, как формируются социальные барьеры и границы между сообществами и входящими в них индивидами. Необходимо сосредоточить внимание на взаимодействии факторов расы и этничности, с одной стороны, и совокупности таких параметров, как экономический, социальный, культурный и символический капиталы, - с другой. С этих позиций перспективной представляется модель этнокультурного сверхразнообразия (super-diversity), предложенная известным социальным антропологом С. Вертовеком3. Здесь имеется в виду такой вариант социальной диверсификации, когда групповые различия этнокультурного типа «насыщаются» или опосредуются социально значимыми несовпадениями политического, статусного и ресурсного характера. В этом случае этнические межгрупповые характеристики теряют свою доминирующую роль на фоне сближающих / разобщающих индикаторов общественного ранжирования. Примером подобного сверхразнообразия могут служить «старые» и «новые» иммигранты в Восточном Лондоне, этнокультурная дифференциация которых вытесняется или поглощается более важными ситуативными показателями очевидного социального неравенства. Таким образом, можно предположить, что общества, которые движутся в направлении парадигмы сверх-
1 Van Leeuwen B. Urban civility or urban community? A false opposition in Richard Sennett's conception of public ethos // European j. of social theory. - L., 2014. -Vol. 17, N 1. - P. 3-23.
Back L., Sinha S., Bryan C. New hierarchies of belonging // European j. of cultural studies. - L., 2012. - Vol. 15, N 2. - P. 139-154.
3
Vertovec S. Super-diversity and its implications // Ethnic a. racial studies. - L., 2007. - Vol. 30, N 6. - P. 1024-1054.
разнообразия, стоят на пороге изменения самих традиционных траекторий групповой диверсификации. Более того, «в этом случае сверхразнообразие редуцирует этническую напряженность и делает более выпуклой роль социального неравенства во всех его проявлениях применительно к целям сплочения и общественного процветания» [с. 2].
Сегодня представление о процветающем государстве не ограничивается перечнем чисто экономических параметров национального благополучия; оно с необходимостью включает новые «метрики социального прогресса», продолжают Мур и Минчев. Так, в 2015 г. индекс процветания Института Legatum (Legatum prosperity index) определялся путем вычисления средневзвешенного значения восьми индикаторов, призванных отразить различные аспекты социальной жизни и параметры общественного благосостояния. В их число вошли: экономика, предпринимательство и возможности, управление, образование, здравоохранение, безопасность и гарантии, личная свобода, социальный капитал (общественная сплоченность, участие и связи)1. Сходный список параметров описания индивидуального благополучия можно обнаружить в знаменитой книге Р. Лэйярда, где собственно экономические показатели счастья соседствуют с понятием личных ценностей и требованием качественных социальных отношений2. К сожалению, эти и подобные им исследования не принимают в расчет иммиграцию и специфику культурных традиций, замечают Мур и Минчев. Между тем, конструируя образ процветающего общества, необходимо делать поправку на локальные (этнокультурные) представления о благополучии и счастье. С методологической точки зрения априорные дефиниции и абстрактные рецепты общественного процветания выглядят наивными. Разумеется, стабильность, экономическая жизнеспособность и сплоченность необходимы и даже обязательны для социального процветания, однако смысловая наполненность этих требований и пути их реализации имеют локальный характер и свои этнокультурные особенности [с. 3].
1 The 2015 Legatum prosperity index: The report of Legatum Institute. - Mode of access: http://www.li.com/activities/publications/2015-legatum-prosperity-index [Accessed 28.03.2017.]
2
Layard R. Happiness: Lessons from a new science. - L.: Penguin, 2011.
Если анализ социального процветания обычно обходит стороной реалии этнокультурной диверсификации, то работы, посвященные социальному доверию (как условию сплоченного процветающего общества), напротив, уделяют этому вопросу самое пристальное внимание. При этом и социологи, и политологи единодушны в том, что этнокультурное разнообразие препятствует социальному доверию, уменьшая вероятность общественного единения. Наиболее авторитетным защитником данной позиции выступает Р. Патнэм1. Патнэм анализирует связи между размером групп, относящихся к этнокультурным меньшинствам, и уровнем социального доверия в обществе в целом (на примере нескольких больших и малых городов США). Его интересует корреляции доверия и разнообразия как в пределах этнокультурных сообществ, так и между ними. В итоге Патнэм приходит к категорическому заключению о негативном воздействии этнокультурной диверсификации на готовность и способность людей доверять друг другу. Поскольку присутствие этнических меньшинств неизбежно приводит к конкуренции в сферах культурной гегемонии и социальных ресурсов, эти группы и сам факт этнокультурной диверсификации представляют угрозу идентичности и социальному статусу большинства. Этнокультурное разнообразие подрывает основы социальной сплоченности, а потому миграционная политика западных стран нуждается в корректировке, резюмирует свои идеи Р. Патнэм. Хотя некоторые исследователи настаивают на исторических, культурных и локальных поправках к выводам Патнэма, мнение о том, что этническая неоднородность вредит благополучию общества, по-прежнему доминирует в социальных науках и обыденном сознании, констатируют Мур и Минчев.
Авторы не считают это мнение неверным в принципе, поскольку существует достаточно эмпирических свидетельств того, что этничность служит центральным организационным принципом социальных конфликтов [с. 4]. Тем не менее они убеждены, что социологическая модель сверхразнообразия предлагает совершенно иной угол зрения на проблему, новое понимание паттернов социальной диверсификации и альтернативное толкование корреля-
1 Putnam R. E pluribus unum: Diversity and community in the twenty-first century: The 2006 Johan Skytte prize lecture // Scandinavian political studies. - Oxford, 2007. - Vol. 30, N 2. - P. 137-174.
ций между этнокультурным многообразием и общественным процветанием. Примечательной в этом отношении является коллективная работа П. Стёрджиса, И. Брантона-Смита, Й. Кьюха и Дж. Джексона, где показаны позитивные аспекты этнокультурной диверсификации на примере Лондона1. В этом исследовании проводится сравнение возрастных когорт разной этнокультурной принадлежности («коренные» лондонцы - белое большинство, «новые» и «старые» иммигранты из разных регионов мира), результаты которого показывают, что неприятие культурных других характерно прежде всего для старших возрастных групп (причем преимущественно для белых). Молодое поколение (и лондонцы, и мигранты), имеющее хотя бы минимальный опыт поликультурной социализации в мегаполисе, скорее демонстрирует межкультурную лояльность и готовность к диалогу, чем откровенное неприятие иного. В свою очередь, Мур и Минчев ставят во главу угла анализ «меняющейся природы самого этнокультурного разнообразия» и, как следствие, изменение характера корреляций мультикультурной диверсификации и перспектив социального процветания. Сверхразнообразие как новый тренд общественного развития, который, по свидетельству демографов и антропологов, набирает силу в традиционных местах обитания мигрантов в районах Восточного Лондона, по всей вероятности, означает грядущий позитивный сдвиг в содержании и восприятии опыта совместного проживания с культурными другими [с. 4].
В качестве демографического паттерна сверхразнообразие имеет две ключевые характеристики: а) рост числа иммигрантских сообществ разных стран происхождения, расширение «географии миграций» (в Великобритании за последние годы ряды выходцев из Южной Азии, Африки и стран Карибского бассейна пополнились переселенцами из Восточной и Западной Европы, Турции и Восточной Азии); б) внутренняя фрагментация иммигрантских сообществ в новой среде обитания, возникновение «различий в рамках разнообразия» (С. Вертовек) за счет наслоения на этнические параметры прочих социальных переменных, которые становятся доминантой дифференциации в обществе. Так формируется ста-
1 Ethnic diversity, segregation and the social cohesion of neighbourhoods in London / Sturgis P., Brunton-Smith I., Kuha J., Jackson J. // Ethnic a. racial studies. -L., 2014. - Vol. 37, N 8. - P. 1286-1309.
тусное разделение внутри сообществ и групп общей этничности или страны происхождения, которое регулирует доступ составляющих эти сообщества людей к социальным ресурсам материальной и символической природы (гражданские и правовые возможности, положение на рынке труда и уровень дохода, социальные гарантии, здравоохранение, образование, безопасность).
Этот комплекс переменных, в свою очередь, переплетается с классическими основаниями социальной категоризации (гендер, возрастная когорта, класс). Авторы подробно останавливаются на специфике взаимного влияния этнокультурных и классовых параметров социальной диверсификации в Великобритании, связывая эти процессы с политикой М. Тэтчер и нового лейбористского правительства. Мур и Минчев используют тезис П. Бурдье о двух уровнях социального оперирования феномена «класс» - в качестве объективной данности первого порядка (следствие того или иного распределения материальных ресурсов и собственности) и как объективной же реальности второго порядка, которую продуцируют социальные агенты, руководствуясь практическими знаниями о распределении первого порядка (например, стиль и образ жизни). Следовательно, замечают Мур и Минчев, в зависимости от социальных обстоятельств класс как социальный индикатор может иметь большее или меньшее значение по сравнению с иными формами идентичности, в том числе идентичности этнической. Эпоха тэтчеризма имела своим результатом катастрофический рост экономического неравенства и социальной поляризации в стране. Эти процессы по времени совпали с притоком в столицу Британии новых иммигрантов и с масштабной «диверсификацией разнообразия». В конечном счете в положении изгоев оказались не только «коренные» лондонцы, в первую очередь представители рабочего класса, но и вновь прибывшие переселенцы и беженцы из разных стран мира. Таким образом, экономическая депривация и классовая дифференциация стали факторами символического сближения людей разной этнокультурной принадлежности [с. 7]. Более того, по наблюдениям исследователей, ситуация, сложившаяся в Восточном Лондоне, может служить иллюстрацией того, как сверхразнообразие снижает остроту расовых и этнокультурных предрассудков и способствует взаимной терпимости, прокладывая дорогу новой
гражданственности1. В сообществе, где сосуществуют две-три хорошо консолидированные группы, несовпадение культурных традиций и образа жизни вызывает напряженность и конфликт; в условиях сверхразнообразия культурными другими оказывается каждый, и нет ни одной группы, достаточно сплоченной для того, чтобы стать угрозой идентичности всех остальных. В этих социальных обстоятельствах толерантность служит предпосылкой выживания, обиходной необходимостью и потому «жить с различиями оказывается просто» [с. 8].
Как показала работа Д. Рей и коллег, в Великобритании растет число людей, озабоченных мультикультурной социализацией своих детей2. Как правило, это «коренные» британцы, представители среднего класса, убежденные в том, что в современном глобальном мире знание иных культур и навыки межэтнической коммуникации предопределяют карьерный и жизненный успех подрастающего поколения. Они расценивают этнокультурное разнообразие как важный ресурс символического капитала. По мнению авторов настоящей статьи, эта тенденция, именуемая ими культурной всеядностью, или «конденсатом мультикультурных социальных реалий», открывает новые перспективы для социального процветания и благополучия, важнейшим аспектом которых будет сосуществование с культурными другими [с. 9-10]. Если допустить, продолжают Мур и Минчев, что многообразие этничности и культуры не только не препятствует социальному сплочению, как настаивает Р. Патнэм, но, напротив, приближает эпоху социального благоденствия, то логичным будет и предположение об изменении удельного веса всех тех факторов, которые причастны к дестабилизации современного западного общества. Сверхразнообразие как формирующаяся этнокультурная реальность ХХ1 столетия должно побудить политиков и общественных деятелей обратить особое внимание на такие реальные угрозы социальному единению, как неравенство, социальная и политическая стигматизация, безрабо-
1 Wessendorf S. Commonplace diversity: Social relations in a super-diversity context. - Basingstone: Palgrave, 2014; Butler T., Hamnett C. Ethnicity, class and aspiration: Understanding London's East End. - Portland (OR): Policy press, 2011.
A darker shade of pale? Whiteness, the middle classes and multi-ethnic inner city schooling / Reay D., Hollingworth S., Williams K., Croizer J., Jamieson F., David J., Beedell P. // Sociology. - L., 2007. - Vol. 41, N 6. - P. 1041-1060.
тица, которые должны рассматриваться вне их сцепления с проблемами мультиэтничности.
В заключение Мур и Минчев предлагают эмпирический очерк динамики классовых и этнических переменных в мульти-культурных контекстах Восточного Лондона, что, по их мнению, подкрепляет изложенные выше гипотезы. Сопоставлению подлежат особенности социальных отношений в двух боро исторического Ист-Энда, которые считаются едва ли не самыми этнически насыщенными территориями в мире - Тауэр-Хамлетс и Хакни.
В Тауэр-Хамлетсе на протяжении полувека сосуществуют две доминантные группы - «коренное» население (белые британцы, представители рабочего класса) и иммигранты из Бангладеш, перебравшиеся в этот район Лондона в 1960-1980-х годах. По мере количественного роста иммигрантского сообщества росла и конкуренция на рынке труда и в социальной сфере (рабочие места, социальные пособия и льготы, образование, здравоохранение и т.п.). Исконные обитатели Тауэр-Хамлетса воспринимали иммигрантов как угрозу материальному благополучию и экономической стабильности. Кроме того, претензии приезжих на жилье и работу и даже сам факт их присутствия «на равных» в локальном сообществе задевали чувство национального достоинства старожилов. Пережив тяжелые годы войны и ужасы бомбежек, «коренные» обитатели Тауэр-Хамлетса рассматривали свое относительное благополучие и социальные гарантии как свидетельство общественного и государственного признания их заслуг перед родиной. Иммигранты, которые рассчитывали на те же жизненные блага, олицетворяли собой угрозу национальной идентичности старожилов. Ситуацию усугубило новое жилищное законодательство 1977 г., когда муниципальное жилье начали предоставлять в первую очередь тем, кто особо остро в нем нуждался, т.е. иммигрантам, оттеснившим, таким образом, «коренных» жителей. В итоге исконные обитатели Тауэр-Хамлетса потеряли не только экономические преимущества, но и былой ореол граждан, разделивших трудности со своей страной и признанных неотъемлемой частью нации1. В данном случае, замечают Мур и Минчев, переплетение классовых и экономиче-
1 Dench G., Gavron K., Yong M. The new East End: Kinship, race and conflict. -L.: Profile press, 2006.
ских параметров депривации, с одной стороны, и угрозы культурной идентичности - с другой, привели к обострению межэтнической напряженности и многолетнему конфликту в локальном сообществе. Следовательно, в контексте социального соперничества двух достаточно консолидированных этнокультурных групп (классический вариант этнического разнообразия) нашел подтверждение сценарий Р. Патнэма: совокупность факторов социокультурной, классовой, экономической и символической диверсификации в Тауэр-Хамлетсе имела общий дестабилизирующий эффект [с. 11].
Принципиально иную динамику этнических и социально-классовых противоречий прослеживают в своем этнографическом очерке Т. Батлер и С. Хамнет, которые в 2011 г. провели серию опросов в Хакни1. Как ни парадоксально, в этом районе Восточного Лондона, где этническое разнообразие достигает предельной концентрации, как раз этнические и расовые отличия отступают на второй план, обнажая ключевую роль социального неравенства во всех его формах в эскалации социального напряжения. Здесь крайними точками оппозиции выступают законопослушные граждане, тяготеющие к жизненным ценностям среднего класса, и полукриминальные группировки социальных маргиналов. Последние, в свою очередь, отличаются крайне пестрым составом участников -«чавы», мародеры, несовершеннолетние матери без образования и профессии, иммигранты без вида на жительство, беженцы без документов, кочевые цыгане и неквалифицированные рабочие из Восточной Европы, исламские экстремисты, бездомные и т.п. В этом контексте сверхразнообразия главной детерминантой социальной диверсификации становится стигма деклассированности (отсутствие социальных притязаний, паразитический образ жизни, девиантное поведение, пренебрежение правилами общежития и морали). При этом этническая и классовая гетерогенность в равной мере присуща как законопослушному большинству, так и маргинальному меньшинству. Поэтому противодействие «коренных» жителей наплыву приезжих и иммигрантов продиктовано не абстрактными соображениями размывания идентичности, а вполне конкретными угрозами общественному спокойствию и благополу-
1 Butler T., Hamnett C. Ethnicity, class and aspiration: Understanding London's East End. - Portland (OR): Policy press, 2011.
чию детей и близких. Таким образом, социальная напряженность в Хакни не поддается убедительному объяснению в терминах ксенофобии и расизма; нарратив социальной эксклюзии в данном случае включает как инсайдеров (деклассированные маргиналы), так и аутсайдеров (мигранты и беженцы), так что стабилизация общественной жизни в рамках локального сообщества не предполагает непременной культурно-этнической его гомогенности.
Этот опыт, резюмируют свои выводы Мур и Минчев, свидетельствует о том, что на повестке дня - новое понимание общественного процветания. Пафос этнокультурной толерантности, характерный для текущих дискуссий о мультикультурализме, должен уступить место идее равнодоступности социального капитала и практическим социальным программам, которые позволяют снизить уровень депривации, неравенства и девиантности в любой этнокультурной группе любого локального сообщества.
Е.В. Якимова
