ловеке, которые связываются с соприкосновением с Божественным началом (Святым Духом). В качестве основоположников такого подхода автор называет П. Абеляра (рассматривающего концепт в тесной связи с идеей творения), В. фон Гумбольдта (интерпретирующего духовность в культуре), Ю.С. Степанова (рассматривающего глубинную, онтологическую реальность концепта). Религиозные концепты несут в себе смысл целостного миросозерцания -«духовного космоса» (с. 224) вероучения и могут быть описаны только изнутри его; главной задачей такого описания автор представляет установление мировоззренческого знания и духовного смысла, которые обнаруживаются при интерпретации через последовательный анализ исторического, космологического (пространственного), онтологического (философско-логического) модусов православно-христианского миросозерцания. Автор разрабатывает уровневый подход к описанию смыслового содержания религиозного концепта (на примере концепта «смирение») с учетом особенностей религиозного переживания концепта, личностной, культурной, этимологической интерпретации.
В заключении «Некоторые итоги и перспективы» отмечается, что, несмотря на то, что основания целостности в культурах различных эпох могут разниться, сам идеал цельного знания выступает в науке о языке в качестве универсального средства анализа, непреходящей ценности человеческого познания, способной выполнять функцию корректирования лингвистического знания.
М.И. Киосе
2017.03.005. ЛИНГВИСТИКА И СЕМИОТИКА КУЛЬТУРНЫХ ТРАНСФЕРОВ: МЕТОДЫ, ПРИНЦИПЫ, ТЕХНОЛОГИИ: Кол-лект. монография / Отв. ред. Фещенко В.В. - М.: Культурная революция, 2016. - 500 с. - Библиогр. в конце разд.
Ключевые слова: трансфер знаний; культурно-языковые практики; конвертируемость знаний; гуманитарное знание; межъязыковое и междискурсивное взаимодействие; технологии и техники культурного и языкового трансфера.
Коллективная монография посвящена разработке лингвистической теории культурного трансфера как «процесса переноса знаний между разными культурами, профессиональными сообществами и дискурсами» (с. 5). В качестве базисных принципов культурного
трансфера называются: 1) продуктивный характер трансформаций, происходящих в культурном пространстве; 2) равенство взаимодействующих сфер; 3) готовность принятия интегративным культурным пространством новых форм и непредсказуемых результатов взаимодействия.
Проблема «конвертируемости знаний» (с. 6), обусловленная отсутствием общих оснований для обмена профессиональными знаниями на границе сближающихся научных, культурных и профессиональных областей, решается на четырех уровнях: меж- и внутринаучном, меж- и внутриязыковом, дискурсивном и культурно-семиотическом. Содержание монографии отражает уровневую репрезентацию возможностей проявления культурного трансфера.
Во введении «Теория культурных трансферов: От переводо-ведения - через cultural studies - к теоретической лингвистике» В.В. Фещенко и С.Ю. Бочавер систематизируют основные постулаты общегуманитарной теории культурного трансфера. Ее истоки обнаруживаются в 1980-х годах и получают развитие в контексте литературоведческих и историко-культурных трудов французских исследователей М. Эспаня и М. Вернера1. В современном знании интерес к ее положениям стимулируется необходимостью описания характера и анализа успешности или неудачи мультикультур-ных связей в глобальном аспекте. В диахронической и междисциплинарной перспективе авторами исследуется сам термин трансфер, который проходит этапы «концептуальной эволюции» (с. 9), используясь в значении:
1) «бессознательный перенос» - в учении З. Фрейда (употребляется термин «Übertragung», в переводе на английский -«transference», на французский - «transfert»);
2) «взаимоналожение элементов одной языковой системы на элементы другой системы» - в лингвистическом структурализме 1950-х годов, проявившемся в создании математических моделей
1 Авторы опираются, прежде всего, на определения культурного трансфера, представленного в публикациях: Espagne M. Les transferts culturels franco-allemands. - P., 1999. - Р. 1-8; Werner M. Transfert culturel // Dictionnaire des sciences humaines. - P., 2006. - Р. 1175-1177. - Прим. реф.
коммуникации и перевода К. Шенноном, У. Уивером, Р. О. Якобсоном, З. Харрисом1;
3) «медиатор кодов культуры» - в концепции Э. Холла;
4) «подвижность и проницаемость поликодовых систем при заведомом несовпадении кодов между коммуникантами» - в учениях представителей Московско-Тартуской и Тель-Авивской семиотических школ;
5) «циркуляция и преображение культурных ценностей и их переосмысление или интерпретация» в новых культурах на современном этапе развития теории культурных трансферов.
В качестве основных постулатов теории культурного трансфера называются снятие оппозиции вида «культура-донор У8 культура-реципиент», многокомпонентность (поликодовость) и много-направленность переносов, расширение пространства культурного трансфера (включение таких сфер, как сферы искусства, семья, миграции, политика и менеджмент, история, др.). Ценность подобного исследования усматривается, прежде всего, в возможности более подробного изучения пограничных явлений культуры, не получивших описания, или определения места известных явлений в более широком спектре гуманитарного знания.
В разделе первом «Гуманитарное знание: Межнаучный трансфер по данным языка» исследуется общая проблематика культурного трансфера на границах гуманитарного знания. Описываются различные типы знания и эпистемологии гуманитарных наук, языковые техники межпарадигмальных и транспарадигмальных переходов, антропологические факторы трансферизации знания, лингвистические и внелингвистические составляющие модели коммуникативного взаимодействия.
В главе первой В.И. Постовалова определяет знание как «многомерное и многоплановое образование, существующее во множестве конкретных форм своих проявлений и эпистемологических типов» (с. 39). Такое расширенное понимание феномена связывается с совершенствованием гуманитарных технологий, сопровождающим антропологический, лингвистический и коммуникативный
1 Отмечается, что термином «трансферные механизмы» пользуется Ю. Найда, термином «грамматика трансфера» - З. Харрис. - Прим. реф.
повороты в научном познании. В результате возникают разные пути трансферизации знания:
1) переформатирование как конвертация знаний из одних культурно-дискурсивных форматов в другие (примером может служить переформулирование одной научной концепции на языке другой);
2) спецификация, в ходе которой перенесенные знания адаптируются к новой среде своего существования (в качестве примера рассматривается подчинительная роль философских и инженерных научных методов для решения лингвокогнитивных задач). Отдельно исследуются процедуры переноса знания (распредмечивание и опредмечивание, конфигурирование концептуального пространства, мифологизация, др.), которые неизменно сопровождаются смысловыми модификациями знания. Отмечается, что при трансфери-зации знаний в культуре и духовной жизни фиксируются глобальные смысловые модификации, что проявляется в «переключении исследовательского внимания от сущности к форме» (с. 55). Критерием адекватности проведенной трансферизации может служить соблюдение «эпистемологической гомогенности» (с. 55), которая проявляется в соблюдении принятых в данной сфере запретов при переносе знаний и в трансцедировании только знаний, релевантных для установления взаимосвязи языка и религии, теологических и лингвистических представлений.
В главе второй В.З. Демьянковым исследуются языковые техники презентации научных достижений, сопровождающие эволюцию научной мысли. Трансфер знаний при этом понимается как «передача не только эмпирических и теоретических сведений, но и навыков, установок, предпочтений в выборе теоретических подходов и в решении научных проблем» (с. 65). Такой трансфер происходит при становлении новой научной парадигмы в результате интеллектуальных революций в условиях новой постановки вопросов о предметах или объектах исследования. Целесообразно выделение двух классов трансфера знаний в лингвистике:
1) связанного с экспортом достижения лингвистической мысли за пределы языкознания (например, в литературоведение или философию);
2) связанного с импортом в языкознание идей из иных дисциплин (например, математики). Автор систематизирует парамет-
ры и языковые техники трансфера научной мысли, которые используются в презентации научных прорывов в специальных и научно-популярных публикациях:
1) резкий рост объяснительности (рост наблюдений, обнаружение противоречий в данных, появление новых объясняющих гипотез);
2) превосходство нового над старым (прояснение формулировок, разграничение понятий, устранение противоречий в формулировках, в том числе с помощью пиаровских техник);
3) межэпохальность и межпоколенность (нарочито явная подача расхождений с предшественниками, креативность взгляда);
4) наддисциплинарность, междисциплинарность, трансдис-циплинарность (перенос теоретических достижений из одной научной дисциплины в другую;
5) персональность уз. надличностность (продвижение либо центральных фигур научной революции, либо ее прототипической теории);
6) развенчание очевидности (поиск и предъявление парадоксов). Трансфер знаний, сопровождающий отдельные «повороты» мысли (например, лингвистический, прагматический, когнитивный), отличается меньшим драматизмом и конфронтацией, чем развивающийся в условиях научной революции.
В разделе втором «Понятийный аппарат филологических наук: Переводимость и конвертируемость» рассматриваются параметры междисциплинарного знания посредством обращения к междисциплинарным терминам в когнитивной лингвистике, лин-гвокультурологии, переводоведении и в лингвосемиотике.
В главе второй И.В. Зыкова исследует характер междисциплинарного трансфера при формировании метаязыка лингвокульту-рологии. Автор исходит из понимания статуса лингвокультуроло-гии как автономной междисциплины, что обусловливает, с одной стороны, существование ее собственного метаязыка, и многомерность и разновекторность ее объекта изучения - с другой. Специфика метаязыка лингвокультурологии определяется тем, что его лингвистическая составляющая имеет тождественную субстанцию с объектом изучения (т.е. в качестве объекта изучения выступает сам язык), а нелингвистическая подразумевает присутствие иных объектов (культура, общество, психологические процессы), что
подразумевает существование «широкого контекста дисциплинарных взаимодействий и междисциплинарных отношений» (с. 190). Под метаязыком такой дисциплины понимается «сложно организованная формация, ядром которой является система концептуально связанных и методологически обусловленных понятийно-терминологических единиц» (с. 191). В качестве базисных единиц метаязыка лингвокультурологии автор называет следующие: лин-гвокультурный концепт, культурную память, личность, культурную информацию, концептосферу, лингвокреативность, многоступенчатый характер формирования которых позволяет автору предположить, что междисциплинарный трансфер является технологией метаязыкового творчества как процесса построения мета-языковой системы междисциплины. На примере анализа понятия «концептосфера» автор демонстрирует возможности интегрирования знания разных наук путем встраивания отдельных единиц в контекст общего знания и генерирования метаязыковых единиц, что обеспечивает концептуальную целостность устройства метаязыка. Понятие, созданное по аналогии с естественнонаучными терминами «ноосфера» и «биосфера», переносится в лингвокуль-турологию из филологии и культурологии; активность данной модели переноса подтверждает образование родственных понятий («семиосфера», «логосфера») в других междисциплинах. Процесс адаптации понятия «концептосфера» в качестве метаязыкового в рамках лингвокультурологии завершается закреплением трех разновидностей термина: «концептосфера культуры», «концептосфера языка» и «концептосфера личности». Через адаптацию данного понятия в лингвокультурологии получает развитие важная лингво-культурологическая идея о «наличии отличной от природы сферы жизни и деятельности человека, в пределах которой он живет и с которой взаимодействует, выступая по отношению к ней одновременно и ее субъектом (актором, творцом), и объектом ее воздействия» (с. 195). Автор резюмирует, что междисциплинарный трансфер способствует не только развитию, но и «обновлению метаязыковой научной системы за счет импортирования в нее релевантных знаний» (с. 199).
В главе третьей И.А. Пильщиков исследует понятие «поэтическая функция языка» как подвергающееся продуктивному переосмыслению в процессе множественных трансферов, включающих
переводы с одного языка на другой и переносы из одной концептуальной системы в другую. Исходным моментом такой трансформации называется разноплановость в понимании смысла как характеристики моделей коммуникации в семиотических концепциях отечественных и зарубежных ученых начала и середины XX в. Притом что любой акт коммуникации является актом перевода, остается открытым вопрос о возможности существования инвариантного смысла или содержания как независимого от кода. В моделях Р. О. Якобсона, К. Шеннона, К. Бюлера признается наличие такого смысла, однако любой перевод «трансформирует исходное значение, порождая новое; значение оказывается себе-не-равным в процессе переозначивания (семиозиса)» (с. 207). В то же время в модели коммуникации Ю.М. Лотмана наличие общего смысла у адресата и адресанта отрицается, так как их семиотические системы характеризуются неполной взаимной переводимостью. Якобсо-новская модель коммуникации в единстве ее шести основных компонентов (адресант, адресат, сообщение, контекст, код, контакт) в качестве одной из доминирующих установок имеет ориентацию на реализацию поэтической функции языка, направленной на сообщение или смысл. Термин «установка» или «доминанта» как ориентация на сам смысл (в противоположность ориентации на референта в модели коммуникации К. Бюлера) получает последующее развитие в учениях в области поэтики Г. Шпета, Ю. Тынянова, Г. О. Винокура, Я. Мукаржовского и др., где этот термин определяется как «фокусирующий компонент», «поэтическая функция», «преобладающая функция», «организующая доминанта», «выдвинутость», «актуализация». Автор отмечает, что при переводе с языка на язык при терминологизации данного феномена модифицируются такие компоненты значения, как «интенциальность», «направленность», «конститутивность», что обусловливается потерями при переводе и терминологической непоследовательностью. В результате трансформируется само определение поэтической функции.
В разделе третьем «Межъязыковое и междискурсивное взаимодействие в перспективе культурных трансферов» на материале различных форм языка (поэтического языка, языка манипулятивно-го воздействия, языка науки и искусства, письменной и устной речи) исследуются междискурсивные показатели трансфера.
В главе первой Н.М. Азаровой рассматриваются пути межъязыкового трансфера в дискурсивных практиках поэтов-билингвов. Билингвизм, или «биглоссия» (с. 256) в поэзии как принадлежность одновременно двум культурам и двум литературным традициям и ранее получал освещение преимущественно при решении частных вопросов формирования национальных литературных языков, но не становился объектом самостоятельной теории. Разрабатываемая теория предусматривает: 1) изложение лингвосемиотических и когнитивных оснований феномена; 2) изучение способов его реализации как инструмента культурного трансфера; 3) типологиза-цию его форм (билингвизм поэта, поэтический билингвизм, билингвизм поэтического текста); 4) учет временных, языковых, литературных, статусных и иных факторов междискурсивного взаимодействия. В качестве языковых показателей многоязычного текста выступают: 1) слова-шифтеры или слова трансфера собственного языкового сознания, входящие в межъязыковое пространство (например, слова роза, кровь-блуд-В1и1 (нем. «кровь»)), которые «возвещают преодоление границы языков и возможность одновременного присутствия в разных языках и между ними» (с. 261); 2) переключение кодов и хеджирование для де-интенсификации табуированной информации; 3) полилингвальные форматы. Автор анализирует особенности языковой категоризации поэтов-билингвов (например, изолированное от семантики пола представление о категории рода в языке), межсемиотические переходы (более легкий, привычный трансфер и комбинация семиотических систем), культурные переходы (возможность реализовывать разные коммуникативные стратегии, расширение сферы адресации), звуковые и графические особенности (конструирование звукового и графического образа «чужого языка»). В целом, наличие межсемиотических, междискурсивных и межкультурных переходов в текстах поэтов-билингвов формирует самобытную дискурсивную практику, которая начинает распространяться и на поэзию монолингвов.
В главе четвертой Т.Е. Янко и А. Л. Полян исследуют взаимодействие письменного и устного дискурсов на материале соответствия их коммуникативных и интонационных структур в современных национальных языках и в языках, которые вышли из разговорного употребления.
Использование современных компьютерных программ для анализа устной речи (Speech Analyzer и Praat) позволяет верифицировать слуховые впечатления исследователя при восприятии им звуковой речи. С опорой на понятие «коммуникативная парадигма предложения» (введено и развито И. И. Ковтуновой и Е.В. Падуче-вой1), с помощью которого системно описываются предложения с одинаковой лексико-синтаксической, но разной линейно-интонационной структурой, авторы анализируют коммуникативную структуру, учитывая тему и рему предложения, их компонентов, а также более крупных единиц плана содержания предложения. Предлагается использовать интегративный подход для изучения коммуникативных характеристик звучащей речи, сочетающий трансформационную и композиционную модели анализа. Трансформации привносят в структуры такие значения, как «значение мечтательного воспоминания, значение идентификации, интерпретацию события как нерасчлененного факта» (с. 366).
Композиционная модель описывает системные проявления, например, «контраст увеличивает диапазон изменений частоты основного тона и интенсивность, эмфаза увеличивает время звучания» (с. 367). Так, показано, что выбор акцентоносителя в реме (на материале русского языка) определяется целым рядом параметров (а не распространенным ранее заблуждением о том, что акцентоно-ситель ремы - это конечное слово в предложении): линейными, иллокутивными, текстовыми и культурно-обусловленными параметрами. Анализ примеров в актерском исполнении, в которых озвучиваются предложения с начальной именной группой-новым, демонстрирует вариативность в плане интерпретации темы и ремы: это может быть либо традиционная тема-рематическая трактовка, либо двойной рематический акцент, либо тема, осложненная эмфазой; каждый вариант предполагает особое акцентное и мелодическое оформление.
Однако в ситуациях, когда язык вышел из разговорного употребления, оставшись только в письменной форме (используется термин «спящий язык», с. 391), особенности рецитации опреде-
1 См. в: Ковтунова И.И. Современный русский язык: Порядок слов и актуальное членение предложения. - М., 1976. - 239 с.; Падучева Е.В. Коммуникативная структура предложения и понятие коммуникативной парадигмы // Научно-техническая информация. - М., 1984. - Сер. 2, № 10. - С. 25-31. - Прим. реф.
ляются группой параметров в рамках оппозиции «устное - звучащее - не записанное - спонтанное - речь» vs. «письменное - не звучащее - записанное - не спонтанное - текст» (с. 394). Устная поэзия на спящем языке в большой степени связана с письменностью, вариативность интерпретирующей декламации в этих условиях значительно ниже.
В разделе четвертом «Взаимодействие кодов в культурных практиках» рассматриваются формы трансфера в различных культурно-языковых практиках.
В главе первой С.Г. Проскурин и А.В. Проскурина исследуют культурно-семиотические типы трансформации («типовые мутации», с. 407) библейских выражений, употребляемых носителями современного английского языка. Называются четыре типа трансформаций: 1) переосмысление конвенциональных формул по модели «одна формула - два смысла» (исх. «Land of Nod» «Земля Нод» и совр. «the land of Nod» «страна сна»); 2) лексические замены ключевого термина с сохранением первоначальной семантической структуры (разные варианты перевода библейских текстов, исх. «And God said, Let there be light» «И сказал Бог: да будет свет» и позднее «And God said: Be light made»); 3) порождение новых сочетаний с иной семантической структурой (исх. «bear cross» «нести крест» и совр. «we all have our crosses to bear» «у всех нас есть наши кресты, которые надо нести»); 4) описание с заменой лексемы в контексте формулы с одним и тем же предикатом (совр. «Will the wave begat the tsunami?» «Породит ли волна цунами?»). Отмечается, что «формы репликации информации в языке связаны с типами мутации адаптированных формул и с коммуникативным расширением формул в синтагматике и передачи информации в парадигматике» (с. 424); при этом выделенные четыре типа «коррелируют с типом изоморфизма между генетическим кодом и семиотическими системами» (с. 425).
М.Л. Ковшова сосредоточивается на анализе семиотического пространства культуры, где «знаки самой разной субстанции становятся носителями культурной значимости, или ценностного содержания» (с. 473), формируя код культуры. На материале лексических единиц, именующих головные уборы, автор исследует типы информации знаков, которые приобретают статус символов, эталонов и стереотипов:
1) наивно-языковая информация, которая заключена в денотативном компоненте значения (понятия шапка, колпак как содержащие указание на основную функцию убора и первейший культурный смысл);
2) культурно-историческая информация (шапокляк, сомбреро, колчаковка);
3) ценностно-прескриптивная информация (шляпа как стереотип интеллигента). Все перечисленные виды культурной информации передаются фразеологизмами и паремиями, языковое значение которых «интерпретируется в пространстве культурного знания» (с. 482). Прежде всего, во фразеологизмах хранится и передается информация ценностно-прескриптивного плана (например, фразеологизм собаку съесть «об опытном человеке» кодирует древнейшую связь еды и усвоения знаний, при этом с образом собаки в русском сознании связано представление о большом количестве, см.: как собак нерезаных, собак развелось!). Опорой в понимании фразеологизмов служат кодируемые в их моделях культурно значимые смыслы, отсылающие к архетипическим, исходным культурным ценностям. При переводе фразеологизмов с языка на язык необходимо осуществлять перевод с культуры на культуру, сохраняя при этом характер ценностно-прескриптивной информации. При подборе русскоязычного фразеологического эквивалента для вьетнамской идиомы букв. продавать лицо земле, продавать спину небу с опорой на информацию сигнификативного компонента необходимо руководствоваться набором сем «усердно», «максимально», «напряженно»; наиболее близким в культурном соответствии окажется русский фразеологизм в поте лица [своего] трудиться. Автор показывает, что «в образах фразеологизмов отображен культурно маркированный взгляд на мир, который порой «зашифрован» для самого носителя языка и реконструируется только методом глубокой интроспекции» (с. 495).
Таким образом, в коллективной монографии показана в глобальном семиотическом плане (научном, дискурсивном, языковом и др.) определяющая роль культурного трансфера в современном гуманитарном познании.
М.И. Киосе