ладают не только метатекстовой, но и пресуппозициональной информацией, так как раскрывают и предопределяют основное прагматическое направление самого текста.
Паралингвистические маркеры медиатекста представлены как составляющие архитектоники печатной формы текстов данного типа. Наиболее важную, по мнению автора, прагматическую роль играет членение текста на абзацы, использование визуальных показателей релевантности текстовых фрагментов (размер шрифта, разрядка, курсив, цветовое оформление, графическое моделирование) и знаков парентезы (пунктуационные указатели в виде скобок, двойных тире и запятых), применение иконических средств воздействия (фотографии, карикатуры, иллюстрации).
При анализе вербальных и паралингвистических средств прагматического воздействия медиатекста автор отмечает существенное варьирование в степени насыщенности текста рассматриваемыми структурными формами, что обусловливается ситуативно устанавливаемым балансом конвенциональных и факультативных (авторских) текстообразовательных коммуникативных стратегий.
М.И. Киосе
ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЯ
2017.02.043. ЯЗЫК В ПРОСТРАНСТВЕ КУЛЬТУРЫ: Основные понятия и методы исследования // Лингвокультурологические исследования: Язык лингвокультурологии: Теория У8 эмпирия / Отв. ред. Ковшова М.Л. - М.: Ленанд, 2016. - С. 18-86.
Ключевые слова: теория лингвокультурологии; методы лингвокультурологии; культурная информация - способы ее воплощения в языке; культурные концепты; фразеология / фразеологизмы; лексикография.
Реферируемый раздел открывает сборник, подготовленный по итогам международной конференции, проведенной в ноябре 2015 г. в Институте языкознания РАН проблемной группой «Лин-гвокультурологические исследования». Основания работы группы были заложены в 90-х годах прошлого века проф. В.Н. Телия; результаты нашли отражение во многих публикациях, в том числе в
словарях и в изданиях, подготовленных по материалам организованных группой конференций.
В центре внимания авторов статей - способы воплощения культурной информации в языковых знаках и в дискурсивных практиках, проблемы культурно-языковой переводимости, средства отображения культурной информации в словарях.
Т.Б. Радбиль в статье «Имплицитная культурно-значимая информация в естественном языке» анализирует «механизмы языкового выражения "скрытых смыслов", которые обусловлены национально-культурной спецификой определенных способов языковой концептуализации того или иного фрагмента реальности в содержании совокупного опыта носителей языка» (с. 18). Автор выделяет, наряду с культурными пресуппозициями и инференция-ми (которые имплицируют знания о мире и системе ценностей), следующие типы имплицитной культурно-значимой информации: культурные импликатуры дискурса и установки, имплицирующие модели вербальной коммуникации (часто обусловленные тем, что называют «этнической психологией», «национальным характером»); культурный фон, имплицирующий ассоциативность языковых единиц и, по выражению Б.М. Гаспарова, «языкового существования» этноса.
Культурные импликатуры дискурса репрезентируют не сферу знаний и представлений, а закономерности речевого поведения, характерные для данной лингвокультурной общности и определяющие мотивы и коммуникативные намерения говорящего. Так, распространенные в русскоязычном речевом общении отрицательные конструкции, которые по смыслу не предполагают отрицания (Не написать ли мне статью об этом?), свидетельствуют, по мнению Т.Б. Радбиля, о наличии в системе русских речеповеденческих установок стратегии страхования на случай неудачи или отказа от действия.
Культурный фон представляет собой наиболее трудно формализуемый тип культурных импликатур. Этот тип имплицитной культурной информации выявляется только специальными методами лингвистического анализа через внутриязыковое или межъязыковое сопоставление.
Рассмотренные типы культурной информации отличаются от культурных сем, культурных концептов, образов и символов, идео-
логем и мифологем, представляющих собой типы эксплицитной культурно-значимой информации.
М.Л. Ковшова в статье «Культурная информация в семантике языковых знаков» анализирует виды культурной информации в языковых знаках на примере русскоязычных наименований головных уборов и содержащих эти наименования паремий. Автор выявляет три вида культурной информации - наивно-языковую, культурно-историческую и ценностно-прескриптивную, имеющие разные способы воплощения и развития в семантике языковых единиц.
Наивно-языковая информация заключена в денотативном и мотивационном компонентах значения названий головных уборов. Внутренняя форма наименований, базовые метафоры и концептуальные схемы, лежащие в их основе, указывают на пути категоризации костюмного фрагмента культуры в русской языковой картине мира, и на этом основании наивно-языковую информацию следует относить к культурной. Культурно-историческая информация - результат способности лексики быть показателем культуры народа, выявлять ассоциативный фон языковой единицы: митра, цилиндр, кепи, тюбетейка. Ценностно-прескриптивная информация закрепляется в форме культурных коннотаций в семантике тех языковых единиц, которые становятся стереотипами, символами или эталонами, т.е. знаками ценностей и приоритетов общества в ту или иную эпоху. Так, наименование головного убора шляпа стало в русском языке и культуре стереотипным признаком интеллигента или претензии на «интеллигентский» стиль.
Ценностно-прескриптивная информация проявляется ярче всего в идиоматике: через коннотации она «достраивает» значение идиоматических единиц, делая его более «объемным», формирует оценочность и расширяет прагматический потенциал идиом. Так, идиома надеть / напялить шутовской колпак на кого-л. в сравнении с лексическими метафорами колпак и околпачить, передающими семантику «одурачивания, осмеяния», транслирует в определенных контекстах также семантику «обличения».
Е.Г. Беляевская в статье «Концептуальные основания семантики идиом как носители информации о культуре социума» утверждает, что носителем культурной информации в языке является «система концептуальных структур, лежащих в основе семантики
лексических единиц, фразеологизмов, синтаксических конструкций, а также высказываний, обслуживающих типовые коммуникативные ситуации» (с. 46). При этом разработанные в когнитивной лингвистике понятия концептуальной метафоры, фрейма и ментальных пространств должны применяться в лингвокультурологии в едином комплексе - как методы обнаружения культурно значимых смыслов и выявления закономерностей их формирования и локализации в семантике языковых знаков.
Концептуальная метафора, являясь важным когнитивным средством, в изоляции от других механизмов не всегда дает полное представление о культурно-национальной специфике тех или иных языковых единиц. В качестве иллюстрации приводятся русские и английские идиомы с общим значением «занять чье-л. место»: be / fll in someone's shoes, step into someone 's shoes, give place to someone и влезть в чью-л. шкуру, поставить себя на чье-л. место. Общей для русских и английских идиом в данных случаях является концептуальная метафора КОНТЕЙНЕРА, мотивирующая образное основание ситуации: 'помещение нового человека в «контейнер», который прежде занимал другой человек'. Однако фреймы, описывающие эту ситуацию, имеют разную фокусировку, что выявляется при более детальном анализе образов. В английских фразеологизмах описывается реальная ситуация, признаки которой - отсутствие больших усилий и наличие у агенса реальной цели замещения. В русских фразеологизмах акцентируется гипотетическое замещение, связанное к тому же - в первой из единиц - с идеями смены телесной оболочки и необходимости для агенса прочувствовать то, что чувствует пациенс. Таким образом, различия в фокусировке фреймовых структур в данной группе идиом определяют их значения и порождают различия в интерпретации явлений, характерные для английской и русской лингвокультур.
В.И. Заботкина в статье «Репрезентация культуроносных смыслов слова в ментальном лексиконе» определяет ментальный лексикон как нелинейную систему процессов восприятия, кодировки, переработки и хранения информации, имеющей как прямое, так и опосредованное отношение к речевой деятельности. К опосредованной относится информация, фиксирующая знания о мире, об опыте индивидуума, о способности и результатах инференции.
Опираясь на исследования Дж. Тейлора1, автор статьи устанавливает три разновидности прагматического контекста: 1) общекультурный (знания о физическом и культурном мире); 2) дейктический (включающий отношения говорящего и слушающего, вид речевого акта и дейксис речевой ситуации; 3) общий дискурсивный (текстовой) контекст - знания, полученные говорящими из предыдущего дискурса (предшествующих текстов).
Все виды прагматического контекста кодируются на уровне ментального лексикона. Культуроносные смыслы слов, представленные в ментальном лексиконе, могут рассматриваться как радиальный фрейм, составляющие которого локализованы в разных компонентах лексической семантики. В центре данного фрейма находятся смыслы, относящиеся к ядру значения (денотату и сигнификату); далее следует импликационал - ассоциативное поле, формируемое вокруг ядра значения; далее эмоционал - эмоционально-оценочные компоненты, закрепленные за словом. Смыслы, соотносящиеся с ядром значения, в современном мире часто являются носителями культурно-универсального. Например, обозначения новых направлений в искусстве: conceptual art, minimal art, optical art. Импликационал и эмоционал являются, как правило, национально-специфическими, но могут также носить универсальный характер - как, например, в библеизмах, культурные характеристики которых являются универсальными для большого региона, или в эмоционально окрашенных словах, репрезентирующих универсальные ценностные категории.
Н.Г. Брагина в статье «Лингвокультурный анализ: Области применения» отмечает, что методы лингвокультурного анализа формировались в значительной степени под влиянием круга проблем, связанных с лексикографическим описанием фразеологизмов.
Автор предлагает другие области возможного применения лингвокультурного анализа во фразеологии: 1) кросскультурные описания. Подчеркивается, что значительное количество работ посвящено сопоставлению фразеологических единиц, однако мало исследований, систематизирующих сопоставления и выявляющих универсальное vs культурно-специфическое применительно к фра-
1 Taylor J.R. The mental corpus: How language is represented in the mind. -N.Y.; Oxford, 2012. - 336 p.
зеологии; 2) культурный комментарий необходим при описании речевых фразеологизмов - таксономического класса, в основании которого лежат интенциональные, ментальные или эмоциональные речевые акты (Вот это да! Как же так?). Изучение показало, что часто возможность толкования и комментирования подобных речевых единиц зависит от наличия в них слов-концептов или соотнесения с определенной концептуальной областью; 3) способы понимания речевых клише носителями других культур также требуют лингвокультурного комментария. В условиях межъязыкового общения непонимание часто возникает вследствие несовпадения дискурсивных практик, например из-за разного применения сходных по форме речевых клише. Так, не совпадают по смыслу и ситуациям использования рус. Ты счастлив (а)? и англ. Are you happy? Английская речевая формула является этикетным вопросом о том, комфортно ли собеседнику, а не выражением интереса к его жизненной ситуации и чувствам; 4) изучение языковых и социокультурных факторов, влияющих на включение механизмов устойчивости и воспроизводимости. В этом плане особую область современной фразеологии представляет процесс узуализации ин-тернет-мемов и цитат политических деятелей, например, распространение «черномырдинок».
В статье Н.В. Уфимцевой «Жизнь как ценность: Эволюция содержания» анализируются изменения, произошедшие в сознании носителей русского языка по отношению к образу-гештальту ЖИЗНЬ с конца 80-х годов ХХ в. до настоящего времени. Изучение проводилось на материале массовых ассоциативных экспериментов и данных региональных ассоциативных словарей, в том числе обратных. Собранные данные отражают различия в содержании геш-тальта у двух поколений испытуемых.
Исследование показало, что ценность понятия 'жизнь' в языковом сознании повысилась - оно стало занимать более высокое место в его ядре. При этом для молодых участников экспериментов, система представлений которых отражена в словарях последнего десятилетия, значительно более актуальным стало ассоциирование жизни с такими понятиями, как 'счастье', 'радость', 'радоваться', 'приятная', 'хорошая'. Вместе с тем заметно снизилась частотность реакций, обозначающих активные действия, а также ассоциаций, связанных с понятиями 'смысл', 'цель', 'борьба',
'отдать', 'посвятить', относящихся к смысловому полю альтруизма и жертвенности. Эти различия, по мнению автора, указывают на серьезные социокультурные изменения в российском обществе.
В статье Е.О. Опариной «Родной язык как инструмент сохранения "своего" культурного и психологического пространства: (В условиях доминирования чужого языка)» культурно-языковое пространство понимается как среда, формируемая дискурсивными практиками1. Данное понятие относится к этнокультурным группам мигрантов, поэтому важным является фактор единства территории. Например, немецкоязычные иммигранты в Канаде создают особое культурно-языковое пространство, отличное от того, в котором находятся немецкоязычные жители европейских стран, так как условия их жизни и окружение иные.
«Свое» пространство конструируется мигрантами через виды совместной деятельности, в которых применяется язык родины их предков2. Исследованные примеры дискурсивных практик показывают, что на общем фоне англоязычной коммуникации и доминирования другого (в данных случаях - английского) языка язык родины предков приобретает для мигрантов разных поколений символическую функцию, становясь главным знаком культурно-этнического самосознания. Так, наблюдения над переключениями кода на собраниях культурного сообщества молодых греков-киприотов, проживающих в Британии и являющихся гражданами этой страны, свидетельствуют о том, что переход на греко-кипрский диалект (в виде отдельных слов и высказываний) в их коммуникации обусловлен культурно-психологическими мотивами и фоновыми знаниями. Такой переход происходит тогда, когда говорящие стремятся выразить свои эмоции или оценку ситуации, или же ее соответствие / несоответствие принятым у греков-киприотов представлениям и моделям поведения.
В дискурсивных практиках этнокультурных групп мигрантов осуществляется роль языка как энергейи, по В. фон Гумбольдту, т.е. как животворящей силы, существующей в деятельности и на-
1 Daily-O'Cain J., Liebscher G. Language, attitudes, migrant identities and space // Intern. j. of the sociology of lang. - B. etc., 2011. - N 212. - P. 91-138.
2 Родным языком многие из представителей таких этнокультурных групп, особенно мигранты второго и третьего поколений, считают также язык страны пребывания. - Прим. реф.
правленной на создание, сохранение и развитие культурно-языкового самосознания.
О.А. Мещерякова в статье «Особенности влияния информативной и культурной памяти фразеологизма на его семантику» рассматривает информативную и культурную память как разновидности коммуникативной памяти языкового коллектива, закрепленной во фразеологизмах. Информативная память базируется на исторической информации и знании о прошлой социальной реальности. Культурная память связана с формированием культурного концепта и обусловливает фразеологизацию словосочетания, его превращение в обобщенный вербальный знак ситуаций определенного типа.
Различие и возможное противопоставление этих двух видов памяти иллюстрируется на примере фразеологизма петь (запеть) Лазаря (лазаря). Информативная память проявляется в значении «прикидываться несчастным», «стремиться разжалобить». В этом случае внутренняя форма идиомы увязывается с конкретным социальным фактом: нищие, прося милостыню, распевали написанную по евангельской притче песню о богаче и бедном Лазаре. Отрицательная оценка, вероятно, обусловлена представлением о том, что действие совершалось не бескорыстно.
Культурная память, проявляющаяся в значении «быть несчастным», отсылает к библейской притче о Лазаре; компонент петь -к пению как ритуальному акту. Оба компонента воспринимаются как принадлежность сакрального и не допускают иронии или негативного отношения.
Амбивалентность коммуникативной памяти фразеологизмов делает их динамичными единицами, смыслы которых определяются интенциями и языковой компетенцией носителей языка.
В.И. Постовалова в статье «"Царство небесное" в православном миросозерцании и его осмысление в лингвокультурологии» исследует один из базисных библеизмов на основе принципов и методов конфессиональной теолингвокультурологии - «особого направления в современной гуманитарной науке, формирующегося на стыке лингвокультурологии, теолингвистики и христианской антропологии» (с. 70). С позиций этого направления каждый биб-леизм можно рассматривать как единство трех элементов: «таинственной реалии, стоящей за библейским выражением» (с. 71); ее
концептуального представления; слова, именующего реалию и соответствующее ей представление.
Царство небесное, проповедь которого пронизывает все Евангелие, именуется в православно-христианской традиции также как: Царствие Божие, Царство Христово, Царство Святой Троицы, Небесный Иерусалим, Град Божий, Жизнь Вечная. В понимании теолингвистики базисные библеизмы, выражающие сокровенные (богооткровенные) истины, трудно поддаются точной семантиза-ции, так как они представляют собой мистико-семиотические, динамичные образования, смыслы которых каждый раз заново переживаются в христианской духовной жизни.
Вместе с тем поиски углубленного понимания смысла библе-измов происходят как в контексте восприятия и переживания новых откровений, так и на лингвистическом уровне. Примером служит истолкование выражения, передаваемого в русском Синодальном переводе Евангелия как «Царствие Божие внутри вас есть» (Лк. 17. 21). В греческом оригинале Нового Завета в этой фразе применяется предлог sVт6£, который в сочетании с существительными и местоимениями множественного числа может означать не только «внутри», но также «между», «среди, посреди». Поэтому смысл выражения может трактоваться так, как это делает прот. А. Мень: «Царство Божие - это не просто футурология, не просто слова о будущем: Оно уже здесь! Вот почему Господь Иисус говорит: Царство Божие внутри вас, буквальный перевод - "среди вас". Оно врастает в этот мир» (с. 73)1.
В статье С.Е. Никитиной «Пост, молитва и милостыня в русских конфессиональных группах: Взаимосвязь веры, культуры и языка» исследуются понятия религиозной культуры, связанные с центральной для христианского мировоззрения идеей спасения.
На материале духовных стихов, песен и псалмов трех конфессий - старообрядцев-беспоповцев, молокан и духоборцев - автор статьи показывает, что содержание культурно-религиозных концептов 'пост', 'молитва', 'милостыня' в каждой из этих религиозных групп особое. Так, в текстах православных старообрядцев и молокан слово пост имеет общее значение «воздержание». Однако
1 Мень А., прот. Верую... Беседы о Никео-Царьградском Символе веры. -М., 2005. - 191 с.
у старообрядцев посты представляют собой преимущественно календарные пищевые ограничения, обязательные для верующих. В отличие от этой традиции, молоканские посты не привязаны к датам (кроме пасхального) и делятся на буквальные и духовные. При этом в буквальный пост нельзя есть никакую пищу и даже пить воду; духовный пост - это воздержание от всякого зла и совершение добрых дел. Есть также индивидуальные посты, например у певцов при разучивании трудных псалмов, и посты, связанные с разными экстраординарными ситуациями внутри молоканского социума. Духоборцы признают практически только духовные посты. В их вопросно-ответных псалмах есть стихи: «Что есть пост? Пост есть разделение союза с неправдою»; «Как ты, душа, постилась? Так я, душа, постилась: на худые дела не льстилась» (с. 79).
В традиционных текстах молокан и духоборцев, в отличие от текстов старообрядцев, слово милостыня употребляется редко, так как в их конфессиях нищенство расценивается как позор для общества. Предпочитаются наименования помощь, добрые дела, и их суть составляет не подаяние, а усилие, направленное на помощь. У старообрядцев, как и в ортодоксальном православии, подаяние рассматривается как средство спасения души, поэтому милостыня в их стихах называется также спасеной. Таким образом, при общности инвариантных значений ключевых слов за ними стоят различные культурно-религиозные концепты.
И. А. Святополк-Четвертынский в статье «Культурная коннотация в семантике языковых знаков на материале аккадского эпоса о сотворении мира» исследует фактор близости культурных традиций в свете выбора аргументов при толковании тех фрагментов древних текстов, смысл которых неясен или амбивалентен.
Анализируется аккадский эпос «Энума Элиш», созданный в первой половине II тысячелетия до н.д. Одно из неясных мест в эпосе связано с толкованием сочетания знаков, обозначающих действие молодых светоносных богов по отношению к богине-прародительнице Тиамат, воплощающей хтоническое начало, которое желает пребывать в покое. Клинопись позволяет трактовать это сочетание знаков и как «суетиться, бегать, носиться», и как «изда-
вать громкие крики» (чем молодые боги потревожили Тиамат). В переводах на европейские языки присутствуют оба толкования1.
Автор статьи, опираясь на вавилонскую герменевтическую литературу, выбирает в качестве правильного второй, т.е. «звуковой», вариант. Аргументом служит то, что вавилонская традиция осмысляет фрагмент аккадского эпоса изнутри древней ближневосточной мифологической концептосферы и, следовательно, базируется на общих, ранее сформированных смыслах.
Е.О. Опарина
2017.02.044. ЗЫКОВА ИВ. ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ФРАЗЕОЛОГИЗМОВ В РОССИИ: Прошлое и настоящее.
ZYKOVA I.V. Linguo-cultural studies of phraseologisms in Russia: Past and present // Yearbook of phraseology. - 2016. - N 7. - P. 127148.
Ключевые слова: лингвокультурология - теория и методы; культурная информация; фразеология; языковой образ; лексико-графирование фразеологизмов; культурный комментарий.
В статье рассматривается история изучения фразеологизмов как знаков культуры, существующая в российском языкознании с
XVIII в. Автор анализирует развитие этой традиции - от первых словарей, содержавших элементы культурного комментария, до разработки теории и методологии лингвокультурологического направления, относящегося к последнему десятилетию ХХ в. и к настоящему времени.
М.В. Ломоносов, участвуя в создании «Словаря Академии Российской»2, писал о прямой связи аналитических единиц русского языка с культурой и отмечал, что они выражают мировосприятие и жизненный опыт русского народа. Конец XVIII и начало
XIX в. - период, отличающийся значительным интересом российских исследователей к фразеологии в широком смысле слова, включая пословицы и поговорки. В качестве примера приводится
1 Самый старый из анализируемых в статье переводов - на французский язык - был издан 80 лет назад; самый последний, англоязычный, - в 2013 г. -Прим. реф.
2
Словарь Академии Российской: В 6 ч. - СПб., 1789-1794.