CC BY
12
2017.01.035. ХАЙДЕГГЕР М. РАЗМЫШЛЕНИЯ II-IV: (ЧЕРНЫЕ ТЕРТАДИ 1931-1938).
HEIDEGGER M. Überlegungen II-IV: (Schwarze Hefte 1931-1938). -Frankfurt a.M.: Klostermann, 2014. - Bd. 94. - 536 S.
Ключевые слова: немцы; национал-социализм; идеология; философия; наука.
Данный обзор представляет собой продолжение серии реферативных обзоров так называемых «Черных тетрадей»1 Мартина Хайдеггера, опубликованных в 94-97 томах его Полного собрания сочинений.
«Черные тетради» - обозначение, данное самим Хайдеггером 34 рукописным тетрадям черного цвета. Это частные заметки философа, его размышления, изначально не предназначавшиеся им к публикации2. Тетради состоят из «Размышлений» (14 тетрадей), «Замечаний» (девять тетрадей), «Четырех тетрадей» (которых на самом деле две), «Знаков», (две тетради), «Vigiliae» (две тетради), «Notturno» (одна тетрадь) и «Предварительное» (четыре тетради). Все они пронумерованы римскими цифрами. Отсутствует первая тетрадь «Размышлений», ее судьба неизвестна.
Записи делались между 1930-ми и 1970-ми годами. Самим философом они не систематизированы ни тематически, ни хронологически (хронология восстановлена издателем), рассуждениям о бытии и времени или же о предназначении философии следуют мысли о судьбах немецкого народа, о национал-социализме или же о германском государстве, России, западных державах.
В то же время данные заметки важны для лучшего (или даже для нового) понимания ранее опубликованного философского наследия Хайдеггера. Для российского исследователя они интересны и в связи с ожесточеннейшей дискуссией, разгоревшейся после их публикации, причем не только среди хайдеггерианцев и не только в философском мире, но в публицистике западных стран, прежде
1 Для лучшей ориентации читателя в сносках сохраняется нумерация Хайдеггера: номер «Размышления» или «Замечания» и номер страницы оригинальной тетради (в реферируемом издании данные номера находятся на полях текста). Затем дается номер страницы в реферируемом издании.
Ближе к концу жизни Хайдеггер говорил, что их публикация возможна в самом конце его Полного собрания сочинений, что, в итоге, и произошло.
всего Германии и Франции. Ряд личных, по нынешним временам весьма откровенных и, измеряя современными мерками, «неполиткорректных» высказываний мыслителя позволил политическим публицистам говорить о необходимости пересмотра всего философского наследия Хайдеггера. Дискуссия в разгаре, и конца ей пока не предвидится.
Характер записок таков, что их постраничное реферирование не имеет смысла, возможны лишь тематические реферативные обзоры. В предыдущих РЖ были опубликованы два реферативных обзора на тему «Мартин Хайдеггер о судьбе Германии и немцев и о ситуации в Европе в 1942-1948 годах». В данном обзоре реферируются «Размышления» и «Замечания» Мартина Хайдеггера о немцах и национал-социализме, опубликованные в 94-96-м томах.
* * *
В томе 94 опубликованы «Размышления (11-У1) и Указания». Начинаясь размышлениями 1931 г. и охватывая, в том числе и время с 21 апреля 1933 до 28 апреля 1934, в которое Хайдеггер был ректором Университета во Фрайбурге, он завершается 1938-м годом.
Для этого периода, исторически совпадающего с приходом к власти и с укреплением правительства национал-социалистов, характерны размышления о «конце философии», которой на смену движется «мета-политика исторического народа».
К этой теме он приближается через рассуждения о соотношении понятий «философия» и «наука».
В начале тетрадей, в записях 1932 г., рассуждая о том, что всей науке необходимо воссоздать себя, «заново пройдя путь от своих истоков и тем самым изменившись в своем бытии и в своей оценке» и обращаясь в этой связи к философии, Хайдеггер спрашивает: «философия - она для воспитания или для познания природы вещей?» и, отвечая: «и для того и для другого», поясняет: «я хочу этим сказать, что из них обеих она не может быть воссоздана заново, ибо и их и ее собственные истоки лежат глубже» (11/43-44, 18, 18). «Мы должны выфилософствоваться из "философии"», -говорит он, подразумевая нынешнее состоянии философии (11/51, 21, 20), «всю многотомную "философию" я отдам за одну сильную фразу Анаксимандра» - добавляет он, - «ибо эта фраза одновременно и побуждает, и проверяет силу "понимать себя в вопросах
бытия, а значит, к бытию"» (II/54, 23, 21). Позже, возвращаясь к этой мысли, он уточняет, что не наука является определяющим понятием для философии, а философия - для науки. Древние греки «создали философию без "науки" и вообще, до нее» (II/116, 52, 41), говорит он, добавляя, что они «настолько далеко вперед ушли от нас, что вернуться к ним нельзя, их можно только догнать» (II/122, 58, 45).
Для этого следует отказаться от того «философствования», которое имело место «после греков»: «Не должны ли мы положить конец философствованию, ибо Народ и Раса ныне уже не черпают из этого силы, а напротив, еще более ослабевают?» - спрашивает он, размышляя, что, с одной стороны, возможно, в этом и нет уже нужды, так как народ утерял свою судьбу и спасается в религии или еще в какой нибудь «дикой слепоте», хотя бы в слепоте «технизации и рационализации» - но тут же, альтернативой, предлагает даже не просто положить конец «философствованию», а совершить этот конец как процесс и как судьбу, сделав конец - началом. Причем, закончены должны быть «лишь эти изначально бедные блуждания» после-греческой «философии», поясняет он, беря эту «философию» в кавычки (II/ 168, 89, 66).
Воссозданная изначально философия должна воссоздавать «здесь-бытие» («Sein des Da»). Философия - не «о» чем-то, а «для» чего-то - а именно, для бытия (II/85, 37, 31).
Снова и снова, в разных записях, возвращаясь к мысли о меняющемся мире («мир - в изменениях», «мир - в перестройке») Хайдеггер поясняет, что это - перестройка мира к самому себе, к его началу.
«Почему мы должны вернуться к началу? Потому что мы были выбиты с пути», «этот путь - в погружении человека в сущность, на этом пути ему открывается сущность бытия» (II/ 193, 110, 79).
«Мир - в изменениях, но сила, рифмующая его, пока еще во тьме, и тем не менее - она здесь!» - восклицает он (II/70, 31, 27), добавляя, что «освободит» ее тот, кто «знает закон начала», кто укоренен в своей почве, и, чуть ниже, уточняет, что сила эта зреет в Германии: «великая надежда идет через молодую страну» (II/ 72, 32, 27).
Поясняя суть «твердого стояния на почве» (Bodenstândigkeit), он образно связывает ее с «тем изначальным, что всплывает иногда
в моей душе, как если бы я шел за плугом по пашне, полевыми тропами между зреющими колосьями, через ветер и туман, через солнце и снег, со всем, что передалось мне с кровью матери и ее предков» (II/107, 45, 38).
И здесь же впервые появляется фраза, к которой Хайдеггер будет возвращаться позже: «Лишь немец и только он один сможет по новому срифмовать и произнести бытие (Sein) в его изначально-сти» (II/71, 31,27). В этом воссоздании бытия - возвращение к богам и к правде немецкого народа. «Мы вновь обретаем Бога лишь прекращая терять Мир и истинно существуя силой образования Мира» (Weltbildung)» (II/86, 37, 31).
С вступлением Хайдеггера в должность ректора в 1933 г. появляются рассуждения о предназначении и будущем университетов, а формулировки становятся жестче и конкретнее. Так, уточняются и мысли о конце «философии» (той, которую он берет в кавычки, (ср. II/ 168, 89, 66): «Конец "философии". Мы должны ее закончить, и тем самым подготовить нечто полностью Иное - Мета-политику» (III/29, 9, 115).
«Если грядущее бытие (Dasein) немцев велико, оно чревато тысячелетиями - и мы обязаны продумать его, т.е. предвидя наступление совершенно другого бытия (Sein), дать ему его логику» (III/42, 16, 120).
«Метафизика человеческого бытия (Dasein) должна углубиться и расшириться в себе до мета-политики исторического народа» (III/54, 23, 124).
В то же время Хайдеггер определяет четкую дистанцию к политическим претензиям создать новую реальность, т.е. к политической практике национал-социализма середины 30-х годов. Еще в первые месяцы своего ректората он пишет, что «фюрер пробудил новую реальность, которая толкает наше мышление на правильный путь» (III/10, 4, 111), позже он уточняет: «Национал-социализм является силой будущего лишь если за всеми его нынешними делами и словами он еще и умалчивает о чем-то, и если сила этого умолчания направлена в будущее. Если же нынешнее уже и есть то, что хотели создать и достичь, то остается лишь ужаснуться распаду» (III/25, 8, 114).
Хайдеггер отличает «вульгарный национал-социализм» от «духовного». Однако это не различие практики и теории. Нацио-
нал-социализм духа следует своей «метаполитике», отличной от практики вульгарного национал-социализма.
Интересно, что отличие «духовного» от «вульгарного» и от «теоретического» в национал-социализме первоначально выросло у Хайдеггера из его, судя по текстам, очевидного желания принадлежности к национал-социалистическому движению и уверенности, что он (и ему подобные, поскольку он говорит во множественном числе) нужны движению, могут принести пользу и придать верное направление. Лишь позже это различие оформилось у него как противопоставление. Вначале же, замечая: «Сейчас любят говорить, что национал-социализм не вышел из теории, а был сделан руками» (III/72,41, 135), он пишет: «мы вовсе не хотим подкрепить национал-социализм "теоретически" (...) Но мы хотим разработать для движения и для его направляющей силы возможности развиваться и формировать мир», и поясняет далее, что речь идет не об идее, а о «проекте», который приобретет свою силу, лишь будучи «брошенным» в живое движение.
«Национал-социализм духа это вовсе не что-то "теоретическое", - уточняет он, - а также не что-то "лучшее", или, тем более, "единственно верное", но он необходим так же, как национал-социализм различных организаций и сословий». Тут же, впрочем, он признает, что иной «работник умственного труда» так же далек он духовного национал-социализма, как и «работник кулака» и призывает, несмотря ни на что, продолжать «выдвигать духовные требования», даже если «сверху их высмеивают, и, в лучших марксистских традициях, отметают, как простое «попутничество» (III/72, 42, 135). Национал-социализм духа не имеет ничего общего с буржуазией, более того, национал-социализм духа на деле препятствует «обуржуазиванию движения», поскольку он разрушает дух буржуазии - ее «культуру» (там же, 136).
Разрушая «культуру» как «дух» буржуазного, национал-социализм духа в то же время гарантирует постоянную мощь практического движения: «Радикальность движения может быть сохранена лишь там, где она, с особой ясностью и глубиной, воссоздается снова и снова - в духе» (III/74, 47, 138). Продолжающаяся же радикальность движения, состояние «борьбы» - предпосылка «творческого преобразования человеческого бытия».
Размышления этих лет показывают, насколько серьезно воспринял философ подвижки в духовной и политической жизни общества после прихода к власти национал-социалистов и тот потенциал великого будущего, который (как тогда казалось многим) несет немецкому народу национал-социализм.
Размышляя о шансах немецкого народа в связи с национал-социалистическим движением, Хайдеггер выделяет несколько целей, «главная и самая отдаленная» из которых - историческая величина народа в силе формирования им бытия, более близкая -возвращение народа к самому себе, «через его корни и через огосударствление его задачи», еще более ближняя - создание сообщества народа как целостности, а «ближайшая» - обеспечение способности каждого «к существованию и к труду - создание радости от труда и новой воли к труду» (III/74, 43, 136).
Обращаясь в этой связи к роли вождя («фюрера»), он пишет: «вести ("führen") - значит воспитывать самостоятельность и самоответственность, духовно же вести - значит пробуждать творческие силы и образовывать к вождизму» (там же, 46, 138).
Уточняя роль фюрера в движении, Хайдеггер замечает, что вождизм не имеет ничего общего с тем, что мы ныне называем «эффективным менеджментом»: «улаживать спорные вопросы, управлять делами» - это Хайдеггер называет «жаждой признания» (Geltungstrieb), которая удовлетворяется в регулировании, «не зная беспокойства воли к цели» и характерной чертой которой являются «одаренность в управленчестве, умелость в переговорах, неотяг-ченность великими вопросами и задачами, любовь к предпринимательству, а также, в известной мере, способность выть с волками» (III/75, 48, 139).
Этот пассаж - один из первых, где Хайдеггер отслеживает качества, противоположные немецкому качеству, стиль управления, противоположный немецкому вождизму, не связывая его еще напрямую с конкретным народом. Понятие «Machenschaft» он употребляет здесь в его прямом значении «махинации», несколько позже он охарактеризует им гибельную для немцев цивилизацион-ную систему существования, «машинерию».
Национал-социализм духа - не идеология. Хайдеггер выступает против «идеологии» национал-социализма, поскольку мышление в категориях «идеологии» чуждо истинной потребности не-
мецкого народа. Идеологическое приспособление к национал-социализму происходит в «буржуазно-либеральных формах».
«В наше время можно уже говорить о вульгарном национал-социализме; под таковым я подразумеваю мир, масштабы, требования и установки ныне востребованных и ценимых газетных писак и так называемых деятелей культуры. От них - и разумеется, с безмозглыми ссылками на гитлеровскую "Майн Кампф" - в народ насаждается совершенно определенное учение об истории и о людях, которое лучше всего можно выразить понятием этический материализм. (...) К нему привязыывают мутный биологизм. (...) Распространяют безумное мнение, что духовно-исторический мир ("культура") сам вырастет из "народа", если уберут сковывающие его барьеры, типа, например, если дальше будут очернять гражданскую интеллигенцию и ругаться на бессилие науки. И что этим будет достигнуто? Что "народ", спасенный таким образом от интеллигенции, в самых темных своих инстинктах впадет в примитивнейшее обывательство...» (III/81, 56, 144).
После ухода с поста ректора в апреле 1934 («сдал свою службу, поскольку не могу больше нести ответственность») Хай-деггер продолжает полемизировать с практическим национал-социализмом.
Размышляя об истоках немецкого народа: «кто мы и чьи мы?» (III/139, 96, 169) он занимает дистанцию по отношению к рассуждениям о «народе» и «расе» в том их виде, в котором они определяли общественный процесс тех лет: «многие, кто говорит сейчас о чистой крови и корнях, но в то же время, в каждом своем слове и действии позорят их, показывают, что на самом деле у них не просто нет ни того, ни другого - но что они и изначально их не имели» (III/151, 103, 173).
Усиливающаяся критика «интеллектуализма» не приносит глубинных изменений, хуже того, умножается бессмыслие, новые темы так же используются в карьерных интересах, как и прежние: «в случайных, плохих понятиях говорят о народе, государстве, праве и т. д., не задаваясь вопросом, настолько ли сильны мы еще в нашем бытии, чтобы надолго выстоять в этой говорильне (...). Позитивизм продолжается, с той разницей, что сейчас рассуждают о "сообществе" (...) А народ, о котором они так много говорят? А его сокровеннейшая, духовная судьба? Их толкают в такое болото ба-
нальности, которого немцы до сих пор еще и не переживали» (III/152, 103, 169).
Полемику с идеологией практического национал-социализма он ведет и по ряду других основных ее понятий: «"Сообщество" как таковое, это еще далеко не "истина"» (...) Взгляды народа, мнения народа, его убеждения - становясь господствующими, выступая на первый план - отнюдь не превращаются тем самым в критерий истины». Как раз немцам, с их, «продолжающимся уже десятилетиями, а не с ноября 1919» «разложением масс» следует понимать, с какой ответственностью может быть связано злоупотребление «принципами общности» (там же).
«Истинное сообщество не разгружает каждого своего члена, а, напротив, требует от него максимума....» (там же).
Характерное свойство всех «Размышлений» данного периода, касающихся этой темы, это попытка Хайдеггера, извлечь из «знаков» или «характеристик» национал-социалистической повседневности выводы бытийно-исторического уровня по вопросам «науки», «религии», «политики» и «культуры». Пик этих рассуждений, с желанием, быть полезным движению, приходится на период его пребывания на посту ректора, однако уже к 1936 г. Хайдеггер четко дистанцируется от практического, реализуемого гитлеровским правительством, национал-социализма. Одновременно он дистанцируется и от критики национал-социалистами «бесплодного интеллектуализма». Таким образом «Размышления» показывают, как Хайдеггер, шаг за шагом удалялся от своей первоначальной симпатии к движению национал-социализма.
В 1936-1938 он, в своих записках, отступает от этих вопросов, продолжая, в то же время, развивать тему нового, немецкого начала, а с ним - нового начала для всего Запада.
«Выдержит ли Запад еще одно начало?» - спрашивает Хай-деггер. - «Или же он действительно стал западом, местом заката, живущим в иллюзии рассвета, в которой так удобно забыть блуждания в ночи и ковылять навстречу предполагаемому дню» (IV/220, 78, 273).
Возвращаясь, в связи с этим, к вопросу о науке и философии (настоящей философии, а не той, с которой он хочет покончить), он обращается к понятию «мировоззрение», как типичному для «полузнания». «Мировоззрения стоят вне творящего мышления (фило-
софии), так же, как и вне великого искусства. Но в то же время мировоззрения - способ, которым философия и искусство опосредуются, т.е. применяются для использования, а значит и для злоупотребления. (...) Так называемые «теоретические обоснования мировоззрения» поэтому всегда лишь смесь полу-философии и полу-науки, им не хватает серьезности мышления и строгости исследования, И то и другое там заменено изначальным стремлением к победному продвижению «мировоззрения» (IV/249, 95, 284).
Уточняя размышления о науке и философии, он замечает, что наука нового времени технична и поэтому лишь опосредованно соотносится с тем, что греки называли «знание». «Если науку делают политической, то это лишь следствие ее внутренней, современной, т.е. технической сущности» (IV/273, 109, 295). Эта «технизация» заложена в самой сути науки, в том виде, как она развилась и сложилась, технизируется все, даже «дух» («духовные», гуманитарные науки) - и никакими частными мерами эта технизация, в силу ее сущностного характера, остановлена быть не может.
«Машина и Машинерия не знают ни памяти, ни воспоминания. Где господствует машинерия - а она лучше всего господствует и лучше всего скрыта там, где бытие (Dasein) подменяется мировоззрением - там насаждается лишь некая видимость исторического воспоминания. Настоящее же воспоминание - это когда прошедшее любимо, т.е. знаемо и желанно как сущностно важное, как мера измерения будущего» (IV/278, 111, 296). В машинерии историки - «всегда рабы своей нынешней ситуации. Глядя из прошлого, они полагают быть ее учителями, однако все, что они там открывают, это - их настоящее, которому они, к тому же, по мере сил, заслоняют будущее» (V/132, 125, 393).
(Продолжение следует)
С.В. Погорельская
