CC BY
101
том, что оно может реализоваться только через слова. Иначе говоря, поэтическое слово должно включать в себя тишину, предшествующую его появлению... Часто упоминаемые в его стихах "Поле" и "Лес" являются плодами сплава такой двойственности в одном слове» (1, с. 373-374), - заключает исследователь.
Список литературы
1. Гото М. Не-представление Волги в русских стихотворениях Геннадия Айги // Критика и семиотика. - Новосибирск, 2015. - № 1. - С. 364-376.
2. Завьялов С. Поэзия Айги: Разговор с русским читателем // Новое литературное обозрение. - М., 2006. - № 79. - С. 205-212.
3. Седакова О. Айги: Отъезд // Новое литературное обозрение. - М., 2006. -№ 79. - С. 200-204.
4. Хузангай А. Вопрошание о Боге // Новое литературное обозрение. - М., 2006. -№ 79. - С. 217-222.
5. Russian literature. - Amsterdam, 2016. - N 79-80. - 220 p. [Тематический выпуск, посвященный творчеству Г. Айги].
Т.Г. Юрченко
Русское зарубежье
2017.01.030. ЗАБИЯКО А.А. МЕНТАЛЬНОСТЬ ДАЛЬНЕВОСТОЧНОГО ФРОНТИРА: КУЛЬТУРА И ЛИТЕРАТУРА РУССКОГО ХАРБИНА / М-во образования и науки РФ, Амурский гос. ун-т. -Новосибирск: Изд-во Сибирского отделения РАН, 2016. - 437 с.
Ключевые слова: «русский Харбин»; эмиграция; дальневосточный фронтир; ментальность; образ Маньчжурии; образ нестрашного Китая; этнографизм; дальневосточные писатели; базовые порубежные образы (тигр, женьшень, священные места); мифологизация истории; «Чураевка».
Монография д-ра филол. наук А.А. Забияко (проф. Амурского гос. ун-та) являет собой исследование особого типа ментально-сти русской диаспоры, сформировавшейся после 1920 г. в условиях «дальневосточного фронтира», т.е. на границе миров России и Китая, эмиграции и метрополии. В предисловии характеризуется содержание понятия «фронтир» (от англ.: Frontier - граница) в условиях дальневосточных пределов, в частности на территории Северной Маньчжурии. Своеобразие понятия подметили отечест-
венные историки и философы, подчеркнув, что термин «фронтир» синонимичен русскому понятию «порубежье», которым определяется «контактная зона» между странами, народами или культурами1.
Понятием «дальневосточный фронтир» обозначают и контактную зону в Азиатско-Тихоокеанском регионе, где в атмосфере тесного межэтнического взаимодействия в середине XIX в. соединились судьбы русского и китайского, корейского, тунгусо-маньчжурского населения; сформировались психологические, языковые и культурные границы совместимости этносов.
Анализируя историю ментальности дальневосточной русской диаспоры, А. А. Забияко обращается к методологии, разработанной «новой исторической наукой», или школой «Анналов»2, а также ее последователями в России - А.Я. Гуревичем3 и др.
Ментальность русского человека дальневосточного пограни-чья (в первую очередь, русского эмигранта) была растворена в обыденном сознании насельников русского города Харбина, а проявлена - в организации религиозной и культурной жизни, литературного быта, образования, в особенном - харбинском - быте, в языке русских жителей города. При этомрусскость как этнический признак определялась не национальными признаками, а принадлежностью к единой культурной общности - бывшим гражданам великой Российской империи.
В центре исследования А. А. Забияко - «русский человек, бывший гражданин Российской империи, а затем насельник Северной Маньчжурии» (с. 8), прошедший все муки Первой мировой войны, Гражданской войны, скитаний в поисках стабильной жизни и, наконец, оставшийся на территории дальневосточного фронтира -в Северной Маньчжурии, в Харбине.
1 См.: Забияко А.П. Порубежье // Россия и Китай на дальневосточных рубежах..: Сб. материалов международной научно-практической конференции. -Благовещенск, 2010. - Вып. 9. - С. 5-10.
См.: Блок М. Апология истории или ремесло историка / Пер. Лысенко Е. -М., 1986; Ле Гофф Ж. Существовала ли французская историческая школа «Annales»? // Французский ежегодник, 1969. - М., 1970; Февр Л. Бои за историю. -М., 1991 и др.
з
Гуревич А.Я. Проблема ментальности в современной историографии // Всеобщая история: Дискуссии, новые подходы. - М., 1989. - Вып. 1. - С. 75-89.
Особую ментальность русского человека (оказавшегося в особых условиях, между миров - между Россией и Китаем, прошлым и настоящим, метрополией и эмиграцией) автор анализирует сквозь призму «фундаментальных образов дальневосточного пору-бежья». Во-первых, это образ пространства, прежде всего - тайги (и связанных с ней религиозных феноменов - табу, тигра, женьшеня, священных мест), но также и образ Харбина (как особенного города посреди маньчжурских степей). Во-вторых, существенным аспектом восприятия, формирующего картину мира, является образ времени (в модусе вечности; и даже Харбин - это мир, где ход времени остановлен). В-третьих, для создания целостной картины мира важно еще одно измерение реальности - движение. «В картине мира, которую создает литература дальневосточного зарубежья, движение минимизируется и базисной характеристикой, идеальным модусом существования становится покой»1. Таков «доминантный культурный стереотип восприятия и описания Китая, -обобщает А. А. Забияко. - И это образ нестрашного Китая» (с. 16).
В середине 1950-х годов «русская Атлантида» под названием Харбин канула в Лету; остатки эмигрантов рассеялись по всему свету. Представления русского дальневосточного эмигранта о мире, предрассудки и этнокультурные стереотипы, религиозные взгляды и этнические установки оказались запечатлены в особого рода документах - художественных произведениях, публицистике, письмах, рукописях, воспоминаниях, речевых жанрах, в личных делах спецслужб, даже - в доносах (главным образом, в архиве БРЭМа2).
Именно к таким документам обращено внимание автора монографии. Помимо художественных произведений и критических статей, это и путевые заметки, материалы личных бесед, переписка с реальными людьми; среди них - поэты Владимир Слободчиков и Ларисса Андерсен, подруга поэтессы Лидии Хаиндровой Татьяна Пищикова, сын харбинского купца Николая Заики, выпускница
1 Ли И. Образ Китая в русской поэзии Харбина // Русская литература ХХ в.: Итоги и перспективы изучения: Сб. науч. тр., посвященный 60-летию проф.
В.В. Агеносова. - М., 2002. - С. 271-285.
2
РЭМ - Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи.
гимназии ХСМЛ1, историк культуры Елена Таскина, сын писателя Павла Северного, а также многие простые харбинцы.
В главе «Здесь доминировал "Закон тайги": Образ Маньчжурии начала ХХ в. в художественном сознании дальневосточных писателей (Н. Байков и П. Шкуркин)» автор обращается к истокам рефлексии дальневосточного пограничья. Речь идет о первых писателях, приехавших в Северную Маньчжурию к началу строительства Китайско-Восточной железной дороги; они пережили боксерское восстание 1900-1901 гг.2; участвовали в Русско-японской войне. Отмечены их особые научные заслуги: ученый-натуралист Н.А. Байков (1872-1958) и китаевед-историк П.В. Шкуркин (18681943) первыми обратились к изучению проблем человека дальневосточного фронтира, его особого сознания, религиозных представлений.
Н.А. Байков стал писателем-этнографом; в 1901-1913 гг. он начал исследование разных этнических типов - русских, маньчжуров, китайцев, монголов, корейцев, разделив их на подтипы - «настоящих таежных бродяг» и «хищников тайги» («В горах и лесах Маньчжурии», 1914). Тем самым он интуитивно определил то, что сближало жителей приграничных земель (следование Закону тайги) и что служило демаркационной линией между ними (попрание этого Закона). Его любимый герой - типичный таежный бродяга», независимо от его этнической принадлежности» (с. 57).
П. В. Шкуркин, собрав этнографический материал о жизни и фольклоре китайцев, корейцев, маньчжуров, малых народов, детально изучил быт и нравы хунхузов (организованных бандитов) и пришел к выводу об их особом этосе, со своими понятиями о чести и долге, о дружбе и братстве. Понять мотивы агрессивного поведения хунхузов и применить их бойцовские свойства во благо Отечеству - вот в чем была бы заслуга русских офицеров Дальневосточного края.
Автор монографии подчеркивает, что П.В. Шкуркин «стал одним из первых писателей-исследователей, осознавших тесную связь исторических путей России и Китая, важность диалогических
1 ХСМЛ - Христианский союз молодых людей.
2 Боксерское (Ихэтуаньское) восстание вспыхнуло против иностранного капитала и христианства в Китае (1898-1901).
отношений двух этносов, взаимопомощи русских и китайцев. Свою точку зрения он выражает при помощи органичного соединения реального и мифологического повествования, опираясь на сущностный принцип китайской картины мира - мифологизацию истории.
В главе «"Международный, фантастический, русский": Образ Харбина и харбинцев в культурном сознании дальневосточной эмиграции» сопоставляются разночтения в истории возникновения и называния города, имеющие разную природу - историческую, этническую, политическую. Однако и до сих пор слово «Харбин» «не поддается точной этимологизации» (с. 60). Логика сегодняшней истории города состоит в том, что все топонимы и гидронимы приобрели здесь китайское звучание и толкование.
Экономическая и социокультурная привлекательность Северной Маньчжурии (линии отчуждения КВЖД и самого Харбина) привела к тому, что к 1917 г. число харбинцев превысило 100 тыс. человек, из них русских было свыше 40 тыс. «Сверхъестественность онтологии» Харбина требовала должного соответствия, «высокого образца»: Харбин именовали «восточным Петербургом», «восточной Москвой», «восточным Парижем» и т.п. Примечательно, что «родственные аналогии с Петербургом определялись функциональным назначением городов, продиктованных имперской политикой. Используя классическую метафору, можно сказать, -считает А. А. Забияко, - что оба города стали для России "окнами": Петербург - в Европу, Харбин - в Азию» (с. 66).
Однако, как подчеркивает автор, в отличие от Петербурга, чье эмоциональное поле восприятия строилось на метафоре «антигуманности», невозможности жить в этом «городе на болоте», «городе на костях», Харбин создал «полярное семантическое поле -сказочно-утопического пристанища всех страждущих и нуждающихся» (с. 67). Вместе с тем патриархальный русский быт города, его размеренная сытая жизнь, обилие православных храмов обусловили аналогии с «восточной Москвой». Были в Харбине и свои «архитектурные мифологемы». Таков «Свято-Николаевский собор с золотым крестом, доминирующий над окрестностями города» и ставший «культурным символом Харбина - "восточной Москвы"... и больше - символом России» (с. 69).
В главе «"Окопная правда": Первая мировая война в творчестве писателей дальневосточного зарубежья» автор монографии
отмечает, что перипетии «забытой войны» - особая страница в истории сознания русских беженцев. Первая мировая стала не только переломным этапом в жизни России, но и точкой отсчета коренных изменений в ментальности русского человека. Война и ее «окопная правда» принесли новый опыт в жизнь будущих эмигрантов. В стихах А. Несмелова «открываются фронтовые будни во всей их полноте», а война показана - «как образ жизни» (с. 88).
А.А. Забияко обращает внимание на то, что тема Первой мировой в прозе А. Несмелова «определила особый модус изображения и жанрово-стилевую специфику рассказов 30-х годов», где «трагическое переплетается со смешным» (с. 107). Своего рода пророчество поэта о том, что «много было убито людей в ту войну, а будет их убито еще больше...» («Месть врага») - свидетельство незаурядной прозорливости бывшего офицера, горькая констатация необратимости страшных политических процессов 40-х годов. Н. Байков в своих повествованиях о Первой мировой верен правилам писателя-натуралиста, а «рефреном» в его рассказах «становится мысль о противоестественности (антиприродности) войны. Завершается каждый рассказ сентенцией философского характера» (с. 103).
В главе «"Бремя ненависти и кровавой борьбы": Опыт гражданской войны в сознании писателей-дальневосточников» А.А. За-бияко впервые вводит в научный оборот произведения Я. Ловича «Враги» (1940), А. Несмелова «Всадник с фонарем» (1944) и «Людоед» (1940), И.И. Серебренникова «Великий отход» (1933) и др. Однако Родина вычеркнет имена своих героев из славного списка тех, кто бился за нее на полях предыдущих сражений. Об этом -лирика Л. Ещина, рассказы и повести Я. Ловича, А. Несмелова, воспоминания и рассказы А. Хейдока. А дальше начнутся скитания русских изгнанников по дорогам рассеяния. «Харбин-папа» примет тех, кому не найдется места в европейском зарубежье. Литература и публицистика дальневосточной эмиграции отразят все сложные процессы вживания русских в эту новую жизнь, все перипетии формирования новой эмигрантской ментальности от начала 20-х годов и до 1945 г., от «детей восемнадцатого года» (старшего поколения эмигрантов - А. Ачаир, А. Несмелов, М. Колосова, Л. Ещина, Вс. Иванов, Я. Лович и др.) до «молодняка» - юношей и деву-
шек, никогда не видевших Россию (Н. Щёголев, В. Слободчиков, Н. Петерец, Л. Андерсен и др.).
В главе «Сибирский регионализм, "Чураевка" и дети эмиграции (Алексей Ачаир)» дана история рождения, расцвета и распада литературно-культурного объединения1 как характерный пример того, какие планы строило старшее поколение эмигрантов по поводу своего «молодняка» и как этот самый «молодняк» воспринимал опеку над собой. Своеобразное «расследование» «чураевского дела» А. А. Забияко строит на письмах Г. Гребенщикова и А. Ачаира, на статьях в газете «Молодая Чураевка», на поэтических откровениях чураевских «питомцев», на мемуарах и письмах. Автор монографии обосновывает мысль о том, что А. Ачаир посеял в умах «харбинских юнцов» зерно культуры, стремления к интеллектуальному развитию во благо Родины.
В произведениях и публицистических текстах харбинских беженцев отразились их религиозные метания - от радикального обращения к истокам православия до теософии и даосизма (таковы -М. Колосова, А. Ачаир, А. Хейдок). Об этих сложных процессах в жизни рядовых харбинцев, а также об их отражении в литературном творчестве речь идет в главах: «"Есть девушки, удел которых страшен": Религиозно-художественный радикализм в харбинской культуре (Марианна Колосова)», «"В прошлой жизни я был русским": Теософия и мистический реализм под звездами Маньчжурии (Альфред Хейдок)».
Поиски этнических опор в инокультурном окружении создавали самые неожиданные сценарии литературного поведения (Л. Ещин, А. Несмелов). Главы «"Но и в смерти был я тих, поверьте": Литературное юродство в русском Харбине» и «"Кто ты, чьей семьи подкидыш?": Проблема этничности в культурном сознании дальневосточных эмигрантов» посвящены поиску этничности поэтами-маргиналами, пережившими революцию, Гражданскую войну, Ледяной поход2 и оказавшимися в Харбине.
Автор обращает специальное внимание на проявления национализма: на почве харбинского фронтира он дал губительные
1 «Чураевка» - организация русских эмигрантов при ХАМЛ (Христианская
ассоциация молодых людей) в Харбине; существовала в 1926-1934 гг.
2
Великий Сибирский Ледяной поход - отступление Восточного фронта Русской армии зимой 1920 г. через Сибирь.
побеги фашизма в литературе и публицистике. Глава «"Русских витязей сигнал": Харбинские идеи национальной революции» посвящена этой стороне жизни харбинских литераторов и представляет собой наиболее сложное пространство рефлексии как автора, так и читателя. Исследуя природу радикализма религиозного и художественного, А. А. Забияко отмечает, что «увлекаясь европейскими идеями национального радикализма, русские националисты переосмыслили ее в духе русского патриотизма в особом фронтирном понимании (Н. Щёголев, А. Несмелов, Н. Байков и др.)» (с. 263).
Однозначно признавая сомнительность политических инсинуаций писателей-националистов, А.А. Забияко при этом старается понять причины их политического радикализма. Автор приходит к выводу, что «глубоко осмысленные стратегии национального утверждения будут отрефлектированы писателями и публицистами на ином материале, посвященном поискам этничности и этнокультурной интеграции в условиях дальневосточного фронтира» (там же).
В главе «От мистики Востока к литературе факта (Венедикт Март)» автор обращается к лирике и прозе самого противоречивого писателя дальневосточного порубежья. Сквозь призму его биографии, где воедино связались любовь к Китаю, Японии, увлечение футуризмом и художественный этнографизм, А.А. Забияко изучает этот уникальный художественный материал, представляемый творчеством В. Марта.
В главе «Человек дальневосточного фронтира в поисках Корня жизни» (М. Щербаков, Б. Юльский, А. Несмелов)» дан анализ творчества писателей, развивавших базовые порубежные образы (тигр, женьшень, священные места).
Сложные перипетии фронтирной жизни, ее хитросплетения подарят русскому Харбину авантюрную литературную сюжетику. Об этом - глава «Фронтирная жизнь Харбина и шпиономания», где рассматривается творчество М. Колосовой, А. Несмелова, Я. Ловича, Б. Юльского. Автор книги выявляет истоки «шпиономании» в литературе харбинских писателей и поэтов; вместе с тем отмечается, что в западной эмиграции шпионской литературы вообще не существовало (с. 362).
Размышления о будущем, попытка воспитать поколение, способное пронести через рассеяние, через страны и континенты свою русскую речь, свою русскость, обратит сознание художников
слова к проблемам детства и «детского» (Е. Васильева, Б. Юль-ский, А. Несмелов). В заключительной главе «"Кто ты, чьей семьи подкидыш?": Проблема этничности в культурном сознании дальневосточных эмигрантов» А.А. Забияко приходит к выводу, что «этнокультурная стратегия харбинской диаспоры, рассчитанная на максимальную консервацию русскости с опорой на литературу и высокое искусство», все же не создала «универсального образца для всех русских этнических сообществ, развивавшихся в китайской культурной среде» (с. 418).
Материалы книги имеют много отсылок к другим работам
A. А. Забияко, написанным лично и в соавторстве1. Можно было бы дополнить текст и материалами, связанными с образами Китая и России в творчестве харбинских писателей2. Однако и то, что представлено в монографии, демонстрирует целостное исследование сознания русского человека дальневосточного фронтира в его исторической динамике. Книга дает возможность услышать литературную полифонию ушедшего в небытие «русского Харбина».
Е.В. Сенина
2017.01.031. «Я ИНАЧЕ - НИКТО, ВСЕЧЕЛОВЕК, ОДИН ИЗ...»: ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО И. А. БРОДСКОГО. (Сводный реферат).
1. ПРОФФЕР ТИСЛИ Э. Бродский среди нас / Пер. с англ.
B. Голышева. - М.: Издательство АСТ: CORPUS, 2015. - 224 с.
2. ПЛЕХАНОВА И.И. Интеллектуальная лирика Иосифа Бродского // Плеханова И.И. Интеллектуальная поэзия: Иосиф Бродский, Генрих Сапгир, Д.А. Пригов. - М.: ФЛИНТА: Наука, 2016. - С. 2978.
1 См.: Забияко А.А. Тропа судьбы Алексея Ачаира. - Благовещенск, 2005. -286 с.; Забияко А.А., Эфендиева Г.В. Меж двух миров: Русские писатели в Маньчжурии. - Благовещенск, 2009. - 361 с.; Забияко А.А., Эфендиева Г.В. «Четверть века беженской судьбы...» (художественный мир лирики русского Харбина). -Благовещенск, 2009. - 434 с.; В художественном мире харбинских писателей: Арсений Несмелов: В 3 т. / Сост. А.А. Забияко, Г.В. Эфендиева. - Благовещенск, 2015 и др.
2
Об этом: Русский Харбин: Опыт жизнестроительства в условиях дальневосточного фронтира / Забияко А.А., Забияко А.П., Левошко С.С., Хисамутди-нов А.А. - Благовещенск, 2015. - С. 141-359; Ли Иннань. Китай в творчестве Сергея Третьякова: Роман «Дэн ши-хуа» // Русский Харбин, запечатленный в слове. -Благовещенск, 2012. - Вып. 6. - С. 237-251 и др.
