CC BY
97
в искусстве и могут быть сведены к формуле «судьба красоты в обезбоженном мире» (с. 184).
В понимание Достоевским трагического и комического в жизни и в искусстве невольно инкорпорируется унаследованное от него значительное расширение семантического объема терминов, которое было предпринято Серябряным веком. Религиозная историософия рубежа веков стремилась положительно осознать трагическую дуальность мира в моделях манихейского (Н. Бердяев), символистского (П. Флоренский, Е. Трубецкой, А. Белый) типов и в образах тварно-нетварной Софии, то в разлуке с Душой Мира, отвращающей свое Лицо от человека (В. Соловьёв, символисты, А. Блок), то поднимающей его из глубин дольней трагедии жизни к свету Истины (С.Н. Булгаков, В.Ф. Эрн, С.Л. Франк).
В русской традиции трагическому - в плане переживания -противостоит не комическое и не смех, а его собственный негативный избыток, апофатически приемлемый в акте катарсиса. От Чаадаева, Гоголя, архим. Фёдора (А.М. Бухарева) и всего ближнего ряда мыслителей Серебряного века «идет мощная традиция православной транскрипции проблем культурного зодчества. Имя Достоевского должно быть вписано в этот ряд на правах сигнатуры наиболее продуктивного влияния на развитие этой тенденции и расширение ее проблемной зоны в историческом пространстве отечественной религиозной эстетики» (с. 187), - заключает К.Г. Исупов.
Книгу завершает «Указатель имен», составленный И.И. Ремизовой.
Т.М. Миллионщикова
2017.01.023. СТРАТЕГИИ ПОВЕСТВОВАНИЯ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ Л.Н. ТОЛСТОГО: СВОЕОБРАЗИЕ КОМПОЗИЦИИ В РОМАНАХ «АННА КАРЕНИНА» И «ВОСКРЕСЕНИЕ». (Сводный реферат).
1. ЧЕРНЕЦ Л.В. Эпизод в композиции романа Л.Н. Толстого «Анна Каренина» // Толстой сегодня: Материалы Толстовских чтений 2012 г. - М.: Оригинал-макет, 2014. - С. 63-75.
2. ДЕСЯТНИКОВА А.В. Композиция повествования и сюжетно-повествовательные циклы в романе «Анна Каренина» Л.Н. Толстого // Русская словесность. - М., 2015. - № 5. - С. 41-52.
3. МАСОЛОВА Е.А. Дискурсивные стратегии автора в романе Толстого «Воскресение» // Материалы Толстовских чтений 2014 г. в Гос. музее Л.Н. Толстого / Отв. ред. Гладкова Л.В.; сост. Гладких Л.Г., Прокопчук Ю.В. - М.: Оригинал-макет, 2015. - С. 25- 32.
4. МАСОЛОВА Е.А. Евангельский текст в романе Л. Толстого «Воскресение» // Проблемы исторической поэтики = The problems of historical poetics: Сб. науч. тр. - Петрозаводск: ПетрГУ, 2015. -Вып. 13: Актуальные аспекты = Current aspects. - С. 421-435. - Режим доступа: http://poetica.pro/files/redaktor_pdf/1456398186.pdf1
Ключевые слова: Лев Толстой; многолинейный роман; художественное время; сюжетная линия; композиция повествования; эпизод / сообщение / описание; типы эпизодов (эпизод-сцена; эпизод-интроспекция); сюжетно-повествовательный цикл; Евангелие; эпиграфы; притча; роман; психологический анализ; точка зрения персонажа; темп повествования (вариации).
Литературная классика «золотого» века русской словесности «по сей день остается стимулом развития теоретической поэтики» (1, с. 63), - утверждает доктор филол. наук Л.В. Чернец в статье о романе «Анна Каренина» (1873-1876). Особое внимание уделяется категории «художественное время». «Ведь автор волен в мельчайших подробностях изобразить один час из жизни героя и лишь глухо упомянуть о десятилетиях» (1, с. 64). Эта свобода обращения с материалом тесно связана с выбором стратегии повествования в романе и его композиции. Еще Г. Филдинг в 1749 г. подчеркивал эту связь в заглавиях частей («книг») своего романа «История Тома Джонса, найденыша»: «Книга четвертая, охватывающая год времени»; «Книга десятая, в которой история продвигается вперед на двенадцать часов» и др. Приучая читателя к широкому диапазону игры с временем в романе, писатель разъяснял: «Если встретится какая-нибудь необыкновенная сцена... мы не пожалеем ни трудов, ни бумаги, на подробное ее описание читателю; но если целые годы будут проходить, не создавая ничего достойного его внимания, мы не побоимся пустот в нашей истории.»2
1 См. также: Масолова Е.А. Роман Л.Н. Толстого «Воскресение»: Социальный, христианский и мифопоэтический дискурс. - Новосибирск, 2014. - 220 с.
2
Филдинг Г. История Тома Джонса, найденыша. - М., 1973. - С. 68.
В дальнейшем развитии романной поэтики замедленное изображение «необыкновенных сцен» приближало роман к драме; все чаще вводился диалог. К расширению объема текста приводил и психологический анализ. В 1930 г. Ортега-и-Гассет назвал роман «медлительным жанром», интересным не только по составу событий: «Императив романа - присутствие. Не говорите мне, каков персонаж, - я должен увидеть его воочию»1.
Однако детализированное, замедленное изображение чередуется в романе, созданном по «методу» Г. Филдинга, с краткими сообщениями и умолчаниями, что позволяло добиться относительной краткости произведения в целом. Темп повествования меняется, «как в музыкальном произведении, где чередуются andante, allegro, moderato и т.д.» (1, с. 65).
Ж. Женетт в работе «Повествовательный дискурс» (1972) выделил (обращаясь преимущественно к роману М. Пруста «В поисках утраченного времени») четыре основные вариации темпа повествования, т.е. отношения между «длительностью истории, измеряемой в секундах, минутах, часах, днях, месяцах и годах, и пространственной длиной - длиной текста, измеряемой в строках и страницах»2. Эти вариации: изохрония (к ней приближается сцена, где преобладает диалог); резюме (краткое сообщение о событии); пауза (т.е. атемпоральное описание); эллипсис (умолчание о событии). Но даже в диалогической сцене, замедляющей романное повествование, художественное время лишь приближается по своей продолжительности к драме: ведь в романе слова персонажа обычно сопровождаются пояснениями повествователя.
Как считает Л.В. Чернец, важнейшей композиционной единицей в романе является эпизод (он не синонимичен сцене, поскольку может не включать диалог). Основными признаками эпизода являются: 1) сюжетно-тематическое единство, позволяющее дать ему рабочее заглавие (например, в «Анне Карениной» - «Свидание Анны с сыном», «Каренин дает урок Сереже»); 2) неизмен-
1 Ортега-и-Гассет Х. Мысли о романе // Ортега-и-Гассет Х. Эстетика. Философия культуры / Пер. с исп. - М., 1991. - С. 264.
2 Женетт Ж. Фигуры: В 2 т. / Пер. с фр. - М., 1998. - Т. 2. - С. 118.
ность состава главных участников; 3) единство места и времени1. Границы эпизода не всегда совпадают с членением текста на главы.
В статье дан анализ эпизода «Свидание Анны с сыном», занимающего приблизительно шесть страниц (ч. 5, гл. ХХ1Х-ХХХ). Темп повествования замедленный: время действия занимает 3040 минут (Анна была у подъезда своего бывшего дома в восемь часов утра, Каренин поднимается в детскую, как всегда, в девятом часу, и она не успевает уйти до его прихода). Значима каждая подробность: появление главных героев по одному: Анна, Сережа, Ка-ренин - подчеркивает распад семьи; преобладает невербальное их общение над словами - ведь «язык прикосновений, вообще язык тела для матери важнее слов». Второстепенные лица (их пять) «все вовлечены в действие и взволнованы... Так подчеркивается напряженность ситуации» (1, с. 68). Эпизоду предшествует рассказ о трех днях, проведенных Анной в Петербурге до встречи с сыном, где большую часть текста занимает описание материнских переживаний Анны, не приуроченных к конкретному времени: она постоянно думает о сыне.
В статье также рассматриваются эпизоды, где доминирует диалог. Но и здесь у Толстого огромную роль играет описание взглядов, мимики, жестов; например, суть отношений между Долли и Облонским в первой главе романа передает наиболее ясно их невербальное общение. Эпизоды в романе обычно образуют цикл, объединенный общей темой. Часто их связывает избранная автором «точка зрения» того или иного персонажа на происходящее. Выбор персонажа-«светильника», по выражению Г. Джеймса2, чрезвычайно значим у Толстого. Обычно это - лицо, наиболее остро переживающее событие или наиболее близкое к автору по критериям оценки (например: Кити на бале, наблюдающая за Анной и Вронским; Левин, попавший на дворянские выборы). Хотя в романе много кратких сообщений, помогающих «сохранить нить повествования» (1, с. 75) и есть атемпоральные паузы, именно эпизод является преобладающей единицей нарративной композиции.
1 См. подробнее: Сергеева Е.Е. Эпизод (из истории термина и понятия) //
Сравнительное и общее литературоведение. - М., 2010. - Вып. 3. - С. 125-132.
2
Джеймс Г. К повести «Переходный возраст» // Писатели США о литературе: В 2 т. - М., 1982. - Т. 1. - С. 157.
Приемы повествования в эпическом произведении с несколькими сюжетными линиями (каким является роман «Анна Каренина») рассматриваются и в статье А.В. Десятниковой (2). Здесь, как и в работе Л.В. Чернец, подчеркивается пристальное внимание современных литературоведов к «событию самого рассказывания» (М.М. Бахтин)1. По сравнению с типологией П. Лаббока, выделившего два основных способа повествования в романе - «панорамный» и «сценический» (приближающий эпику к драме)2, современные нарратологи исходят из «более развернутой типологии композиционно-речевых форм» (2, с. 42). В схеме, предложенной Ж. Женеттом, темп повествования определяеся чередованием «сцены» и «резюме», «атемпоральной паузы» (в том числе «итератива», т.е. описания повторяющихся событий) и «эллипсиса»3.
Наряду с такой композиционной единицей, как эпизод-сцена (ее ведущую роль у Толстого подчеркивали и современники писателя, и позднейшие исследователи, в частности П. Лаббок), автор статьи предлагает выделить эпизод-интроспекцию. В таких эпизодах «нет диалога, так как присутствует только один персонаж, который размышляет наедине, про себя, что передано в виде внутреннего монолога, либо косвенной речи, либо несобственно-прямой речи» (2, с. 44). В «Анне Карениной» ментальные события в жизни главных героев, как правило, даны крупным планом; таковы, например, размышления Левина, вернувшегося в свое имение после неудачного сватовства к Кити; и последний путь Анны на станцию Обираловку, навстречу своей гибели, «дан как почти сплошная интроспекция» (2, с. 45).
В многолинейном романе «Анна Каренина» перед автором встает вопрос: как расположить рассказы о различных сюжетных линиях в тексте? Первые читатели романа не находили в нем «цельности»; по словам А.В. Станкевича, писатель «обещал нам в своем произведении один роман, а дал - два» (цит. по: 2, с. 46). На подобный упрек С. А. Рачинского писатель отвечал: «Связь по-
1 Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе // Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. - М., 1975. - С. 403.
2 См.: Lubbock P. The craft of fiction. - L., 1921. - P. 66-67.
3 См.: Женетт Ж. Указ. соч. - С. 124-125.
стройки сделана не на фабуле и не на отношениях (знакомстве) лиц, а на внутренней связи.» (цит. по: 2, с. 46).
Новаторство писателя проявилось в продуманном расположении рассказов о событиях, составляющих различные сюжетные линии, прежде всего две главные: Анна - Каренин - Вронский; Левин - Кити. При анализе чередования рассказов об этих линиях А.В. Десятникова использует понятие цикл: в него входят различные сюжетно-композиционные формы (эпизоды, сообщения, описания и др.), а в совокупности они составляют целое, будучи объединены «общей мыслью».
Термин цикл при анализе сюжетной композиции «Анны Карениной» использовал Э.Г. Бабаев, не комментируя, однако, его применение1. Чередование циклов подчинено прежде всего принципу контраста: «Хотя Левин лишь один раз встречается в сюжете романа с Анной, важно то, что рассказ о нем и его отношениях с Кити периодически и регулярно прерывает рассказ о треугольнике: Анна - Вронский - Каренин - и напоминает читателю о реально достижимой семейной гармонии» (2, с. 46).
А. В. Десятникова выделяет следующие признаки цикла: 1) «развитие и исчерпанность одной темы в пределах цикла» (поэтому его можно озаглавить); 2) «сохраняющийся состав главных участников» (при возможных перерывах во времени и сменах места действия) (2, с. 47).
Так, цикл под условным названием «Скачки» (ч. 2, гл. ХУШ-Х1Х) занимает 12 глав; действие происходит в разных местах (чухонская деревня, Петергоф, ипподром); главные участники - Анна, Вронский, Каренин. Тема цикла развивается от завязки к развязке (в финале Анна признается мужу в измене). По подсчетам А.В. Де-сятниковой, в романе можно выделить 28 циклов (в приложении к статье дано их краткое описание). Циклы вычленяются в каждой из восьми частей романа; в заглавиях частей А.В. Десятникова следует за Э.Г. Бабаевым, который использовал лексику романа, включая метафоры (таковы, например: «Пучина», «Паутина лжи» и др.).
1 См.: Бабаев Э.Г. «Анна Каренина» Л.Н. Толстого. - М., 1978. - С. 115— 121; см. также: Масолова Е.А. Циклизация в романе Толстого «Анна Каренина» // Новый филологический вестник. - М., 2007. - N 5. - С. 124-133. - Режим доступа: http://slovorggu.ru/nfv2007_2_5_pdf/12Masolova.pdf
В «Анне Карениной» Толстой стремился «приглушить присутствие прямой авторской точки зрения», однако она проявляется в романе. И огромную роль в ее раскрытии играет продуманная композиция повествования.
В двух статьях д-ра филол. наук Е.А. Масоловой (Новосибирск), обратившейся к роману «Воскресение» (1889-1899), рассматриваются «дискурсивные стратегии», используемые в нарративе романа (3, с. 25), чья «событийная канва выступает как иллюстрация Писания». По мнению автора, использование Евангельских стихов, обладающих «сюжетомоделирующей и притчевой функциями», создает в романе «христианский гипертекст» (4, с. 421).
Е. А. Масолова считает, что среди различных дискурсов в романе преобладают социальный, мифопоэтический и христианский. Анализируя содержательную основу каждого, автор выделяет доминирующую роль «христианского дискурса, явленного через название романа, смену персонажей, христианскую символику, христианские аллюзии и идейно-композиционный уровень» (3, с. 27).
Название романа Толстого «Воскресение» «апеллирует к важнейшему христианскому празднику», «задает притчевое прочтение этого произведения, повествующего о смене безнравственной картины мира героя на христианскую» (3, с. 27-28). Все персонажи романа принадлежат к двум группам: 1) духовно мертвые (это - представители светского общества и пенитенциарной системы; большинство арестантов; политические); 2) внутренне растущие (Федосья, Тарас, Марья Павловна, Набатов, Симонсон, Катюша; и, наконец, Нехлюдов). Любимые толстовские герои осознают необходимость прощать людей и духовно преображаются. Однако «отказ от своего грешного "я" произойдет в романе лишь у Нехлюдова, чей внутренний рост, уверен Толстой, станет первым шагом к воскресению человечества» (3, с. 28), - отмечает Е.А. Масолова.
«Идейно-композиционный уровень христианского дискурса» в романе проявляется: «при воспроизведении молитв Нехлюдова, которые текстуально совпадают с молитвой православных верующих»; «при увеличении числа эпиграфов из Евангелия и усилении их роли»; «при детерминации количества глав романа Евангелием от Матфея» и др. (3, с. 29).
Эпиграфы в «Воскресении» выступают как план-конспект, средоточие религиозно-философской проблематики вторичного,
детерминированного Евангелием сюжета романа и «дублируются» в мыслях Нехлюдова, а потому «каждое событие в жизни героев оценивается в двойной перспективе - эмпирического и христианского» (3, с. 29). С началом внутреннего преображения у Дмитрия «все чаще происходит прорыв из эмпирического плана в мир Евангельских истин и осознание их применительно к себе и другим; заповеди Бога все в большем объеме входят в душу героя и звучат как часть его внутреннего монолога» (3, с. 30).
Эти прорывы «предопределяют параболистичность композиции толстовского романа, чья событийная канва выступает как иллюстрация Писания» (4, с. 421), - так формулирует Е.А. Масолова свои наблюдения над текстом «Воскресения» в другой статье.
По мысли автора, «количество глав в каждой части "Воскресения" и само трехчастное построение романа - "метафора преображения человека". В части первой романа - концентрация безнравственного поведения людей, которые попирают заповеди Бога; 59 глав первой части - жизнь людей, презревших слово Божие. Согрешив против Бога, совестливые начинают ненавидеть себя и преображаются. Со второй части романа начинается просветление ряда персонажей. В финале романа воскресает главный герой» (3, с. 31).
В другой своей статье Л.А. Масолова поясняет этот момент: «Стихи Евангелия и их переосмысление героем "рифмуются" с четырьмя эпиграфами романа, что создает кольцевую рифму. Автор-повествователь оценивает все с позиций Евангелия и ведет к такому миропониманию своего героя. Последняя глава романа Толстого - и эпилог, и начало новой жизни Дмитрия во Христе: Нехлюдов читает Евангелие, преображается в процессе постижения Слова Божия и обещает неукоснительно исполнять Его заповеди. Рассказ о заблуждениях Нехлюдова превращается в историю отпадения от Бога и последующего обретения Его, а жизнь Дмитрия воспринимается в контексте притчи о блудном сыне, который "был мертв и ожил, пропадал и нашелся" (Лк 15 : 32), раскаялся и пришел в Дом Отца своего» (4, с. 429).
Дмитрий осознал, что человек обязан исполнять Слово Бо-жие. Эта истина максимально емко выражена в притче «О злых виноградарях», данной в пересказе автора-повествователя. Размышления Нехлюдова о своих ошибках перекликаются с грехом виноградарей, проигнорировавших волю Бога. Автор-повествова-
тель, полностью разделяя позицию героя, не комментирует его речь. «Мысли Нехлюдова обретают проповеднический пафос, приближаются к трактатам Толстого; христианский дискурс "Воскресения" смыкается с публицистическим» (4, с. 429).
Итак, в романе «Воскресение» евангельские стихи создают: 1) каркас, где действуют универсальные «опоясывающие» и «внутренние» рифмы; сопрягающие человека и действительность со Словом Божиим; 2) сложнейшую систему отсылок, христианский гипертекст, позволяющий с высоты евангельских истин воспринять событийную канву романа как иллюстрацию к Слову Божию; 3) притчевый нарратив романа. «Евангельский текст в "Воскресении" станет диктовать алгоритм жизни Нехлюдову и - в дальнейшем - всему человечеству.
В результате в "Воскресении" матрица евангельского текста накладывается на запечатленную в романе ситуацию отпадения от Бога и обретения Его» (4, с. 430). Возникает художественно-смысловая синонимия евангельских заповедей и сюжета романа «Воскресение». Евангельские стихи играют сюжетомоделирующую роль и выполняют притчевую функцию. Чтение Евангелия позволяет Дмитрию переосмыслить все события с позиций верующего человека, который черпает в Писании ответы на вопросы бытия. Стихи Евангелия в последней главе романа «Воскресение» направлены на ретроспективное осознание его сюжета. Количество глав романа не случайно, оно указывает на притчевый код: «Воскресение» - «роман-притча, в котором проявляются черты христианского реализма» (4, с. 430).
А.А. Ревякина
2017.01.024. ЭКОГУМАНИЗМ В.Г. КОРОЛЕНКО. Екогумашзм В.Г. Короленка [Текст]: Зб. ст. / Заг. ред. канд. фш. наук, доцента Труханенка О. - Львiв: Сполом, 2016. - Вип. 2. - 156 с. - Бiблiогр. в кшщ ст. - Текст: рос.
Ключевые слова: В.Г. Короленко; экогуманизм; художественная сомнология; интуиция, подсознание; русский характер; эпи-столярий; аксиологический ракурс.
Первый выпуск российско-украинского коллективного исследования с одноименным названием «Экогуманизм В.Г. Коро-
