CC BY
36
2017.01.015. МАРТЫНОВ М.Ю. ЯЗЫК РУССКОГО АНАРХИЗМА. - М.: Культурная революция, 2016. - 176 с. - Библиогр.: с. 158-171.
Ключевые слова: анархизм; авангардизм; дискурс; прецедентный текст; язык и власть.
В монографии, состоящей из предисловия и трех глав, исследуются языковые средства, существенные для создания анархических текстов.
В предисловии автор отмечает, что до настоящего времени анархизм изучался историками и философами, но это общественно-политическое течение не становилось объектом целостного лингвистического анализа. Между тем изучение подобных объектов в парадигмах современного лингвистического знания способствовало бы более полному и глубокому пониманию социально-политических тенденций.
Анархический дискурс М.Ю. Мартынов определяет как «такую языковую активность анархистов, которая обусловлена ценностями и смыслами их мировоззренческой программы» (с. 5). Основную задачу своей работы автор видит «в описании механизмов анархистской концептуализации мира, т.е. когнитивных способов его языкового освоения (присвоения) анархистами» (с. 5)1.
Основополагающим принципом анархизма является сопротивление любым формам стандартизации и формализации; его границы не являются четкими и раз и навсегда установленными. Это отразилось на языке: он не обладает установленным словарем, а тексты не следуют системе заданных правил. Тексты основоположников русского анархизма XIX в. - М.А. Бакунина и П.А. Кропоткина - никогда не воспринимались самими сторонниками этого течения как эталонные. К тому же анархический дискурс заметно эволюционировал, выработав новые идеи и способы их языковой репрезентации. Учитывая разнообразие анархического мировоззрения и свойственные ему внутренние противоречия, автор стремится представить анархический дискурс не как жестко
1 М.Ю. Мартынов подчеркивает, что не он рассматривает анархический дискурс как разновидность политического, так как политическое общение всегда идеологизировано, а большинство самих анархистов не считают анархизм идеологией. - Прим. реф.
определенную структуру, но как «открытое поле герменевтических возможностей» (с. 7)1.
В первой главе «Концептуализация пространства в анархизме» анализируется трактовка тем пространства, власти и левой идеи в анархических текстах.
Взаимосвязь пространственных параметров государства и власти давно признается и исследуется (Ш. Монтескье, Р. Челлен, К. Шмитт и др.), однако в гуманитарных науках рефлексия концепта 'пространство' и его отношений с 'властью' не должна сводиться к природно-географическим характеристикам. Корни их онтологической взаимосвязи М.Ю. Мартынов видит в мифе и в мифологической картине мира, где процессы сотворения мира и обнаружения его абсолютного центра совпадают: если центр не проявляет себя как первоначало и абсолютная власть, Хаос не может стать Космосом, т.е. упорядоченным пространством. Отношения между организующим центром и организуемым пространством предполагают иерархию (от греч. hieros «священный» и arche «первоначало», «власть»). От понимаемой таким образом власти нельзя отказаться и нельзя ее ограничить, так как она творит и поддерживает космический порядок. Поэтому концепты 'власть', 'сакральное' и 'пространство' в мифологических представлениях сближаются.
По сравнению с мифом анархизм ищет другие возможности организации пространства: ан-архия есть не отрицание порядка, «а отрицание власти, понятой как arche» (с. 14). Отсюда - стремление приписывать анархическому устройству общества предикаты порядка, а власти - способность дезорганизовать общество, что прослеживается в анархических текстах с середины XIX в. до наших дней. Но 'порядок' осознается анархистами не как вертикальная, а как горизонтальная структура, при этом не имеющая законченной формы.: «Анархия это такой порядок, где свободные союзы свободных людей равных во всем... где нет ни господ, ни рабов...» (Из листовки группы рабочих брянского завода «Чего добиваются анархисты-коммунисты», 1917) (с. 15).
Рассматривая концепт 'путешествие', М.Ю. Мартынов отмечает, что его значимость в русской картине мира определяется об-
1 В исследование включены не только тексты, авторы которых сами называют себя анархистами, но также тексты близких им течений - либертариев, синдикалистов, антиглобалистов, антифашистов, панков. - Прим. реф.
ширностью пространства, простором. Концепт 'простор' имеет горизонтальное выражение, что обусловливает приоритет горизонтальной ориентации над вертикальной в этой системе представлений. С обширностью пространства тесно связаны понятия 'воля', 'удаль', 'размах', 'тоска'. В число этих концептов входят 'неприкаянность' и 'бесприютность' - оборотная сторона избытка пространства, когда человек безуспешно ищет место, где бы ему было хорошо, и поэтому постоянно стремится перемещаться с места на место1.
Идея 'путешествия', вызванного 'тягой к перемене мест', воспринимается современными анархистами как инструмент противостояния государству и власти. Однако данный концепт в анархическом дискурсе также не ограничивается перемещением в физическом пространстве. 'Путешествие' является сложным конструктом, включающим в себя комплекс взаимосвязанных культурных смыслов. М.Ю. Мартынов выделяет следующие составляющие: 1) 'бегство от мира'; 2) 'отрицание конечной цели'; 3) 'отрицание границ'. Первая из этих установок обусловлена ключевой для анархизма идеей 'неприятия мира', кроме того, она обнаруживает связь с религиозной идее й - с осознанием греховности мира, его противоположности Божественному началу. Отрицание конечной цели связано с концептом 'движение' и воплощает его понимание анархистами как ненаправленного, непрямого2. Отсюда -корреляция с метафорами левый (т.е. «не прямой») и без руля. К метафоре без руля, например, обращался в своих публикациях в газете «Анархия» К. Малевич, относя обозначаемые ею понятия и к области политики, и к праву художника на свободу творчества: «...кто бы ни держался за руль государства, никогда не выплывет из Ладожского океана к простору... Цель наша была в том, чтобы распылить государство искусств и утвердить творчество. Никаких рулей и рулевых» (с. 33).
1 Автор ссылается на работу: Левонтина И.Б., Шмелев А. Д. Родные просторы // Логический анализ языка: Языки пространства. - М., 2000. - С. 338-347. -Прим. реф.
2 Автор сравнивает такой подход с противоположной концептуализацией пространства в системе представлений марксистов-большевиков: оценку ими прямого пути как «правильного» и резкое неприятие уклонов и шатаний. - Прим. реф.
Отказ от идеи границы характеризует разные анархические направления1. Однако установка на преодоление политических и культурных границ между 'своим' и 'чужим' сочетается с признанием анархистами ценности границ индивидуального пространства. Этому также есть соответствие в русской картине мира, где любовь к простору уживается с понятием 'уюта' - скрытого от посторонних, защищенного и замкнутого на себя Космоса.
Во второй главе «Язык и власть в русском анархическом дискурсе» рассмотрены центральные понятия анархического мировоззрения и способы их вербализации.
Значительную роль в конструировании анархического идеала безгосударственного общественного порядка играет концепт 'народная правда'. Опираясь на исследования Н.Д. Арутюновой и А. Вежбицкой, считающих понятие 'правды' центральным для русской картины мира, автор видит ключевой признак русской культуры в резком противопоставлении правды и неправды и в позитивной оценке абсолютной правды, абсолютной искренности: эти понятия однозначно предпочитаются конвенциональным формулам и уклончивым ответам, которые обычно объясняются ссылкой на обстоятельства. На этом убеждении, связанном с предпочтением русской культурой поляризованных дуальных моделей, основывался дискурс русских нигилистов. Приводится фрагмент из текста П.А. Кропоткина: «С тою же самою откровенностью нигилист отрезывал своим знакомым, что все их соболезнования о "бедном брате" - народе - одно лицемерие, покуда они живут в богато убранных палатах за счет народа, за который так болеют душой» (с. 43). Правда соответствует понятиям прямой, правильный, справедливый, которые вводят в концепт 'народной правды' сакральную семантику. Поэтому идеи 'прямого пути', 'правильного пути', 'верного пути' обеспечивают легитимность действий, направленных непосредственно на достижение высших целей 'народной правды'.
Противоречивость анархического дискурса проявляется в отношении к феномену прецедентного текста, предполагающему воспроизводство языковых единиц и стоящих за ними смыслов.
1 «Любопытно отметить, что многие русские анархисты приняли анархические взгляды не на Родине, а во время своих заграничных путешествий» (с. 36).
Принципы анархического мировоззрения несовместимы с пониманием прецедентности как канона или клише, однако проведенное исследование показывает, что тексты, например М.А. Бакунина, можно рассматривать как прецедентные для русского анархизма. Но его тезисы и лозунги не повторяются в неизменном виде, а варьируются. Так, тезис «Страсть к разрушению есть вместе с тем творческая страсть!», сформулированный в статье «Реакция в Германии» (1842), чрезвычайно популярен и воспроизводится во множестве лозунгов, начиная с максимально упрощенного «Разрушение есть созидание». Эта мысль варьируется также в более развернутых конструкциях, причем в трактовках, отражающих различные точки зрения. Например, на первый план выходит идея о несовместимости творчества и власти: «Всякая власть бессильна в деле творчества и сильна только в деле угнетения» (с. 57, цитируется газ. «Анархисты»).
Практики конструирования дискурса, свойственные анархистам, формируют язык с неустойчивыми, изменчивыми характеристиками и связями. Среди его особенностей полисемичность, нарушение нормативных синтаксических связей, игра с аббревиатурами, сохранение разговорного стиля речи, интерес к искусственным языкам. Подчеркнутая, часто игровая многозначность резко отличает анархический дискурс от советской идеологической практики, которая предписывала каждому выражению один строго установленный смысл.
Феномен избыточной синонимичности, характерной для текстов анархистов, проявляется в одновременном использовании русской лексики и заимствований или в уточнении сказанного цепочкой слов со сходным смыслом. Это явление свидетельствует о широком толковании важных для анархизма категорий, таких как 'свобода', 'человек'. 'устройство общества': «Нет больше теократии (царства божия), ибо близится антропократия (царство человека)...»; «Коммерциализация, "опопсовение", так и музеифика-ция. - еще один из способов Системы умертвить. кастрировать анархизм... » (с. 82).
Важным языковым проявлением анархического мировоззрения автор считает характерную для анархизма свободу в обращении с именами собственными. Постоянно сменяемые псевдонимы, феномен отсутствия имени, общее игровое отношение к именам
составляют особенность анархического дискурса, причем не только в России. Применяется множество моделей образования псевдонимов. Например, от аббревиатур ключевых для течения идей и имен: Ба Кин (китайский анархист) от имен «Бакунин» и «Кропоткин»; Бунио (краснодарский анархист) от фразы «Бакунин умер, но идеи остались». Важным принципом существования не только отдельных лиц, но и анархических организаций, журналов, сетевых сайтов является анонимность. Идея отказа от имени трактуется в анархизме как практика сопротивления власти, использующей постоянное личное имя как средство формализации жизни, контроля над личностью и утверждения государственных границ.
В более общем понимании категории имени как языкового знака анархический дискурс рассматривается М.Ю. Мартыновым как антиплатоническая традиция, для которой связь имен и вещей условна и имена не воспринимаются как автономные самотождественные знаки, обладающие определенными значениями: «в анархизме нет системы господствующих означающих, которая задает параметры идентичности в пространстве идеологического дискурса» (с. 107). Само имя анархист имеет условный характер: оно отсылает к целому ряду означаемых и часто заменяется другими именами, такими как либертаризм, антиглобализм, синдикализм, анархо-капитализм.
В третьей главе «Русский художественный авангард и анархические практики» исследуется связь между авангардными художественными практиками первых десятилетий ХХ в. и мировоззрением русских анархистов того времени, которое, в свою очередь, повлияло на современный анархический дискурс. Под авангардными практиками понимаются эксперименты с семантикой языка, синтактикой, прагматикой и графической формой, проводившиеся русскими авангардными поэтами и художниками (Ве-лимир Хлебников, Казимир Малевич, Алексей Крученых, Владимир Маяковский и др.). Общим является восприятие языка революционной эпохи «как открытого незавершенного проекта, способного к изменению мира, подпитываемого общим настроением изменяющихся идеологических оснований и обусловленного сходными условиями смены больших идеологических нарративов» (с. 134).
Авангард не основывался на одном только анархизме, но идеи анархизма важны для самоопределения этого художественного направления, прежде всего, в связи с идеей свободы творчества. Для авангарда, как и для анархизма, характерны также свобода в выборе политических оснований, разрозненность, отказ следовать какой-то установленной программе.
Анализируются сходные формы построения языка и дискурса, свидетельствующие о взаимовлиянии авангарда и анархизма: проект единого языка; семантизация буквы; установка на звук; отрицание шрифтового единообразия; установка на рукописность; идея опечатки и орфографической ошибки; особое понимание связи письма (текста) с реальностью.
В частности, прослеживаются аналогии между языком АО (так назывался универсальный язык общения, в том числе в космическом масштабе, созданный Владимиром Гординым в 1920 г.1), и «звездным языком». Аналогии проявляются и в идее изменения общественной жизни через изменение строя языка, и в отдельных звуковых совпадениях. Так, неологизм бэоби, означавший в АО 'человеко-я', т.е. «человек из общества», повторяется в раннем стихотворении Хлебникова: «Бобэоби пелись губы».
В статье «Наша основа» Велимир Хлебников говорил об опечатке и ошибке как о способах словотворчества, врагах «книжного окаменения языка» (с. 152). Для анархистов идея обязательной грамотности неприемлема как любое подчинение общезначимому правилу. В анархистских изданиях нередко встречаются и намеренные ошибки, формирующие неологизмы с необходимым автору смыслом (например, противизиция вместо приватизация).
Один из основных вопросов философии языка - вопрос о соотнесенности текста с реальным денотатом. Авангардисты пытались включить в текст реальность буквально, например через печатание книги на обоях. Этот опыт в наше время (в 1989 г.) был повторен московской анархистской группой «Община» при печатании предвыборной газеты.
В целом анархический дискурс характеризуется автором монографии как принципиально существующий в режиме недоопре-
1 Этот язык рассматривался его создателем и теми, кто его впоследствии реформировал, как язык, свободный от власти и подавления, в том числе на ген-дерном основании. - Прим. реф.
деленности - как условная конфигурация, возникающая в зависимости от ситуации в результате сцепления ряда элементов анархического мышления и мировосприятия.
Е.О. Опарина
2017.01.016. СИДОРОВ ЕВ. ЗАКОНЫ ДИСКУРСА. - М.: МГИ им. Е.Р. Дашковой, 2015. - 136 с.
Ключевые слова: речевая коммуникация; акт речевой коммуникации; текст (высказывание); реципиент; деятельностный подход.
Монография состоит из введения, четырех глав и заключения.
Монография посвящена выявлению наиболее общих закономерностей речевой коммуникации как необходимого процесса. Основное внимание уделяется описанию четырех ведущих, наиболее общих и одновременно сущностных закономерностей речевой коммуникации: деятельностной природы речевой коммуникации; ее системной организации; внутреннего механизма функционирования акта речевой коммуникации; деятельностной природы текста. Предлагается координационно-деятельностное истолкование сущности коммуникативных систем.
В работе отмечается, что истинная природа речевой коммуникации скрыта от непосредственного, поверхностного наблюдения. Более того, она затемнена упрощенными, поверхностными представлениями, имеющими широкое хождение. Вместе с тем осмысление этой природы возможно. В частности, оно возможно благодаря привлечению хорошо зарекомендовавших себя средств научного анализа - деятельностного и системного подходов, адекватных исследования и понимания закономерностей данной сферы действительности.
Исследование речевой коммуникации как необходимого процесса отвечает потребности лингвистической теории и практики в установлении основных закономерностей речевой коммуникации в рамках общего антропоцентрического подхода к языку. В образовательном аспекте актуальность исследования данной темы состоит в необходимости представить студентам современную, системно-деятельную концепцию закономерностей речевой ком-
