CC BY
11
держивается 5-й элегией, где говорится о «тяжелых сражениях» («proelia dura»), которые поэт ведет со своей возлюбленной.
В вышеупомянутых элегиях Проперция «лукрециевский интертекст и эмпедоклов субтекст взаимодействуют таким образом, чтобы представить любовь и войну как силы одновременно и противоположные, и в определенном смысле взаимодействующие и взаимозависимые» (с. 9). Любовник-поэт может покоиться на груди своей Цинтии лишь в то время, когда Август ведет свои войны, - а это значит, что любовь и война у Проперция, как и в системе Эм-педокла, представляют собой взаимодополняющие противоположности.
Д. О'Рурк полагает, что проведенный ею анализ демонстрирует присутствие теории Эмпедокла о Любви и Вражде (теории, опосредованной эмблематическим изображением Марса и Венеры у Лукреция) в различных элегических контекстах. Элегический то-пос «militia amoris», обогащенный этим «эмпедокловым субтекстом», выходит за рамки чисто эротической темы и приобретает новые смыслы - философские, исторические, политические. Так, «Проперций использует космогонию Лукреция и Эмпедокла, чтобы осознать свое место в мире и, в частности, свои двойственные отношения с современным милитаризмом» (с. 11).
Сама «элегическая одержимость темой войны и мира» по-новому предстает в свете эмпедокловых и лукрециевских аллюзий: римская элегия выводится за рамки тематики частной жизни (тема отношений любовников) и оказывается включена «в гораздо более широкий дискурс о циклическом чередовании "arma" и "amor" в истории народов» (с. 12).
А.Е. Махов
2017.01.014. РУ М. «SIS MEMOR, ORO, MEI»: ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНАЯ КОМПОЗИЦИЯ ЛОЖНОГО ПРОЩАНИЯ В «АРГО-НАВТИКЕ» ВАЛЕРИЯ ФЛАККА.
ROUX М. «Sis memor, oro, mei»: la composition intertextuelle d'un faux discours d'adieu (Valerius Flaccus, «Argonautiques», VII, 472489) // Dictynna: Revue de poétique latine [Electronic journal]. - Lille, 2015. - N 12. - Mode of access: http://dictynna.revues.org/1201
Ключевые слова: интертекстуальность; античный эпос; римская элегия; трагедия и трагическое; топика прощания; герои-ды; Валерий Флакк; Аполлоний Родосский; Сенека; Медея.
Сцена прощания возлюбленной (или супруги) с героем, который покидает ее, чтобы исполнить свою миссию, неоднократно встречается в античной словесности. Прощальная речь покидаемой женщины обычно включает набор типичных формул, которые можно считать топосами.
Магали Ру (университет Париж IV, Сорбонна) в качестве основного объекта исследования выбрала сцену прощания Медеи и Ясона из эпоса «Аргонавтика» римского поэта I в. н.э. Валерия Флакка (песнь VII, строки 472-489). Наследуя весьма долгой традиции подобных сцен, этот эпизод (центром которого является монолог Медеи) представляет собой сложное переплетение аллюзий на поэтов-предшественников. М. Ру, собственно, и ставит своей задачей выявить смысловые и стилистические нити, ведущие от «интертекстуальной композиции» Флакка к более ранним сценам прощания.
Психологическая особенность изображаемой Флакком сцены состоит в том, что Медея на самом деле вовсе не собирается расставаться с Ясоном: жалобами и нежными признаниями она хочет склонить его к супружеству и к вечной верности; для этой цели она готова использовать и свой дар волшебницы. Таким образом, перед нами «ложная прощальная речь, которая приводит не к расставанию влюбленных, но к обещанию их соединения» (§ 2).
Сочиняя речь Медеи, Валерий Флакк обращается не просто к разным текстам традиции, но к разным жанровым моделям - эпической, элегической и трагической. Интертекстуальность монолога и всей сцены состоит не только в сплетении конкретных аллюзий, но и во взаимодействии жанровых моделей. Самый существенный момент этого взаимодействия, по мнению М. Ру, состоит в общем «отклонении поэмы в сторону трагедии» (§ 3): Медея начинает элегической мольбой о памяти, любви и верности, но в конечном итоге вовлекает Ясона в свою трагическую судьбу.
Первая интертекстуальная связь, отмечаемая исследовательницей, отсылает читателя к Гомеру - пожалуй, к первой в европейской поэзии прощальной речи женщины к герою. Имеется в виду краткая реплика Навсикаи, которая, расставаясь с Одиссеем, гово-
рит ему: «Радуйся, странник, и помни меня, как вернешься в отчизну. / Мне ты ведь прежде всего спасением жизни обязан» (VIII, 461-462; пер. В. Вересаева).
Это прощание чуждо драматизма: Одиссей и Навсикая не имеют никаких взаимных обязательств или претензий. Тем не менее в речи Навсикаи впервые появляется формула «помни меня», которая затем будет фигурировать во многих прощальных речах, в том числе и у Валерия Флакка, где Медея начинает этой формулой свою речь: «Sis memor, oro, mei». В устах Навсикаи она пока еще ни к чему не обязывает - герои ничего не хотят друг от друга; перед нами «любовная история, которая прервалась, прежде чем начаться» (§ 8). Нет здесь и момента взаимности: Навсикая не утверждает, что сама будет помнить Одиссея. Кроме того, прощание Навсикаи - истинное, а не ложное, как в случае флакковской Медеи.
Новые смысловые нюансы появляются в греческом эпосе «Аргонавтика» Аполлония Родосского, послужившем Валерию Флакку непосредственным образцом. Якобы прощаясь с Ясоном, Медея у Аполлония имеет в виду совсем иное: она намерена стать супругой героя; слова, которые она произносит, представляют собой речь ложного прощания. Формула «помни меня» расширяется, приобретая смысл взаимного обязательства: «И помни, если ты когда-нибудь вернешься на родину, имя Медеи, как и я буду тебя помнить, когда ты будешь далеко» (песнь III, строки 1069-1071). Валерий Флакк воспроизводит этот мотив: «Помни, молю, обо мне; я же сама, поверь, буду помнить тебя».
В обоих случаях - и у Аполлония, и у Флакка - Медея этой формулой взаимности стремится лишь упрочить свой союз с Ясоном: она вовсе не собирается с ним расставаться, но хочет, связав его сетью обязательств, получить от него обещание верности. Неудивительно, что в речи Медеи у Аполлония появляется и напоминание о том, что он ей многим обязан: «Благодаря мне ты был спасен» (песнь III, строки 1115-1116). Мотив восходит к Гомеру, где о «спасении жизни» напоминает Одиссею Навсикая, которая, однако, ничего не просит у него взамен. У Аполлония же напоминание о спасении, конечно, выполняет прагматическую функцию.
Валерий Флакк подхватывает и этот мотив; однако у него Медея действует тоньше. Если у Аполлония Медея говорит Ясону, что он обязан ей жизнью, с прямотой, граничащей с бесстыдством
(поэт отмечает, что когда она, начиная свой монолог, «берет его правую руку», «стыд покидает ее глаза» - песнь III, строка 1068), то у Флакка Медея выражает ту же мысль весьма деликатно и вдобавок представляет себя смиренной девой: «Признай, что дары были моими и не стыдись того, что был спасен искусством девы (virginis arte)».
Рисуя свою будущую жизнь опустевшей без Ясона, Медея представляет себя покинутой женщиной, которая на морском берегу смотрит вдаль, ожидая, когда на горизонте появится желанный парус (т.е. возвращающийся корабль героя). Тем самым в ее монологе актуализируется еще одна интертекстуальная связь, на этот раз элегическая: фигура такой покинутой женщины (derelicta) неоднократно встречается в «Героидах» Овидия (Ариадна, Филлида, Энона, сама Медея) со всей сопутствующей атрибутикой (пустынный берег, желанный парус и т.п.).
Однако жанровая модель «Героид» теряет релевантность, как только Медея в продолжении своего монолога начинает жаловаться на бесчувственность Ясона. Она упрекает его за то, что он, прощаясь, не проливает слез, - и здесь Валерий Флакк отступает от элегической модели «Героид», где Медея напоминает Ясону, что видела слезы в его глазах («vidi etiam lacrimas» - героида XII, строка 91). Ясон, таким образом, изображается у Флакка как эпический, а не элегический герой.
Упреки Медеи напоминают о речах еще одной брошенной женщины - на этот раз героини эпопеи. Это Дидона из «Энеиды» Вергилия. Эней, расставаясь с Дидоной, не плачет, что толкуется ею как проявление коварства и предательства. Медея отсутствие слез толкует скорее как бесчувствие; но обе женщины своими упреками сходным образом стремятся напомнить своим возлюбленным об их обязательствах.
Принципиальное различие между героинями, однако, существует, и искать его следует в их функциях. Дидона никак не при-частна к подвигам («labores») Энея; его судьба совершается без нее. В эпосе она занимает место, по сути дела, периферийной, «элегической» героини. Совсем иначе обстоит дело с Медеей, которая деятельно способствует успеху Ясона. Она вовлечена, таким образом, в самую суть эпического сюжета - как героиня скорее трагическая, чем эпическая.
Представлявшая себя в своем монологе слабой «девой» (virgo), Медея в конечном итоге оборачивается могущественной волшебницей, чары которой околдовывают Ясона. Характерно, что уже в анализируемой сцене прощания Медея не плачет: здесь Валерий Флакк отступает от «Аргонавтики» Аполлония, который, напротив, упоминает ее слезы несколько раз на протяжении всей соответствующей сцены.
Последняя интертекстуальная связь, рассматриваемая М. Ру, соотносит эпос Флакка с трагедией - с «Медеей» Сенеки. Интонации сенековской Медеи ощутимы в угрозе, которую Медея обращает к Ясону, узнав, что он хочет ее предать: «В своем падении увлеку тебя за собой (teque simul mecum ipsa traham)» (песнь VIII, строка 425). У Сенеки стремление Медеи к (само)разрушению выражено еще яснее: «...всё уничтожу и переверну (...) Покой мне лишь в том, чтобы увидеть, как вместе со мной разрушится всё на свете» (строки 414, 427-428).
Медея у Флакка разыгрывает роль «derelicta», но на самом деле она не может принять участь покинутой женщины. «Всякий раз, когда для нее возникает риск быть разлученной с Ясоном, самая темная и беспокойная сторона ее существа восстает против этого» (§ 49). Из юной добропорядочной «девы» Медея постепенно превращается в трагическую героиню - однако в полной мере это превращение совершается уже в трагедии Сенеки, где героиня говорит о себе с полным правом: «Теперь я Медея» - «Medea nunc sum» (строка 910).
А.Е. Махов
ЛИТЕРАТУРА СРЕДНИХ ВЕКОВ И ВОЗРОЖДЕНИЯ
2017.01.015. ТАВОНИ М. ДАНТЕ, «ВООБРАЖАЮЩИЙ» СВОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ЗАГРОБНОМУ МИРУ. TAVONI M. Dante «imagining» his j ourney through the afterlife // Dante studies. - Baltimore: Johns Hopkins univ. press, 2015. -Vol. 133, N 1. - P. 70-97.
