CC BY
63
ИСТОРИЯ ФИЛОСОФИИ
2016.04.048-050. СОВРЕМЕННАЯ АКТУАЛЬНОСТЬ ЭПИКТЕТА. (Сводный реферат).
2016.04.048. BATES C.L. Self-identity in Epictetus: Rationality and role // Epictetus: His continuing influence and contemporary relevance / Ed. Gordon D.R., Suits D.B. - New York: Rochester institute of technology, 2014. - P. 151-164.
2016.04.049. JONSON B E. Socrates, Heracles and the deflation of roles in Epictetus // Epictetus: His continuing influence and contemporary relevance/ Ed. Gordon D.R., Suits D.B. - New York: Rochester institute of technology, 2014. - P. 15-39.
2016.04.050. PIANALTO M. In defense of patience// Epictetus: His continuing influence and contemporary relevance / Ed. Gordon D.R., Suits D.B. - New York: Rochester institute of technology, 2014. -P. 89-104.
Ключевые слова: Эпиктет; Сократ; Сенека; Кьеркегор; стоицизм; общественные агенты; человек и общество; гражданственность и космополитизм; выбор; рациональность; терпение.
В основу данной работы лег сборник «Эпиктет: Непрекращающееся влияние и современная актуальность», изданный Роче-стерским технологическим институтом в Нью-Йорке в 2014 г. под редакцией эксперта по общей философии и ее истории Дейна Р. Гордона и специалиста по философии литературы, этике, а также информатике и компьютерным наукам Дэвида Б. Сьюта. Данный обзор посвящен этому греческому философу Поздней Стои (ок. 50 -ок. 140 г. н.э.)1. Составители считают, что, хотя философия Эпикте-та современному обывателю может показаться попросту практическим руководством по самоуспокоению, его размышления о нрав-
1 По другим данным ок. 50 - ок. 120 г. н.э.
ственности, оставив свой отпечаток в истории мировой философии, сохраняют свою актуальность и в настоящее время.
Прозвище мыслителя было рабской кличкой и в переводе с греческого означало «Прикупленный», что отражало нелегкие перипетии его судьбы. Он был рабом одного из фаворитов римского императора Нерона по имени Эпафродит, впоследствии отпущенным на волю. В имперской столице Эпиктет слушал лекции стоика Мусония Руфа, оказавшего на него значительное влияние. В 89 г. в результате изгнания Домицианом философов из Рима он поселился в Никополе (Эфир), где жил в крайней бедности, проповедуя аскетический образ жизни и стоическую мораль. В силу этого, как и того, что он ничего не писал, его часто сравнивают с Сократом. Однако при изучении бесед или «диатриб» Эпиктета, дошедших до наших дней в записях его ученика Флавия Арриана и напоминающих как по форме, так и по содержанию христианские проповеди, можно выявить и более глубокое сходство с сократовской философией. Оно проявилось в частности в убеждении, что в любых условиях, в богатстве или нищете, во власти или рабстве, личность должна сохранять нравственную свободу. Жизненные обстоятельства делились стоиком на те, которые зависят от человека, и те, которые ему не подконтрольны. По поводу вторых он советовал не переживать, спокойно и смиренно принимая их. Свобода превозносилась им и расценивалась как самый драгоценный дар. Эпиктет оказал значительное влияние на многих мыслителей, в числе которых стоить упомянуть Спинозу, И. Канта, М. Фуко, М.Л. Кинга.
Небольшой объем дошедших до нас бесед стоика, в которых ценна каждая фраза, лишь подчеркивает глубину его сентенций, дающих возможность современным мыслителям трактовать их и в сравнении с сочинениями других философов прошлого, и применительно к событиям современной жизни, рассматривая поучения и советы с совершенно разных ракурсов. Это логично, так как каждый обращается в первую очередь к тематике, близкой ему самому. Так рождается многовариантность, нашедшая наглядное отражение в тематике рассматриваемого сборника, где поднимаются вопросы морали, в том числе ценности добра и Бога, разумности и рациональности, среди которых проблемы свободы мысли, поиска и сохранения собственного «я», детерминизма и многие другие.
Статья специалиста по античной философии Брайана Эрла Джонсона «Сократ, Геракл и дефляция ролей у Эпиктета» (049, с. 15-39) также проводит параллель между двумя философами и рассматривает дефляционную теорию ролей, выдвинутую такими исследователями творчества стоика, как А. Бонхёффер1 и К. Джилл (Gill)2, анализируя взгляды ряда других современных западных ученых и предлагая читателю собственную концепцию наряду с авторскими вариантами перевода отрывков из диатриб.
Широко известно, что Сократ в «Апологии» Платона обосновывал необходимость собственного существования в качестве своего рода философского овода, которого трудно заменить с силу божественного поручения ему этой роли в Дельфах. Эпиктет перенял данную идею и предлагал каждому воспринимать собственную жизнь как упорядоченную позицию (taxis) в жизни, предписанную божественным военачальником, или роль (prosöpon), порученную божественным драматургом (049, с. 15). Причем, он настаивал на достойном исполнении каждым собственной роли под угрозой бесчестья. По авторскому мнению, мыслитель делил данные роли на две основные группы: роли рационального человеческого агента и роли индивидуальные, такие как «сын, отец, брат, гражданин, муж, жена, сосед, попутчик, правитель и подданный» (049, с. 16). В первой, общей роли Сократа Эпиктет видел традиционные греческие доблести и добродетели, а все остальное рассматривал как второстепенное и малозначительное. Специфичность роли мыслителя, принадлежащего лишь абсолютно меньшей части человечества, включала, по его словам, обязательство быть божественным оводом и воспламенять молодежь (там же).
Такие исследователи, как А. Бонхёффер и К. Джилл отвергают возможность специфических ролей для Эпиктета, полагая, что тот ценил лишь общечеловеческую роль, проявляющуюся в различных контекстах и обстоятельствах. Их теорию, отчасти разделяемую А. Лонг и Д. Аннас, автор статьи назвал «дефляционным» прочтением (049, с. 17). Джонсон соглашается с данной концепцией в вопросе о приоритете общечеловеческой роли, однако призы-
1 Bonhöffer A.F. The ethics of the stoic Epictetus: An English translation. -
New York: Peter Lang, 1996. - XIX, 335 p.
2
Gill C. Peace of mind and being yourself: Panaetius to Plutarch // Aufstieg und Niedergang der römischen Welt. - Berlin: De Gruyter, 1994. - N 36, 7. - S. 4599-4660.
вает не пренебрегать специфическими ролями, которые определяются практическим разумом и рациональностью (049, с. 17).
По словам автора, Эпиктет провозгласил политическое общество «уменьшенной копией» космического (049, с. 19). Гражданин обязан повиноваться правителю, как человек - природе, и способствовать всеобщему благу так же, как человек - миру. Особенности политического гражданства вырастают из роли в полисе, а космического - из роли в мире в целом (049, с. 20). Космический и политический статусы определяются из иерархического и особого членства индивида в совокупном целом. По словам Джонсона, стоический мыслитель не считает ни одну личность примером для другой. Более того, он ставит космополитический статус выше гражданского. Но хотя принадлежность миру важнее последнего, это вовсе не аргумент для дефляционного прочтения, так как гражданские обязанности следует исполнять непосредственно после исполнения космических. Таким образом, возникает возможность конфликта между специфическими ролями человека (049, с. 20). Роль индивида складывается из множества уровней, причем высший включает выборы и поступки низшего: в первую очередь индивиды должны подчиняться воле Бога, в какой бы форме она ни проявлялась, не отказываясь от собственной, божественно данной способности к суждению или выбору (prohairesis). Во вторую очередь, сохраняя милосердие и здравый смысл, надо следовать требованиям собственных конкретных ролей, например таких, как афинянин или отец (049, с. 21).
Авторская трактовка предполагает, что именно обладание логосом, конкретным телом и специфическим местом в мире у Эпиктета закладывает основу ролевого конфликта (049, с. 22). Объяснить зависимость общества от отдельных людей античный мыслитель пытается на примере обвиняемого:
«Значит, мне суждено сейчас предстать перед судом? Сейчас, когда кто-то охвачен лихорадкой, кто-то плывет в море, кто-то умирает, кто-то будет осужден?.. Если человек [судья. - Б. Э. Д.]1 скажет: "Я нахожу, что ты виновен", [я отвечу:] "Пусть это будет на твоей совести. Я исполнил свою роль, и теперь тебе судить, ис-
1 Здесь и далее в квадратных скобках текст автора статьи.
полнил ли ты свою. Так как опасности подвергается и этот человек [судья. - Б. Э. Д.], не забывай об этом"» (049, с. 22).
Автор полагает, что в данном отрывке Эпиктет описывал Сократа. На одном, общем уровне афинянин был человеком и гражданином космоса, реализуя данную Богом способность к выбору (prohairesis), которую нужно сохранять, занимаясь тем, что поддается контролю, и не беспокоясь о том, что не по силам изменить (там же). Ко вторым (последним) обстоятельствам относились «тюремное заключение, изгнание, предложение выпить яд, отнятие у жены мужа, оставление детей сиротами» (049, с. 24).
В силах мыслителя было вести себя достойно, не вымаливая жизнь у тех, кто осудил его. На другом уровне Сократ был конкретным человеком - гражданином Афин, мужем, отцом, другом и учителем-киником. То есть он имел множество ролей с конкретными обязательствами. Важнейшими из них были роли отца и учителя, отрицающие друг друга, так как придерживаться их одновременно де-факто невозможно. Если первый имеет конкретные обязательства перед семьей, второй должен быть свободен, чтобы полностью посвятить себя божественному служению (там же). Предполагается трение между сократовыми ролями отца и овода (049, с. 25). Если сенатор, бегущий от больной дочери, достоин осуждения, то божественный овод может пренебречь семьей. В то время как для Сократа роль овода ведет к оставлению детей сиротами, другой человек предпочтет сохранить семью. Если бы афинский мыслитель желал сохранить внешние блага, он не стал бы провоцировать судей (049, с. 26). Принадлежность к роду человеческому для Эпиктета сложный, составленный из многих других факт, так как все люди разделяют логос, соединяющий их с космической природой, обладают телом в определенном пространстве и времени, что означает подверженность болезням и множество материальных нужд, а также то, что мы живем среди других людей и испытываем на себе последствия их деятельности. Следовательно, принадлежность к роду человеческому не является единственным стандартом, как то полагают авторы дефляционной теории (049, с. 28).
Античный мыслитель представляет еще несколько примеров, опровергающих то, что конкретная роль - такая как брат или сенатор - умаляется более общей человеческой ролью. Принадлеж-
ность Сократа к роду человеческому дает ему возможность играть ряд общественных ролей, однако ее недостаточно для объяснения специфической роли философа в обществе. Джонсон подчеркивает, что членство в каждом обществе - космическом и гражданском -создает определенную роль с определенными обязательствами, и таких ролей у человека множество. В частности, Геракл боролся с гидрой не для того, чтобы выразить свою гуманность и принадлежность к роду человеческому, а потому что играл роль «быка, вожака стада» (049, с. 34). Сократ, Геракл или раб объединены своей человеческой ролью, но их специфические роли являются важным дополнением к ней. Таким образом, дефляционное, или сниженное, прочтение и понимание неправомочно. По словам автора, Эпиктет считал, что человек, принимая множественность своих ролей, продвигается к мудрости. Изучая собственные роли, он изучает и себя, а реализуя свою специфическую роль, он повышает ценность собственной жизни (049, с. 36).
Схожая тематика, как может показаться из названия, исследуется в работе «Самоидентификация у Эпиктета: рациональность и роль» (048, с. 151-164) преподавателя Нью-Йоркского университета в Потсдаме, специалиста по античной, ветхозаветной, христианской философии и гендерным вопросам Керри Бейтс. Однако ее трактовка наследия мыслителя весьма оригинальна и во многом отлична от предыдущего автора.
По словам Бейтс, философия стоиков, процветавшая с III в. до н.э. по II в. н.э., воспринимала позитивное счастье (eudaimonia) в качестве высшей цели и высшего блага человеческого существования. Как говорил Эпиктет, философская концепция счастья (eudaimonia) - это условие, при выполнении которого человек доброжелательного нрава живет оптимально хорошо, процветая, поступая верно и постоянно наслаждаясь наилучшим образом мыслей, доступным для человеческих созданий (048, с. 151). Автор статьи предупреждает об опасности трактовки переданных Аррианом текстов только в качестве собрания моральных максим, утверждая, что ключевой темой у этого античного мыслителя является проблема познания собственной личности и ее развития, кульминирующая в акмэ. Первичный / эссенциальный аспект самоидентификации фокусируется на абсолютной и универсальной природе людей как рациональных созданий. Это, по Эпиктету, надо понять прежде, чем
осмысливать вторичные / надстроенные элементы собственной личности. Рациональность / разумность обеспечивает способность морального выбора, одновременно свидетельствуя о его правильности (048, с. 152), - об обстоятельствах, не поддающихся контролю человека, не стоит беспокоиться (048, с. 152-153). Вторичным / надстроенным аспектом поиска себя служит данная человеку роль. Она не врожденная, а обусловлена внешними обстоятельствами. Такие роли, как раб, свободный человек, ремесленник, сенатор, философ и т.д., следует играть оптимально хорошо, руководствуясь разумом, ибо они даны Богом и не вступают в конфликт с первичной самоидентификацией (048, с. 153).
Фундаментальной категорией самоидентификации является свобода, но не политическая или общественная, а нравственная, не затрагиваемая внешними ограничениями. Это способность делать рациональный выбор (prohairesis) при определении того, что хорошо, что плохо, а что не зависит от человека. Выбор как волеизъявление совершенно автономен и определяется, по А. Лонгу, индивидуальной способностью к суждению, желанием, намерением и сознательной рефлексией. Все люди обладают способностью совершать его в силу своей принадлежности к роду человеческому, но лишь получившие соответствующее образование - стоики - способны благодаря ему достигать счастья (эвдемонии). Дуализм самоидентификации позволяет человеку быть рабом во вторичном смысле, но свободным в первичном. По Эпиктету, вторичное -рабство - устанавливается Богом и посему желательно, а духовная свобода зависит исключительно от личности. Соответственно, человек может быть свободен во вторичном смысле, но являться рабом в первичном из-за, например, неумеренности собственных аппетитов. Подвергаться иррациональным желаниям и страхам означает оказаться порабощенными ими (там же). В Древнем Риме рождение определяло первоначальный статус, из которого формировалась концепция личности. Остальные факторы могли повлиять на изменение этого статуса - обретение богатства иногда позволяло подняться на более высокую социальную ступень, - но рождение, или происхождение, оставалось первостепенным. Таково было различие между рабом и вольноотпущенником. Принимая эту данность, Эпиктет тем не менее предложил более демократичный подход к пониманию положения человека в обществе, подчеркнув, с
его точки зрения, универсальное: «Бог дал каждому частицу Себя» (048, с. 154). Дитя Божие - высший из возможных статусов, дарованный всем людям. Следовательно, по словам К. Бейтс, изменение этого статуса невозможно и нежелательно. Он не зависит ни от каких внешних обстоятельств. В результате достижения гармонии между надстроенной и эссенциальной самостью - или частями личности - формируется мудрец-стоик. Эпиктет сомневался в возможности достижения подобного состояния, считая, что ближе всех к нему подошел Сократ. По мнению этого древнегреческого мудреца, хорошему человеку нельзя причинить зло, так как для души единственно важно благое. У Эпиктета вещи, которые нельзя изменить, попадают в категорию индифферентных, а единственное действительно важное состоит в том, чтобы верно судить о благом для души.
У Сократа и стоиков действует этика добродетелей, помещающая ценность внутрь характера человека. Их мораль не ставит проблему, что должно делать, а задается вопросом, каким ему следует быть или стать. Сократ, отвечая на него, сказал бы, что человеку следует быть хорошим. Эпиктет - таким, как Сократ. Мудрец -образец совершенной гармонии врожденных и благоприобретенных качеств, следовательно, он - образцовая модель для формирования собственного «я» (048, с. 154). Сократ использует свои диалоги скорее для решения педагогической, нежели полемической или социальной задачи. Эпиктет задействует диатрибу для обучения слушателей искусству благополучной жизни. В эти целях он показывает ошибочность будничного мышления в определении благого и страшного. Она является следствием неверной самоидентификации. Без понимания приоритета разума / рациональности можно столкнуться с вещами, которые нельзя изменить. Своим ученикам эпирский стоик советует принимать внешние обстоятельства как определенные провидением, стало быть, направленные во благо. Добродетельная личность демонстрирует нравственность, совершая лишь поступки, согласующиеся с природой и своим созданным культурой местом в обществе. Эпиктет учил: нравственная позиция при верном самоопределении представляет отход от нормальной жизни - отказ от статуса и его составляющих, таких как слава, сила и богатство. Позиция стоика заключается в следующем: если имеет место неопределенность критериев, позво-
ляющих отличать реальные впечатления от ложных, то происходит неправильная самоидентификация, в этом случае базирующаяся на демотических, простонародных, представлениях о благом и необходимом (048, с. 155). Для любого человека, как правило, нет большего побудительного мотива, чем собственный выбор (рго-hairesis). Рациональность - важнейший аспект при самоидентификации человека, поскольку она нормативна и может формировать личность, предоставляя ей различные возможности. Эта способность - божественный дар, и при надлежащем применении, позволяет верно руководствоваться впечатлениями, адекватно соотнося их с желаемым и вызывающим отвращение. Принимая эту способность, как отличающую его от всех остальных существ, человек верно идентифицирует себя, становясь нравственно совершенным, счастливым и независимым. Принцип образования Эпиктета - достижение гармонии между знанием, желанием и действием - охватывает и первичную и вторичную идентичность, но начинается с заботы о врожденной / эссенциальной.
Вторичная идентичность связана с тем, что все люди ограничены определенными обстоятельствами - живут в определенном месте, в определенное время и связаны определенными отношениями с другими людьми (048, с. 156). По Джорджу Б. Керферду, при самоидентификации прежде всего смотрят внутрь себя, определяя собственные отношения с Богом / природой, а затем обращают взгляд вовне, устанавливая свое место в остальном мире. При конфликте или путанице этих понятий, нельзя корректно трактовать Эпиктета. Для должного прочтения нужно практиковать определенные внутренние правила (oikeiosis). У стоиков это означает, что личность создает свою идентичность, вначале основываясь на уже достигнутом в себе, а затем гармонизируя с этим последним другие элементы.
Особое внимание уделяется автором проблеме соотношения мужского и женского начал в свете первичности статуса человека как дитя Божьего и второстепенности телесного по отношению к действительной личности (048, с. 157-158). По Эпиктету, с одной стороны, «лишь скромностью и целомудрием» женщины могут достичь уважения мужчин. Однако, с другой стороны, это означало бы зависимость женской самоидентификации и самоуважения от мнения другого, что противоречит базовому положению этого
мыслителя о способности человека к выбору при обязательной гегемонии рациональности, а также наличии Бога в каждом из нас и индифферентности всего остального (048, с. 158). В римской культуре мужскими доблестями традиционно считались храбрость, справедливость и самообладание, а женскими - целомудрие, молчаливость и покорность. Но по диатрибам мыслителя основная обязанность людей - жить соответственно собственной природе, т.е. действовать рационально и иметь обо всем верное мнение. Эта обязанность не зависит от пола. Верное мнение состоит в определении того немногого, что поддается личному контролю. Не зависящее от человека не влияет на его радости или печали. Добродетель скромности заключается не просто в стиле одежды или поведении, но и в отрадном соответствии этих внешних проявлений внутреннему миру, где формируется верное мнение. Скромность определяется как соответствие ожиданий реальности. Проповедуемая Эпиктетом скромность не сопрягается с целомудрием, ибо заключается в духовном, а не в телесном (048, с. 159). Фокусирование на телесном нерационально, так как оно означало бы сосредоточенность на случайном, не имеющем отношения к эссенциальной сути (048, с. 159160). Сопрягающаяся со скромностью добродетель - почтительность, понятие, связанное с самоуважением и происходящее от ъроийаюъ: знания и желания верных поступков ради избегания ошибок, влекущих за собой оправданное самоосуждение. Авгу-стинская мораль диктовала строгость женского поведения. У Эпик-тета сексуальное поведение следовало из обеих идентичностей. По стоику, люди должны помнить, кем они являются и каково их звание, и пытаться регулировать собственные действия так, чтобы они соответствовали общественному статусу. Женатые должны блюсти верность, меж тем как холостые и незамужние вольны вступать в интимные отношения, если составили верное мнение по этому поводу. Скромность и самоуважение, возможно влекущие за собой целомудрие, относятся, в первую очередь, к состоянию мыслей мужчин и женщин; и лишь во вторую - к общественно приемлемым поступкам. Естественное устройство человека - фактически Бог в нем - снабжает его врожденным и неотъемлемым ощущением нравственности. Эпиктет, связывающий самоуважение первоначально с моралью, а лишь затем с ролью, советует женщинам оценивать себя скромно, но с самоуважением (048, с. 160). По его
словам, природа сотворила женщин гладкокожими, а мужчин волосатыми. Мужчины, становящиеся женоподобными, капризными и лишенными мужества, бунтуют против собственной природы. Самоидентификация в первую очередь зависит от способности к суждению, а во вторую - от половой принадлежности. Однако так как эта принадлежность идет от Бога, следует признать ее и соответственно играть свою роль. Хотя скромность - женское качество, Эпиктет советовал своим ученикам, обеспеченным римским юношам от пятнадцати до восемнадцати, всесторонне развивать его. Добродетель в его учении не определяется гендером (полом) (048, с. 161). Согласованность вторичности телесного (по отношению к внутреннему) с культурными традициями (внешним) позволяет осуществить главное в человеке - способность к выбору. О скромности и самоуважении следует судить с двух сторон, вначале определяя, как они относятся к рациональности, а потом - к месту человека в мире. И для мужчин, и для женщин первостепенна забота о собственной целостности, выражающаяся как в семейных, так и в общественных и гражданских отношениях. Нельзя принимать только врожденную сущность личности, отвергая надстроенную. Надо признавать обе, блюсти верное соотношение между ними и поступать соответственно. Приближение к идентичности заключается в заботе о себе, что означает философское понимание счастья (eudaimonia), условия оптимальной жизни, процветания, достойного поведения и постоянного наслаждения от наилучшего гармоничного образа мыслей персоны с превосходным характером (048, с. 162).
Статья специалиста по этике, в том числе нравственным аспектам защиты окружающей среды, из университета Западного Кентукки, Мэтью Пьянальто, озаглавлена «В защиту терпения» (050, с. 89-104). Он сфокусировал свое внимание именно на этом вопросе в связи с тем, что им редко занимается современная философия. Эпиграфом к работе взят стих из Евангелия от Луки: «Терпением вашим спасайте души ваши» (21:19). Он иллюстрирует, что данное качество является основной доблестью христианства. Пренебрежение им современными этиками можно объяснить отсутствием ориентации на Бога, как и согласием с сентенцией Ницше, гласящей, что терпение - «рабская» добродетель и поэтому не является ею вовсе. По мнению автора, это просто неспособность оце-
нить повседневную и длительную необходимость терпения для временных созданий в мире, который создан отнюдь не людьми и не подчиняется их планам. Пьянальто располагает данное качество в центре нравственной жизни и показывает, какое место оно занимает в трудах Сенеки и Эпиктета. Он защищает пропагандируемые этими мыслителями идеалы стойкости, независимости и спокойствия разума, отрицая то, что они достигаются ценой смерти для мира. Тем самым поясняется важность и гуманность философии стоиков (050, с. 89).
Пьянальто оспаривает определение терпения Джозефом Куп-фером (Kupfer) как согласия на промедление в удовлетворении желаний - и диктуемых обстоятельствами, и непосредственных. Он предлагает считать его способностью сдерживать временное или постоянное расстройство и раздражение из-за неисполнения желаемого, не впадая в гнев или безнадежность (050, с. 90). По философии стоиков, и в частности Эпиктета, этого можно избежать, сдерживая желания, связанные с не зависящими от человека обстоятельствами. Терпение помогает избавиться от раздражения, позволяя увидеть необоснованность ожиданий. Давая волю гневу или отчаянию в раздражающих ситуациях, люди рискуют проявить ненадлежащую пассивность или поступить необдуманно. Нравственной и практической интуиции, формирующей практическую житейскую мудрость, необходимо терпение (050, с. 91). Можно счесть терпение добродетелью, связанной с несением невольно или сознательно принятого бремени. Но, по концепции стоика, держать груз, который уже не рационально нести, вовсе не является добродетелью. Если обязательства были приняты добровольно, скажем, для реализации некоего проекта, можно отложить его на какое-то время или отказаться от него (там же). Терпеливая личность преодолеет искушение слишком скорого отказа. Вдобавок, она будет действовать без необоснованной спешки. Например, написание книги или строительство дома требуют времени и внимания. В этой работе нельзя торопиться. По мере решения главной проблемы и несения сознательно принятого бремени будут появляться дополнительные задачи, требующие своего решения.
Эпиктет советовал понять составляющие бремени прежде, чем брать его на себя (050, с. 92-93). Взявший на себя слишком много перегружается. Чрезмерная нагрузка подрывает терпение, не
давая проявлять его, так как в данном случае попросту не хватает времени на выполнение всех обязанностей.
Характеризуя ценность терпения, автор противопоставляет его пассивности, апатии, безнадежности и трусости, с одной стороны, и гневу со спешкой - с другой. По Сенеке, который сравнивал гнев с несбалансированным судном (050, с. 93), это не просто чувство, а эмоция, включающая убеждение в несправедливой обиде и желание отомстить. Древнеримский мыслитель считал гнев бесполезным, а желание отомстить - препятствием должному моральному суждению и действию. Сенека советовал избегать гнева при определении наказания ради исправления.
Терпение - это не бесконечная снисходительность; в некоторых случаях, например, в деятельности родителей или учителей, когда исправление необходимо, от нее стоит отказаться (050, с. 94). Ненадлежащая мягкость следует из отсутствия житейской мудрости или невнимательности, нечувствительности и, возможно, трусости, но данные недостатки не следует путать со способностью терпеливо выносить ошибки и проступки, которые можно исправить. Равновесие терпеливого образа мыслей состоит в безусловном исполнении своих обязанностей. Терпеливый лучше разберется в обстоятельствах и скорее вынесет верное суждение. Терпение развивает сознательность, полноту мышления, усердие и постоянство в выполнении обязательств, так как противоположно рассеянному, поспешному образу жизни.
Подобная характеристика терпения позволяет предположить, что это инструментальная добродетель, необходимая для культивации всех остальных и ценная как своеобразный ограничитель. Особенно тонкой автор находит концепцию С. Кьеркегора (050, с. 96), который замечал, что люди понимают необходимость терпения как инструментальную. Это качество помогает стойко переносить время в путешествии, между посевом и сбором урожая, при клеве рыбы. Иногда оно неотделимо от сознательного преследования цели и позволяет проследить собственные ошибки. Оно дает возможность не спешить со сбором урожая и избегать раздражения при ожидании в очереди. Понимание терпения исключительно в качестве инструмента критикуется в силу того, что практикующий терпение ради цели стремится именно к последней, а не к первому. Терпение предпочтительнее бесконтрольных недисциплинированных сры-
вов, не приносящих ничего кроме вреда, но оно не только инструмент, нужный в процессе ожидания. Терпением обретается - и сохраняется - душа, а подобное самообладание не дает утратить себя (050, с. 96).
Подобно стоикам, вопреки очевидным теологическим различиям с ними, Кьеркегор считал приверженность внешним обстоятельствам препятствием к самопознанию. «Можно овладеть миром, лишь владея собой» (050, с. 97). Одержимость миром у не поддающегося контролю человека, по словам Эпиктета, приводит к пренебрежению основной внутренней ценностью - душой. Обретение и сохранение души возможны лишь благодаря постоянной приверженности добродетели и Добру, существующему вопреки превратностям мирской судьбы. В Стое гнев противопоставлен добродетели - он не дает сохранять постоянную преданность добру.
Аналогичным образом Эпиктет предостерегает насчет желаний, возникающих из стремления получить удовольствие, - и дело не в том, что человек должен отказываться от удовольствия, а в том, чтобы не дать увлечь себя погоней за удовольствием (там же). Следует «дать ему [удовольствию] возможность ожидать» человека, а самому позволить себе промедление (050, с. 97-98). Сенека рекомендует подобное относительно гнева. «Великое лекарство от гнева - промедление... его первая вспышка наносит урон, но если подождать, он может отступить (050, с. 98)». Точно так же обстоит и с местью - ее желание связано с ожиданием удовольствия, а желание отомстить порочно само по себе (там же). Эпиктет считает: путем отрешенности и безучастности можно избежать огорчений от больших и малых несчастий (050, с. 99). Можно возразить, что, во-первых, подобная отрешенность психологически невозможна. Во-вторых, даже при ее возможности она нежелательна, так как ведет к деградации внутренней жизни, ослаблению нравственной заинтересованности, недостатку человечности. В-третьих, культивирование отрешенности ради внутреннего спокойствия проявляется в чрезмерном эгоцентризме, так как она ведет к отходу от мира с его несчастьями, т. е. это влечет безучастность к страданиям других людей. Однако автор находит этому опровержение. В практической философии стоиков крайне ценится идея о том, что человеческие страдания связаны с необязательной сопричастностью. Культивируя позицию беспристрастия по отношению к внешним
факторам, не зависящим от них, люди получают терапевтический эффект, избавляющий их от страданий, которых можно избежать. Такова стратегия борьбы с непостоянством фортуны, преодоления утрат и несчастий без впадения во гнев и, таким образом, для сохранения целостности личности и цели вопреки превратностям судьбы. У Эпиктета она находит свою кульминацию в совете желать не свершения каких-то событий, а хотеть, чтобы все было, как будет. В таком случае жизнь станет хорошей. Подобная концепция на первый взгляд рекомендует пассивность, вызывающую первые два из вышеупомянутых возражений, если речь идет о природных катастрофах или нравственном зле (050, с. 100). Но, фокусируясь на данных событиях, мы можем испытать гнев, безнадежность или другие бесполезные эмоции, а значит, лишь увеличить собственные страдания. Желать, чтобы все было, как будет, означает открытость и реализм по отношению к жизненным поворотам, а также нравственное совершенствование, исключающие озадаченность и смущение при неблагоприятных обстоятельствах и дурных поступках других.
Подобное спокойствие означает не пассивность, а сохранение благоприятного расположения духа и хладнокровия для принятия мудрых решений относительно природных и социальных катаклизмов. Практическая мудрость обретается через осмысление своих достоинств и заслуг и трезвую оценку возможности выполнения собственных устремлений. По Эпиктету, нужно обдумать, что к этому ведет, что из этого вытекает, и лишь затем сознательно его добиваться. Отчасти подобная стратегия состоит в том, чтобы избежать потери самообладания и не принимать на себя обязательства, для выполнения которых не хватает опыта или мотивации. Бесстрастность не дает действовать беспечно и наугад, заставляя стремиться к самоосознанию и практической мудрости прежде, чем начать действовать. Также она дает возможность понимать, к чему стремятся другие люди, и представлять возможные препятствия. Но возникает вопрос: что при выполнении хорошо продуманных благих целей не дает впасть в эгоцентризм ради блага собственного спокойствия? По философии стоиков, нельзя оставаться космополитом, не выполняя своих обязанностей по отношению к миру (050, с. 101). Самообладание отнюдь не означает отказ от стремления утешить другого человека. Не сохранив терпения, нельзя по-
мочь другому. Оно дает возможность в полной мере заботиться о тех, кто нуждается в помощи (050, с. 102).
И.М. Цибизова
2016.04.051. ХЛЕБНИКОВ Г.В. АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФСКАЯ ТЕОЛОГИЯ - Изд. 2-е, испр. и доп. - М.: ЛЕНАНД, 2014. - 312 с.
Ключевые слова: Бог; божественное; философия; философская теология; Античность; досократики; Пифагор и пифагорейцы; Сократ; Платон; Аристотель; иррациональное; эллинизм; Стоя; Эпикур; Лукреций; Цицерон; неоплатонизм; Плотин; тео-зис.
Книга Г. В. Хлебникова в России является первым систематическим исследованием темы философской теологии в античности. Она состоит из подробного оглавления (с. 3-6), предисловия (с. 78), введения (с. 10-12) и трех глав (гл. 1: Теология досократиков, с. 13-83; гл. 2: Сократ, Платон, Аристотель, с. 84-177; гл. 3: Философская теология в эпоху эллинизма, с. 178-297), каждая из которых включает в себя параграфы, в свою очередь делящиеся на подразделы, и заключения (с. 298-300).
В них экспонируются как многообразные динамика и развитие античных представлений о божественном, богах и Боге, так и диахронические инварианты тем, концепций, целей, задач, подходов и психотехник, реализуемых в теориях и практиках философских школ античности.
В исследовании используются следующие методы и принципы, помогающие объективно приблизиться к пониманию сложных и теперь уже непривычных модусов сознания и мышления античных мыслителей. В начале книги дается определение философской теологии, которое аккумулирует не только рефлексию античных мыслителей, но и суммарный опыт непосредственного соприкосновения людей с различными феноменами того, что осознается ими как божественное. Ибо восприятие и понимание «природных» божественных сущностей в античности основывалось на концептуализации опыта, который, как пишет автор исследования, «мог быть не только непосредственной перцепцией, но и духовным переживанием». В связи с этим приводится пример из известного исследования Р. Фальтера о неправомерности в Античности вопроса: «Су-
