CC BY
42
мом достанется господство на Черном море. От Вас зависеть будет запирать ход туркам и кормить их или морить с голоду» (цит. по: с. 108).
Взвесив все «за» и «против», Екатерина II начала интенсивную дипломатическую и военную подготовку к присоединению Крыма к Российской империи, отмечает автор. 12 декабря 1782 г. Коллегия иностранных дел представила свой анализ военно-политической обстановки в Европе и возможную реакцию со стороны каждой из европейских держав. Недовольная таким ходом событий в Крыму Турция начала готовиться к новой войне. «Но собственная слабость и разруха, с одной стороны, сила русской и австрийской армии, с другой, заставили Порту умерить свои желания» (с. 134). Учитывая внутреннюю ситуацию в Константинополе и готовность Англии «вступить с обоими императорскими дворами (российским и австрийским. - Реф.) в беспосредственные обязательства», Россия решила представить Порте проект декларации о закреплении за собой Крыма, Тамани и Кубани. Порте не оставалось выбора, как принять условия российской стороны. 28 декабря 1783 г. Порта подписала акт о присоединении Крыма, Тамани и Кубани к Российской империи (с. 134).
Далее автор показывает, как строилась база Черноморского флота в Ахтиарской бухте, т.е. Севастополе. В последней, пятой главе Первого раздела монографии, озаглавленной «Высочайший смотр "Полуденного края"», рассказывается, как проходила в 1787 г. знаменитая поездка русской императрицы на Юг России. Вместе с ней путешествовал и австрийский император Иосиф II. Визит Екатерины II в Новороссию убедительно показал всему свету, считает автор, что Россия способна ставить перед собой самые грандиозные цели и с успехом их добиваться.
Присоединение Крыма к России явилось важнейшим событием многовековой истории России, заключает автор.
В.П. Любин
2016.04.014. КЕФЕЛИ А. СТАТЬ МУСУЛЬМАНИНОМ В ИМПЕРАТОРСКОЙ РОССИИ: ОБРАЩЕНИЕ, ОТСТУПНИЧЕСТВО И ГРАМОТНОСТЬ.
KEFELI A. Becoming Muslim in imperial Russia: Conversion, apostasy, and literacy. - Ithaca: Cornell univ. press, 2014. - XXII, 290 p.
Ключевые слова: Россия, XIX в.; кряшены; реисламизация; религиозные идентичности; национальные идентичности; локальные идентичности.
Монография Агнес Нилуфер Кефели, старшего преподавателя в Университете Аризоны, в 2015 г. удостоилась премии Реджинальда Зелника, ежегодно присуждаемой Американской ассоциацией славянских, восточноевропейских и евразийских исследований. На примере истории кряшен - крещеных татар, проживающих в Поволжье и на Урале, которые в XIX в. начали массово отказываться от православия и принимать ислам, автор исследует проблему перехода из одной религии в другую и выявляет далеко не очевидные причины и факторы так называемой «реисламизации». В центре внимания - сложный процесс формирования религиозных, национальных и локальных идентичностей, который разворачивался в одной из контактных зон империи на протяжении столетия. В соответствии с задачами культурно-исторического по своему характеру исследования основополагающее место в работе занимают такие вопросы, как народная религия, коллективная память, формы производства религиозного знания, роль женщин в религиозной сфере.
Источниковая база монографии богата и разнообразна: это официальные документы (законодательные акты, отчеты губернаторов и министерств, сведения из синодальных архивов, петиции на русском и татарском языках, направленные во властные структуры), литературные источники (записи местных сказаний, миссионерская и этнографическая литература, кряшенская проза и поэзия, популярные суфийские1 поэтические и назидательные тексты), материалы прессы и учебники. Кроме того, автор использовал мемуары, дневники женщин, биографии местных суфийских учителей. Отдельную группу составляют интервью и материалы полевых наблюдений, проводившихся в 1996, 2000 и 2008 гг. (с. 5). Книга состоит из введения, пяти глав и заключения с эпилогом.
Во введении автор ставит проблему и формулирует основной постулат своего исследования, отталкиваясь от существующей историографии. Кряшены, потомки волжских татар, исповедовавших
1 Суфизм - течение в исламе, проповедующее духовность и аскетизм. -Прим. реф.
ислам и анимизм и обращенных в православие в XVI и XVIII вв., представляют собой прекрасный пример для изучения того, как в Российской империи «нерусские крестьяне интегрировали и передавали будущим поколениям религиозное знание», «как колонизаторы и колонизуемые использовали религию и образование для выковывания новых идентичностей», пишет Кефели (с. 2). Регион их проживания автор характеризует как зону фронтира - пограни-чье между православием и исламом, где на протяжении столетий «конкурировали между собой разнообразные идентичности и культурные системы, включая народное православие, мистический ислам, анимизм и исламский модернизм». Что касается конкретных социальных сил, боровшихся за души и умы крестьян, автор выделяет четыре «заинтересованных группы»: суфийские проповедники (мусульманские мистики), православные миссионеры, государственные чиновники и «исламские модернисты» - джадиды1. Однако, по мнению Кефели, важнейшим фактором в формировании религиозной идентичности следует считать недооцененную в историографии систему начального образования, унаследованную от времен обращения в ислам среднеазиатского населения (с. 2-3).
Переход в XIX - начале ХХ в. десятков тысяч крещеных татар в ислам (на языке государства это называлось «отпадение» от православия) обычно интерпретировался как «возвращение к корням». Считалось, что крещение, в силу своего насильственного характера, не оказало серьезного воздействия на новообращенных татар, чье православие оставалось поверхностным, и на деле они были «тайными мусульманами». Вслед за татарскими националистами эту точку зрения приняли и зарубежные специалисты, что вполне, по словам автора, согласовалось и с советским определением царской России как «тюрьмы народов», и с модной критикой всех форм колониализма (с характерным для секулярного сознания отвращением к прозелитизму любого толка). И западные, и татар-
1 Джадидизм - культурно-реформаторское и общественно-политическое движение мусульман Поволжья, Крыма и Средней Азии в конце XIX - начале XX вв., в центре которого находились идеи цивилизации и прогресса. Ключевым для проекта джадидов являлся тезис о необходимости европейского образования для мусульман, отсюда их стремление реформировать традиционную мусульманскую систему (обучение грамоте путем зазубривания отдельных сур Корана). -Прим. реф.
ские историки склонны видеть исключительно утилитарные стороны обращения в государственную религию, а возвращение в ислам считать «политическим, антиколониальным событием в татарской национальной истории». Однако таким образом невозможно объяснить сохранение устойчивых общин кряшен, оставшихся в православии, так же как и то, откуда у коренных народов взялась исламская идентичность, пишет автор (с. 3).
Сегодня американские историки чаще всего рассматривают процесс возвращения в ислам с правовой точки зрения, как вызов государству, с одной стороны, проводившему политику веротерпимости, с другой - поддерживавшему православие. Отпадение от государственной религии в данном случае интерпретируется как противоречие между интересами государства и крестьян, в соответствии с собственным мировоззрением вырабатывавших определенные стратегии выживания, а движение джадидов считается реакцией на мистицизм, получивший широкое распространение в татарской деревне благодаря суфийским проповедникам.
Тем не менее ни националистический, ни легально-правовой подходы, пишет автор, не в состоянии учесть целый ряд обстоятельств. Во-первых - динамику развития исламского традиционного знания и «неинституциональный» характер его распространения. Протест «вероотступников», поясняет она, явился в какой-то степени результатом обширного реформистского движения в суфизме, разворачивавшегося за пределами Российской империи (в частности, в империи Великих Моголов), и отмечает, что деятельность суфийских братств в центральной России, среди башкирского и марийского населения, уже исследована историками. Во-вторых, распространение ислама в Поволжье являлось также результатом крупных экономических трансформаций, происходивших в регионе в конце XVIII в. Прежде всего речь идет о возникновении индустрии по обработке шерсти, кож и хлопка в связи с расширением торговли со Средней Азией и Индией. Наконец, третий фактор -роль женщин в распространении исламских знаний, в том числе мистической поэзии (с. 4-5).
Обращаясь к изучению истории «конфликта и совместного обитания» татар-мусульман и православных русских, автор исходит из утверждения, что идентичность представляет собой развивающийся, противоречивый динамический феномен, а вовсе не не-
что фиксированное, сформированное «национальным наследием». Особое внимание Кефели уделяет анализу традиционных методов обучения, бытовавших в поволжском регионе до начала реформистского движения джадидов. Утверждая, что именно начальное обучение сыграло ведущую роль в массовом переходе крещеных татар в ислам, автор не опирается на привычное противопоставление традиционного современному (так же как и религиозного секу-лярному), а реконструирует культурный контекст, который привел в итоге к отпадению от православия.
В книге подробно рассматриваются главные «действующие лица» драмы: местное население; государство в лице чиновников, миссионеров, священников, ученых и учителей; суфийские проповедники и учителя; джадиды-реформаторы. Исследование открывается историко-этнографическим очерком кряшен, название которых произошло от русского слова «крещеные». Кряшены дистанцируются от татар, считая себя отдельной народностью, пишет А. Кефели, и уже в начале ХХ в. они резко возражали против именования их в русской прессе «крещеными татарами», с гордостью называя себя «природными» православными.
Автор отмечает, что после завоевания Казани Иван Грозный отнюдь не делал принятие православия необходимым условием для поступления татарских элит на русскую службу. Первую волну крещения проводили архиепископы Гурий и Герман в 1560-е годы, она коснулась в основном деревень, расположенных по берегам рек и вдоль торговых путей к востоку от Волги и севернее Казани. Вторая волна крещения проводилась «Конторой новокрещеных дел», созданной в 1740 г. в Свияжске, и разворачивалась главным образом южнее Казани, охватив также правобережье Волги, в том числе Симбирск и Нижний Новгород. Обращенных при Иване Грозном в христианство татар и потомков финно-угорских племен стали называть «старокрещеными», обращенных в 1740-1750-е годы (главным образом мишарей) - «новокрещеными», хотя граница между ними зачастую не проводилась. В 1862 г. кряшены обеих групп составляли 9% населения Казанской губернии (с. 10-11).
Этнографы XIX-ХХ вв. указывали на резкие различия между кряшенами и казанскими татарами, в том числе языковые и антропологические, и в то же время обнаруживали их сходство с соседними народами - чувашами, удмуртами, мари, мордвой. Тем не
менее, подчеркивает автор, большинство кряшенских деревень представляли собой конгломераты различных культур и народностей. Так, среди нагайбакских кряшен Оренбургской губернии были крещеные ногайцы, башкиры, удмурты, казанские татары, уральские казаки и даже выходцы из Средней Азии. Столь же разнообразным было население так называемых «отпавших» деревень (с. 14-15).
Таким образом, этничность не являлась исходным пунктом при выборе православия или ислама. Что касается религиозной составляющей, микроисторическое исследование отдельных деревень подтверждает значительное присутствие анимистических верований среди старокрещеного населения. Но в любом случае, пишет автор, дать удовлетворительное объяснение причин массовых -целыми деревнями - крещений XVI-XVII вв. не представляется возможным, учитывая отсутствие целенаправленной государственной политики и множество привходящих обстоятельств. Это такие факторы, как развитие земледелия и торговли, деятельность монастырей, осваивающих новые территории, строительство защитных рубежей, отделяющих завоеванные Москвой территории от Дикого поля. На микроуровне большую роль играли смешанные браки, переселение, личные обстоятельства, которые приводили к тому, что в одной семье от поколения к поколению религиозная принадлежность ее членов менялась (с. 17).
В отличие от старокрещеных, обращенные в 1740-1750-е годы до этого в большинстве своем исповедовали ислам. По мнению многих историков, насилие, конечно, присутствовало в действиях миссионеров и местных чиновников, однако государство несомненно старалось заинтересовать своих подданных в переходе в господствующую религию, предлагая им ослабление налоговых тягот, освобождение от военной службы и др. Подавляющее большинство новообращенных оставались жить среди своих соседей-мусульман, что сильно затрудняло их повседневную жизнь и делало их первыми кандидатами на «возвращение» в ислам, которое получает распространение в первой половине XIX в. Во второй половине столетия к ним присоединяются и старокрещеные, а также представители других народностей - удмурты, марийцы, чуваши, что знаменовало победу исламского прозелитизма, пишет автор
(с. 21).
Массовое «отпадение» от православия, несмотря на законодательный запрет, началось в царствование Александра I, когда целые деревни начали писать петиции царю с просьбой вернуть их в «природную» веру. Движения эти шли волнами, в 1802-1803, 1826-1830, 1842, 1856, 1865-1866, 1870, 1882-1883, 1895-1896 и 1905 гг. По наблюдениям автора, они совпадали со сменой царствований, проведением ревизий, с эпидемиями холеры и неурожаями, введением русификаторских мер или просто со строительством церкви в той или иной деревне. Каждая последующая волна вовлекала все больше участников и охватывала все большую территорию. Согласно статистике, в 1862 г. в Казанской губ. насчитывалось 7266 отступников и 45 377 оставшихся в православии кряшен. В 1898 г. 90% татарского населения губернии были мусульманами, 4% - «отпавшими» и 6% - кряшенами.
Автор рассматривает механику и причины крестьянского движения «отступников» от православия, подчеркивая такую характерную его черту, как опора на литературные источники для формулирования своих требований, а затем обращается к анализу религиозного мира кряшен, в частности к воображаемой географии. Рассматривается и деятельность суфийских мистиков, активизировавшаяся в последней четверти XVIII в. Проповедники путешествовали по всему Поволжью; они несли с собой тюркские сказания, преподавали их в деревенских медресе и исполняли на религиозных праздниках. Кефели подробно анализирует темы и модели поведения, представленные в суфийской литературе, которые получили широкое хождение как в мусульманских, так и в кряшенских деревнях и использовались для концептуализации отношений с «Другим» - чаще всего с христианством.
В частности, большое внимание уделено легенде о Юсуфе и Зулейхе, которая имеет свои параллели в христианской традиции (сказание об Иосифе Прекрасном и жене Потифара), а также вариациям на эту тему в традиционной и модернистской мусульманской литературе и способам ее прочтения в разных культурно-исторических контекстах. Захватывающая история о герое, оказавшемся посреди империи неверных, но продолжавшего проповедовать ислам, была очень популярна, она предоставляла своего рода образец поведения для проживавших в России мусульман. Они подчеркивали чудотворную силу пророка Юсуфа и любовь Зулей-
хи, которая привела ее к вере в Бога. Джадиды-реформаторы, для которых первостепенное значение имело моральное самосовершенствование, часто просто убирали Зулейху из повествования. Православные миссионеры усматривали в мусульманских сказаниях о пророках лишь искажение истины и использовали их в качестве полезного разоблачительного материала в антиисламских диспутах. Для них, как и для джадидов, народный ислам (и также народное православие) олицетворял тьму невежества, которое следовало преодолевать.
Одна из глав посвящена путям, по которым традиционная мусульманская литература попадала в Поволжье, и тому, как она распространялась в деревенской среде. Автор отводит женщинам первостепенную роль в передаче моделей традиционного религиозного знания будущим поколениям, отмечая, что именно женщины переписывали «сказания о пророках» и другие религиозные поэмы, организовывали «тайные школы», где детей учили грамоте и Корану. В двух последних главах раскрывается деятельность русских миссионеров, которая способствовала созданию и укреплению православной общины кряшен, а также анализируется реакция на эти успехи татарской мусульманской интеллигенции. И те и другие в равной мере критиковали народную религиозную литературу, однако последние стремились перевести мифологические исламские образы в «рациональное» русло и вернуть кряшен в национальные рамки.
Культурно-историческое исследование Кефели напрямую связано с сегодняшним днем, о чем говорится в эпилоге. Проблема сохранения значительной православной общины кряшен, которые в настоящее время требуют считать себя отдельным народом, является предметом дебатов в Татарстане, где по-прежнему наблюдается тенденция приравнивать религиозную принадлежность к этнич-ности. Характерно, что интеллектуалы и улемы, обеспокоенные обрусением (прежде всего использованием русского языка), урбанизацией, а также глобализацией исламского знания благодаря Интернету, обращаются к наследию доджадидского прошлого. Они переиздают суфийскую литературу, на сюжеты средневековых сказаний пишут пьесы и песни, которые исполняются по телевидению и включаются в школьную программу по литературе. По мнению
автора, вновь, как и более 100 лет назад, эти книги могут стать ведущим вектором исламизации региона Поволжья.
О.В. Большакова
2016.04.015. СОКОЛОВ А.Р., ЗИМИН ИВ. БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТЬ СЕМЬИ РОМАНОВЫХ. XIX - НАЧАЛО XX в. ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ РОССИЙСКОГО ИМПЕРАТОРСКОГО ДВОРА. - М.; СПб.: Центрполиграф: Русская тройка - СПб., 2015. -604 с.
Ключевые слова: Россия, конец XIX- начало XXв.; благотворительность; императорская семья; российский императорский двор.
Книга российских исследователей А.Р. Соколова и д-ра ист. наук, профессора И.В. Зимина представляет собой всесторонний анализ деятельности российских благотворительных учреждений XIX - начала XX в., которым покровительствовали члены императорской семьи. Благотворительные ведомства, комитеты, общества и находившиеся в их составе попечительские учреждения осуществляли весомую и достаточно разнообразную для своего времени поддержку различных категорий нуждавшихся.
Источниковую базу монографии составили архивные материалы (ОР РНБ, РГИА, ЦГИА СПб.), опубликованные официальные документы, мемуарная литература и дневники. Авторы использовали также научную литературу конца XIX - начала XX в. и современные исследования, в том числе англоязычные. Книга имеет следующую структуру: введение, четыре части и заключение.
Во введении авторы отмечают, что «личная благотворительность в форме традиционной милостыни осуществлялась Романовыми с начала XVII в., однако организованный, системный характер это явление приобрело только в имперский период русской истории» (с. 7). К XX столетию благотворительные ведомства императорской семьи стали важнейшим элементом системы социальной поддержки в России. Они пережили Первую мировую войну и Февральскую революцию 1917 г., продолжали функционировать при Временном правительстве и даже некоторое время при советской власти (последние из них прекратили свое существование в начале 1918 г.).
