CC BY
33
ностно-ориентированного, бытийного дискурса как на материале текстов различных жанров, проповедей, церковной публицистики, так и с привлечением экспериментальных данных, фрагментов живой коммуникации. Исследования в указанных направлениях весьма перспективны, а обозначенные автором проблемы теоретического и практического характера ждут дальнейшей разработки.
Е.А. Казак
2016.03.021. ШИЛИХИНА КМ. СЕМАНТИКА И ПРАГМАТИКА ВЕРБАЛЬНОЙ ИРОНИИ. - Воронеж: Наука-Юнипресс, 2014. -304 с.
Ключевые слова: вербальная ирония; модусы коммуникации; «наивная» картина мира; метакоммуникация; научная картина мира; иронический дискурс; лингвистические сигналы иронии.
Монография, состоящая из введения, пяти глав и заключения, посвящена вербальной иронии как особой дискурсивной практике. На материале корпуса письменных текстов, представляющих различные языки и различные жанры, записи устной разговорной речи и фрагменты компьютерно-опосредованной коммуникации, обсуждаются семантические, прагматические и когнитивные особенности иронического дискурса.
Во введении обосновываются причины научного интереса к феномену иронии, занимающему особое место в современной коммуникации, характеризуется корпус исследованных текстов, который составил более 2,5 млн словоупотреблений.
В главе первой «Краткая история изучения иронии: От античности до современности» предлагается обзор философских, литературоведческих, лингвистических теорий и прикладных моделей иронии - от наиболее ранних упоминаний этого феномена в комедиях Аристофана, трудах Аристотеля, Цицерона и Квинтилиа-на до теорий иронии в ХХ в., когда, по мнению автора, ирония окончательно закрепилась как способ мировосприятия: «Эпоха романтизма подготовила почву для иронического мировосприятия -именно такой статус получила ирония в философии и искусстве ХХ века» (с. 34). Автор обращает внимание на семиотический анализ иронии, поскольку в ироническую коммуникацию широко вовлекаются самые разные знаковые системы. Иронически интерпре-
тируются не только тексты, но и явления моды, искусство кулинарии, произведения музыкального и изобразительного искусства и т.д. Семиотический критерий может, по мнению автора, использоваться и для классификации иронии, разновидности которой могут выделяться в зависимости от знаковой системы, участвующей в создании иронии. Ирония включается в семиотический квадрат А. Греймаса, т.е. во «внетекстовую» (с. 45) модель, устанавливающую логические отношения противоположности, противоречия и импликации.
Автор отмечает связь новой волны интереса к иронии во второй половине ХХ в. с развитием лингвистической прагматики, когнитивной и компьютерной лингвистики и подчеркивает значение эмпирических данных для современных лингвистических исследований иронии. Обзор основных современных лингвистических теорий иронии автор начинает со стандартной прагматической модели Г.П. Грайса, в основе которой лежат принцип кооперации и рациональное поведение говорящего. «В теории Грайса ирония - это разновидность конверсационной импликатуры, когда не само высказывание означает нечто противоположное, а говорящий намеренно имплицирует, т. е. имеет в виду нечто противоположное сказанному» (с. 51). Автор рассматривает свойства конверсационных импликатур и характеризует достоинства и недостатки теории Г.П. Грайса. Далее рассматривается «теория иронии-как-эха» (с. 54) Д. Сперберга и Д. Уилсона, т.е. одна из наиболее известных и широко цитируемых концепций в западной лингвистике, основанная на теории иронии как «значимой (релевантной) неуместности» (с. 59). В основе данной теории лежит идея о том, что любое ироническое высказывание является упоминанием сказанного ранее. При таком подходе ключевым становится противопоставление языка и метаязыка. Интерпретация высказывания находится в зависимости от контекста, поскольку ирония достигает желаемого эффекта, только если адресат опирается на контекст и предыдущий коммуникативный опыт. Автор относит к достоинствам данной теории ее семиотическую универсальность, поскольку она может быть применена и к иронии, созданной виртуальными средствами. В монографии рассматриваются также иные подходы к ироническому дискурсу, в частности теория иронии как значимой неуместности С. Аттардо. Как пример экспериментального изучения иро-
нии автор приводит теорию ранжированной салиентности (высокой степени значимости слова) для носителей языка. Подводя итог обзора разнообразных лингвистических теорий, автор приходит к заключению, что самым важным результатом научных исследований на современном этапе является признание когнитивной сложности иронии и отказ от упрощенного ее понимания как риторического способа сказать одно, имея в виду нечто противоположное.
Глава вторая «Вопа fide и non bona fide модусы коммуникации» посвящена описанию свойств двух модусов коммуникации -серьезного (bona fide) и несерьезного (поп bona fide). Автор определяет место иронии в структуре дискурса и границы между различными режимами non bona fide коммуникации: юмором, иронией и сарказмом. Опыт описания двух модусов коммуникации на базе нескольких языков позволяет автору сделать следующие выводы.
1. Для выделения и описания основных свойств серьезной и несерьезной коммуникации необходимо введение ряда параметров (атрибутов), так как различные режимы характеризуются конкретными значениями этих атрибутов. Значения атрибутов и режимы коммуникации находятся в отношении «многие ко многим». На с. 92 монографии представлена схема, иллюстрирующая соотношение «значение атрибута - режим коммуникации».
2. Не существует единого алгоритма описания различных режимов bona fide и non bona fide модусов коммуникации. Для абсурдного дискурса достаточно двух критериев, а для распознавания иронии, юмора, сарказма требуется больше критериев.
3. Критерии, на основе которых можно устанавливать сходства и различия между разными типами общения, автор представляет в виде иерархии, поскольку их степень значимости различна. Модель алгоритма интерпретации bona fide и non bona fide высказываний на с. 94 показывает процесс выбора режима интерпретации.
Третья глава монографии «Ирония в наивной картине мира» посвящена возможности металингвистического (метапрагматиче-ского) комментирования иронии в дискурсе. Основным объектом исследования в данной главе является коммуникативный опыт рядовых носителей языка. Автор исследует: 1) какие действия в повседневной коммуникации квалифицируются носителями языка как ирония; 2) как носители различных языков оценивают иронию; 3) какие метафорические модели используются для металингви-
стического описания иронии. К.М. Шилихина утверждает, что существование и функционирование маркеров модуса коммуникации показывает, насколько важна организация структуры дискурса для участников коммуникации и насколько велик в языке запас средств регулирования коммуникативных процессов.
В главе четвертой «Ирония в научной картине мира. Виды и функции иронии» исследуются прагматические свойства иронического дискурса. Автор подчеркивает, что ирония не связана с каким-либо конкретным уровнем языковой системы, поэтому трудно определить тот набор языковых средств, за которыми в языковой системе была бы закреплена функция «служить сигналом иронии» (с. 153). Автор останавливается на некоторых классификациях иронии (таксономия С. Чжанг, таксономия Р. Кройца и Р. Робертса, эклектический подход П. Симпсона) и приходит к выводу о том, что проблематичность классификации видов иронии объясняется многообразием ее форм и ситуаций, в которых возможно выражение иронической интенции. Тем не менее можно выделить «два вида иронии, существование которых не подвергается сомнению: это вербальная ирония и ситуативная ирония» (с. 162). Рассматривая функциональный потенциал иронии, автор приходит к выводу, что функции иронии могут быть сведены к двум: 1) реализация отношений авторитетности через установление асимметричных отношений между участниками коммуникации; 2) развлечение адресата иронического высказывания или текста. Первая функция является обязательной, а вторая факультативной, поскольку не всякое ироническое высказывание вызывает смех.
Автор рассматривает иронию в различных сферах коммуникации: в академическом дискурсе, в политическом дискурсе, в повседневной устной коммуникации, в компьютерно-опосредованной коммуникации. Переходя к вопросу о статусе иронии в дискурсе, автор анализирует свойства речевого акта и вербальной иронии и обобщает свои выводы в таблице 7 (с. 212), на основании которой делается вывод о том, что иронию нельзя отнести ни к классу явлений, называемых речевыми актами, ни к речевой стратегии, ни к категории речевых жанров. Автор предлагает относить разнообразные проявления иронии к категории «дискурсивная практика» и, рассмотрев различные дефиниции этого понятия (К. Трейси, А. Маркович, М. Фуко и др.), выделяет следующие основные ха-
рактеристики дискурсивной практики: 1) набор правил, в соответствии с которыми эта практика реализуется; 2) повторяемость как основное свойство дискурсивной практики, которая не зависит от сферы общения; 3) трансляция определенных социальных отношений; 4) набор правил интерпретации языковых выражений, в которых реализуется дискурсивная практика; 5) набор ролей для участников дискурса, задействованных в реализации данной дискурсивной практики.
В пятой главе монографии «Компоненты иронического дискурса» с когнитивных позиций рассматриваются вопросы: 1) как осуществляется когнитивная операция соотнесения высказывания с реальностью; 2) какие элементы высказывания функционируют как сигналы bona fide и non bona fide модусов коммуникации.
По утверждению автора, основным методом изучения иронии является моделирование, поскольку процессы порождения и понимания иронии недоступны прямому наблюдению. Автор предлагает модель, которая базируется на описанных в монографии ключевых свойствах иронии как режима non bona fide модуса коммуникации. Показывается, как эти свойства соотносятся с языковой формой коммуникации: на конкретных примерах демонстрируется, какие элементы высказывания и ситуации общения позволяют распознавать иронию. Основными компонентами модели являются:
1) намеренное нарушение смысловой целостности (центральный компонент); 2) обязательное выражение деонтической оценки; 3) игровое поведение говорящего.
В данной главе рассматривается соотношение иронии и языковой нормы и утверждается, что для выявления сигналов иронии более функциональным является не противопоставление нормы и аномалии, а оппозиция «узуальное vs. нетривиальное использование языка». Намеренное отступление от узуального употребления языка, ведущее к нарушению семантической целостности высказывания или его части, может быть сигналом иронии. Автор описывает нарушение смыслового единства, пользуясь терминами «когерентность» и «некогерентность» текста, и рассматривает: 1) природу намеренной некогерентности как когнитивного основания иронии;
2) лингвистические сигналы намеренной некогерентности. На основании проведенного исследования автор предлагает комбинаторную модель понимания некогерентности в дискурсе.
2016.03.022-024
В заключении ирония определяется как «один из режимов non bona fide коммуникации, который позволяет говорящему имплицитно выражать негативную деонтическую оценку через высказывание, которое либо не соотносится с действительностью, либо представляет ситуацию в странном, необычном виде» (с. 217).
Г.М. Фадеева
2016.03.022-024. СОВРЕМЕННЫЕ СТРАТЕГИИ И ТАКТИКИ В PR-ДИСКУРСЕ. (Сводный реферат).
2016.03.022. ГУЛЯЙКИНА СО., ДУБРОВСКАЯ ТВ., ДАНКО-ВА Н. С. Манипулятивный потенциал медийных стратегий репрезентации судебной власти: (На материале СМИ Пензенской области) // Полит. лингвистика. - Екатеринбург, 2014. - № 4 (50). -С.113-119.
2016.03.023. ТЕЛЬМИНОВ Г.Н., РАССКАЗОВА Т.П. Апелляция к общеизвестным истинам как средство убеждения в текстах американской и российской интернет-рекламы // Полит. лингвистика. -Екатеринбург, 2015. - № 3 (53). - С. 256-259.
2016.03.024. Теоретические основы PR-риторики / Анисимова Т.В., Аксенова А.В., Мухина М.В., Рыженко Е.С.; Под общ. ред. Аниси-мовой Т.В. - Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2014. - 511 с.
Ключевые слова: PR-риторика; PR-дискурс; PR-жанры; пер-суазивная функция; функция убеждающая; имидж; бренд; манипуляция; интертекстуальность; гипертекстуальность; интердис-курсивность.
Монография (024), подготовленная авторским коллективом, состоит из «Введения», двух частей, включающих в себя шесть глав со сквозной нумерацией, и списка литературы.
Указывая во «Введении» на тот факт, что в науке сложилось негативное отношение к риторике, обслуживающей сферу связей с общественностью, авторы объясняют, почему лингвисты весьма неохотно обращаются к данной проблематике. Однако проводимые журналистами, социологами и экономистами исследования особенностей PR-коммуникации весьма часто не могут заложить основы PR-риторики как частной риторики. Авторы монографии также подчеркивают, что неоднородность PR-дискурса требует рассматривать каждую из его ветвей в отдельности с учетом ее
