CC BY
91
ДРЕВНИЙ МИР
2016.03.003. УОРТИНГТОН Й. ДОБЫТОЕ КОПЬЕМ: ФИЛИПП II, АЛЕКСАНДР ВЕЛИКИЙ И ПОДЪЕМ И ПАДЕНИЕ МАКЕДОНСКОЙ ИМПЕРИИ.
WORTHINGTON I. By the Spear: Philip II, Alexander the Great, and the Rise and Fall of the Macedonian Empire. - Oxford; N.Y.: Oxford univ. press, 2014. - XXI, 388 p. - Bibliogr.: p. 365-382. - (Ancient Warfare and Civilization).
Ключевые слова: Македонская империя, IVв. до н.э.; Филипп II и Александр Великий.
Книга британского историка, профессора Университета штата Миссури (США) Йена Уортингтона посвящена проблеме возникновения и распада Македонской державы. При этом сравнительный анализ правлений Филиппа II и Александра III служит методом исследования данной проблемы. Автор рассматривает состояние Македонии до ее трансформации в супердержаву Древнего мира, а также то, какие последствия имела эта трансформация для греческих городов-государств, стран Ближнего Востока и самой Македонии. Книга состоит из введения и 15 глав.
Во введении («Архитектор и главный строитель») автор подчеркивает тот факт, что Македонская держава, в отличие от большинства других империй, не формировалась в течение десятилетий или, тем более, столетий в результате деятельности целого ряда завоевателей. Она была создана всего лишь за десять лет единственным человеком, Александром Великим (336-323), который объявил себя «царем Азии». Александр, по-видимому, изначально имел цель завоевать Азию, и копье, которое он метнул в азиатский берег при переправе через Геллеспонт, символизировало то, что вся она является землей, которая будет добыта его копьем. Побочным продуктом его завоеваний, впрочем, соответствующим его намерениям, было распространение греческого языка и культуры, расширение экономических и культурных контактов между Западом и Востоком. При этом если бы Александр, принимавший личное участие во всех сражениях, погиб в одном из них, а такая возможность возникала неоднократно, не было бы никакой Македонской империи. В любом случае, как отмечает автор, у нее не было шансов
пережить своего создателя. Неспособность создать эффективную систему управления огромной территорией, населенной столь разными во всех отношениях народами, отсутствие бесспорного и дееспособного преемника, способного унаследовать державу, наконец, крайняя амбициозность соратников царя делали такую перспективу неизбежной.
В целом, пишет Й. Уортингтон, наследие Александра как политика резко контрастирует с его выдающимися военными достижениями. Его отец, Филипп II (359-336) также был выдающимся полководцем, но и великим стратегом в широком смысле этого слова. Тем не менее он в гораздо большей степени оставался традиционным македонским царем, чем Александр. Но без того, что сделал для Македонии Филипп, не было бы Александра Великого. Когда Филипп пришел к власти, Македония была отсталой периферией греческого мира, нестабильной страной, страдающей от вторжений соседних племен и вмешательства в ее внутренние дела крупных греческих городов-государств. К 336 г. до н.э., к моменту гибели царя, Македония превратилась в великую державу, обладавшую самой мощной на тот момент армией в античной истории, страну, достигшую очень высокого уровня экономического процветания. Все это позволило Филиппу не только планировать, но и фактически начать вторжение в Азию. Несомненно, заключает автор, что Александр был строителем империи, но Филипп определенно может считаться ее архитектором (с. 6).
В главе первой рассматривается состояние Греции и Македонии до Филиппа. Непримиримая вражда на протяжении всего классического периода между греческими полисами и особенно конфликты с участием таких крупных государств, как Афины, Спарта и Фивы, разрушали единство греческого мира. Вместе с тем греки были уверены, что их полисная система является наилучшей в сравнении с другими формами политической организации, особенно с монархией. Однако полная противоположность греческого и македонского обществ распространялась не только на политическое устройство, но и на весь стиль жизни. В целом македонское общество имело гораздо больше сходства с обществом эпохи Гомера, чем с обществом классической Греции. Соответственно, греки рассматривали македонян как «варваров» именно в силу их политических традиций и бытовых особенностей (с. 19-20).
Этническая принадлежность древних македонян остается спорной. С точки зрения британского историка, более вероятно, что македоняне говорили на диалекте греческого языка с сильными вкраплениями иллирийской лексики и лексики других соседних народов, вследствие чего для греков македонский язык был иностранным. Впрочем, ряд античных писателей, включая Гесиода, Геродота, Фукидида и Страбона, считали македонян греками. Греческой, по сути, была и религия македонян, особо почитавших Зевса, Диониса и Геракла.
Наиболее чтимыми идеалами греков были свобода, автономия и самодостаточность их полисов. Однако акцент на самодостаточности препятствовал их объединению даже перед лицом внешней угрозы. Установление гегемонии какого-либо крупного города-государства, будь то Афины, Спарта или Фивы, не привносило никакой стабильности в межполисные отношения. Все это создавало благоприятные условия для вмешательства во внутренние греческие дела внешних сил. К середине IV в. до н.э. такой силой стала Македония Филиппа II. Примечательно, пишет автор, что небольшие полисы, недовольные политическим эгоизмом крупных городов-государств, приветствовали вмешательство Филиппа в греческую политику, который, в свою очередь, используя это недовольство, медленно, но верно устанавливал в Греции македонское влияние.
В главах 2-6 подробно рассматривается деятельность Филиппа II, который был избран царем на народном собрании македонян в обход прямого наследника - Аминты, малолетнего сына его старшего брата, царя Пердикки III, который пал в битве с иллирийцами вместе со значительной частью македонской армии. Таким образом, избрание Филиппа было, несомненно, обусловлено той катастрофической ситуацией, в которой оказалась Македония в 359 г. до н.э. Новый царь, действуя больше дипломатическими средствами, чем военной силой, часто прибегая к подкупу и уступкам, быстро добился некоторой стабилизации страны, что позволило ему провести серию военных реформ, радикально изменивших македонскую армию. Принципиально новое вооружение (сариссы) и новая тактика, обусловленная его применением, как показали последующие события, не оставляли противнику (будь то греки или персы) никаких шансов на победу. При Филиппе началась также
разработка богатых золотых и серебряных рудников, которая стала прочной основой македонской экономики, обеспечив царству такой уровень благосостояния, которого никогда не было прежде. Таким образом, Филипп получил в свои руки два главных инструмента проведения активной и успешной внешней политики - военную силу и деньги.
Победа над иллирийцами позволила прочно объединить Нижнюю и Верхнюю Македонию, что позволило царю развернуть, наконец, свою политику в южном и юго-западном направлении. Так называемая Третья Священная война 355-346 гг. до н.э. дала возможность Филиппу на законном основании вмешаться в греческие дела под предлогом наказания святотатцев - фокейцев, захвативших святилище Аполлона в Дельфах. В результате, к моменту ее окончания, «варварский» царь был уже архонтом Фессалии, членом совета Дельфийской амфиктионии - религиозного союза государств - гарантов безопасности святилища, а также правителем могущественной и богатой страны, распространившей свое влияние не только на Среднюю, но даже на Южную Грецию.
Как и все македонские аристократы, получившие греческое образование, Филипп был «филэллином», человеком греческой культуры. Подобно другим македонским царям, правившим до и после него, он интересовался культурной и интеллектуальной жизнью Афин, со многими ведущими ораторами и философами которых царь поддерживал личные контакты. Некоторые из интеллектуалов, по-видимому, возлагали на него большие надежды как на человека, способного положить конец раздробленности Греции. В 346 г. до н.э. известный афинский оратор Исократ призывал Филиппа объединить греков и повести панэллинскую армию в Азию. Но в тот момент его призыв не мог быть реализован (с. 70).
Усиление могущества Филиппа неизбежно вело к конфликту с Афинами. Зоной столкновения их интересов было фракийское побережье и особенно район Херсонеса Фракийского, примыкавший к Геллеспонту, и район Византия. Контроль над проливами имел жизненно важное значение для Афин, зависевших от поставок зерна из Северного Причерноморья. Филипп, ставивший своей целью завоевание Фракии, не мог, в свою очередь, смириться с афинским присутствием в этом регионе. Кульминацией противостояния Македонии и Афин, сумевших в конце концов создать
коалицию против Филиппа, стала битва при Херонее в 338 г. до н.э., в которой армия союзников, представленная в основном фи-ванскими и афинскими контингентами, потерпела поражение. В результате в Греции была установлена гегемония Македонии в форме так называемого «Сообщества греков» (to koinon ton hellenon), в современной литературе известного как Коринфский союз (с. 100).
В 337 г. до н.э. на первом официальном собрании совета Союза, состоявшего из посланников всех вошедших в него греческих государств, Филипп был избран гегемоном этого объединения (хотя Македония формально не была его участником) и изложил свой план похода в Азию, идея которого, несомненно, была популярна среди греков. Официальной его целью было провозглашено освобождение греческих городов Малой Азии от власти Ахемени-дов и наказание персов за те бедствия, которые они причинили грекам во время нашествия Ксеркса в 480 г. до н.э. Возможно, пишет автор, Филипп действительно хотел положить конец правлению Ахеменидов в Азии, что позволило бы ему стать абсолютным монархом. Однако, с точки зрения британского историка, больше похоже на правду то объяснение, что царь нуждался в деньгах, практикуя такую форму «экономики», когда добыча, захваченная в ходе одной военной кампании, использовалась для финансирования следующей. Известно также, что огромные суммы тратились Филиппом на подкуп политических деятелей других государств и для расширения своего царства он использовал золото в большей степени, чем военную силу. Поэтому неудивительно, что Александр, когда он вступил на престол, обнаружил государственную казну практически пустой. Естественно, что Филипп увидел в богатой Персии источник денежных средств и, скорее всего, намеревался ограничить военные действия только территорией Малой Азии (с. 104-105).
Однако Филиппу не удалось реализовать свой план. В 336 г. до н.э. он был убит, и его смерть вызвала цепь событий, угрожавших стабильности и безопасности самой Македонии. Относительно того, кто был заказчиком убийства (и были ли такие вообще), существуют различные версии, но ни одну из них нельзя считать доказанной. Впрочем, как отмечает автор, известно, что Филипп категорически отказался брать Александра в азиатский поход, и для
непомерно честолюбивого наследника это было крайне болезненным ударом.
Глава 7 посвящена первым годам правления Александра, до начала его восточного похода. Новый царь, унаследовавший первоклассную армию, преданных военачальников и обладавший огромной энергией, решительностью и блестящим стратегическим талантом, быстро справился с возникшими проблемами. Все потенциальные конкуренты из числа членов правящего дома Аргеа-дов были физически устранены, северные племена трибаллов и ге-тов, угрожавшие границам Македонии, были разгромлены, восставшие греки быстро вернулись под власть гегемона, не дожидаясь репрессий, а оказавшие сопротивление Фивы были разрушены.
После умиротворения греков зимой 336-335 гг. до н.э. Александр занимался последними приготовлениями к вторжению в Азию. Детали этого великого похода хорошо известны по сочинениям Арриана, Курция Руфа и Диодора Сицилийского. Они подробно изложены автором в главах 8-13. Гораздо более важны итоги похода и характер созданной Александром империи. На этих проблемах Й. Уортингтон останавливается в двух заключительных главах (14 и 15), посвященных последним годам жизни «царя Азии». Действительно, пишет автор, Александр победил своих врагов в эпических битвах, но, в конечном счете, не завоевал их в том смысле, что ему не удалось установить долговременное, стабильное правление. Великая держава, созданная им, была скорее миражем, чем реальностью. Разумеется, он предпринимал определенные шаги, чтобы создать какую-то систему управления в азиатской части своей державы и в Египте. Но главным образом пытался использовать уже существующие персидские структуры, благоразумно привлекая к работе иранскую, бактрийскую и индийскую аристократию. Однако Александр был настоящим филэллином. Города, основанные им на огромной территории от Египта до Индии, были греческими по культуре центрами. Устраиваемые царем празднества, атлетические состязания, театральные представления, соревнования поэтов и музыкантов имели ярко выраженный греческий характер и были совершенно чужды носителям местных культурных традиций. Его новые подданные видели в нем только завоевателя, поскольку он недооценивал или никогда не понимал такие вещи,
как, например, роль местной религии, которая связывала персидских сатрапов с Великим царем такими отношениями, которых не могло быть между ними и Александром. Неудивительно, что он почти постоянно сталкивался с неверностью части сатрапов и восстаниями (с. 187).
Александр обладал многими чертами характера своего отца, но его ориентализм, претензии на личную божественность и острое неприятие любой критики означало, что он никогда не имел таких тесных связей с подданными и армией, какие были у Филиппа. Когда Александр только стал царем Македонии, он называл себя лишь потомком Зевса, поскольку все цари династии Аргеадов возводили свой род к Гераклу, но после посещения оракула в оазисе Сива в Египте он открыто объявил себя сыном Зевса, и, по-видимому, сам искренне верил в свою божественную сущность. Несмотря на раздражение, которое эти его претензии вызывали среди приближенных, Александр демонстративно игнорировал оппозиционные настроения, о чем свидетельствует, в частности, попытка ввести церемонию рго8кте818. В нем все больше видели не традиционного македонского царя-воина, а скорее восточного деспота. Он был глубоко предан своим друзьям, но эта преданность далеко не всегда была взаимной, о чем свидетельствуют заговоры, доставлявшие ему значительные страдания и вызывавшие чувство одиночества.
Некоторые современные историки, пишет Й. Уортингтон, указывая на такие факты, как организация Александром массового бракосочетания македонских воинов с иранскими женщинами в Сузах, включение персов в армию и администрацию, наконец, женитьба самого царя на бактрийской княжне Роксане и его последующие браки с персидскими царевнами, полагают, что «братство человечества» было той высокой идеей, которую он всегда держал в уме. С точки зрения автора, все это крайне далеко от правды: у Александра не было столь идеалистических намерений, а только лишь реальные политические интересы и цели, и, решая конкретные политические задачи, он всегда оставался прагматиком (с. 276).
Люди, окружавшие Александра в походах, могли высоко ценить его военный гений и личную храбрость в сражениях. Однако македоняне, оставшиеся дома, разумеется, слышали о том, что их царь пренебрегает обычаями своего народа и принимает обычаи
побежденных, которые они считали «варварскими», носит «варварскую» одежду. Негативным отношением народа к Александру, возможно, объясняется тот факт, что после битвы при Иссе в 333 г. до н.э. монетные эмиссии в Пелле, Амфиполе и Филиппах не включали монет с изображением царя, в отличие от практики времени правления Филиппа. Вся монетная чеканка Александра связана исключительно с монетными дворами азиатской части его империи. Таким образом, его македонские подданные, по-видимому, не испытывали особой эйфории от успехов своего царя (с. 301).
Поскольку, пишет автор, власть Александра на Востоке не имела никаких законных или традиционных оснований и покоилась исключительно на факте завоевания, у него, возможно, не было иного выбора, кроме как продолжать военные походы. Именно поэтому накануне смерти он планировал вторжение в Аравию, а затем завоевание Карфагена и Западного Средиземноморья. Однако он оказался неспособным примирить своих подданных со своей монархией, и нестабильность в его империи неуклонно нарастала. Из великого завоевателя не обязательно должен был получиться великий правитель, о чем свидетельствует быстрый распад после его смерти Македонской империи и конец самой династии Аргеа-дов (с. 309).
В результате тридцатилетней войны между соратниками Александра на месте его державы возникли три крупных государства эллинистического периода: Птолемеевский Египет, царство Селевкидов в Передней Азии и собственно Македония, в которой утвердилась династия потомков Антигона Одноглазого. Однако Македония Антигонидов была уже далеко не столь могущественной, какой была Македония к концу правления Филиппа II. В Греции македонское правление не разрушило полис: оно лишь ограничило его свободу. Общественная и культурная жизнь греческих полисов мало изменились, а экономические и торговые связи укрепились и расширились. Новые города эллинистического востока, часто называвшиеся по именам правителей македонских государств, воспроизводили модель греческого полиса со всеми его институтами, но оставались под жестким контролем царей, что, впрочем, не мешало их экономическому и культурному процветанию.
А.Е. Медовичев
