CC BY
85
9. Эффективность холизма в лингводидактике перевода представлена программой оптимизации курса подготовки переводчиков и функциональной полнотой широкого коммуникативного видения, развивающего у переводчиков осознанный выбор из множества альтернатив, позволяющий гармонизировать двуязычную коммуникацию» (с. 165).
Подводя итоги работы, автор формулирует перспективы дальнейших исследований.
А.М. Кузнецов
СРАВНИТЕЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКОЕ ЯЗЫКОЗНАНИЕ. ИСТОРИЯ ЯЗЫКА
2015.04.004. СЫРОМЯТНИКОВ НА. ДРЕВНЕЯПОНСКИЙ ЯЗЫК. -М.: Ленард, 2014. - 174 с.
Ключевые слова: древнеяпонский язык; язык айну; алтайские языки; малайско-полинезийские языки; синитические языки; субстрат; дивергенция.
Сыромятников Николай Александрович (1911-1984) - известный отечественный лингвист-японовед, доктор филологических наук, ученик и соратник основателя школы отечественного японоведения, академика АН СССР Н.И. Конрада. Работал в Институте востоковедения АН СССР. Являлся одним из инициаторов и активных исполнителей многолетней работы над Большим японско-русским словарем. Широкую известность получили следующие работы Н.А. Сыромятникова1.
Очерк «Древнеяпонский язык» является третьим изданием, написан на материале прозаических и поэтических памятников VIII в. и освещает основные аспекты языка древнего периода Японии. Содержит большое количество сопоставлений японских корней слов с корнями слов других языков, главным образом урало-алтайских и малайских.
1 Автор работ: Сыромятников Н.А. Древнеяпонский язык. - М., 1972. -176 с. (2-е изд. - 2002); Классический японский язык. - М., 1984. - 155 с. (2-е изд. -2002); Сыромятников Н.А. Становление новояпонского языка. - М., 2009. - 306 с.; Сыромятников Н.А. Система времен в новояпонском языке. - М., 2009. - 335 с.; Сыромятников Н.А. Развитие новояпонского языка. - М., 1978. - 303 с.
Книга содержит предисловие ко второму изданию, предисловие, введение, 65 параграфов, посвященных фонетике, письменности, лексике, грамматическому строю древнего периода развития японского языка. К очерку прилагается индекс аффиксов и служебных слов, а также список сокращений и краткая библиография.
В предисловии ко второму изданию отмечается, что книга Н.А. Сыромятникова «Древнеяпонский язык» была впервые опубликована в 1972 г. в серии «Языки народов Азии и Африки», второй раз переиздана в 2002 г. За прошедшие три десятилетия наука о японском языке VIII в. и более ранних веков развивалась как японскими, так и отечественными языковедами. Особенно много было сделано в Японии, хотя больше в отношении частных, нежели общих проблем. Особо отмечается многолетняя деятельность профессора Мураяма Ситиро (1908-1995)1. Среди западных исследований указываются работы американского ученого Роя Эндрью Миллера2 по родственным связям японского языка, прежде всего книга «Japanese and the Other Altaic Languages», материал которой не успел учесть Н. А. Сыромятников.
В нашей стране из проблем, затронутых в книге, активно разрабатывалась, прежде всего С.А. Старостиным, проблема происхождения и родственных связей японского языка. Исследования С.А. Старостина по данной тематике в полном виде опубликованы в его книге «Алтайская проблема и происхождение японского язы-ка»3. В ней подробно обоснована точка зрения об алтайском происхождении японского языка. С. А. Старостин впервые реконструировал праяпонскую фонологическую систему4.
Некоторые вопросы языка японских памятников VIII в. рассматриваются в литературоведческой книге Л.М. Ермаковой «Речи
1 Автор работ: Мураяма Ситиро. Nihongo по kigen [Происхождение японского языка], 1973; Мураяма Ситиро, Обаяси Тарё. Nihongo по gogen [Происхождение японского языка], 1974); Мураяма Ситиро. Nihongo по hikaku-keitaironteki-kenkyuu [Сравнительно-морфологическое исследование японского языка], 1985.
Miller R.A. Japanese and the other Altaic languages. - Chicago; L., 1971. -
350 p.
Старостин С.А. Алтайская проблема и происхождение японского языка. -М., 1991. - 190 с.
4 Старостин С.А. К вопросу о реконструкции праяпонской фонологической системы // Очерки по фонологии восточных языков. - М., 1975. - С. 271-280.
богов и песни людей. Ритуально-мифологические истоки японской литературной эстетики»1. Большинство крупнейших японских памятников рассмотренного в книге периода за три последних десятилетия переведены на русский язык. Вслед за упомянутым в книге русским изданием «Манъёсю» появились переводы «Кодзики», «Нихонги», «Норито».
Если древнеяпонская литература у нас довольно активно переводится и изучается, а родственные связи японского языка впервые стали исследоваться на широком материале, то собственно лингвистический анализ языка ранних японских памятников после Н.А. Сыромятникова по-настоящему в нашей стране не проводился. Многое из того, о чем говорится в данной книге, по-прежнему актуально.
Под древнеяпонским языком (ДЯЯ) понимается язык японской народности в период примерно с III в. нашей эры (когда он уже отделился от родственных диалектов островов Рюкю) по VIII в. включительно. С 710 по 794 г. столица Японии находилась в г. На-ра. Этот период нередко называют «эпохой Нара». По своему фонетическому строю, почти полному отсутствию заимствований из китайского и санскрита и ряду грамматических особенностей (в том числе и диалектных) ДЯЯ представляет определенный этап в развитии японского языка.
В очерке отмечается, что в 794 г. столица была перенесена в Хэйан (ныне Кё: то). Язык классической японской литературы с IX по XII в. («эпоха Хэйан») представляется более нормализованным, воспринявшим уже значительное количество китайских морфем, в результате чего изменилась и система фонем. Именно язык «эпохи Хэйан» (а не «эпохи Нара») лег в основу старописьменного языка, пополнявшегося и в дальнейшем многими китаизмами, но сохранявшего в силу традиции грамматику X-XI вв. Эпохи Нара и Хэйан современные историки относят к периоду раннего феодализма (середина VII - XII в.).
Данный очерк посвящен мертвому языку, т.е. является исследованием языка текстов. Все, что отсутствует в них или встречается так редко, что не может считаться тогдашней нормой, опу-
1 Ермакова Л.М. Речи богов и песни людей: Ритуально-мифологические истоки японской литературной эстетики. - М., 1995. - 272 с.
щено, каким бы употребительным ни было данное слово или формант в последующие эпохи. Отмечается и дальнейшее развитие тех или иных языковых явлений. Если речь идет о черте, свойственной японскому языку на протяжении всей известной его истории, о ней говорится в настоящем времени, например: «грамматических родов нет». Если же данное явление в VIII в. еще не существовало или претерпело в дальнейшем изменения, или исчезло полностью, о нем говорится в прошедшем времени, например: «аффрикат еще не было», «стечения гласных в слове, как правило, не допускались» («как правило» означает, что были исключения) (с. 11).
В § 1 «Общая характеристика» автор отмечает, что для ДЯЯ характерна полисиллабическая система письма: помимо полусотни односложных слов все остальные простые слова дву- и трехсложны, например: ка1а 'сторона', 1бкого 'место', кеЬип 'дым'1. Производные и сложные слова могут состоять из нескольких морфем. Состав слога - CV (согласный + гласный) или (в начале слова) V. В слове не допускались стечения ни согласных, ни, как правило, гласных. Аффрикат еще не было.
Уточняющий член предложения предшествует уточняемому. Сказуемое располагается в конце предложения, как в корейском и алтайских языках.
Грамматических родов, суффиксов принадлежности, эрга-тивной конструкции, артиклей, изафета нет.
Агглютинативные суффиксы множественности употребляются у личных местоимений и крайне редко у имен, обозначающих (почти исключительно) одушевленные предметы. Эти языковые факты отмечаются автором в качестве общей черты с корейским и китайским языками.
Склонение является агглютинативным, но гласный суффикса не изменяется под влиянием гласного корня - сингармонизма нет. Однако многие слова, состоящие только из корня, огласованы одинаково, что, очевидно, свидетельствует о наличии гармонии гласных в протояпонском языке. Подлежащее главного предложения большей частью и прямое дополнение в половине случаев оставались неоформленными.
1 Можно полагать, что четырех- и пятисложные слова являются производными или сложными, например: а1ага81 «новый» (-81 - словообразовательный суффикс многих прилагательных). - Прим. реф.
Спряжение глаголов в ДЯЯ - флективно-агглютинативное. Они изменяются по наклонениям, временам, залогам и видам в основном синтетически (при помощи внешних флексий и суффиксов). По лицам и числам они не изменяются. Существуют и «вежливые» формы глаголов. Глаголы и прилагательные имеют особые флексии, указывающие на их синтаксическую позицию (определительную, заключительную, срединную), и суффиксы, выражающие характер связи сказуемого придаточного предложении с главным (одновременность, уступительность и т.д.).
Говоря о распространении ДЯЯ, Н.А. Сыромятников приводит довольно подробную историческую и археологическую информацию о проживании носителей диалектов ДЯЯ в той или иной области Древней Японии. Они жили на острове Тукуси (ныне Кю: сю:), южную часть которого занимали племена Pajat6 / Pajapit6 и Киша80, видимо, малайского происхождения, и в юго-западной части самого крупного острова архипелага (ныне Хонсю:). На северном большом острове (нынешнем Хоккайдо:) и в северной части Хонсю: проживали племена ЕЫ8и / Emisi (видимо, айну1). Археологи почти не находят в Японии палеолитических стоянок. Неолитическая культура получила название «дзе: мон (букв. «веревочные узоры»)» (с. 15) по орнаменту, характерному для ее керамики. Носители этой культуры, проживавшие на Японских островах в течение нескольких тысячелетий, «занимались охотой, рыболовством, собирательством; из домашних животных у них были только собаки» (там же).
Судя по найденным скелетированным останкам, древние обитатели Японии состояли из нескольких племен. Айну относились к одному из их антропологических монголоидных типов, но не к самому характерному. С острова Тукуси на рубеже нашей эры и позже на них надвигались монголоидные племена - носители культуры Яёи (название дано по месту раскопок: микрорайон Яёи в г. Токио), имевшие лошадей, коров, обрабатывающие металлы. Их материальная культура близка к культуре Древней Кореи, через которую они должны были пройти, следуя с азиатского материка с севера на юг. В самом начале нашей эры они принесли на острова
1 Айну (айны) - народ, несколько тысяч лет назад, как полагают ученые, заселявший всю Японию, низовья Амура, Камчатку, Сахалин и Курильские острова. - Прим. реф.
земледелие. Согласно антропологическим данным, только они могли быть предками современных японцев, хотя участие аборигенов в отдельных местностях не исключается.
Н.А. Сыромятников пишет о том, какую роль язык айну сыграл в истории ДЯЯ. Отмечается, что и по фонетическому, и по лексическому составу айну сильно отличается от ДЯЯ: он имеет много слогов типа CVC, а следовательно, и стечения согласных в слове. В десяти обследованных диалектах айну много слов начинается на г-, чего в ДЯЯ и других алтайских языках (автор подчеркивает наличие многочисленных признаков в ДЯЯ, общих с алтайскими языками) совершенно не было.
Глухие и звонкие согласные фонологически не различаются. Наконец, общие с ДЯЯ слова, хотя и есть, но для языков, которые находились в непосредственном контакте много веков, их количество не так уж велико. Видимо, айну - язык, который не только не родствен японскому, но не выступал даже в качестве языка-субстрата. Однако на топонимию (особенно севера Японии) айну оказал большое влияние. Отмечаются также факты заимствования слов из ДЯЯ в айнский.
Урало-алтайская теория происхождения ДЯЯ, подкрепленная антропологическими и археологическими данными, базируется на большой типологической и материальной общности ДЯЯ с корейским, тунгусо-маньчжурскими, монгольскими и тюркскими языками. Это проявляется в наличии многих общих фонетических явлений, в сходном строении предложений и одинаковом порядке их членов, в существовании многих близких грамматических конструкций и во все увеличивающемся количестве обнаруженных общих морфем (в том числе и служебных).
Фонетически все эти языки объединяют следующие черты: полисиллабичность слова, а часто и корня (в отличие от синитиче-ских, т.е. китайско-тибетских, тайских, вьетнамского с их односложными корнями), отсутствие стечений согласных в начале и исходе слова (в отличие от индоевропейских, нивхского, старотибетского), гармония гласных (в разной степени), отсутствие (в исконных словах) начального г-, а в большинстве алтайских языков и 1-(в отличие от синитических, индоевропейских и айну), переход 1 первого слога в а (или в другой гласный) под влиянием гласного второго слога (так называемый перелом гласного 1) и т.д.
По грамматическому строю (особые срединные и причастные формы, условно-временные и уступительные деепричастия и т.п.) ДЯЯ сближается с алтайскими языками. Всем этим языкам свойственна агглютинативная суффиксация при склонении. Спряжение глаголов в ДЯЯ в основном флективное (т.е. корень глагола без внешней флексии, как правило, не употребляется), хотя некоторые флективные формы могут, в свою очередь, принимать агглютинативные суффиксы. Глаголы ДЯЯ не имеют личных окончаний, как и глаголы корейского, маньчжурского, халха, т.е. других языков, находящихся на юго-восточной окраине алтайского ареала. И тут, по мнению исследователя, вероятно, сыграл роль субстрат. Усваивая язык пришельцев, аборигены упрощали его грамматику. Факультативность показателей ряда падежей (кроме пространственных), групповая суффиксация также свойственны многим агглютинативным языкам.
По лексическому составу ДЯЯ имеет много сходного с корейским и другими алтайскими языками. Сходны названия частей тела, явлений природы, цветов (черного, белого, красного), ряда животных и растений, орудий труда и оружия, одежды и способов ее изготовления, названия действий и качеств. По данным исследователя, с корейским ДЯЯ имеет свыше 300 общих корней, со среднемон-гольским - 250. Немало общего обнаружено с древнетюркским, современными тюркскими и тунгусо-маньчжурскими языками. Есть немало корней, общих и с уральскими (финно-угорскими) языками.
Автор задается вопросом, почему же до сих пор ЯЯ преподается и изучается как изолированный, чьи родственные связи в лучшем случае объявляются недостаточно изученными? По его мнению, дело в том, что общность некоторых типов морфем не может служить убедительным доказательством генетического родства языков.
1. Звукоподражательные слова могут быть сходны по звучанию и значению. Но это еще не говорит об их общем происхождении, так как, подражая одинаковым звукам в природе, предки японцев и других народов могли подобрать для их передачи похожие комплексы звуков независимо друг от друга: ta-tak-u «стучать» ~ индонез. Шк, рус. тук-тук; tбdбrб-ni «грохоча», «гремя» ~ хак. та-дыра- «трещать», «грохотать», тог- дыра- «греметь». Но звукоподражания могут быть и древнейшими общими элементами у родст-
венных языков. К тому же они редко заимствуются. Их сходство объясняется наличием сходных фонем и их сочетаний в разных языках, что является элементом типологической общности. Есть и вовсе несходные звукоподражательные слова. Так, соответствия для ДЯ роШ-^^и «кукушка», kigisi «фазан» пока не найдены.
2. Так называемые дескриптивные (образоподражательные) слова, обозначая предметы по их форме и внешнему виду, могут быть близкими по звучанию и значению в языках разных семей: kubi «шея» ~ тур. kubur «длинный сосуд в форме цилиндра», «длинный и тонкий, как труба», бур. губи-гар «продолговатый и прямой», «с длинным вытянутым корпусом», индонез. gubah «нанизывать (бусы)», «связывать (в гирлянду)», коми гум «полый стебель», удм. гумы «полый стебель растения», «все, похожее на полый цилиндр».
Признание наличия дескриптивных слов, общих для многих языков, по мнению Н.А. Сыромятникова, в корне меняет подход к сравнению их лексики. Различия между корнями языков разных семей оказываются меньшими, чем ранее полагали.
3. «Культурные слова» (наименования орудий труда, сельскохозяйственных растений и животных, тканей, видов вооружения, металлов) могут заимствоваться вместе с самими предметами, которые они обозначают. Поэтому наличие общего слоя культурных слов также не доказывает родства языков (хотя часть их может быть и исконно общей). Однако пути распространения таких слов в дописьменную эпоху представляют большой интерес. Хотя возможность заимствований в принципе никто не отрицает, конкретно признаны лишь немногие заимствования из китайского и санскрита: ита<др.-кит. *тга (монг. морин>рус. мерин), кор. маль «лошадь»; ите<ср.-кит. muai «слива»; kami «бумага»<ср.-кит. *kam «бамбуковая дощечка (для записей)»; saje<ср.-кит. sai «игральные кости»; sami< кит. <санскр. s'ramanera (или согд. samana «послушник».
Автор показывает, что сельскохозяйственная терминология (в особенности древнейшая) пришла в Японию из алтайских языков и частично из языков Юго-Восточной Азии: mugi 'злаки' -тюрк. budyai, монг. buyudai, кор. миль пшеница, маньчж. мучжи «ячмень», нанай. муди «овес» (ср. тагал. munggo «бобы»); ара «чу-
миза» - тюрк. агра «ячмень» мари арва «мякина», тагал. ара «шелуха зерна» (ср. кор. аль «зерно», «икринка»).
Сравнительно-исторический метод требует установления строгих фонетических соответствий между языками: каждый звук в словах одного языка должен находить одинаковое соответствие в сравнимых словах другого языка, по крайней мере в идентичных позициях. Во многих языках происходит переход p->f->h->0- (ноль звука). Современный японский, по мнению исследователя, в этом плане можно назвать h-языком, ДЯЯ он считает p-языком, хотя процесс спирантизации р- (p->F-), возможно, уже начинался. «Лишь в старых монгольских памятниках находим h- (в монгор-ском, маньчжурском, венгерском f-). В других монгольских языках начальное h- уже исчезло, как и в некоторых тюркских (в языках, где были начальные звонкие, ДЯ р- могло соответствовать b-» (с. 20). Индонезийский, тагальский, корейский, айну, нанайский, уйгурский, хакасский, чувашский, финский, коми, марийский и др. сохраняют древнее р-. А начальное h- в малайских языках соответствует нулю согласного в японском: ате «дождь» - тагал. hamog «роса», тюрк, jam- lur / jalmur, маньчж. ага «дождь»; am - «плести», ami «сеть» - тагал. habi «тканье», индонез. ambai «верша», ambal «ковер», тюрк, av «сети», и.-е. аи- «сплетать», «ткать».
Следовательно, согласно точке зрения исследователя, ДЯЯ, не имевший конечных согласных, сохранял только начальнослого-вые: ДЯ pagi<RH (протояпонский) *palgen; pi «солнце»<ПЯ *pit [кор. пит «цвет», «свет (солнца)», удм. пишты «светить» (о солнце)].
Кроме алтайских признаков-следов, в ДЯЯ отмечаются и ма-лайско-полинезийские черты. Малайско-полинезийские языки имеют сходства не только с ДЯЯ, но и с урало-алтайскими языками. Они полисиллабичны, не имеют стечений согласных в начале и исходе слов, у них тоже нет грамматического рода. Как и в ДЯЯ, в них есть много имен, лишенных словообразовательных аффиксов. Автор ссылается на Е.Д. Поливанова, который находил, что наличие музыкального ударения является общей чертой для японского и тагальского языков. Множественность имен в ряде малайских языков также большей частью остается невыраженной. Факультативность ряда грамматических категорий в этих языках соответствует в целом положению в корейском языке и ДЯЯ. В малайских
языках находят и агглютинацию. Роль редупликации (для выражения множественности, видовых значений и т.п.) велика.
По мнению Н.А. Сыромятникова, в малайско-полинезийских языках значительны и отличия от ДЯЯ: 1) сказуемое находится перед подлежащим или следует непосредственно после него; 2) определение следует за определяемым (как и в других языках Юго-Восточной Азии - кхмерском, вьетнамском, тайском, частично в бирманском); 3) префиксация играет большую роль, чем суффиксация; 4) многие глаголы формально не отличаются от имен (как и в синитических языках); при присоединении префикса чередуется нередко начальный согласный корня: тагал. sak^k «поножовщина» - ma-nak-sâk «вонзить», «ранить (убить) ножом». Однако озвончение начального глухого второго компонента сложного слова в ЯЯ можно рассматривать как разновидность такого чередования.
Отличия в строе языков не служат препятствием для проникновения лексики из одного языка в другой, в том числе и в допись-менный период. К субстратным малайско-полинезийским словам в ДЯЯ можно отнести: tapë «тапа» (ткань из луба коры бумажной шелковицы) - полинез. tapa (ср. тюрк. tep- «пинать», «молотить», что соответствует технологии изготовления ткани из куска коры); tapu-s- «повалить» ~ индонез. tapuk «бить по лицу», tapung «бить», «колотить», тюрк. töpül-lä- «бить по голове», töpün «вниз»; tabi «раз» ~ монг. dab-qur «раз», «слой», «этаж», индонез. tubitubi «неоднократно», «снова и снова»; tagit-i «бурное течение» - тагал. tagistis «капание», «капель», кор. чагыль-чагыль - звукоподражание (о бурлящей густой жидкости); sawo «шест» (для отталкивания с лодки) ~ тагал. sagwan «весло», тайск. сау «трость», «палка», «шест», халха саваа «палка», фин. sauva «посох», «палка»; saga-si «крутой» (о горе) ~ индонез. sagang «наклонный», «пологий»; saka «наклон», «скат», «гребень (петуха)» ~ тюрк, saga «подножие горы», тагал. saka «пахотное поле», фин. säkä «загривок», «холка»; sar- «уходить», «оставлять», «покидать» - индонез. sarak «расставшийся», «расставание», тагал. salin «перемещение» и др.
Как и население других крупных островов земного шара, древние японцы говорили на языке пришельцев. Языки-субстраты оказывают в таких случаях влияние в основном на фонетический строй. Судя по отличиям ДЯЯ от других алтайских языков, субстрат обладал следующими особенностями: 1) r и l не различались
фонологически (ср. корейский, в котором эти звуки являются позиционными вариантами одной фонемы); 2) дифтонгов и аффрикат не было; 3) состав слога - СУ или V; 4) в слове не было стечений согласных и гласных; 5) в отличие от айну и корейского языков, звонкие согласные были особыми фонемами, хотя в анлауте они не встречались.
Из языков западной части Тихоокеанского бассейна в наибольшей степени этими особенностями обладают полинезийские языки. Но заселение полинезийцами Гавайских и других островов центральной части Тихого океана относят к эпохе после 1У-У вв. А племена - носители культуры дзе: мон жили на территории нынешней Японии за несколько тысяч лет до нашей эры. Значит, они не могли быть полинезийцами. В условиях каменного века они не могли еще сложиться в народность. Каждое из племен должно было говорить на своем племенном языке. Следовательно, по мнению исследователя, можно предполагать, что был не один язык-субстрат, а несколько, хотя и родственных между собой. Они влияли на формирование различий между диалектами ДЯЯ.
До сих пор считалось, что малайско-полинезийский и урало-алтайский слои лексики ДЯЯ никак не связаны между собой. С этой точки зрения Н.А. Сыромятников критиковал малайско-полинезийскую теорию происхождения ДЯЯ1. Однако факты говорят о том, что в этих языковых семьях есть немало слов общего происхождения. Согласно исследователю, если ставить задачу выявления общих морфем (значения которых могут несколько видоизмениться в том или ином языке), надо сравнивать не названия предметов, а именно морфемы. Если же исследуется вопрос о том, насколько разошлись те или иные родственные языки, когда примерно это произошло, обычно сравниваются названия 100 (или 200) наиболее древних предметов, действий и качеств (с. 22-23).
Ссылаясь на М. Свадыша и др., автор пишет, что за 1000 лет заменяется около 19% таких слов. Два языка, разошедшиеся 1000 лет тому назад, имеют около 66% общих слов основного словарного фонда, разошедшиеся 2000 лет тому назад - 44%. Сравнение в этом плане ДЯЯ с современным языком Токио показало, что
1 Сыромятников Н.А. Об урало-алтайском слое древнеяпонского языка // Народы Азии и Африки. - М., 1967. - № 2.
разрыв между ними должен составить около 1200 лет, что примерно соответствует историческим данным. Расхождение между диалектом острова Окинава и диалектом Кё: то произошло 14501700 лет тому назад. Если предположить, что айну - язык, родственный японскому, то они должны были разойтись 7000-10 000 лет тому назад, что, с его точки зрения, невероятно, так как в то время носителей культуры Яёи (а возможно, и предков айну) еще не было на Японских островах. Таким образом, метод Свадыша позволяет получить сведения о времени расхождения заведомо родственных языков. Как считал и сам Свадыш, этот метод не может служить средством установления (или отрицания) родства. Для этого исследуются общие морфемы, даже если их значения настолько разошлись, что они уже не называют один и тот же предмет.
Однако даже при полном совпадении звучания и значения два слова из разных языков можно признать общими по происхождению лишь в том случае, если каждая фонема слова одного языка имеет то же соответствие еще хотя бы в нескольких словах другого языка. Надо учесть и словообразовательные особенности. Так, «сопоставляя ДЯЯ 8шит- 'продвигаться вперед' с его аналогами, надо сначала установить роль редупликации, иметь в виду, что не во всех языках 8и будет удвоено. Зная, что -т- нередко можно рассматривать как глаголообразующий формант ДЯЯ, т.е. как особую морфему, мы также не можем рассчитывать, что найдем -т в сочетании именно с данным корнем в других языках. Таким образом, надо сопоставлять не слова, а лишь их корни: ътит— индонез.
«двигаться навстречу», 8ши1 «преследовать», удэ susag «убегать обратно», маньчж. сосо- рo-/sosuru- «отступать назад», тюрк, suCi- «прыгать», «скакать», удм. сузьы- «достать» (до чего-либо), коми су- «настичь»; susu «сажа» - кор. сут. «уголь», бур. сусал «головешка», удм. су «сажа», коми сусан «грязнуля», фин. susi «уголь» (с. 24).
Приведенные в очерке сопоставления - это лишь часть собранного исследователем сравнительного материала. Все они проверены в отношении звуковых соответствий и неминуемых нарушений регулярности при сопоставлении родственных корней.
В небольшом по объему очерке Н.А. Сыромятников коснулся огромного количества проблем. Он пишет, что вынужден был поступиться теми из них, разработка которых потребовала бы боль-
шего места, поэтому в очерке не освещены специально структура сложного предложения и ряд других синтаксических вопросов, хотя соответствующий материал приведен. Однако читатель найдет здесь почти полный набор морфологических средств связи между членами предложения, а также служебных морфем, выражающих грамматические и лексико-грамматические значения в ДЯЯ. В целом в книге приведены широкие сведения по фонетике и фонологии, письму, лексическому составу и грамматическим особенностям ДЯЯ, дающим возможность лингвистам, опираясь на сравнительно-исторический метод, сделать интересные наблюдения над эволюцией древних языков алтайской и малайско-полинезийской ойкумены.
Э.Б. Яковлева
ПСИХОЛИНГВИСТИКА
2015.04.005. КАРДАНОВА-БИРЮКОВА КС. ПРИНЦИПЫ КОНСТРУИРОВАНИЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТНОЙ МОДЕЛИ ПЕРЕВОДА (АУТОПОЭТИЧЕСКИЙ ПОДХОД) // Лингвистические теории в интерпретации переводческих стратегий: Комплексный анализ переводческого процесса / Сулейманова О.К., Карданова-Бирюкова К.С., Лягушкина Н.В. и др. - М.: Ленард, 2015. - С. 208249.
Ключевые слова: аутопоэз; модель перевода; мотив; языковая способность; моделирование; деятельностная модель; самоорганизация; онтогенетическая адаптация; рекурсивность; рекурсивный шаг.
Глава 5 «Принципы конструирования деятельностной модели перевода (Аутопоэтический подход)» книги посвящена обоснованию необходимости формирования новой психолингвистической методологии для комплексного (динамического) моделирования процесса переводческой деятельности.
Автор отмечает, что в классическом и отчасти современном переводоведении процесс перевода обычно рассматривается как система разноуровневых трансформаций, позволяющих создать соотносимый с оригиналом (эквивалентный, адекватный и пр.) текст на языке перевода. Известные переводческие модели - ситуа-
