CC BY
186
CURRICULUM: СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ КЛАССИКА
2015.03.021. СТОУНКВИСТ Э.В. МАРГИНАЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК. (ГЛ. 7). (Перевод с англ.)
STONEQUIST E.V. The marginal man: A study in personality and culture conflict. - N.Y.: Russell & Russell, 1961. - Ch. 7. - P. 159-174.
От переводчика. Книга Эверетта В. Стоунквиста «Маргинальный человек» (1937) - классический текст по теории марги-нальности, в котором детально и творчески развернуты ключевые идеи Р.Э. Парка, введшего само понятие маргинального человека\ Исследование Стоунквиста базируется на обширном материале и содержит целый ряд тем, которые у Парка почти или совсем не обнаруживаются. В числе этих тем - типовые социальные роли, выполняемые маргинальным человеком в ситуации продолжительного культурного контакта между социально неравными группами. Стоунквист выделяет две такие роли - посредническую и националистическую - и каждой из них посвящает по одной главе. Эти две роли тесно связаны друг с другом и могут переходить друг в друга в рамках конкретных биографий. Если посредническая роль служит связыванию находящихся в контакте групп и в конечном счете их ассимиляции, то националистические роли возникают как результат неудач в этом связывании. Маргинальный человек может становиться националистическим лидером как угнетенной группы, так и господствующей. Особенно ясно природа и внутренняя логика таких ролевых трансформаций видна в со-
1 Ранее был опубликован перевод автореферата этой работы, подготовленного автором в 1961 г.: Стоунквист Э.В. Маргинальный человек: Исследование личности и культурного конфликта // Личность. Культура. Общество. - М., 2006. -Т. 8, Вып. 1. - С. 9-36. Главы из книги включены в сборник текстов Чикагской школы, который готовится к изданию в ИНИОН РАН.
циально-психологической перспективе, в которой преимущественно работает Стоунквист. Вниманию читателей предлагается глава, посвященная националистической роли маргинального человека.
Глава VII. Националистическая роль
Как будет маргинальный человек справляться со своей проблемой? Никакой простой или универсальный ответ на этот вопрос невозможен, ведь если бы он был, то серьезной маргинальной проблемы бы не существовало. Во всяком случае, желательно в первую очередь отметить, какие реакции возникают на самом деле.
Быть маргинальным человеком - всегда нечто проблемное, хотя это обстоятельство может вызывать больше изумление, чем отчаяние, и скорее стимулировать индивида к чему-то, нежели угнетать. По меньшей мере, это означает некоторое - возможно, неуловимое - чувство отстраненности и malaise, внутренней обособленности от своей социальной жизни. Черты личности, обсужденные в предыдущей главе, отражают и описывают это состояние неустроенности. Неприспособленность может быть сугубо внутренней. Она может настолько хорошо контролироваться или утаиваться, что другие даже не представляют, что с человеком происходит. Если они и чувствуют что-то необычное, то не сознают его причину. Другую крайность составляют конфликты, достаточно серьезные, чтобы деморализовать индивида, ввергнуть его в непрекращающееся беспокойство и инициировать процесс дезорганизации, находящий завершение в распаде, преступлении, самоубийстве или психозе. Для каких-то индивидов эта ситуация - вызов, стимулирующий умственную деятельность в качестве компенсации спорного статуса. Здесь, как и всегда, на реакции индивида влияют наследственные черты, вкупе с ранним обучением и опытом; но так как индивидуальные различия существуют повсюду и обычно уравновешивают друг друга, то тип социальной ситуации становится первостепенным фактором в определении характерных ролей. Кроме того, ситуационный подход - основополагающий, так как активность, конституирующая «приспособление» в одной ситуации, может быть признаком «неприспособленности» в другой ситуации.
Националистическая роль
Кризисный опыт определяет разделение групп, обычно принуждающее индивида к тому, чтобы он идентифицировался с одной из двух или более взаимодействующих групп. Одна из форм приспособления - или, по крайней мере, частичного приспособления - обретается маргинальным человеком через идентификацию с подчиненной, или «угнетенной», группой и, возможно, принятие лидерской роли в этой группе. Такое лидерство часто принимает форму национализма или «расового» движения. Движение Гарви «Назад в Африку», национализмы Европы и Азии, еврейский сионизм и новый негритянский ренессанс в Соединенных Штатах -примеры таких реакций. Когда склонность к идентификации с доминирующей культурой или группой встречает отпор, такая реакция кажется естественной1. Встав во главе группы-меньшинства, индивид приобретает статус и самоуважение. Он обеспечивает себе роль, через которую может организовать и интегрировать свои установки и устремления. По мере того как его группа становится более организованной, ее власть возрастает, и она обретает большее достоинство и esprit de corps. Это находит отражение в его собственной личности.
Национализм, с этой точки зрения, есть вторая стадия, следующая за первоначальной идентификацией с господствующей группой. Несколько биографических и автобиографических документов, уже приведенных выше, иллюстрируют и подтверждают эту гипотезу2. Из таких случаев явствует, что чем полнее идентификация с доминирующей культурой, тем сильнее последующее разочарование и эмоциональная реакция, когда индивиду отказывают в статусе, которого он жаждет. Механизм здесь, видимо, тот же, что и тот, который вызывает иногда ссоры между близкими друзьями, превращая дружбу в самую отчаянную ненависть. Гор-
1 Это аналогично «переносу приверженности интеллектуалов» в революционном процессе. См.: Edwards L.P. The natural history of revolution. - Chicago (IL): Univ. of Chicago press, 1927. - Ch. 9 (особенно). Есть также склонность к противоположному, когда «бунтовщики» становятся «ренегатами». См.: Nomad M. Rebels and renegades. - N.Y.: Macmillan, 1932.
2 См. особенно главы V и VI выше. (Здесь и далее имеются в виду другие главы книги «Маргинальный человек». - Прим. ред.)
дость и самооценка индивида страдают от причиненного унижения. Он слишком многое разделил с другим, отдал слишком много самого себя, и соразмерно сильнее его эмоциональный отскок.
У вестернизированных народов: Индия
Доктор Б. Шрике интересно проанализировал в этом ключе влияние западной цивилизации на туземные культуры и то, как оно ведет к развитию национализма. Трудности и дискриминации, с которыми сталкиваются коренные жители, ведут к развитию у них комплекса неполноценности.
«Комплекс неполноценности, имеющий первостепенную значимость для так называемого национализма, выражает себя, как было указано выше, в двух направлениях. Во-первых, в желании ассимилироваться с европейской группой населения. (Правительство стремится удовлетворить это желание, предписывая, чтобы за равные квалификации выплачивались равные вознаграждения.) Там, где при нынешних колониальных отношениях Запад определяет социальные стандарты, образование имеет западный характер. Неизбежным результатом этого становится то, что подобное образование для туземцев негармонично. Желание ассимилироваться пробуждает желание получать такое же образование, как у европейцев, пренебрегая в случае необходимости преподаванием местных языков и т. п., поскольку изучение последних расценивается как препятствие для овладения как можно большим количеством западных знаний. При нацеленности индивида на ассимиляцию собственной культурой целенаправленно пренебрегают, и возникают даже враждебные чувства к тем элементам собственного культурного наследия, которые кажутся стоящими на пути к достижению этой цели - цели, которая при нынешней политической констелляции считается первостепенно важной.
Второй тенденцией является склонность компенсировать осознание неполноценности самоэкзальтацией, более высокой и часто преувеличенной самооценкой. Эту тенденцию можно было бы обозначить как культурный национализм. Здесь опять же обида направлена на все, что кажется помехой на пути к достижению культурных ценностей индивида. Критикуется любая форма обра-
зования, отчуждающего сынов народа от собственной культуры. Выдвигается требование националистического образования, но не всегда в достаточной мере осознается, что нынешнее общество имеет двойственный характер, а образовательная система, чтобы иметь практическую ценность, должна принимать в расчет характер сообщества»1.
Переход от сознательной ассимиляции к сознательному национализму хорошо иллюстрируется недавней историей Индии. Далее в обсуждении мы можем представить лишь очерк основных событий, но этого, возможно, будет достаточно, чтобы прояснить процесс этого преобразования2.
Как только первоначальная подозрительность в отношении чужого народа стала уменьшаться, многие индийцы стали выказывать готовность к усвоению английской культуры. У них была установка наивного восхищения и подражания. Индусы и некоторые индийские магометане принадлежали к числу самых ревностных сторонников английского образования и реформы индийских обычаев и институтов в соответствии с западными идеями. «Западничество стало современной модой - а западничество требовало от своих поборников принижения цивилизации своей страны. Чем ревностнее они восхищались всем западным, тем яростнее отвергали все восточное»3. Иллюстрацию их ментальной установки мы находим в типичном письме, написанном аристократичным индийским мусульманским реформатором сэром Саидом Ахмад-ханом по случаю визита в Англию в 1869 г.
«... Хотя я не прощаю англичанам в Индии их грубости и того, что они смотрят на коренных жителей этой страны как на животных,
1 Schrieke B. Native society in the transformation period // The effect of Western influence on native civilizations in the Malay Archipelago / Ed. by B. Schrieke. -Batavia: Kolff, 1929. - P. 244-245. (См. параграф об индоевропейцах Явы выше в гл. II, а также гл. III.)
2 См. также выше соответствующий параграф в гл. III.
3
Утверждение лорда Рональдшея, приводится в: Ray P.C. Life and times of C.R. Das. - L.: Oxford univ. press, 1927. - P. 9. Такой отрыв от корней предполагал также некоторую личностную дезорганизацию. См.: Kohn H. A history of nationalism in the East. - N.Y.: G. Routledge & sons, 1927. - P. 118.
свысока, думаю, они поступают так оттого, что нас не понимают; и, боюсь, мне следует признаться, что они не так уж и неправы в своем мнении о нас. Без всякой лести по отношению к англичанам могу сказать, что коренные жители Индии, высокопоставленные и низкого происхождения, торговцы и мелкие лавочники, образованные и неграмотные, если сопоставить их с англичанами по образованию, манерам и достоинству, походят на них настолько же, насколько грязное животное походит на способного и статного человека. У англичанина есть основания считать нас в Индии безмозглыми тварями... То, что я видел - и видел ежедневно, - абсолютно невообразимо для индийского туземца. Все блага, духовные и мирские, которые должны обнаруживаться в человеке, были дарованы Всемогущим Европе, и особенно Англии»1.
Британцы со своей стороны пытались быть на высоте тех обязательств, которых требовало от них их положение в Индии. В первой половине XIX в. расовый антагонизм, основанный на цвете кожи, чувствовался гораздо меньше. Отдаленность Британии заставляла многих проводить свою жизнь в Индии и иногда жениться на местных женщинах2. Английские ученые и христианские миссионеры заново открыли и перевели некоторые из лучших произведений индийской литературы и внесли большой вклад в превращение устных диалектов в письменные языки. Именно англичанин, Аллан Октавиан Юм, создал Индийский национальный конгресс. Поскольку число англичан в Индии было невелико и поскольку они были довольно избранной группой, индийцы, особенно во внутренних районах, были настроены по отношению к ним благосклоннее, чем сегодня. Немногочисленные индийцы с западным образованием легко находили работу в Правительстве3.
1 Graham G.F.I. The life and work of sir Syed Ahmed Khan. - L.: W. Blackwood & sons, 1929. - P. 125. Цит. по: Kohn H. A history of nationalism in the East. - N.Y.: G. Routledge & sons, 1927. - P. 112. В силу таких тенденций восторженные англичане, вроде Маколея, видели впереди полную англизацию образованных индийцев. Chirol V. India. - N.Y.: Scribner, 1926. - P. 75.
2 См. выше гл. II.
3
Подробнее см.: Chirol V. India. - N.Y.: Scribner, 1926. - P. 73 ff. См. также: Kohn H. A history of nationalism in the East. - N.Y.: G. Routledge & sons, 1927.
Потом ситуация начала меняться. Рост числа индийцев с западным образованием породил спрос на большую долю в британской администрации, чем британская бюрократия была готова пре-доставить1. Индийцев, которые посещали Англию, поражал контраст между эгалитарным, сердечным отношением к ним, которое они там встречали, и холодным равнодушием большинства англичан в Индии2. Недовольства множились и находили выражение через общее средство коммуникации - английский язык. Затем, собравшись в Бомбее в 1885 г., прошел первый Индийский национальный конгресс, в то время полностью лояльный узам с Британией. Разрослись религиозные движения, основанные на противостоянии чужеродным идеям и требовавшие возвращения к индуизму. Различные инциденты в области законодательства и в иных областях отмечали и акцентировали нараставшее взаимное отчуждение по-западному образованных индийцев и британских официальных классов. Неурожаи и эпидемия бубонной чумы пошатнули уверенность масс во всемогуществе британского правления. Рос антагонизм по отношению к британским капиталистам. Престиж британцев как представителей белой расы был поколеблен и подорван тяготами бурской войны, разгромом итальянской армии в Абиссинии, поражением России со стороны Японии и, наконец, событиями Мировой войны3.
Связь между японской победой над Россией и ростом индийского национализма можно проиллюстрировать «обращением» молодого студента-индуса, о котором рассказывает К.Ф. Эндрюс.
«.Он получил образование в миссионерской школе, куда попал под сильным христианским влиянием, и был страстно пре-
1 Даже либеральный вице-король лорд Рипон не смог преодолеть сопротивление этой расово-предубежденной бюрократии. См.: Chirol V. India. - N.Y.: Scribner, 1926. - P. 85-86.
2 Британско-индийские социальные отношения или их отсутствие хорошо описываются в книге: Oldham J.H. Christianity and the race problem. - L.: Student Christian movement, 1930. - P. 161 ff. Артур Осборн дал исчерпывающий анализ «расового» предрассудка по отношению к индийцам (Osburn A.C. Must England lose India? - N.Y.: A.A. Knopf, 1930).
В этом абзаце я следовал описанию, предложенному в: Chirol V. India. -N.Y.: Scribner, 1926. - Ch. 5, 6.
дан современной западной науке. До двадцати лет он вел эгоистичную и светскую жизнь. Его думы и устремления были сосредоточены на своей семье и своей касте. Он вряд ли когда-нибудь смотрел за пределы этого узкого круга и не видел в Индии интегрального единства. Потом случилась Русско-японская война, и она заставила его задуматься. Его взгляд на мир стал шире. День за днем с Дальнего Востока поступали новости о новых победах. Наконец он прочитал о полном разгроме российского флота в Цусимском проливе. В эту ночь он не мог спать. Он видел свою страну, зримо стоявшую перед ним. Она явилась ему в образе горестной, отчаявшейся матери, вопиющей о его любви. Лик ее был прекрасен, но неописуемо печален. Видение было для него настолько реальным, что и месяцы спустя он все еще мог закрыть глаза и вновь его мысленно вызвать, и было оно таким же ярким, как в первый раз. Его опыт был сродни тому, что в религии называют обращением. Со всепоглощающей силой он получал призыв пожертвовать самим собой ради родной страны. Он не мог больше ни о чем думать. Днем и ночью видение стояло перед его глазами. Он решил испытать себя, и это было серьезное испытание. Будучи индусом, он стал искать дружбы мусульман и вдохновлять их своим новым идеалом. Ибо он сразу понял ту существенную вещь, что единство Индии требует союза двух основных частей населения. Его снова и снова отвергали, но он был настойчив и добился своего. Потом возникли новые трудности. Со всем авторитетом, каким облачен восточный отец, его отец настаивал, чтобы он женился и создал семью. Ему нашли подходящую невесту, и с щедрым приданым ему было обеспечено завидное общественное положение. Но он воспротивился этому и предпочел быть изгнанным из отцовского дома и принять бедность, нежели отвернуться от воспринятого им призвания. Потом он вступил в Арья Самадж и участвовал в помощи голодающим. Позже он еще работал в лагерях для больных чумой»1.
Короче говоря, от установки простого и искреннего восхищения вестернизированные индийцы прошли через фазу растущего
1 Цит. по: Kohn H. A history of nationalism in the East. - N.Y.: G. Routledge & sons, 1927. - P. 377-378. Ср. этот опыт с опытом доктора Кудирки, на который мы ссылаемся далее.
критицизма и, наконец, после Мировой войны, пришли к настроению жгучего антагонизма и бунтарства по отношению ко всему британскому и западному. По мере того как настроение осознанной идентификации с английской культурой убывало, развивалась установка привязанности к индийской культуре. Это перекинуло мост между образованными классами и массами. В результате родилось движение романтического национализма, предполагавшее как культурное, так и политическое самоопределение; это массовое движение персонифицировал и возглавлял Махатма Ганди, и его отличала доктрина пассивного сопротивления. Лидеры этого националистического движения, в том числе такие люди, как Ганди1 и Ч. Дас, происходили из рассмотренных выше по-западному образованных, политически мыслящих классов, и бурное националистическое движение, быстро охватившее массы численностью 350 млн человек, - явно продукт и отражение диффузии западной культуры. Рассматривать это просто как пример естественного притязания народов на самоуправление - значит упустить его более глубокий психологический и культурный смысл.
Опыт Индии иллюстрирует типичные среды для националистической роли: регионы, которые были подчинены внешнему контролю, но при этом не были действенно заселены вторгшейся популяцией. Это в основном те вестернизированные ареалы земного шара, где большие коренные популяции продолжают составлять большинство жителей. Маргинальные индивиды в таких регионах, хотя их какое-то время и притягивает культура Запада, в конце концов понимают, что отделены от нее непреодолимым расстоянием, а потому разворачиваются назад и становятся лидерами своих народов. Одни националистические лидеры, такие как Ганди, эмоционально отвергают все западное, вплоть до требования прядения
1 См.: Mahatma Gandhi: His own story / Ed. by C.F. Andrews. - N.Y.: G. Allen
& Unwin, 1930. Здесь Ганди рассказывает о своем опыте столкновения с английской культурой и о тех конфликтах, которые он переживал в связи с такими вещами, как питание, одежда, этикет, религия и брак. Он пишет, например, что из-за детских браков «индийские юноши в Англии стыдились признаваться, что они женаты. Я тоже поддался этой заразе и не колеблясь выдал себя за холостяка, хотя был женат и у меня уже был сын» (р. 87).
Биографию Читтаранджана Даса см.: Ray P.C. Life and times of C.R. Das. -L.: Oxford univ. press, 1927.
ткани вручную, но неизбежно пользуются многими западными средствами, особенно политическими, в достижении своих целей. Другие, как, например, Сунь Ятсен, искренне принимают западные идеи или, как в случае Ленина и Советов, действуют на опережение. По мере того как эти движения набирают силу, они втягивают в свою орбиту все больше лиц смешанной крови. Так, лидерами движения за независимость на Филиппинах были именно «полукровки».
В национальных меньшинствах: Центральная Европа
Национальные чувства возникают также у меньшинств, подверженных дискриминации, особенно в гражданских и политических вопросах. Правовая дискриминация предполагает некоторую степень публичной сегрегации, оскорбительную для самоуважения продвинутых членов меньшинства. Тем самым предотвращается или делается недостойной ассимиляция. Поэтому индивид, будучи на каком-то этапе своей жизни денационализированным, может позже с энтузиазмом вернуться к своей исходной национальности. Это возвращение чаще происходит тогда, когда фоновая социальная ситуация меняется, начиная оказывать моральную, если не материальную поддержку новой установке индивида. Возвращение к родному народу может быть тем более драматичным, если учесть прежние годы, наполненные напряжением и подавлением естественных чувств, особенно в случае личностей с глубокими привязанностями. Вот яркий пример:
«В Мариямпольской гимназии на доктора Кудирку глубоко повлиял польский национализм. Он позволил себе еще больше полонизироваться, когда учился в Варшавском университете. Такова в это время была судьба всех литовцев, и он не был исключением. Но потом он вдруг изменился и из начинающего поляка превратился в ревностного литовского патриота. Он так описывает эту перемену: "Когда я заканчивал свои гимназические штудии, я был убежден, что интеллектуал не может быть литовцем. Я чувствовал это тем больше, что все вокруг относились к литовцам с презрением.
Каждому, кто спрашивал меня о моей национальности, я говорил, что я наполовину литовец, наполовину поляк, ведь Литва и
Польша и в самом деле были исторически едины. Я считал себя тогда приемным поляком. Это казалось мне частичным возмещением той ошибки, что я литовец. Какое лицемерное толкование фактов! Тем не менее для меня, как и для других вроде меня, этого было достаточно, тем более что не происходило ничего такого, что заставило бы меня по-настоящему об этом задуматься.
С таким вот представлением о своей национальности я и поступил в Варшавский университет, где литовцев было очень мало и даже те, которые там были, не были друг с другом знакомы. В общем, мои чувства к Литве мало-помалу таяли.
На каникулы я вернулся в Литву. Однажды один священник поведал мне, что скоро станет выходить литовский журнал. Он показал мне стихи, написанные им по-литовски, и письмо Басанави-чюса об издании журнала. Я прочитал письмо. Что-то задело меня глубоко внутри, но это чувство ушло. Ребячество, подумал я про себя - на польском. С этого мгновения мысли о Литве стали посещать меня чаще, но сердце мое оставалось холодным и равнодушным ко всему, что касалось Литвы и литовцев.
Прошло шесть месяцев. Я получил первый номер Лш&а, глянул на первую страницу и увидел там Басанавичюса. 'Апостол', -подумал я сразу, но на этот раз по-литовски. Я принялся перелистывать страницы журнала, а что было дальше, я точно и не помню. Я вспоминаю только, что встал и склонил свою голову, не смея поднять глаза. Мне показалось, я услышал голос Литвы, одновременно обвиняющей и прощающей меня: 'Заблудший человек, где ты сейчас?'
Внезапно я почувствовал, как сжалось мое сердце. Я рухнул на стул и заплакал как ребенок. Я сожалел о том времени, которое потерял, ничего не делая для Литвы, времени, которого мне никогда уже не вернуть. Я зарделся от стыда за то, что так упорствовал в своем заблуждении. Тогда мое сердце наполнилось новой гордостью и новыми силами. Казалось, я вдруг вырос, а мир стал маленьким. Я почувствовал себя могучим великаном и ощутил, что вновь обрел свою литовскую национальность".
Так Кудирка говорит о своем обращении в литовство, характеризуя его как второе рождение; так он видит самый важный момент в своей жизни»1.
Опыт Кудирки свидетельствует о влиянии языковых и культурных возрождений на рост национализма. В большинстве случаев политический национализм следует за фазой культурного национализма, хотя факторы того и другого часто неразрывно переплетены2. Культурные возрождения поощряют письменное использование родного языка, стимулируют национальную гордость и выстраивают моральный дух. Сильно выражена склонность исследовать происхождение и историю нации и прославлять ее достижения. Каждая национальность в конце концов осознает себя как выполняющую исторически незаменимую роль: «Венгры подчеркивали как свою национальную миссию борьбу против турок и защиту христианства; поляки чувствовали себя поборниками западной культуры, противостоящими варварству русского царизма; хорваты считали себя пионерами римского католичества, противостоящими византизму; румыны претендовали на честь быть наследниками римской Дакии; чехи тешили свой национальный восторг воспоминаниями о Гусе, начинателе континентальной Реформации»3.
С окончанием Мировой войны четыре европейские империи распались на части. Турция почти исчезла с карты Европы; Австро-Венгрия перестала существовать как таковая; Россия потеряла несколько национальностей на своих западных рубежах; Германия сжалась со всех сторон, особенно на востоке. Народы, которые были прежде угнетены, стали теперь независимы и фактически получили возможность угнетать своих прежних господ. Сегодня именно
1 Pelissier J. Les principaux artisans de la renaissance nationale Lithuaennee. Цит. по: Park R.E. The immigrant press and its control. - N.Y.: Harper & bros, 1922. -P. 44-45.
Хорошее кейс-стади см.: Wuorinen J.H. Nationalism in modern Finland. -N.Y.: Columbia univ. press, 1931. Лучшее обсуждение общих вопросов см.: Hayes C.J.H. Essays in nationalism. - N.Y.: Macmillan, 1928; Hayes C.J.H. The historical evolution of modern nationalism. - N.Y.: R.R. Smith, 1931.
Jaszi O. The dissolution of the Habsburg monarchy. - Chicago (IL): Univ. of Chicago press, 1929. - P. 259.
меньшинства немецкой, австрийской и венгерской национальностей стали главной причиной бессонных ночей для дипломатических защитников мира. Хотя меньшинства эти намного меньше по численности, чем в 1914 г., они более четко очерчены и агрессивны по духу. Международные договоры, подписанные с целью гарантировать им культурную и политическую свободу (договоры о меньшинствах), до сих пор существенно не изменили глубоких антагонизмов с обеих сторон1. Просто перечерчивание политических границ мало может помочь; более того, попытки изменить их насильственно могут привести к еще одной всеобщей войне. Единственный путь вперед для этих наций - мало-помалу привыкать к тому, что к национальным различиям, как и к религиозным, можно относиться терпимо, поскольку они не обязательно препятствуют политической интеграции и экономическому сотрудничеству. Маленькая Швейцария - с ее довольными жизнью немцами, французами и итальянцами - служит своим соседям ярким образцом для
подражания. Видимо, прогресс кроется в политике секуляризации,
2
или в «деполитизации национальности» .
В тех случаях, когда нет территориальной основы для поддержания националистических чувств, психологические тенденции особенно сложны и конфликтны; они усугубляют внутренние расколы внутри меньшинства и понижают эффективность группового действия. Например, рассеянность еврейского населения и разнообразие ситуаций, в которых оказываются его фрагменты, разделяют эту группу на крылья и секции, варьирующие в диапазоне от ревностных сионистов до тех, кто жаждет ассимиляции. Тем не менее древняя история евреев, их общая религиозная основа и широкое распространение антисемитизма помогают сохранению живого и острого группового сознания, являющегося потенциально националистическим.
1 Похоже, наибольшего успеха в политике в отношении меньшинств достигли Латвия, Эстония, Чехословакия и Финляндия. Zurcher A.J. The experiment with democracy in Central Europe. - N.Y.: Oxford univ. press, 1933. - P. 251. Точку зрения д-ра Т.Г. Масарика, выдающегося президента Чехословакии, см.: Ma-saryk T.G. The making of a state. - N.Y.: F.A. Stokes co., 1927. - P. 431 ff (особенно).
Zimmern A.E. The prospects of democracy. - L.: Chatto & Windus, 1929. -
P. 108.
В расовых меньшинствах: Соединенные Штаты
Националистические чувства особенно трудно организуются в таких группах-меньшинствах, как американские негры. Там, где негры особенно плотно сконцентрированы, например в округах «Черного пояса» на Юге, они по меньшей мере расово-сознательны или националистичны. Поскольку американские негры утратили почти все свое африканское культурное наследие, культурное возрождение традиционного типа у них невозможно. Только один фактор обеспечивает рычаг дифференциации: физическая раса. Но широкое расовое смешение прошлого не позволяет даже ему работать в полную силу. Вдобавок к тому, дискриминация на основе одного только физического различия морально болезненна, и тем острее вызываемая ею обида. Это можно проиллюстрировать следующим рассказом молодой негритянки, воспитанной в приюте.
«Родилась я в Нью-Йорке. Отец умер за два месяца до моего рождения. В раннем детстве меня отдали в католический приют. Меня там не баловали, но и не игнорировали. Не делалось никакого различия между расами. Эти любящие сестры-католички воспитывали около пятидесяти детей. Должна, однако, сказать, что некоторые из сестер были особенно благосклонны ко мне, а отец-настоятель, всегда называл меня Ясноглазкой. Впервые я вспомнила, что я человек, когда одна из сестер сказала мне, что мы, дети, не должны позволять щенку облизывать нам лица. Именно тогда я поняла, что есть некоторое различие, о котором я никогда не могла говорить. Должна сказать, что я была очень счастлива в детские годы. Не было тяжелой работы. Я ела, спала, играла и молилась. Молитва была самой важной вещью для меня в юные годы. После молитвы начинались уроки. Комната для занятий была для меня в эти годы отвратительной. Но вскоре я это переросла.
В моей группе из пятидесяти детей были все расы, кроме евреев. Меня все любили. Я активно участвовала в играх и школьных делах. Также могу вспомнить, что именно я выиграла для нашей школы несколько призов. Я могла победить в беге или плавании любых сверстников. На занятиях по классическому танцу я училась усерднее, чем на всех прочих занятиях, пока не дошла до шестого
класса. Потом мне полюбились математика и музыка. Я проводила долгие часы, осваивая эти два предмета.
Когда мне было девять лет, я впервые узнала, что я негритянка, - не то чтобы мне это сказали, но прочитала в какой-то книге о неграх и спросила одну из сестер, кто такие негры. Слово "негр" никогда не использовалось ни отцом-настоятелем, ни сестрами. Мы все были просто детьми, о которых они заботились. Некоторые из нас находились там по причине смерти родителей, другие - потому что родители развелись или по другим причинам. Два года спустя в наш приют поместили одну белую девочку с Юга; ее родители развелись. Эта девочка называла всех темнокожих детей "ниггерами". Несколько раз ее сажали за это на хлеб и воду. Скоро она избавилась от этой привычки. Когда она произносила слово "негр", у меня никогда никаких чувств не возникало. Для меня это было всего лишь слово, используемое сердитыми детьми.
Я окончила начальную школу в этом приюте. Потом меня забрали из этой школы и отправили в южный колледж для негров. Здесь-то и начались мои горести. Я тосковала и плакала по тем дням покоя и счастья. Внешний мир был мне очень неприятен. Я провела две недели в —, где узнала все эти вещи о расовом размежевании. Я почти клянусь, что хотела бы провести в католической женской школе всю оставшуюся жизнь. Я написала матери, умоляя ее отправить меня назад в — академию, где мне не приходилось бы соприкасаться с мирянами. Она ответила, что я должна остаться здесь, чтобы быть свободолюбивой, широко мыслящей и чувствовать мировые веяния. Я думала порой, что умру, когда приходили какие-то ораторы и рассказывали, насколько негры отличаются от белых. На одной из этих церковных служб я встала и вышла. На следующий день настоятельница вызвала меня к себе. Она расспросила меня о моем раннем домашнем обучении, и я объяснила ей, что была воспитана белыми сестрами и что все в моей жизни было иначе. Она отослала меня в мою комнату и просила меня никогда больше этого не делать. Пока я училась в —, я научилась ненавидеть некоторые классы белых людей. Я говорю "ненавидеть" в самом буквальном смысле. Меня учили никогда никого не ненавидеть, но временами я забывала этот элемент своего обучения и была очень недоброжелательна к некоторым моим южным учителям. Вскоре до них дошли рассказы обо мне и моих проделках.
Расовые проблемы принесли страдания моему уму и моему сердцу. Когда я впервые подумала о своей расе, я желала и молилась, чтобы негры сплотились и убили всех белых протестантов. Потом я прочитала все книги о негритянской жизни, какие только смогла найти, такие как: "Огонь из кремня", "Побег", "Пятно леопарда", "Такой вот конфуз", "Орех", "Серебряное руно", "Хижина дяди Тома", "Тайные аристократы".
Чем больше я читала, тем больше размышляла о том, что же неграм делать. Потом я вернулась к своим занятиям музыкой, попытавшись забыть проблему негров. Я покинула -- во время забастовки. Я была очень рада тому, что в -- произошла забастовка. Слишком долго белый человек властвовал над умами негров. Негры должны восстать и бороться за себя. Судебные ходатайства, мольбы и споры не решат эту проблему, только война может и должна это сделать. Я прочно усвоила, что, когда входят в контакт друг с другом две большие культуры, результатом бывает либо война, либо взлет третьей культуры.
Думаю, для американцев негры и иммигранты представляют проблему не в объективной культуре, а в жизненной установке. До тех пор, пока к неграм и иммигрантам относятся предубежденно, всякие разговоры об американизации этих факторов - полная чушь. Если Америка и в самом деле плавильный котел, то почему бы ей не отнестись к неграм как к одному из лучших своих продуктов. Негр - не побочное последствие, а подлинный продукт, произведенный и взращенный американской почвой»1.
Сила эмоциональной взволнованности этой девушки - явно результат ее полной идентификации с белой расой и того, что она ничего не знала о ситуации с неграми и белыми на Юге. Воинственный настрой нетипичен для большинства американских негров, хотя критический опыт «вброшенности в раскол по линии цвета кожи» - обычная вещь. Более типичный процесс развития националистической установки у негров Юга проходит через рост гордости за достижения некоторых негритянских лидеров и узнавание о правах и ограничениях правоспособности негров через личные пе-
1 Биографический документ.
реживания, образование, чтение газет и т.д.1 Этот национализм не стремится к независимой политической организации; его цель -просто права американских граждан.
Агрессивный и воинственный националист или радикал играет важную роль в межрасовой или межнациональной ситуации. Он действует как лидер, организующий подчиненную группу, и часто помогает возрождению традиционной культуры и ее модернизации - ведь господствующей группе, прежде чем она уступит, следует воспротивиться ее собственным идеям и техникам. Поэтому культурный ренессанс сопровождается дальнейшей аккультурацией в утилитарных сферах. Как агитатор, националист выступает в качестве фермента, постоянно сохраняющего жизненность старых проблем и указывающего на новые. Он не допускает того, чтобы аккомодация на том или ином конкретном уровне стала слишком фиксированной и окаменевшей, помогая тем самым поднять конечный статус своей группы. Его «крайние» или «деструктивные» взгляды работают на уступки умеренным, кажущимся слишком мягкими по сравнению с ним. Полностью растворяя себя в деле, которое выше него, маргинальный националист преодолевает, если уж не разрешает, свои личностные конфликты.
Пер. с англ. В.Г. Николаева
1 Хороший пример см. в статье: Holsey A.L. Learning how to be Black // American Mercury. - N.Y., 1929. - Vol. 16, Apr. - P. 421 ff. Ср. этот опыт - т.е. опыт Роберта Р. Мотона в «Найти выход» - с опытом У.Э.Б. Дюбуа, негритянского лидера, родившегося на Севере, описанным в его «Душах черного народа» (см. выше в гл. II и VI).
