CC BY
103
стройки уходят в глубь истории Французской революции 1789 г. и Парижской коммуны.
Ю.В. Дунаева
2015.03.015-016. ИСТОРИЧЕСКАЯ НАУКА В СОВЕТСКОЙ РОССИИ В 1920-1930-е годы. (Сводный реферат).
2015.03.015. КАМЕРОВА Н.В. Политика партии большевиков по отношению к исторической науке и кадрам историков в РСФСР-СССР В 1917-1938 гг.- Краснодар: Новация, 2013. - 175 с. - Биб-лиогр.: с. 129-157.
2015.03.016. КАМЕРОВА Н.В. Становление и развитие советской исторической науки в Сибири в 1920-1930-е годы. - Краснодар: Новация, 2014. - 203 с.
Ключевые слова: Советская Россия; историческая наука; историческое образование.
В монографиях Н.В. Камеровой (канд. ист. наук, профессор РАЕН) рассматривается, как советская власть создавала новую историческую науку. Автор показывает, как партия большевиков проводила планомерную политику реформирования системы исторического образования, уничтожения старой профессуры и воспитания нового поколения историков, архивистов и т.п.
Первая монография состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы, приложений (Специфические экспрессивные термины, употребляемые партийными и государственными деятелями в литературе, Хронология основных событий в исторической науке в СССР в 1917-1938 гг.). Исследование основано на широком круге источников: официальных документах РКП(б)-ВКП(б), партийно-государственных документах, произведениях руководителей и теоретиков партии (В.И. Ленина, Л.Д. Троцкого, Г.Е. Зиновьева и др.); статистических сборниках, представляющих данные о системе высшего образования; дневниках и воспоминаниях историков; научных работах современных ученых; списках репрессированных и данных о репрессиях. В книге указано, что в 1917-1938 гг. вышло 43 нормативно-правовых акта, определяющих историческую науку и работу историков. «Все принимаемые партийные и партийно-государственные нормативно-правовые акты были направлены на подчинение исторической науки и профессио-
нальной деятельности историков партийной идеологии» (015, с. 39).
Н.В. Камерова пишет, что советское правительство начало с того, что разрушило классическое историческое образование, стало насаждать марксистско-ленинскую идеологию и на ее основе воспитывать молодое поколение. Реформа исторического образования проводилась форсированными методами и была направлена на подготовку историков-марксистов. В период с 1919 по 1934 г. преподавателей гражданской истории в стране не готовили, отмечает Н. В. Камерова.
В 1921 г. был принят новый устав высшей школы, который, в частности, отменял преподавательские советы и выборные процедуры. Руководители вузов назначались Наркомпросом, утверждались партийными инстанциями и ГПУ. Таким образом автономия высшей школы была упразднена, пишет автор.
Н. В. Камерова опровергает принятое в советской историографии мнение о «борьбе» буржуазной профессуры и студенчества против реорганизации высшей школы. Сопротивление носило мирный характер, в прессе публиковались обращения научной интеллигенции «о необходимости свободы научного исследования, свободного от марксистских догм» (цит. по: 015, с. 48). Только в МГУ в 1922 г. была проведена профессорская забастовка. «Каких-либо других массовых или единичных акций протеста в стране не происходило. Тем не менее даже мирные формы протеста вызывали у высших партийных и государственных лидеров опасения» (015, с. 48).
В первые годы советской власти, пишет автор, существовало два основных лагеря (оба они были неоднородны по своему внутреннему составу) - историки-марксисты и «буржуазные», «старые специалисты». В среде «буржуазных» историков Н.В. Камерова выделяет несколько групп: 1) те, кто игнорировал новую власть; до середины 1920-х годов им удавалось заниматься научно-исследовательской и преподавательской работой и сохранять традиции дореволюционной школы; 2) группа тех, кто включился в работу по созданию и сохранению архивов, преподаванию на курсах; 3) историки, принявшие советскую власть, перестроившие свою работу с учетом новых требований, как идеологических, так и организационных.
Новая власть по-разному относилась к ученым. Автор отмечает, что вначале гуманитарная интеллигенция рассматривалась как классовый враг, власть объясняла это тем, что «суть их деятельности составляет глубокий анализ происходящих процессов в обществе, включая политические» (цит. по: 015, с. 50). Но затем, когда началась реформа высшей школы и исторического образования, оказалось, что не хватает квалифицированных и образованных кадров, необходимо привлекать «буржуазных» специалистов. Заметную роль в поиске путей сотрудничества с интеллигенцией сыграл первый нарком просвещения А.В. Луначарский.
18 сентября 1918 г. было издано письмо ЦК РКП(б) «О работе среди работников просвещения». «В нем содержался призыв изменить отношение к работникам просвещения как саботажникам и сделать все возможное, чтобы эту высоко полезную общественную группу "втянуть" в интересную и творческую работу Советского государства» (015, с. 50).
Н.В. Камерова пишет, что партия использовала разные методы, как карательные, так и поощрительные, для воздействия на «буржуазных» историков: политические (обязательный экзамен по теории марксизма для преподавателей обществоведения; идеологический контроль; запрет общаться с иностранными коллегами); административные (высылка из центральных городов; «философский пароход»; аресты; физическое уничтожение); экономические (предоставление рабочего места; материальная поддержка через систему ЦЕКУБу); социальные (освобождение от уплотнения жилья; путевки в санаторий); идеологические (запрет публикаций); психологические (шельмование в печати) (015, с. 51, 52).
Несмотря на карательные меры, предпринимаемые советской властью, некоторым представителям научной интеллигенции удавалось сохранять определенную независимость. «Вплоть до 1924 г. старая профессура, не до конца стесненная рамками идеологических догм, продолжала читать с университетских кафедр дореволюционные курсы» (015, с. 55).
Прежде чем приступить к созданию новой системы исторического образования и марксисткой исторической науки, советская власть занялась подготовкой архивных работников. В конце 1918 г. в Петрограде и Москве были организованы курсы работников архивов. Программы курсов были разными, в Москве был более ши-
рокий набор и глубокое ознакомление со вспомогательными историческими дисциплинами и материалами древнего происхождения. В Петрограде же архивистов готовили за более короткий срок, давая им необходимый минимум архивно-технических знаний. Среди лекторов были представители «старой школы» историков: И.Л. Маяковский, А.С. Николаев, С.Б. Веселовский, Ю.В. Готье и др.
С 1920-х годов начинаются репрессии в отношении историков. Осенью 1928 г. было проведено специальное совещание представителей ведущих научных учреждений. По итогам этого совещания была принята резолюция о разоблачении буржуазной науки. На первой Всероссийской конференции историков-марксистов (28 декабря 1928 - 4 января 1929 г.) была продолжена критика «старой профессуры». Эти события положили начало систематическим репрессиям против историков: «академическое дело», разгром «школы С.Ф. Платонова» и т.п. Репрессировали не только «старых специалистов», но и ученых-марксистов: дело М.Н. Покровского, аресты, а затем в 1938 г. расстрел Д.Б. Рязанова (директор Института К. Маркса-Ф. Энгельса), репрессии в Институте красной профессуры (ИКП) и т.п. Но, подчеркивает Н.В. Камерова, в начале 1930-х годов власти подходили к репрессиям дифференцированно, маститые ученые получали более мягкие наказания, некоторых возвращали из ссылки, расстрельные статьи еще не применялись.
Новая власть создавала учебные и научные заведения для новых историков, историков-марксистов. Уже в первые годы советской власти были созданы такие учреждения, как Социалистическая академия, коммунистические университеты, факультеты общественных наук в университетах, МИФЛИ, ЛИФЛИ и т.п. Н.В. Камерова пишет, что репрессии в ИКП проходили с одновременным увеличением набора в это заведение, т.е. власти нужны были новые кадры историков.
С конца 1920-х годов возобновляются международные контакты ученых, они участвуют в международных конгрессах. В 1934 г. было принято Постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР «О преподавании гражданской истории в школах СССР», которое восстанавливало курс гражданской истории и исторические факультеты в университетах. На истфаках МГУ и ЛГУ были созданы кафедры истории Древнего мира, Средних веков, Нового времени, истории народов СССР, истории колониальных и зависимых стран. Был ус-
тановлен пятилетний срок обучения, обязательная сдача государственных экзаменов, защита дипломных проектов, открылись аспирантуры. Форма учебного процесса была скопирована с дореволюционной. На истфаках МГУ, ЛГУ, МИФЛИ, ЛИФЛИ преподавали Н.М. Дружинин, М.В. Нечкина, С.В. Бахрушин, Ю.В. Готье, С.Н. Валк, Е.В. Тарле и др. Восстановление преподавания истории в школах и вузах потребовало новых учебников, их создание проходило под непосредственным контролем первых лиц государства: И.В. Сталина, А.А. Жданова, С.М. Кирова. Вместе с тем в этот период, отмечает Н.В. Камерова, наблюдается сужение тематики исследований. «В историческую науку пришло поклонение вождю, родился "культ цитаты"» (015, с. 105).
Самостоятельной дисциплиной, претендовавшей на свою методологию, стала история партии. Вышедший в 1938 г. учебник «История ВКП(б). Краткий курс» «на долгие годы стал настольной книгой историков и обществоведов, лишив их остатков творческой свободы» (015, с. 107).
Подводя итоги исследованию, автор отмечает, что на историков, как историков-марксистов, так и «буржуазных», власть воздействовала по-разному, используя и репрессии и поощрения. «Политика партии была направлена на использование знаний и возможностей историков, с целью их служения идеологии партии. ...Они (историки. - Реф.) должны были исполнять "социальный заказ" сталинского руководства, в противном случае становились неугодными и уничтожались» (015, с. 122). В общем, заключает автор, можно говорить о том, что наравне с историками была репрессирована историческая наука.
Вторая работа Н.В. Камеровой состоит из введения, двух глав, заключения и приложений (Хронология основных событий в исторической науке в Сибири в 1920-1930-е годы; Количественные данные о репрессиях против советских историков в 1930-е годы, Количество арестованных историков в СССР и Сибири). В монографии использованы различные источники: архивные и опубликованные постановления органов РКП(б)-ВКП(б) от центральных до районных, нормативные акты и документы региональной власти; документация сибирских вузов и научно-исследовательских учреждений; списки репрессированных; публикации в региональной прессе, научные работы.
В 1920-е годы в Сибири было два крупных научных и образовательных учреждения - Томский университет (ТУ) и Иркутский университет (ИУ). Основной состав профессорско-преподавательского состава Томского университета сформировался еще в дореволюционные годы. Историко-филологический факультет был открыт в июне 1917 г. На кафедрах университета работали: С.И. Гессен, Б.Л. Богаевский, А.П. Дьяконов и др. На факультете было девять кафедр и четыре отделения, было организовано Общество истории, этнографии и археологии. Составленный учебный план первого курса включал русскую и западноевропейскую литературу, логику, церковно-славянский, греческий, латинский языки. «Благодаря профессорско-преподавательскому составу историческая наука в ТУ стала опираться на прочную традицию, уходящую корнями в дореволюционное прошлое» (016, с. 33).
В 1920 г. в рамках реформы высшего образования в РСФСР было прекращено действие университетского устава 1884 г., а историко-филологический факультет университета был упразднен и преобразован в этнолого-лингвистическое отделение Факультета общественных наук (ФОН). Открытие ФОН, пишет автор, отражало общую тенденцию в стране по отношению к исторической науке, и приоритетного развития обществоведения. На отделении продолжали преподавать многие из старых дореволюционных историков, так как не хватало историков-марксистов. В 1922 г. ФОН был закрыт, аналогичное отделение было открыто в Иркутском университете. Д.К. Чудинов (уполномоченный Наркомата просвещения РСФСР по Сибири) в докладной записке указал конкретную причину закрытия ФОН: «Он был настолько реакционным, что его экономнее было разрушить, чем реформировать» (цит. по: 016, с. 35).
Иркутский университет был открыт 27 октября 1918 г. Из 18 преподавателей больше половины (пять профессоров, четыре доцента и два ассистента) работали на историко-филологическом отделении. Ректором университета был избран профессор М.М. Рукавишников. На историко-филологическом факультете было три отделения и несколько кафедр: философии, сравнительного языкознания и санскрита, русской литературы и словесности, русской истории, славянской филологии.
В 1920-е годы факультеты и отделения университета неоднократно были реформированы: историко-филологический и юриди-
ческий факультеты были объединены в один гуманитарный факультет, через год его преобразовали в ФОН, который затем преобразовали в факультет права и местного хозяйства.
Н. В. Камерова пишет, что реорганизации и изменения структуры образовательных учреждений, изменения учебных планов привели, в частности, к уменьшению профессорско-преподавательского состава и студенчества, сокращению объема научных исследований. Многие преподаватели и профессора либо уезжали в другие районы страны, либо меняли профессию. Сложностей добавляло и бедственное положение этого социального слоя, в Сибири значительно позже стали принимать меры по улучшению материального положения служащих и интеллигенции. Только летом 1922 г. была создана первая в Сибири Комиссия по улучшения быта ученых (КУБУ), научных работников стали обеспечивать продуктами питания, повысили заработную плату, улучшили условия жизни.
Восстановление университетской жизни началось в 19321933 гг., но исторические факультеты в Томском и Иркутском университетах были восстановлены только в 1940 г. Таким образом, в Сибири примерно на 20 лет была прервана традиция гуманитарных исследований и исторического образования. Но в эти годы в регионе происходит возрождение краеведения, развитие археологии и этнографии. Первыми, кто стал спасать культурное наследие края, были представители дореволюционной интеллигенции: Г.К. Гинс, Г.Е. Катанаев и др. Они были противниками советской власти, но считали необходимым сохранить и организовать работу архивов.
Во второй половине 1920-х годов улучшилось состояние и музейного дела, автор объясняет это тем, что в начале 1920-х годов музеи рассматривались советской властью как «оплот старорежимной интеллигенции» (цит. по: 016, с. 71), а к концу 1920-х, «как очаги революционной пропаганды и идеологии» (там же).
В июле 1921 г. была организована Сибирская комиссия по изучению и популяризации истории Октябрьской революции и гражданской войны (Сибистпарт). Ее руководителем стал В. Д. Вег-ман, он также возглавил Сибирский архив. Он был, фактически, первым сибирским советским историком-марксистом. «Из четырнадцати "старых большевиков", проживающих в Сибири на 1 января 1932 г. он был самым образованным, имел незаконченное высшее образование» (016, с. 101). У В.Д. Вегмана был большой опыт
партийной публицистики, как историк он опубликовал около 120 работ в журнале «Сибирские огни». Свой вклад в развитие и становление советской исторической науки в Сибири внесли также А.А. Ансон, М.М. Басов, Г. А. Вяткин и др. Среди них отмечает автор, были физики, юристы, математики, работники культуры. Многие из первых историков-марксистов имели только среднее образование. Эти историки, продолжает Н.В. Камерова, не создали крупных трудов, но сделали многое для утверждения марксистской историографии. Научной работой они в большинстве своем занимались в свободное от остальных занятий и от общественной нагрузки время.
Одним из важнейших и своего рода уникальным результатом работы историков стало издание Советской сибирской энциклопедии в 1920-1930-е годы. В работе над изданием принимали участие не только местные историки, архивисты и краеведы, но и ведущие историки страны. Первый том вышел в 1929 г., второй и третий - в 1931 и 1933 гг. Задержки с изданиями объясняются не столько техническими причинами, сколько репрессиями. Недавно восхваляемое издание стало критиковаться, а фамилии репрессированных авторов вычеркивались из редакционных списков.
В 1920-е годы одновременно с деятельностью местной КУБУ начинаются чистки и репрессии как среди преподавателей, так и среди учащихся. Самые крупные репрессивные кампании проходили в начале и середине 1920-х годов, в 1929-1931 гг. «По имеющимся неполным данным, уже к 1936 г. среди 68 тыс. узников СибЛАГа насчитывалось 300 профессоров и преподавателей. Большинство из них умерли в заключении либо были расстреляны» (016, с. 117). В годы репрессий Сибирь снова стала «ссыльным» краем. В рамках «академического дела» в Сибирь были сосланы А.И. Яковлев, С.В. Рождественская. За годы «большого террора» были репрессированы множество архивистов, краеведов, музейных работников, почти половина профессоров вузов.
В целом, подводит итоги исследования автор, в регионе имело место усвоение принципов тоталитарной организации жизни общества и руководства наукой. Политика региональной власти в 1920-1930-е годы шла в общем русле с центральной политикой и закончилась полным подчинением исторической науки сталинской идеологии. В то же время, отмечает Н.В. Камерова, историки, крае-
веды, архивисты, сотрудники музеев проделали большую и важную работу по формированию и спасению архивов, становлению марксистского направления в исторической науке.
Ю.В. Дунаева
2015.03.017. ЛОВЕЛЛ С. ВЕЩАНИЕ ПО-БОЛЬШЕВИСТСКИ: РАДИОГОЛОС СОВЕТСКОЙ КУЛЬТУРЫ, 1920-1950-е годы. LOVELL S. Broadcasting Bolshevik: the radio voice of Soviet culture, 1920 s - 1950 s // J. of contemporary history. - L.: 2013. - Vol. 48, N 1. -P. 78-97. - DOI: 10.1177/0022009412461817.
Ключевые слова: СССР; советская культурная революция; советское радиовещание.
В статье Стивена Ловелла (Королевский колледж Лондона) рассматривается такая малоизученная страница советской «культурной революции», как зарождение массового радиовещания. Советский режим всегда уделял исключительное внимание пропаганде, причем отнюдь не только печатной. Особое место в советском варианте модерности занимали также публичные выступления -как на всевозможных митингах и лекциях, так и на радио. С начала 1920-х годов журналисты и пропагандисты пытались выработать оптимальный стиль публичной речи, найти баланс между информацией, манипуляцией, нравоучением, театральностью и т.д. Работникам радио приходилось особенно трудно, поскольку их возможности были сильно стеснены многочисленными технологическими ограничениями и цензурными запретами.
Радиовещание как технология, имеющая свои характерные особенности, требует особого подхода к построению речи, в некотором смысле особого языка; с этой проблемой сталкивались все страны, не только СССР. Особенности советского радиовещания на заре его существования определялись спецификой обстановки, в которой оно зарождалось: технологической отсталостью страны, низким уровнем грамотности, жесткой цензурой и широкими амбициями сталинского руководства в том, что касалось пропаганды. Широковещательные сети в сталинский период были в основном проводными, а не беспроводными, возможность переключения каналов отсутствовала. Вещание, таким образом, принимало строго централизованный характер. Отношение партийной верхушки к
