CC BY
43
ЛИТЕРАТУРА ХХ-ХХ1 вв.
Русская литература
2015.02.024. ФЕДЯКИН С Р. ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ПРОЗА ВАСИЛИЯ РОЗАНОВА. ЖАНРОВЫЕ ОСОБЕННОСТИ. - М.: Лит. ин-т им. А.М. Горького, 2014. - 103 с.
Ключевые слова: религиозно-философские искания; жанровое своеобразие; эссе; символистская поэтика.
Автор монографии - кандидат филологических наук, доцент Литературного института им. А.М. Горького С.Р. Федякин исследует художественную прозу В.В. Розанова (1856-1919) - мыслителя, публициста, литературного и художественного критика, прозаика. В каждой из этих областей В. Розанов оставил яркое наследие. О его творчестве много спорили и современники, и потомки, и часто идейный противник Розанова не мог умолчать о литературных достоинствах своего оппонента.
С.Р. Федякин отмечает, что в широком смысле слова «прозой Розанова» можно назвать все литературное наследие писателя. В узком смысле подразумеваются обычно его книги «Уединенное», «Опавшие листья», «Смертное» и десять выпусков «Апокалипсиса нашего времени», т.е. те произведения, о которых в полной мере можно говорить как о художественной прозе и которые были опубликованы при жизни писателя. После некоторых посмертных изданий к художественной прозе Розанова могут быть причислены и неопубликованные автором книги: «Сахарна», «Мимолетное. 1915», «Последние листья», а также значительная часть «Апокалипсиса нашего времени», которая осталась в черновиках и вышла из печати только в 2000 г.
Своеобразие розановской прозы (вплоть до особенностей его стиля) тесно связано с его мировоззрением. Розанов - один из самых оригинальных и трудно поддающихся пониманию мыслителей конца XIX - начала XX в., которого невозможно вписать в какое-либо «направление».
С точки зрения С.Р. Федякина, «весь Розанов» определяется формулой «органический мыслитель». Он находится в вечном споре с самим собой (даже когда его высказывания носят утвердитель-
ный и, казалось бы, непреложный характер), и на каждый вопрос у него множество враждующих друг с другом ответов. В самой основе своей его философское творчество - насквозь диалогично: «Можно сказать, что при такой изменчивости впечатлений и, соответственно, "многоярусной" философской оптике Розанов проделал работу множества мыслителей» (с. 15).
Главная ценность философского наследия Розанова - не в решении отдельных задач (он больше «терзает», нежели дает хоть какое-нибудь решение), а в постановке невероятного множества проблем и разработке новых подходов к этим проблемам, насущность решения которых остается острой и сегодня.
Центральный пункт метафизики Розанова - мистика пола. Мыслитель рассматривает пол как космическую величину, в которой берут свое начало и человеческая история, разные виды религий, состояние семьи и общества. Наиболее отчетливо эта тема обозначилась в книге «В мире неясного и нерешенного» (1901, 2-е доп. изд. 1904), хотя те же проблемы решаются и в книге «Семейный вопрос в России», и в отдельных выпусках «Из восточных мотивов» (1916-1917), и во многих других работах. Ключом к открытию тайны пола, семьи, рождения стало изучение древних религий -от египетской до эллинской и иудейской.
«Пол» мыслится Розановым как изначальная и извечная связь (religio) - «связь людей, связь тела и духа, связь человека с мирозданием». Пол, с точки зрения философа, «исток жизни, творчества: сам акт зачатия - есть акт творящий, т.е. акт по образу и подобию» (с. 17). Брак для Розанова также космогоничен: поскольку зачатие и рождение человека происходит при «Божием соучастии», брак в основе своей - религиозен, более того, брак - это спасение. Отпадая в браке от греха, человек - через рождение детей - отпадает и от смерти.
Именно под влиянием «метафизики пола» были созданы главные философские книги Розанова, написанные в форме отрывков, «Уединенное» и «Опавшие листья», написанные в форме отрывков.
«Уединенное», «Опавшие листья», «Сахарна» и вообще ро-зановская «листва» - это совершенно новый жанр, родившийся в начале ХХ в., и поскольку и жанр «эссе» получил свое название по книге родоначальника этого жанра в европейской литературе Ми-
шеля Монтеня «Е88еу8» («Опыты»), то и жанр, рожденный Розановым, естественно было бы назвать по его книге «Уединенное».
Линия «Уединенного» на первый взгляд не столь заметна в истории русской литературы, где, несомненно, главенствовал роман, но на фоне того кризиса романа, который особенно ощутим в европейской литературе в 20-е годы, обращение к жанру «уединенного» становилось одним из способов «обновления» в литературе («Вор» Л. Леонова, произведения М. Пришвина).
Одна из главных особенностей символистской поэтики Розанова - прием недосказанности, умолчания, посредством которого ему удалось передать свои «полумысли» и «получувства».
Другая особенность, связанная с появлением «Уединенного», заключается в возросшей роли журналистики (особенно газетной) в жизни российского общества начала века. «Розанов, прошедший школу работы в газете, осмелился по-газетному говорить о вечном. Но его "газетный тон" заметно выбивался из общего "журналистского" тона, и не случайно Г. Адамович называл стиль Розанова "чудом"» (с. 23). На многих фрагментах «Уединенного» и «Опавших листьев» лежит печать «журнализма», но за этим суетным светится непреходящее.
«Стремление ухватить мелькнувшую мысль, не обыгрывая ее "для публики", поймав ее в тот самый миг, когда она возникла, "в чем мать родила", - вот главное устремление Розанова. Только в такой предельно интимной форме мысль может быть и предельно искренней. И только такая запись позволяет понять (проблема понимания, которая преобладала в начале творческого пути Розанова) подлинную суть человека. Иначе говоря, нужно выйти за рамки литературы, дать нечто совершенно иное, нечто подобное письму, записной книжке. Подзаголовок, который дал Розанов книге "Уединенное" - "почти на правах рукописи" - как раз и указывает на главное жанровое отличие его произведения от того, что после Монтеня стало называться жанром "эссе"» (с. 61).
Снабдив «Уединенное» в первом издании подзаголовком, Розанов безошибочным свом чутьем уловил близость рождаемых им прозаических «клочков» черновику. Фрагменты Розанова - мгновенные «наброски» со «сдвоенной» письменной речью (одновременно и «для себя» и «для других»), содержащей многочисленные фигуры «умолчания».
Чтобы по-настоящему «раздеться донага» (о чем «мечтал» Монтень, давая в руки читателя свои «Опыты»), нужно было не только иметь мужество рассказать о себе «неприличные вещи», но и «раздеть» мысль свою, показать интимную сторону человеческого мышления, сам момент зачатия мысли, что удалось осуществить именно Розанову. Исследователь подчеркивает, что «Новизна Розанова была не в том, что он написал: набросал свой словесный портрет и не постеснялся рассказать о себе "неприличные вещи" (такое уже было, например, в "Исповеди" Руссо. Новизна заключалась в том, как он написал, в особенностях его речи, в "адресован-ности" произведения - не просто "для себя", но в глубь собственного творческого сознания (как и в черновиках вообще, "записных книжках", "подготовительных материалах", "вариантах" и т.п.)» (с. 64).
С.Р. Федякин приводит пример того, как в «Уединенном» Розанов нарушает главную заповедь любого логического построения: писатель сравнивает заведомо несравнимые вещи («баня» и «конституция»), и потому его рассуждение строится на логике парадокса, при которой «псевдологическим» способом доказывается благостность одного явления и выморочность другого.
В «Уединенном» превращение образа в «образ-понятие» происходит не только при помощи «логики парадокса», этой постоянной и часто намеренной самопротиворечивости. «Мыслеоб-раз» возникает даже при использовании одних и тех же знаков препинания (скобки, курсив, кавычки).
Во всех приемах розановского нагружения знаков препинания и способов записи слов (чаще всего разного рода сокращения) добавочным смыслом высвечивается то, что М. Бахтин назвал «диалогическим отношением»:
- на уровне внутренней речи (курсив), поскольку и вся внутренняя речь (по Выготскому) есть «свернутый» диалог;
- на уровне «разговора контекстов», общения с иным речевым строем (кавычки), когда чужое речение Розанов «природняет», вставляя в свою речь;
- диалог на уровне конкретных реплик, как спор с неизвестным оппонентом.
Особую роль играют в «Уединенном» авторские ремарки в скобках после высказанной уже мысли. Самое значительное, что
дает иногда ремарка, этот отклик из «ныне» на прошлую (уже) мысль, - особое временное «зияние» между записью мысли и моментом ее рождения.
В целом слово Розанова обретает особую «многоголосость». К нему в полной мере приложимо понятие «полифонизм», введенное М. Бахтиным, обобщает С.Р. Федякин. Главное отличие Розанова лишь в том, что «полифонизм» становится качеством одного раздробленного сознания: «В каждом фрагменте содержится не только тезис, но в ней же зреет и антитезис. Значения слов у Розанова неустойчивы, подвижны. В каждом фрагменте слово его звучит не только непосредственным смыслом, но на него "накатываются" все новые и новые смысловые "эхо" других слов, выражений, реплик, ремарок, других фрагментов, книги в целом» (с. 78).
«Опавшие листья» вышли в свет после «Уединенного» и начало новой книги уже совершенно свободно от необходимости как-то «объяснить» странную литературную форму.
Анализируя «Опавшие листья», исследователь выделяет особые признаки розановской прозы.
1. Постоянная смысловая недоговоренность. 2. Отрывок может состоять из нескольких подотрывков; каждый отрывок начинается с новой страницы; подотрывки отделены друг от друга чертой (или иным постоянным знаком). 3. Ремарки в скобках могут завершать отрывки, могут врезаться в их середину, выполняя функцию особого голоса в этом многоголосом произведении. 4. Темы, начиная звучать с первого же отрывка, пронизывают всю книгу. «Смерть» и «любовь» - главные «персонажи» этой книги. Чувство Бога - основной мотив произведения. 5. Автор то начинает говорить на «общие темы», то перебивает их житейскими подробностями, а то и житейским сором.
В целом же книга «Опавшие листья» дает ощущение смыслового и интонационного многоголосия, и здесь, с точки зрения С.Р. Федякина, «вполне уместны сравнения со строением музыкальных произведений, особенно полифонических, где тоже есть постоянство тем, "ответов" (тема в иной тональности), противосложений (тема, мелодическая линия которой контрастирует основной теме) и т.д. И в каждом отрывке через "полумысли"-"получувства" словно завязываются новые и новые узелки смы-
слов, за которыми все отчетливее проступает "конечное" существо -человек, вопрошающий мироздание, - и высшая, вечная сила над ним» (с. 88).
Т.М. Миллионщикова
2015.02.025. ДРАМА «РОЗА И КРЕСТ» АЛЕКСАНДРА БЛОКА. (Сводный реферат).
Блок А.=В1ок A. Роза и Крест=ТИе rose and the Cross / Отв. ред. Приходько И.С. - М.: Центр книги Рудомино, 2013. - 320 с.
Из содерж.:
1. ПРИХОДЬКО И.С. «Роза и Крест» Александра Блока. - С. 253288.
2. РЫЧКОВ А.Л. Исторический фон и религиозная подоплека в драме А. Блока «Роза и крест». - С. 289-303.
Ключевые слова: А. Блок; «Роза и Крест»; провансальские трубадуры; альбигойцы; любовь-служение; искусство и жизнь.
Книга представляет собой издание драмы А. Блока «Роза и Крест», приуроченное к 100-летию со дня создания произведения. Кроме драмы и примечаний к ней самого поэта (с переводом на английский язык), в книгу включены блоковские тексты: «Записки Бертрана» (1913), «"Роза и Крест" (К постановке в Художественном театре)» (1915) [Объяснительная записка для Художественного театра] (1916), а также статьи исследователей, трактующих драму в свете новых прочтений.
Как отмечает И.С. Приходько в статье «"Роза и Крест" Александра Блока», драма считается несценичной, хотя создавалась именно для сцены. В театре Блок «видел возможность выхода из лиризма, который отождествлял с болезненным индивидуализмом; привлекала возможность обращения к широкой публике и не от себя лично» (с. 254). Репетиции драмы в Художественном театре начались весной 1916 г. и продолжались до 1918 г., но пьеса так и не была поставлена.
Обращаясь к истории создания текста, исследовательница напоминает, что весной 1912 г. Блоку был заказан сценарий балета из жизни провансальских трубадуров на музыку А.К. Глазунова. Вскоре замысел изменился, и поэт начал работу над либретто для оперы. Встреча с Глазуновым откладывалась и так и не состоялась.
