Научная статья на тему '2015. 01. 012. Беленчук Л. Н. Просвещение России: взгляд западников и славянофилов. - М. : Изд-во ПСТГУ, 2014. - 147 с'

2015. 01. 012. Беленчук Л. Н. Просвещение России: взгляд западников и славянофилов. - М. : Изд-во ПСТГУ, 2014. - 147 с Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
737
151
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
РОССИЯ / СЕРЕДИНА XIX В / ПРОСВЕЩЕНИЕ / ЗАПАДНИКИ И СЛАВЯНОФИЛЫ / Ю.Ф. САМАРИН / И.В. КИРЕЕВСКИЙ / А.С. ХОМЯКОВ / П.Я. ЧААДАЕВ
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «2015. 01. 012. Беленчук Л. Н. Просвещение России: взгляд западников и славянофилов. - М. : Изд-во ПСТГУ, 2014. - 147 с»

Впервые упоминаются «рыцарский круг», который избирает гетмана, и булава как символ гетманской власти. По данным автора, численность казаков в Сечи насчитывала 2,5 тыс., что вместе с теми, кто служил в это время в польской армии, составляло цифру приблизительно в 3 тыс.

«Рыцарская» идеология, указывает автор, значительным образом повлияла на мировоззрение ранних запорожцев, поскольку в их составе в 1570-1580-х годах присутствовал существенный военно-служилый элемент, представленный как выходцами из различных военно-служилых сословий, так и бывшими воинами разнообразных наемных подразделений Речи Посполитой. И вполне вероятно, по мнению автора, что с влиянием этой идеологии была связана устойчивая традиция презрительного отношения запорожцев к землепашцам, которая сохранялась на протяжении всего периода существования Войска Запорожского. Более того, согласно традиционному запорожскому правилу (которое, впрочем, с особой строгостью никогда не соблюдалось), в казаки могли приниматься свободные лица любых национальностей и сословий, за исключением тех же землепашцев.

Таким образом, считает автор, запорожское казачество в 1570-1590-е годы значительным образом отличалось от казачества середины XVII в. и последующих периодов. Это, в частности, заключалось в наличии существенного шляхетского компонента, в том числе и польского. Соответственно, в составе запорожцев присутствовало значительное число католиков, в то время как к началу 1620-х годов, по словам Якуба Собеского, запорожское казачество уже представляло собой исключительно православное сообщество, что, по мнению автора, являлось некоторым преувеличением (с. 161).

В. С. Коновалов

2015.01.012. БЕЛЕНЧУК Л.Н. ПРОСВЕЩЕНИЕ РОССИИ: ВЗГЛЯД ЗАПАДНИКОВ И СЛАВЯНОФИЛОВ. - М.: Изд-во ПСТГУ, 2014. - 147 с.

Ключевые слова: Россия; середина XIX в.; просвещение; западники и славянофилы; Ю.Ф. Самарин, И.В. Киреевский, А.С. Хомяков, П.Я. Чаадаев.

В монографии, состоящей из шести глав, анализируются взгляды представителей классического славянофильства и запад-

ничества в середине XIX в. на просвещение России, рассматриваются важнейшие философско-педагогические проблемы того времени: свобода личности, роль познания в воспитании и образовании, значение образования и просвещения.

Обозначив основные штампы и заблуждения, сложившиеся в отечественной историографии славянофильства и западничества как идейных течений просвещения, автор считает, что противоположности во взглядах славянофилов и западников сильно преувеличены. Противоречия были только в некоторых мнениях крайних их представителей. Некоторых «западников» таких как В.Г. Белинский, полагает автор, вообще нельзя причислять к этому течению.

Сами себя ни западники, ни славянофилы так не называли. Некоторые славянофилы соглашались на «самобытников», но отнюдь не все. Ю.Ф. Самарин называл свое направление «московским», И.В. Киреевский - «славяно-христианским», а А.С. Хомяков употреблял слово «славянофилы», лишь цитируя своих оппонентов.

Автор разделяет точку зрения тех историков, кто считает, что лучшие западники и славянофилы составляли одну группу людей 1840-х годов, в значительной степени объединенных общими интересами. И западники, и славянофилы жаждали освобождения и просвещения крестьянства. Но если западники писали об этом в своих печатных изданиях либо вели оживленные дискуссии в салонах, славянофилы больше занимались практической деятельностью. Так, интересы крестьян в комиссиях по разработке реформы отстаивал Ю.Ф. Самарин, который стал теоретиком и практиком земского движения, содействовал созданию специальных органов местного самоуправления в пореформенной деревне и системы земского обучения.

Ю.Ф. Самарин, основываясь на реалиях сельской жизни, писал, что у крестьянина так мало досуга, что «в жизни его почти нет места для любопытства. Он примет с участием только то, что имеет непосредственное отношение... к его быту» (цит. по: с. 7). Очень похоже отношение Н.В. Гоголя к обучению крестьян. Оценка Гоголя в основном совпадает и с мыслями А.И. Герцена, однако позиция Гоголя возмущала В.Г. Белинского. Таким образом, указывает автор, очевидным было большое разнообразие мнений даже в среде единомышленников.

Славянофилы полагали, что нельзя освобождать крестьян ради формального освобождения, и требуется длительная подготовка реформы, от которой зависит не только будущность самого крестьянства, но и будущая судьба России. В этом вопросе конкретные действия славянофилов и западников были разными. Так, западник А.И. Герцен жил в Лондоне на доходы с отцовских крепостных, а славянофил Ю.Ф. Самарин своих крестьян освободил. А.С. Хомяков, размышляя об освобождении крестьян и их обучении, считал необходимым еще до реформы облегчить груз крепостных повинности. И.В. Киреевский считал, что освобождать крестьян надо осторожно, предварительно приняв меры к устройству их быта и хозяйства, иначе, по его мнению, они сделаются легкой добычей нечистых на руку чиновников

Рассуждая о необходимости освобождения крестьян, славянофилы и западники, так или иначе, затрагивали проблемы значения человеческой личности. При всей разности подходов к теме становления личности автор подчеркивает, что их противоречия сильно преувеличены историографией. Очень многое в их позициях созвучно друг другу. Это и требования отмены крепостного права, и борьба с цензурными перегибами, и требования отмены неразумных сословных ограничений. Но у славянофилов идея «внутренней свободы» человека неотделима от вопросов его нравственности. Успехи европейской демократии и интеллектуальные свершения казались им условиями необходимыми, но недостаточными для совершенствования человеческих отношений. Они считали, что рассудочное упование на достижения «внешней» образованности в деле нравственного преображения личности людей всегда сталкивается с «незапланированными» парадоксами природы человека и неизбежно оборачивается утопией, так как ни юридические установления, ни социальные учреждения, ни научные знания не способствуют стремлению человека к добру.

Право личности на свободу отстаивали и те, и другие, но понимали ее по-разному. Стержнем мировоззрения западников была свобода личности, подчиняющаяся общественным законам. Но преувеличение роли свободы человеческой личности часто, пишет автор, приводило их к поспешным и необдуманным выводам (таким было, например, требование отмены какой бы то ни было цен-

зуры, немедленного освобождения крестьянства без предварительной подготовки подобной реформы и пр.).

Славянофилы, не менее западников утверждавшие свободу личности, не отрицая внешних регуляторов этой свободы (законов, судов и пр.), в первую очередь подчиняли ее нравственному закону, данному Богом. Религиозные идеи также не всем западникам были чужды. Идея личной свободы как идола, культа, предмета поклонения далеко не всегда находила у них понимание.

П.Я. Чаадаев верил в прогресс человеческого разума, который, по его мнению, не ограничивается рассудком, а состоит в полном обновлении человеческой природы - прежде всего, в преодолении индивидуализма и обособленности людей. Если в Первом философическом письме, отмечает автор, Чаадаев оценивает русскую церковь скорее как тормоз просвещения, то в 40-е годы, говоря о воспитании русского народа, он пишет о роли церкви в нашей истории как важнейшем факторе не только национального, но и общечеловеческого воспитания. Чаадаев опровергает мнение, что «вера и разум не имеют ничего между собою общего». Христианство «не только не противоречит данным науки, но, напротив, подтверждает их своим высоким авторитетом, между тем как наука, в свою очередь, ежедневно подтверждает своими открытиями христианские истины» (цит. по: с. 109).

В 1856 г. в общественных журналах России развернулась полемика об образовании и науке. Она была вызвана необходимостью образования простого народа в связи с предстоящей реформой по освобождению крепостных. Взгляды славянофилов и западников на просвещение и воспитание существенно различалась. Если у западников главное - воспитать гражданина и общественного деятеля, то у славянофилов - истинного христианина, а остальное все придет. Западники чаще всего понимали просвещение как грамотность и получение некоего минимума научных знаний. Славянофилы трактовали слово «просвещение» довольно широко. Они не критиковали идеи Просвещения и полагали, что просветители создали необходимую «внешнюю культуру», систему рационалистической образованности, которую необходимо «одухотворить внутренним религиозно-нравственным просвещением».

В оценке культурного влияния Европы на Россию и западничество, и славянофильство имели много общего, прежде всего в

понимании различных истоков и смыслов этих культур. Однако некоторые западники видели в явлениях европейской культуры образец для будущей России. Они, считает автор, часто сами себе не давая в том отчета, создавали почву для подражательности, высокомерия по отношению ко всему народному в русской образовательной традиции. Только отдельные представители славянофильства (скорее даже примыкавшие к ним мыслители) пытались разорвать судьбы западноевропейского и отечественного просвещения, отмечая их полную противоположность и несовместимость. Сами славянофилы всегда подчеркивали единство культурных начал России и остальной Европы.

Автор разделяет точку зрения ряда исследователей о том, что славянофилы никогда не были ни изоляционистами, ни почвенниками, ни националистами. А.С. Хомяков, с глубоким уважением относящийся к западноевропейской культуре, отмечал ее недостатки и видел задачу культуры и просвещения в установлении гармонии и взаимопонимания разных цивилизаций. Рассматривая проблему соотношения западноевропейского и отечественного просвещения, Ю.Ф. Самарин считал, что надо прежде всего избавляться от слепой подражательности. О пагубности бездумных заимствований говорил В.Ф. Одоевский. И.В. Киреевский не противопоставлял отечественное и западноевропейское просвещение и говорил о поиске общего пути их развития; он предостерегал против бездумного копирования готовых образцов, обращая внимание на духовное обнищание человека, переходящего в стадию цивилизации и «бессмысленно превращающего заботу о "скорлупе", "комфорте", средствах материального существования в свою главную цель» (цит. по: с. 58).

Т.Н. Грановский, которого традиционно относят к родоначальникам западничества, подчеркивал: «Мы не отреклись от благ просвещения, но приобрели право критики и самостоятельного приговора» (цит. по: с. 42). Ученый уповал на самостоятельность русской науки и просвещения и считал «исключительное» преобладание западноевропейских идей в образовании «вредным» и полагал, что «прогресс заключается в нравственном самосовершенствовании» (цит. по: с. 126). В этом он полностью солидарен со славянофилами и бесконечно спорил с А.И. Герценом, который, будучи признанным лидером западничества, довольно быстро по-

сле переезда в Англию пережил разочарование в своих взглядах. Отмечая, что «в русской жизни много безобразного, но зато нет закоснелой в своих формах пошлости» (с. 38), А. И. Герцен часто высказывал мнения, противоположные западническим. Его всегда задевало высокомерие западноевропейского человека по отношению к Восточной Европе. С другой стороны, он всегда был резким оппонентом славянофилов. Главную ошибку последних Герцен видел в том, что они, по его мнению, выдавали возможность за действительность.

В значительной мере изменили свои взгляды и В.Г. Белинский, и П.Я. Чаадаев. В частности П.Я. Чаадаев в «Апологии сумасшедшего» пересмотрел многие свои ранние суждения, в том числе и восхищение Европой. В 1846 г. Чаадаев писал о том, что он «любил свою страну по-своему... и прослыть за ненавистника России ему было тяжелее, нежели он мог выразить» (цит. по: с. 41).

Подводя итоги исследованию, автор пишет, что, «несмотря на все противоречия, западничество и славянофильство середины XIX в. находились не столько в противостоянии, сколько в культурном диалоге, который позволил наметить те конструктивные пути, по которым должно было идти отечественное просвещение. Однако впоследствии их пути кардинально разошлись и оскудение культурного диалога не позволило этому альянсу быть продуктивным» (с. 145).

В. С. Коновалов

2015.01.013. ПУЧЕНКОВ А.С. УКРАИНА И КРЫМ В 1918 - НАЧАЛЕ 1919 г. ОЧЕРКИ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ. - СПб.: Нестор-История, 2013. - 352 с.

Ключевые слова: Украинская Держава; гетман П. П. Скоро-падский; ген. М. Сулькевич - глава Крымского краевого правительства.

В книге канд. ист. наук, докторанта Санкт-Петербургского института истории РАН А.С. Пученкова рассматривается история независимых Украины и Крыма в 1918 - начале 1919 г. Автор анализирует политические процессы на Украине и в Крыму, в центре его внимания - история Украинской Державы гетмана П.П. Скоро-падского, оккупация Украины Германией, взаимоотношения Ско-

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.