1994) и в серии «Классика Блумсбери» 36 книг избранного английских поэтов.
В литературном мире сложился не лишенный оснований миф о стоическом поведении Хэмилтона, и к его 60-летию поэт и критик Дэвид Харсент и его коллеги выпустили книгу эссе, стихотворений и размышлений о нем - «Еще одно заседание в "Столпах"»1. Они писали о его обаянии, доброте, остроумии и необычайно высоких эстетических критериях. На самом деле «Нью ревю» был во многом и демократическим журналом, не похожим на академические университетские журналы, открытым для всех литераторов достаточно высокого эстетического уровня.
Хэмилтон, как пишет Д. Коллард, принадлежал ХХ в., печатал на пишущей машинке и избегал компьютера, но вебсайт2 - о его жизни и творчестве существует в Интернете, а его «отсутствие в реальном мире как поэта, биографа, критика и культурного арбитра остро ощутимо».
Т.Н. Красавченко
2014.04.034. РУШДИ С. ВСПОМИНАЯ ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО ГАБРИЭЛЯ ГАРСИА МАРКЕСА: МАГИЯ, СЛУЖАЩАЯ ИСТИНЕ.
RUSHDIE S. Remembering the life and work of Gabriel García Márquez: Magic in service of truth. // The New York Times book review. -N.Y., 2014. - April 21. - Mode of access: http://www.nytimes.com/ 2014/04/21/books/review/gabriel-garcia-marquezs-work-was-rooted-in-the-real.html
Ключевые слова: латиноамериканская проза; магический реализм; комическая гипербола.
Габо жив, пишет известный английский писатель Салман Рушди, автор одиннадцати романов и автобиографической, мемуарной книги «Джозеф Энтон» (Joseph Anton), откликнувшись на уход из жизни в Мехико 17 апреля 2014 г. одного из лучших рома-
1 Another round at the pillars, the festschrift / Ed. Harsent D. - L., 1999. В заглавии книги обыгрывается название паба «Геркулесовы столпы» в Сохо, близ редакции журнала. - Прим. реф.
2
Режим доступа: www.ianhamilton.org
нистов ХХ в., колумбийца, лауреата Нобелевской премии (1982) -Габриэля Гарсиа Маркеса. Необычайно широкий отклик всего мира на его смерть и подлинная скорбь читателей, по мнению С. Рушди, явили яркое свидетельство того, что книги его вызывают живой интерес и в сознании читателей прочно укоренились старый полковник, ждущий письмо, которое ему никогда не напишут, жестокосердая бабка, делающая проституткой свою красавицу-внучку, патриарх рода - Хосе Аркадио Буэндиа, один из основателей селения Макондо, человек, интересующийся наукой и алхимией, заявляющий своей потрясенной жене, что «земля круглая, как апельсин».
Мы живем, замечает С. Рушди, в мире вымышленных и очень разных миров: несмотря на моду на фэнтези, в лучшей литературе вымышленных микрокосмов гораздо больше правды, чем фантазии, и Габриэль Гарсиа Маркес использует воображение, чтобы обогатить реальность, а не уйти от нее.
Книге «Сто лет одиночества» - 47 лет, и несмотря на ее колоссальную, не снижающуюся популярность, ее магический реализм в Латинской Америке в основном уступил место другим формам повествования, частично как реакция на масштаб достижений Гарсиа Маркеса. Наиболее заметный писатель следующего поколения Роберто Боланьо (Roberto Bolano) сенсационно заявил, что магический реализм «смердит» («stinks»), и смеялся над славой Гарсиа Маркеса, называя его «человеком, который получает большое удовольствие от общения с президентами и архиепископами». С. Рушди квалифицирует это как инфантильную выходку, выявившую то, что для многих латиноамериканских писателей присутствие «великого колосса» в их среде несколько обременительно. С. Рушди вспоминает, как однажды Карлос Фуэнтес, известный мексиканский писатель, сказал ему: «У меня такое чувство, что писатели в Латинской Америке больше не могут употреблять слово "одиночество" - им кажется, что люди воспримут его как ссылку на Габо. И, боюсь, добавил он не без издевки, - скоро мы не сможем использовать и фразу "сто лет"». Ни один писатель во второй половине ХХ в. не обладал даже отдаленно сходным влиянием. С. Рушди приводит мнение известного современного английского писателя Йена Макьюэна, точно сравнившего особый статус Гарсиа Маркеса с авторитетом Чарльза Диккенса. Ни один писатель со
времен Диккенса не был так широко читаем и любим, как Габриэль Гарсиа Маркес.
Его уход положит конец «беспокойству» латиноамериканских писателей о его влиятельности. Фуэнтес, признавая долг Гарсиа Маркеса Фолкнеру, назвал Макондо его Йокнапатофой, и в этом С. Рушди видит возможный «ключ» к творчеству колумбийского писателя, к его Макондо, земле не мифических, сказочных, а реальных людей. Макондо существует, это не миф, а «магический вымысел».
Проблему с понятием «магический реализм» - el realismo mágico - С. Рушди видит в том, что люди слышат лишь первую часть определения - «магический», не обращая внимание на вторую половину «реализм». Будь «магический реализм» просто «магическим», он был бы просто «игрой», «плодом прихоти». Именно потому, что магическое в «магическом реализме» имеет глубокие корни в реальности, вырастает из реального и преподносит его в неожиданном свете, оно и работает, производит впечатление.
С. Рушди приводит сцену самоубийства Хосе Аркадио в «Сто лет одиночества», где происходит нечто фантастическое. Кровь умершего словно обретает собственную жизнь и целенаправленно движется через улицы Макондо - к ногам матери, где и останавливается. Поведение этой ленточки крови «невозможно», но описание его читается как правдоподобное, более того, путешествие крови, как и распространение вести о смерти Хосе Аркадио из комнаты, где он убил себя, на кухню матери и к ногам «матри-арха» - Урсулы Игуаран - вопринимается как высокая трагедия. Кровь как бы продолжает жить, пока Урсула не узнает печальную весть. Реальное, дополненное магическим, обретает драматическую и эмоциональную силу. Оно становится более, а не менее реальным.
«Магический реализм», пишет С. Рушди, - не изобретение Гарсиа Маркеса. До него были бразилец Мачадо де Ассис, аргентинец Хорхе Луис Борхес и мексиканец Хуан Рульфо. Гарсиа Маркес сравнил воздействие на него шедевра Рульфо - романа «Педро Парамо» - с впечатлением, произведенным на него новеллой Франца Кафки «Превращение». Призрачный город Гомала Хуана Рульфо видится С. Рушди как своего рода «место рождения» Макондо Гарсиа Маркеса. Но мироощущение, свойственное «магическому реализму», английский писатель не ограничивает Латинской Аме-
рикой, оно присуще мировой литературе разных времен и пришлось максимально кстати Гарсиа Маркесу.
С. Рушди проводит аналогию между бесконечным юридическим процессом «Джарндис против Джарндиса» в «Холодном доме» Диккенса и бесконечным железнодорожным составом, который в течение недели проходит через Макондо в романе «Сто лет одиночества». Диккенс и Гарсиа Маркес для С. Рушди - мастера комической гиперболы.
Как считает С. Рушди, Грегор Замза, герой Кафки, превратившийся в огромное насекомое, чувствовал бы себя естественно в Макондо, где метаморфозы воспринимаются как нечто обычное. Столь же естественно почувствовал бы себя там и гоголевский Ковалев - нос, сбежавший с лица и разгуливающий по Петербургу. Из той же компании - французские сюрреалисты и американские фабулисты, вдохновляемые идеей вымышленности литературы, отделяющей ее от натуралистического жизнеподобия и позволяющей литературе приблизиться к истине жизни необычными, но, видимо, более интересными путями. Гарсиа Маркес хорошо сознавал, что принадлежит к необычной литературной семье. С. Рушди приводит высказывания американского писателя Уильяма Кеннеди: «В Мехико сюрреализм пронизывает улицы» и «Латиноамериканец - совершенный раблезианец».
Но, как повторяет С. Рушди, полеты фантазии требуют твердой почвы под ногами. И писатель признается, что когда впервые читал Гарсиа Маркеса, то еще не бывал ни в Центральной, ни в Южной Америке, но ощутил в его книгах реальность, которую хорошо знал по собственному опыту в Индии и Пакистане, где существовал конфликт между городом и деревней и те же глубокие пропасти между богатыми и бедными, власть имущими и бесправными, великими и ничтожными, где было колониальное прошлое и большое значение имела религия.
С. Рушди знакомы индийские и пакистанские двойники полковников и генералов Гарсиа Маркеса. Его священники, по словам С. Рушди, «были моими муллами, его рыночные площади - моими базарами. Его мир был моим миром, существовавшим на испанском. Неудивительно, что я полюбил его, - не за его магию (хотя как у писателя, выросшего на чудесных "сказках" Востока, это вызывало у меня отклик), а за его реализм. Мой мир был более урба-
нистическим, чем его. Именно деревенское мироощущение придает особый нюанс реализму Гарсиа Маркеса», именно в деревне диковинки технического прогресса пугают, а вознесение на небо верующей девушки кажется вполне правдоподобным, и везде, как и в индийских деревнях, верят в то, что чудесное сосуществует с повседневным.
Гарсиа Маркес, как замечает С. Рушди, был журналистом, никогда не забывавшим о фактах. Он был мечтателем, верившим в истину мечты. Он был писателем, способным передать прекрасное и комическое. «Любовь во времена холеры» начинается со слов: «Запах горького миндаля неизбежно напоминает мне о безответной любви». В «Осени патриарха» он пишет о том, как диктатор продал Карибское море американцам, и те переместили его в Аризону вместе с отражением в нем «наших городов» и утопленниками. Когда первый поезд прибывает в Макондо, увидевшая его женщина сходит с ума от страха: «Он надвигается, кричит она. - Это что-то ужасное, как будто кухня тащит за собой деревню». И, конечно, замечает С. Рушди, это незабываемо, как и описание полковника Ауреалиано, организовавшего 32 вооруженных мятежа и потерпевшего поражение во всех 32 случаях; имевшего 17 детей от 17 разных женщин, и все эти дети были уничтожены один за другим в одну ночь, прежде чем старшему исполнилось 35 лет; полковник пережил 14 покушений на свою жизнь, 73 засады, он выжил, выпив кофе с дозой стрихнина, способной убить лошадь.
Гарсиа Маркес, заключает С. Рушди, был величайшим из всех нас.
Т.Н. Красавченко
2014.04.035. АМИРЯН Т.Н. ОНИ НАПИСАЛИ ЗАГОВОР: КОН-СПИРОЛОГИЧЕСКИЙ ДЕТЕКТИВ ОТ ДЭНА БРАУНА ДО ЮЛИИ КРИСТЕВОЙ. - М.: Фаланстер, 2013. - 352 с.
Ключевые слова: конспирологический детектив; параноидальный стиль; детективный нарратив; конспирологический дискурс.
В реферируемой монографии кандидат филологических наук Т. Н. Амирян исследует проблему взаимодействия элитарного и массового в современной культуре. В центре внимания автора -