CC BY
152
2014.04.007. ХУЭЙ Ю. ЧТО ТАКОЕ ЦИФРОВОЙ ОБЪЕКТ? HUI YU. What is a digital object? // Metaphilosophy. - Oxford, 2012. -Vol. 43, N 4. - P. 380-395.
Ключевые слова: цифровые объекты; феноменология; метаданные; натуральные объекты; технические объекты.
Ю. Хуэй считает, что возможно развить философию цифровых (digital) объектов. В статье рассматривается сначала вопрос о том, что такое цифровое, затем вопрос о том, что такое объект, и наконец - что такое цифровой объект?
Под цифровыми объектами автор имеет в виду «объекты Веб, такие как ютьюб видео, фейсбук профили, Flickr-картинки (типа кинокадров) и т.д., составляемые из данных и формализуемые посредством схем и онтологий, которые могут быть обобщены как метаданные» (с. 380). Эти объекты пронизывают нашу повседневную жизнь онлайн. Мы не просто становимся дополнением к различным гаджетам, они составляют повсеместную среду (ubiquitous milieu), от которой мы не можем отключиться. Цифровые объекты -это не просто биты и байты, как предлагалось в вычислительной физике и цифровой онтологии в работах Э. Фредкина и Ст. Вольфрама. Цифровая онтология включает две главные концепции: 1) биты являются атомарными репрезентациями состояния информации; 2) темпоральное состояние эволюции является процессом цифровой информации (Флориди). Вторая концепция включается в долгие исторические дебаты между гуманистами и кибернетиками. Тем не менее обе концепции игнорируют тот факт, что мы взаимодействуем с цифровыми объектами. Веб предстает одновременно и как связь между пользователями и цифровыми объектами, и как мир, в котором эти цифровые объекты скрываются, но обнаруживаются в физических и метафизических терминах. Конечно, цифровая философия недостаточна, чтобы помочь нам достичь понимания повседневной жизни в условиях технологического прогресса, не говоря уже о более глубокой рефлексии над ее экзистенциальными аспектами (с. 381).
Обращаясь к истории философии, Ю. Хуэй отмечает, что западная философия от Аристотеля до Гуссерля касалась только натуральных объектов, более точно она ставила вопросы о том, как объекты появляются и как они нам являются. Под натуральными
объектами имелся в виду любой объект (будь он естественный или искусственно созданный), который может быть понят посредством схватывания его сущности, определяющей конкретное появление объекта. Этот процесс познания, на первый взгляд, уже предполагает объект сам по себе и объект для познания, что ведет к развитию научного знания, работающего в рамках абсолютной достоверности, которая гарантирует корреспонденцию между самой вещью и сознанием.
Аристотель полагал понимание бытия в терминах субстанции и акциденции. Субстанция является субъектом суждения, акциденции - предикатами субъекта. Он рассматривал субъектно-предикат-ную пару одновременно как грамматическую структуру и как систему классификации. Тогда может быть установлено отношение между языком как классификацией и вещами как физическими сущностями. После Аристотеля вопрос субстанциональной формы становится философским вопросом, касающимся сущности вещей и их репрезентации. Вопрос же о различии между субъектом и объектом не ставился до Декарта, таким образом, вещь продолжала рассматриваться в качестве субъекта, но не объекта. Развитие понятия субъекта, движущегося от вещи к Эго, который размышляет, становится характеристикой начавшегося разделения еще постоянной связи между субъектом (сознанием) и субстанцией (сущностью). Вопрос о субъект-субстанции может быть понят как ядро философской концептуализации натуральных объектов (Ротенст-рейх).
Автор называет феноменологической традицию от Юма через Канта и немецкий идеализм (Фихте, Гегель и т.д.) к Гуссерлю, и останавливается на характеристике этой традиции, опираясь на Гуссерля как наиболее репрезентативную фигуру этой традиции. Гуссерль выдвинул слоган феноменологии «Назад к самой вещи». Для него феноменология является дескриптивным процессом, который движется таким образом, чтобы описать объект через познание сознания. Гуссерлевская феноменология - это исследование сознания и попытка обеспечить абсолютное основание для науки.
Гуссерлевская феноменология отрицала кантовскую вещь-в-себе. Он осуждает ее как мистерию и полагает, что можно актуально знать объект интенсионально. Гуссерлевский проект направлен против того, что он называл наивным реализмом и релятивизмом.
Объект для Гуссерля не является тем, что дано; скорее, данное конституируется генезисом сознания (the senses). Для того чтобы отказаться от наивного реализма, феноменолог начинает с эпохэ, означающего взятие в скобки любого предположения и предубеждения, которые уже конституируют объект как таковой. Для Гуссерля процесс взятия в скобки означает процесс возвращения к абсолютному Эго, который свободен от всякого предположения. В этом случае субъект получает активную роль. Тогда интенсиональный акт входит в бытие, непосредственно от субъекта к объекту, и отражение (рефлексия) того, что этот акт произошел, конституирует горизонт, на котором появляется идеальность объекта. Эта идеальность возможна только через процесс идеализации, который рекон-ституирует горизонт.
Траектория современной метафизики объекта открывает различные направления для его исследования. Во-первых, существует скептицизм относительно понятия субстанции. Трансцендентность субстанции находит свое воплощение в Боге. Другими словами, субстанция и Бог находятся вне человеческого опыта. Риск, заключенный в абсолютном знании объекта, легко ведет к деструкции общего плана. Эта философская траектория аккомпанирует также научному духу, работая на раскрытие и восстановление доверия силе научных методов, которые создают эксклюзивную систему знания. Во-вторых, сознание есть предельная тайна, и авторитет не может приписать себе окончательную истину навсегда. Эти сложные модели пытаются постигнуть мышление, они приписывают ему различные механизмы. Это важно, так как мышление есть также объект исследования, и можно ставить вопрос о вещи-в-себе для мышления. У Юма, Канта, Гегеля и Гуссерля сознание наделено специфическими функциями, которые систематизированы как часть органона познания (хотя никто из них не использовал слово «органон»). В-третьих, основание познания не ограничивается мышлением. Другой стороной монеты является то, что объекты всегда суть объекты опыта. Все вышеупомянутые философы страстно желали найти структуру сознания, которая позволила бы познать объект. Но у них мало исследований вопроса о собственно существовании объектов и вопроса о том, как их существование обусловливает процесс познания и самого бытия (с. 384).
В диалектике субстанции и субъекта нет места для технических объектов. «Игнорирование этих объектов в философии означает, что она не впитывает ускоренного развития технологии и социальных изменений в результате индустриальной революции» (с. 384). Идея философа как фигуры, стоящей в стороне, как простого критика и защитника чистого мышления и исследователя природы человека была снесена потоком технологического прогресса. Многие феноменологи работали до индустриальной революции, поэтому они не обращались к техническим объектам. Технические объекты - это не обязательно сложные механизмы; топор или нож также технические объекты. Гуссерль был свидетелем быстрого распространения механизмов, но он не ввел их в феноменологическую теорию. «Должны возникнуть новые философские установки так же, как и новые философские системы, чтобы постичь изменения, которые следуют за этим процессом» (там же). Поскольку онтология начинается с вопроса о бытии, то понимание бытия не будет правильным, если оно не дает описания природы технологии.
Чтобы подготовить основания для анализа цифровых объектов, автор рассматривает двух философов, исследовавших понятие технических объектов: это французский философ Г. Саймондон (Gilbert Simondon) и немецкий философ М. Хайдеггер. На первый взгляд, они кажутся несовместимыми, поскольку Саймондон является поклонником современной технологии, а Хайдеггер известен как ее противник.
Г. Саймондон ввел понятие «механология» (1958), в которой исследовалось существование технических объектов через их движения к совершенству. Он демонстрирует их родословную от истоков технологии до точки, где обеспечен конкретный объект, на примере эволюции от диода до триода. Диод и триод Саймондон называет техническими элементами. Ассамблея этих элементов составляет технический индивидуал. Но не следует его понимать просто как набор компонентов: технический индивидуал есть технический объект, который поддерживает функционирование своей внутренней структуры и в то же время он в состоянии адаптировать внешнюю среду к своему функционированию. Эта точка зрения отличается от других точек зрения на технические композиции. Так, Г. А. Саймондон трактует технологии посредством систем и
подсистем и связи, которая позволяет подсистемам коммунициро-вать друг с другом. Саймондон идет глубже, к видам существования технических объектов, и выводит теорию систем из различных «порядков детализации» («orders of granularities»), распределенных от технических элементов к индивидуалам и к системам. В его теории систем наиболее интересна идея «ассоциированной среды» («associated milieu»), которая обеспечивает стабилизирующую функцию, позволяющую восстанавливать равновесие самой системы.
Подход Г. Саймондона отличается от подходов других философов также в том, что он не редуцирует технический объект к интенсиональному аспекту сознания и, следовательно, делает его самостоятельным объектом познания (с. 386).
Вклад М. Хайдеггера в понимание технического объекта может быть найден в его работе «Бытие и время» (1927), где он говорит о «наличии под рукой» («ready-to-hand»). В 1967 г. Хайдеггер предлагает два термина: «ready-to-handness» (Zuhandenheit - «наличии») и «present-at-handness» (Vorhandenheit). Последнее можно понимать как вид постижения, которое изображает предмет объектом для сознания и пытается достичь сущности этого объекта (как в случае натуральных объектов). Первое есть вид взаимодействия, в котором мы оставляем в стороне вопрос об идеальности и объективности, и предмет является нам в соответствии с его функциональностью. Автор видит здесь определенные общие импульсы у Саймонда и Хайдеггера, характеризуемые движением от субстанции к внешней среде, которая позволяет объекту быть определимым.
Различие между ними состоит в том, что Хайдеггер не рассматривал техническую среду, а сосредоточился на социальной среде. Он интерпретировал самоманифестацию объектов в их среде в терминах человеческого Dasein. Например, Хайдеггер иллюстрирует способ, которым мы используем молоток: нам реально не требуется достижение идеальности (совершенства) молотка (as pre-sent-at-hand) пока мы используем его; мы просто используем его, чтобы забить гвоздь в нужное место. Эта практическая деятельность далека от понятия опыта как деятельности сознания. Хайдег-гер утверждает, что предшествующее понимание объектов, которое подводит их под познание, игнорирует одновременно мир объектов и мир Dasein (с. 386). Так, согласно Хайдеггеру, гуссерлевское по-
нятие интенсиональности, если должным образом понимать, есть не что иное, как осознание бытия-в-мире (being-in-the-world); т.е. это не является лучом (прожектора) от Эго, но это есть область, из которой Эго нельзя исключить. Хайдеггеровский подход к техническим объектам был воспринят такими философами, как М. Мер-ло-Понти и Г. Дрейфус, а позже исследователями ИИ как прорыв в разработке интеллекта.
Цифровые объекты могут быть представлены в различных формах. Их можно трактовать и как натуральные объекты. Они требуют ангажирования нашего сознания, чтобы предоставить понятия для их появления и нашего опыта с ними. Предыдущие теории, рассматривающие натуральные объекты, еще имеют место. Можно ли их использовать для исследования цифровых объектов? Например, что можно сказать о «субстанции» цифрового объекта? Цифровой объект является пользователю многоцветной и видимой сущностью. На уровне программирования они являются текстами; для оперативной системы они - бинарные коды; на уровне микросхем они - сигналы и т. д. Мы можем дойти до частиц и полей. Но этот вид редукционизма ничего не говорит нам о мире.
С точки зрения автора, нельзя увидеть картину в целом, если понимать цифровое как только 0 и 1 бинарного кода. «Скорее цифровое следовало бы понимать как новую технологию управления данными по сравнению с аналоговыми технологиями» (с. 387). Б. Стиглер следует французскому антропологу К. Ару в идее грам-матизации, которая «обозначает более общий переход от темпорального континуума к пространственной дискретности, фундаментальную форму экстериоризации потока». Стиглер выделяет три дискретности грамматизации: буквальныю, аналоговую и диги-тальную (цифровую). Эти уровни дискретности обозначают различные системы письма и чтения и, что более важно, пути эксте-риоризации и возможностей раскрыть их. «Мышление в терминах экстериоризации дает нам ключ к тому, как уйти от анализа натуральных и частично технических объектов» (с. 388).
Термин «данные» (data) имеет латинский корень datum, означавший первоначально «[вещь] данная». Если данные являются вещами данными, то что дает их (If data are the things given, what gives them?)? Для натуральных объектов данное тесно связано с чувственными данными. Хайдеггер попытался предъявить дан-
ность (givenness) как условие появления мира, который дает начало новым интерпретациям отношения между человеческими существами и вещами. Но следует признать, что с 1946 г. слово «данные» получило дополнительное значение: «передаваемая и хранимая компьютерная информация». «Это значение "данные" предполагает пересмотр философии объекта, поскольку "данность" больше не может быть принята в качестве чувственного данного или вида бытия человека вместе с природой; вместо этого следует признать его материальную трансформацию. Значимость новой техники получения данных, которую мы теперь называем цифровой, состоит не только в том, что с помощью компьютеров мы можем получить большое число данных, но и в том, что посредством оперирования с данными система может устанавливать связи и формировать сети данных, которые расширяются от платформы к платформе, от одной базы данных к другой» (с. 388). Цифра (дигитал) остается невидимой без данных или следов данных. С применением Веб продуцирование данных возрастает в такой степени, что становится трудно управляемым.
Пользователи продуцируют огромное количество данных, физические объекты становятся «данными, основанными на фактах» (fact-based-data) посредством оцифровки и так далее; основанные на фактах данные становятся цифровыми объектами. Таким образом, данные должны быть концептуализированны как сущности, схваченные одновременно человеческим и компьютерным мышлением. Эти два процесса автор называет датификацией объекта и объектификацией данных (datafication of object and objectifi-cation of data). Встает вопрос: каков лучший способ управления данными? Трансформируясь в философский вопрос, он становится вопрсом: какими конкретно должны быть объекты? Можно видеть, что веб-онтологии, которые представлены в виде протоколов GML, SGML, HTML, XML, и более современные веб-онтологии под именем Семантический веб, стремятся создать различные уровни конкретности и Сети, в которых каждое отношение может быть артикулировано и вычислимо (с. 389). Этот эволюционный процесс не является линейным: каждый процесс обусловлен технической средой. Так, при переходе от GML к HTML уменьшается конкретность, так как HTML стремится быть более легким языком и пытается редуцировать объекты к репрезентациям и использовать
только гиперсвязи как отношения в Сети. При переходе от HTML к XML и веб-онтологиям объекты становятся все более конкретными, если под конкретностью иметь в виду, что понятия объектов становятся более точно определенными, а отношения между частями объектов и между объектами более явными - т.е. больше не ограниченными гиперсвязями, но посредством анализа и сравнения становятся хорошо структурированными данными.
Автор выделяет два вида анализа объектов: горизонтальный и вертикальный. Горизонтально мы видим, что в качестве ассоциированной среда увеличивается в терминах количества через прогресс от GML (в целях совместимости между программами в машинах) к онтологиям (через Интернет между машинами): это включает все больше и больше объектов, машин и пользователей, чтобы поддержать их функциональность и стабильность. Мы можем также думать об ассоциированной среде как измерении взаимодействия и компактности.
Вертикально цифровые объекты всегда находятся в процессе, посредством которого они становятся все более конкретными и индивидуализированными. Конкретизация, по Саймондону, также означает возрастание уровней абстракции; в онтология мы находим, что существует неопределенность между компьютерной программой и текстовым файлом. HTML есть просто отформатированный текстовый файл, наполненный данными, но РОБ определяет сложные документы с программными и логическими возможностями. Онтологии в РЭБ или OWL становятся подобны объектам в OOP (object-oriented programming), которые имеют три важных свойства: абстракцию abstraction, герметичность encapsulation и наследственность inheritance (классы могут быть переопределены чтобы создать новые классы, которые наследуют определенные свойства и функции родительского класса) - и мы можем идентифицировать все это в некоторой онтологии.
Функция структурированных данных - создавать формальные отношения между любыми отношениями в РОБ, и не важно, насколько произвольными являются эти отношения. Например, даже «различие» может получить формальное отношение для сравнения. Как уже отмечалось, цифровой объект есть также натуральный объект, который обладает различными качествами. Эти качества представлены в форме данных и метаданных. Отношения
между данными и метаданными должны быть различимы. По определению, метаданные суть данные о данных. Это значит, что они являются описанием нечто еще. Но это описание можно расширять бесконечно, а можно двигаться по кругу. Это также бесконечное расширение «данных о данных», которые конституируют различные сети. Будучи также вычислимыми объектами, цифровые объекты подводятся под калькуляцию. Метаданные цифрового объекта могут возрастать со временем, если базы данных предписывают им больше атрибутов. Но по крайней мере отношение к другим цифровым объектам будет возрастать, даже если они останутся теми же самыми. Чем больше существует цифровых объектов, тем больше отношений, отсюда либо сети становятся шире, либо актуализируются новые сети. Объект является осмысленным только внутри некоторой сети. Например, Facebook invitation является бессмысленным, если не существует сети, которая связана посредством данных пользователей. Сложные сети, которые связаны посредством протоколов и стандартов, конституируют то, что автор называет дигитальной средой (digital milieu).
Итак, цифровые объекты появляются в трех видах, которые взаимосвязаны, но не могут быть редуцированы и не могут быть обобщены как единое: это объекты, данные и сети (с. 390). Исследование цифровых объектов должно получить новое направление исследований, установить новое отношение между объектами и мышлением. Автор выделяет в существующих исследованиях два направления. Первое касается того, что Б. Стигер называет «тройное удержание» (tertiary retention). Второе направление касается теории отношений.
Автор ставит вопрос о создании теории цифровых объектов и настаивает на ее значимости для философии Веб. «Хотя философия Веб настаивает на своем собственном пути, она никогда не достигнет полноты без теории цифровых объектов» (с. 394).
Л.А. Боброва
