CC BY
31
революции» - взрывного роста интереса к эволюционистской проблематике в общественных дисциплинах.
Е.В. Лозинская
2014.04.002. ОБМЕН ЦЕННОСТЯМИ: ПОЭТИКА И КОГНИТИВНЫЕ НАУКИ: Специальный номер журнала «Поэтика сегодня». Exchange values: Poetics and cognitive science / [Ed.] Bruhn M.J. // Poetics today. - Durham: Duke univ. press, 2011. - Vol. 32, N 3-4. -P. 403-752.
Ключевые слова: когнитивное литературоведение; романтизм, воображение; Дж. Вико; константы человеческой культуры; имплицитный автор; поэтика эмоций; образность.
Журнал «Поэтика сегодня» регулярно предоставлял трибуну литературоведам когнитивного направления с момента зарождения этого научного течения. Основной темой нового цикла статей стало возможное взаимодействие когнитивных наук и литературоведения, много лет вызывающее горячие дискуссии - в первую очередь потому, что первые принадлежат к сфере естествознания, а второе -к гуманитарным дисциплинам.
Редактор-составитель сдвоенного тематического номера М. Брюн (Великобритания) напоминает о противопоставлении А. Ричардсоном интердисциплинарности и интердискурсивности1. Последняя представляет собой лишь спорадическое использование терминов, заимствованных из других направлений и наук, без учета дисциплинарной и методологической парадигмы, в которой они используются. Но истинная интердисциплинарность предполагает участие в диалоге с коллегами, получившими совершенно иное образование, имеющими совершенно иные цели и использующими совершенно иную методологию. Этот диалог может восприниматься как «опасный» с обеих сторон, поскольку таит в себе «угрозу» переосмысления фундаментальных аспектов обеих научных отраслей, но, в отличие от интердискурсивности, он может быть по-настоящему плодотворным.
1 Richardson A. The neural sublime: Cognitive theories and romantic texts. -Baltimore: Johns Hopkins univ. press, 2010. - P. 10.
М. Брюн дает исторический обзор обсуждения вопроса, в какую сторону может идти заимствование методов и данных в интердисциплинарном взаимодействии литературоведения и когнитиви-стики. Он выделяет три ключевых момента в его истории. Первый из них - дискуссия, организованная в 1994 г. «Стенфордским ревю»1, вокруг статьи специалиста по искусственному интеллекту, нобелевского лауреата Г. Саймона2, в которой тот выдвинул тезис, что в будущем литературная критика станет подразделом когнитивных наук, взяв на вооружение их методы и понятия. Эта идея, предполагающая одностороннее интердисциплинарное движение от когнитивистики к литературоведению, была неоднократно подвергнута критике, основные моменты которой М. Брюн систематизирует в своей статье.
Высказывались и противоположные предложения относительно того, что, напротив, когнитивные науки могут заимствовать много полезного для понимания структуры человеческого мышления из литературоведения и эстетики в целом. Однако конкретные работы в данной области довольно редки: М. Брюн называет только работы Э. Спольски3 и М. Тернера4, а также подробно рассматривает тезисы М. Стернберга5, выдвинутые в статьях о нарративных универсалиях.
Третий вариант соотношения когнитивистики и литературоведения предполагает их сосуществование в рамках мультидисци-плинарного движения, в котором каждая из наук имеет свои методы и цели, но может помочь другой в освещении некоторых проблем. Эта позиция была занята Ф. Келлетером в диспуте о соотношении естественных и гуманитарных наук, проходившем в
1 Bridging the gap: Where cognitive science meets literary criticism / Ed. by Franchi S., Guzeldere G. // Stanford humanities review. - Stanford, 1994. - Vol. 4, N 1. -Mode of access: http://www.stanford.edu/group/SHR/4-1/text/toc.html
2
Simon H. Literary criticism: A cognitive approach // Ibid. - Mode of access: http://www.stanford.edu/group/SHR/4-1/text/simon1.html
Spolsky E. Gaps in nature: Literary interpretation and the modular mind. - Albany: State univ. of New York press, 1993. - X, 247 p.
4 Turner M. The literary mind. - N.Y.: Oxford univ. press, 1996. - VIII, 187 p.
5 Sternberg M. Universals of narrative and their cognitivist fortunes // Poetics today. - Durham, 2003. - Vol. 24, N 2; 3. - P. 297-395; 517-638.
«Журнале литературной теории»1. При этом интердисциплинарное движение на практике мыслилось односторонним - от когнитиви-стики к литературоведению.
Новый этап дискуссии, представленный статьями в журнале «Поэтика сегодня», имеет своим фундаментом тезис о необходимости двустороннего интердисциплинарного обмена. С одной стороны, авторы обсуждают вопросы, связанные с переносимостью методов когнитивистики в литературоведение, с областью применимости этих методов, с их способностью дать новое знание по сравнению с традиционными методологиями. С другой - речь идет о том, что именно и каким образом литературная критика может привнести в программу когнитивных исследований.
Статья Э. Спольски (Израиль) лежит в русле ее теории относительно важности пробелов (gaps) в перцепции и мышлении. Неполное соответствие друг другу и/или недостаточность данных, поставляемых различными сенсорными и когнитивными системами, является фундаментом человеческого творческого потенциала и вместе с тем определяет возможность когнитивных ошибок. Это касается и того, как люди понимают не вербализованные мотивации, верования, убеждения, намерения друг друга, - философской и лингвистической темы, оказавшей серьезное влияние на литературные исследования последних десятилетий.
1 Kelleter F. A tale of two natures: Worried reflections on the study of literature and culture in the age of neuroscience and neo-darwinism // Journal of literary theory. -Berlin, 2007. - Vol. 1, N 1. - P. 153-189; Eibl K. On the redskins of scientism and the aesthetes in the circled wagons // Journal of literary theory. - Berlin, 2007. - Vol. 1, N 2. - P. 421-441; Kelleter F. The polemic animal; or, How I learned to stop worrying and love partisan politics: A reply to Karl Eibl // Journal of literary theory. - Berlin, 2008. - Vol. 2, N 1. - P. 129-156; Endres J. I can see something you don't see; or, There is no alternative to the culture of arguments // Journal of literary theory. - Berlin,
2008. - Vol. 2, N 1. - P. 157-166; Koepsell K., Spoerhase C. Neuroscience and the study of literature: Some thoughts about the possibility of transferring knowledge // Journal of literary theory. - Berlin, 2008. - Vol. 2, N 2. - P. 363-374; Lauer G. Going empirical: Why we need cognitive literary studies // Journal of literary theory. - Berlin,
2009. - Vol. 3, N 1. - P. 145-154; Richter V. «I cannot endure to read a line of poetry»: The text and the empirical in literary studies // Journal of literary theory. - Berlin, 2009. -Vol. 3, N 2. - P. 375-388.
С этой точки зрения Э. Спольски анализирует 3-5 сцены первого действия «Макбета», опираясь в своей интерпретации текста на теорию иллокутивных актов Дж. Остина и ее развитие С. Кэвеллом, а также на некоторые концепции когнитивной психологии (теория сознания, распределенность когнитивных процессов и т.п.). Однако, по мнению исследовательницы, эти дисциплины рассматривают преимущественно успешные варианты человеческой деятельности, не учитывая того, насколько часто люди совершают ошибки (ordinariness of failure). Но именно эта идея является фундаментом жанра трагедии в его сугубо литературоведческом понимании, да и в целом художественная литература нередко бывает сосредоточена на «разочарованиях» человеческого сознания.
Взаимонепонимание в «Макбете» возникает на основе явлений, описанных в психологии и лингвистике, - неконвенционального, телесно-воплощенного, «патетического» слова и действия, когнитивных пробелов, давления времени (time pressure), неявных импликаций. Психология и лингвистика могут помочь в понимании механизмов, определяющих трагическую судьбу героя. Но вместе с тем «литературные тексты сами по себе и их критические интерпретации, игнорируемые философами и когнитивистами вследствие их сложности и интенционального замысла, на самом деле представляют собой хорошие примеры, необходимые для создания теории, описывающей трудности» человеческой коммуникации в терминах современной когнитивистики (с. 516).
Воображение как мыслительный механизм привлекло внимание когнитивистов лишь в последнее время, но в традиционной эстетике эта категория была хорошо исследована. А. Ричардсон (США) анализирует, как это понятие конструируется в современной науке и в гуманистических дискурсах XVIII в. и эпохи романтизма. Новейшие представления о воображении в некоторых отношениях пересекаются с гуманистическими, но одновременно они ограничивают или сужают его, опираясь на «сомнительный инст-рументалистский и адапционистский этос» (с. 675). А. Ричардсон выявляет существенный пробел в современной теории воображения, который, по его мнению, когнитивные психологи могли бы устранить, активнее используя данные художественных текстов.
Это касается в первую очередь взаимодействия таких когнитивных модулей, как эпизодическая память, планирование будуще-
го, контрфактическое мышление и вымысел. Проспективное и ретроспективное мышление - две стороны одной медали; и интуитивное понимание этого факта присутствовало уже у Гоббса, Локка и других философов-эмпириков, а затем было переосмыслено романтиками. Последние смогли осознать два важнейших аспекта этого явления - контрфактическую природу воспоминания и, соответственно, подверженность ошибкам сконструированных на этой основе проспективных (относящихся к возможному будущему) «вымыслов».
А. Ричардсон анализирует теорию воображения С. Колриджа и то, как его функционирование представлено в поэтических произведениях: в поэме У. Вордсворта «Аббатство Тинтерн» и стихотворении С. Колриджа «Полуночный мороз», - обнаруживая в них «перспективные аналогии с достижениями современной нейрофизиологии» (с. 679). Механизм, порождающий ошибки в планировании и предсказании, показан также на материале романов Дж. Остен «Эмма» и «Доводы рассудка». Эти романы предоставляют хорошую возможность исследовать то, как воспоминания модифицируются воображением, порождая в высшей степени нереалистичные сценарии будущего.
В статье П. Эббота обсуждается актуальная для современной нарратологии проблема «имплицитного автора». Ведущий нарра-толог-когнитивист Д. Герман высказал идею, что в повествовательном тексте интенциональность существует в распределенной форме и не имеет объективированного источника1, сведя ее к герменевтической схеме или прагматически обусловленной гипотезе о логической связности текста. П. Эббот согласен с ним в том, что в общем случае необходимо разделять интенциональность как таковую и представление об авторе как ее источнике, понимая, конечно, что их взаимосвязь играет важную роль в процессе восприятия текста читателем. Однако необходимо учитывать и другой тип связанных с текстом когнитивных процессов - обеспечивающих не его восприятие, а его создание. В этом плане интенциональность должна рассматриваться не только как эвристическая схема, при-
1 Herman D. Narrative theory and the intentional stance // Partial answers: Journal of literature and the history of ideas. - Jerusalem, 2008. - Vol. 6, N 2. - P. 233-260.
званная структурировать понимание произведения, но и как источник аподиктического высказывания о нем. Исследователь приводит известный пример разногласий в интерпретации текста С. Беккета между Т. Адорно и самим автором. Негодование Беккета вызвала сама идея, что в произведении могут присутствовать смыслы, которых он туда не вкладывал.
Вместе с тем отдельные свидетельства писателей, а также исследования писательской деятельности, проводимые психологами, показывают, что для большинства авторов характерно представление о тексте «данном свыше», «продиктованном», о художественном мире, в известной степени независимом от авторской воли. Поэтому авторская интенция также является интерпретативной по характеру, но не дедуктивной, логически последовательной, как у читателя, а интуитивно-творческой. П. Эббот предлагает рассматривать эти две разновидности интенций отдельно, предполагая, что существует различие и между соответствующими им когнитивными процессами, заслуживающее изучения как в естественно-научной, так и в гуманитарной парадигмах.
Д. Уэрс (Великобритания) объясняет жанровую эволюцию в терминах общечеловеческих врожденных констант. Речь у него идет в первую очередь о так называемой «аффективной социальности» (эмоционально наполненном взаимодействии людей) в «романических» сюжетах (romance) на примере «Зимней сказки» и «Бури» Шекспира. Исследователь анализирует роль эмоций в социальной и моральной оценке других людей и в выборе поведенческих стратегий с историко-литературной и когнитивной точек зрения, выделяя два конкурирующих типа аффективной социальности. Одна основана на стремлении к самосохранению, эгоцентрических мотивациях, другая - на мотивациях, учитывающих интересы другого, неэгоцентрических, в нейрофизиологическом плане связанных, возможно, с функционированием зеркальных нейронов. В историческом и философском плане литературные произведения оценивались по-разному в зависимости от того, в какой степени они стимулировали тот или иной комплекс мотиваций и соответствующих ему чувств и действий. Начиная с Платона, литература в целом связывалась с установкой на неэгоцентрический тип эмоций, ориентированных на желания и нужды других, и в результате плохо совместимых с принципом самодостаточности - в политическом и индивидуаль-
ном плане. В этом причина сомнений в статусе и ценности поэзии в хорошо устроенной республике, сомнений, наложивших отпечаток на эволюцию философии и литературы в поздней античности, которая транслировала их в средневековый романический сюжет (romance). Поэтому в нем антагонист не только выводился за пределы круга, в рамках которого допускалась социальная консолидация, но и не мог быть объектом, на который направлялись просо-циальные чувства. Это положение дел сохранялось вплоть до эпохи позднего гуманизма, когда в поздних шекспировских сюжетах были противопоставлены «благо как абсолютное удовлетворение желаний и нужд личности или своей группы» и «благо как самоотверженная забота о других». Первенство - и в фабуле, и в отношении подразумевавшегося автором эмоционального отклика -было отдано второму подходу. Рассматривая этот историко-литературный перелом, автор статьи показывает, как сюжет и его репрезентация определяются когнитивными коррелятами их создания и восприятия, но вместе с тем они сами реконфигурируют систему этих коррелятов, меняя сравнительный вес и значение ее элементов.
Д. Майалл (Канада), как и автор предыдущей статьи, работает в русле аффективной поэтики (поэтики эмоций), но на уровне стилистики и образной структуры, а не жанра. Он анализирует ключевые идеи поэтической теории У. Вордсворта и их реализацию в творческой практике, сходные с современными нейрофизиологическими концепциями. В последние десятилетия ученые стали отказываться от модели человеческого сознания, уподобляющей мышление работе вычислительной машины, акцентируя телесные аспекты когнитивных процессов, ключевую роль чувств и ощущений (а также их интроцептивных образов), «распределенный» (т.е. социальный) характер мышления, в котором участвуют зеркальные нейроны (возбуждающиеся как при совершении какого-либо действия, так и при его наблюдении, восприятии и т.п.). Д. Майалл показывает, что так называемый «анимизм» поэта представляет собой следствие его представлений о мышлении, сходных с современными научными данными, хотя это сходство и не следует переоценивать. Концепции Вордсворта укладывались в общие представления его современников, но внимание поэта к ощущениям, вызываемым окружающим миром, их зарождению внутри челове-
ческого сознания, делают его поэзию хорошим объектом для проведения подобных параллелей.
Д. Майалл рассматривает пять таких аналогий, иллюстрируя свои тезисы теоретическими высказываниями Вордсворта и цитатами из его поэзии (преимущественно из «Прелюда»). В первую очередь это общее для романтиков и ученых-когнитивистов внимание к младенчеству и реализации в этом периоде врожденных когнитивных способностей. Познание в этом возрасте не связано с использованием вербальных и логических структур, а опирается на чувства и телесные ощущения. Не менее важен и акцент Вордсвор-та на интероцептивных процессах, внутренних образах кинестетических, висцеральных и т.п. ощущений. Обращает на себя внимание понимание поэтом того, что мы связаны с окружающим миром посредством глубокого (лежащего за пределами подсозания) чувства, позволяющего нам отвечать, «вторить» внутри себя живой и неживой природе. Концепция деятельностного (enactive) познания у Вордсворта получает воплощение в идее, что процесс познания является «полу-сотворением» познаваемого объекта. Наконец, эм-патия распространяется Вордсвортом на всех человеческих существ и даже за пределы человеческого общества, будучи элементом познавательного процесса.
Статья редактора-составителя номера М. Брюна также сопоставляет теории английских романтиков с современными когнитивными представлениями. Речь идет о факторах, обусловливающих возможность создания принципиально новых идей, т.е. о фундаменте человеческих творческих способностей. В когнитивной науке его нередко видят в механизме концептуальной интеграции, обеспечивающем возникновение новых понятий на основе сопряжения старых1. Однако, как считает автор статьи, эта теория не учитывает возможность непоследовательной или несообразной (inconsistent) концептуальной новизны, которая и определяет человеческую креативность в целом. Заполнить эту лакуну в теории возможно, обратившись к идеям романтиков относительно поэтической образности (и в частности, к принадлежащей С. Колриджу
1 Johnson M. The meaning of the body: Aesthetics of human understanding. -Chicago: Chicago univ. press, 2007.
концепции противоречивой метафоры1), в которых на первый план выдвинуты проективные процессы, а не семантическое или репрезентативное содержание. «Высочайшее достижение поэзии», по мысли С. Колриджа, заключается не в примирении непримиримого, а в возможности для ума постоянно переключаться между сопо-ложенными друг другу альтернативами. Точно так же П.Б. Шелли рассматривает образность с точки зрения ее порождения, а не как готовый и «стабилизированный» результат.
Акцент на процессуальных аспектах возникновения образа, а не на готовом результате должен привлечь внимание когнитивных психологов, изучающих креативность. Динамика этих процессов представляет собой важный и новый предмет для изучения когнитивной наукой. Между тем определенные результаты в этой области имеются у вполне традиционного литературоведения. М. Брюн приводит в пример разборы стихотворения Шелли «К жаворонку», созданные в начале XX в. несколькими крупными критиками (Т.С. Элиотом, У. Эмпсоном, Ф.Р. Ливисом и Г. Башляром), выявляющие принципиальную динамичность образов в стихотворении. Опираясь на них и на современные когнитивные концепции, М. Брюн показывает, как принципиальная новизна текста достигается за счет соположения, а не интеграции противоречивых элементов, их совмещения, не находящего своего гармонического разрешения в едином концепте или образе.
Согласно М. Фримен (Великобритания) для полного понимания сущности человеческих когнитивных процессов необходимо дополнить естественно-научные методологии искусствоведческими, поскольку именно искусство способно осмыслить аспекты человеческого опыта, недоступные наукам, связанные не с концепц-тами и логикой, а с докатегориальной интуитивной работой воображения. Эстетическую методологию этого рода автор находит в «Началах новой науки» итальянского философа Дж. Вико (1725-1784).
Теория Вико бросает вызов некоторым предпосылкам западной философской традиции, восходящим к системе Р. Декарта и
1 В качестве ее классического примера можно указать на милтоновские образы «бесформенной формы», «сияющей тьмы» и т.п.
составляющим фундамент когнитивных наук. Вико утверждал, что в основе всего знания лежит поэтическая мудрость (sapienza poetica) как совокупность универсалий воображения (universale fantastico), хранящихся в памяти людей всех эпох и культур. В процессе повторяющихся эпизодов чувственного восприятия разнообразных предметов и событий (например, небесного грома) люди вырабатывали ментальные топосы. Их именование и создало основу для концептуального мышления или рассуждения, которые, таким образом, возникли из установления связи между физической природой и телесным взаимодействием с окружающим миром. Поэтическая мысль выросла из метафорического приписывания человеческих ощущений и страстей неодушевленным объектам и лишь впоследствии привела к появлению абстрактной концептуализации. Утверждение: «Юпитер - это гром», - устанавливало не аналогию, а экзистенциальную, воспринимаемую чувствами идентичность между ними. Подобное понимание эстетического мышления не является уникальным. М. Фримен находит параллели в классической китайской философии, откуда заимствует понятие «эстетической структуры» (wen), в работах создателя «когнитивной поэтики» Р. Цура, уделяющего особое внимание замедлению концептуальной категоризации в поэзии, в представлении об «интуициях» Б. Кроче, связанном с различением образа и концепта в его эстетике, в феноменологии М. Мерло-Понти и в эстетике С. Лангер.
Для описания эстетической и поэтической образности сама М. Фримен использует термин «icon» (иконический образ), но не в его классическом, восходящем к Ч. Пирсу, значении. «Icon» означает для Фриман слияние (или интеграцию, blending) концепта с ощущениями и эмоциями, позволяющее передать живой опыт восприятия окружающего мира в его qualia (индивидуальных случаях восприятия здесь и сейчас). «Icon» также связан с особой символической значимостью объекта для человека, группы, нации, культуры. Поэтому можно сказать, что в поэзии слова используются в первую очередь не для передачи значения, как это происходит в обыденном языке. «Поэт манипулирует семиотическими икониче-скими характеристиками, присущими языку, чтобы схватить суть перцептивного опыта» (с. 729), «зафиксировать его докатегориаль-ную природу». Это делает поэтическое произведение «икониче-ским образом» чувственной реальности» (с. 730).
2014.04.003-004
На основе своей теории М. Фримен дает интерпретацию стихотворения М. Арнольда «Берег Дувра». «Сплавляя воедино в воображении лирического героя разрозненные в других случаях компоненты перцептивных впечатлений и чувств-эмоций, Арнольд воссоздает для читателя ощущаемую реальность, т.е. чувство единства с воспринимаемым миром» (с. 746). Эта идентификация основана не на концептуальных аналогиях, а на гештальтах или интуици-ях в духе Вико. Понимание данного механизма должно обеспечить более точное представление о человеческом сознании в когнитивных науках.
Е.В. Лозинская
2014.04.003-004. ФЕНОМЕН «СЕТЕВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ» В СОВРЕМЕННОМ ИНТЕРНЕТ-ПРОСТРАНСТВЕ. (Сводный реферат).
2014.04.003. ЛЕВЧЕНКО М.А. Сетелитература // Современная русская литература, (1990-е годы - начало XXI в.): Учеб. пособие... / Под ред. Тиминой С.И. - 3-е изд., испр. - СПб.: Филол. фак. СПбГУ; М.: Академия, 2013. - Гл. 13. - С. 269-288.
2014.04.004. ПОНОМАРЁВА Е.В. «Оппозиция» или «позиция»: Сетевая литература в современном литературном пространстве // Уральский филол. вестник. - Екатеринбург: ФГБОУ ВПО «Ур-ГПУ», 2012. - Вып. 1: / Гл. ред. Барковская Н.В. - С. 193-207. -(Серия «Русская литература XX-XXI вв.: Направления и течения»; Вып. 13).
Ключевые слова: компьютерная Сеть; Рунет (русский Интернет), горизонтальное сознание; гипертекст; нелинейное чтение; дискуссия о сетературе; офлайновая и онлайновая культуры; интерактивный литературный проект «РОМАН» ; конкурс русской сетевой литературы «Тенета»; гестбуки; сетевой литературный процесс; виртуальные личности; жизнь в Сети; сетевая литература (или сетература, сетелитература); сетератор; блог; писатель-блоггер; блогосфера; никнейм (сетевое имя); мегатекст; рамочный комплекс интернет-литературы; мегапространство Интернета; литературный мегамиф.
М.А. Левченко (доц. РГПУ им. А.И. Герцена, СПб.) отмечает, что на протяжении последней трети XX в. традиционное литературоведческое представление о том, что текст - это художественное
