CC BY
19
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ
2014.04.001. МАЛЬЦЕВ А.А. ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ИДЕИ И МИРОХОЗЯЙСТВЕННЫЕ СВЯЗИ: РЕТРОСПЕКТИВА ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ. - Екатеринбург: Издательство Уральск. гос. экон. унта, 2014. - 286 с.
Ключевые слова: технико-экономический уклад; инновации; меркантилизм; классическая школа; мейнстрим; кейнсианство; неолиберализм.
Задачу, которую поставил перед собой автор, можно кратко сформулировать следующим образом: выявить взаимосвязь между эволюцией экономической мысли (экономической науки) и технико-экономическим развитием. Для решения этой задачи он обращается к ретроспективному анализу, в котором «хронологическими единицами» являются доиндустриальный, индустриальный и по-стиндустиральный уклады, причем переход от одного уклада к другому, по его мнению, детерминируется появлением и внедрением принципиальных технологических нововведений. В рамках этого подхода автор выдвигает и обосновывает гипотезу о том, что «корректировка вектора развития экономического мейнстрима» происходит во время инновационной паузы, «когда возникает запаздывание в замещении одной целостной системы сопряженных технологий другой» (с. 12).
Автор начинает с рассмотрения связи экономических идей и особенностей хозяйственного уклада в доиндустриальную и ранне-индустриальную эпохи (первая глава). В течение очень значительного периода основной экономической проблемой в античном мире была, говоря современным языком, проблема продовольственной безопасности, т.е. обеспечения продовольствием растущего населения. Острота этой проблемы определялась низкой плодородностью и недостатком пригодных для пахоты земель, небольшими
земельными наделами большинства семей. Античные мыслители уже понимали преимущества разделения труда, связывали его с развитием городов-полисов и, более того, предлагали конкретные действия, направленные на стимулирование разделения труда, обеспечение гарантий соблюдения прав собственности и т.д.
В Средние века рассуждения на экономические темы приобрели религиозное измерение. Причем за рассуждениями о необходимости перераспределения и поддержки бедных стояли насущные политико-экономические проблемы, прежде всего растущее неравенство и снижение уровня жизни населения. Отсюда идеи честной цены и прибыли, получившие распространение в этот исторический период. Более того, как полагает автор, церковь оказалась «одним из основных распространителей технологических новшеств и создателем теоретических конструкций, легитимировавших запуск процессов накопления капитала...» (с. 38).
Движение экономической мысли в сторону эмпиризма автор связывает с потребностями выработки практических рекомендаций в деле государственного управления. Он считает, что меркантилизм удовлетворял соответствующие потребности. При этом автор подчеркивает многогранный характер этой доктрины, получившей развитие в ответ на изменения экономической и политической среды. Если вначале меркантилизм был сосредоточен на проблеме торгового баланса, то впоследствии он (так называемый либеральный меркантилизм) стремился решать уже несколько задач: присутствие страны на мировых рынках, преодоление барьеров, мешающих развитию торговли и производства внутри страны, создание финансовой системы, адекватной потребностям экономики. По мнению автора, меркантилистские идеи определили теоретико-методологический фундамент изменений, которые вывели Англию на траекторию экономического роста.
Особенностями периода, который традиционно связывается с утверждением классической школы политической экономии, автор считает технологические инновации, явившиеся мощным стимулом промышленного развития, а также демонаж последнего бастиона меркантилизма - внешнеторгового протекционизма. Для формирования классической школы большое значение имели достижения в области естественных наук и сдвиги в философии, прежде всего возникновение позитивизма. Представителям шотландского про-
свещения и философам-утилитаристам удалось соединить социально-этическую проблематику с задачами экономического строительства, интегрировав их в прорыночную политико-экономическую программу. Философское содержание этой программы автор видит в вытеснении холистического учения меркантилистов индивидуалистическим подходом, утверждавшим в качестве высшего принципа регулирования отношений в обществе обеспечение интересов частных лиц.
Имя А. Смита неразрывно связано с принципом «laissez faire», однако, как подчеркивает автор, Смита можно характеризовать и как непонятого меркантилиста, который предлагал полагаться на «невидимую руку» только тогда, «когда это не противоречит главной экономической задаче в сфере экономики - индустриализации» (с. 66). Восприняв практические уроки из учения Смита, «Британия определила конкурентов в решении задачи встраивания в первый технологический уклад» (с. 67), и это несмотря на то, что под давлением класса крупных земельных собственников порой принимались некоторые антииндустриальные законы. Одним из идеологов этого класса был Т. Мальрус. Его доктрина недопотребления стала теоретической основой оправдания социально-экономической значимости класса землевладельцев. Она противостояла теории Д. Рикардо и практическим выводам из этой теории, в том числе направленным на защиту интересов носителей нового технико-экономического уклада.
В эту эпоху политэкономия превращается из искусства и руководства к действию в науку, задачей которой является установление объективных закономерностей экономического развития. Закономерности, которые открыли классики, способствовали выработке пессимистического взгляда на перспективы социально-экономического развития. Целый ряд современных авторов связывают этот пессимизм с недоучетом классиками фактора технического прогресса. Автор же полагает, что в начале XIX в. английская экономика находилась в ситуации «инновационной паузы», когда проявления первой промышленной революции были недостаточно заметными. Лишь с началом становления второго технологического уклада представления экономистов о перспективах социально-экономического развития стали более оптимистичными. В значительной степени это было результатом осознания того, что в более
развитом с технологической точки зрения обществе доля накопления может быть снижена и соответственно повышена доля потребления, что позволяет обеспечить существование большему числу людей. Произошли изменения и в представлениях о роли внешней торговли: ее либерализация рассматривалась в широком контексте, прежде всего с точки зрения выгод, связанных с международным разделением труда. Эта позиция отвечала интересам Великобритании, ставшей к 1870 г. ведущей экспортной державой. В теоретической экономии произошел сдвиг от проблемы поиска способов увеличения богатства к проблеме аллокации ресурсов.
Вторая глава книги посвящена специфике экономического знания в индустриальную эпоху. В ней обсуждается несколько вопросов: хозяйственная обусловленность маржиналистской революции, связи кейнсианской революции с Великой депрессией, влияние технико-экономических факторов на развитие экономической науки в послевоенном периоде. Маржиналистская революция, утверждает автор, явилась следствием расхождения между экономической теорией и хозяйственной практикой, причем особую роль он отводит формированию основ общества потребления. Он соглашается с тем, что маржиналистская революция привела к углублению абстракции, освобождению анализа от нормативных элементов, осуществила разграничение теоретической и практической частей экономической науки, способствовала процессу ее профессионализации и т.д. Вместе с тем автор призывает с осторожностью относиться к утверждениям о дегуманизации образа человека, предложенного маржиналистами. Более того, он считает, что модель рационального оптимизатора как собирательный образ отчасти сформировалась в классической политической экономии.
Сосредоточенность маржиналистов на проблематике эффективной аллокации ресурсов отражала смену задач, поставленных перед экономической наукой практикой. Маржиналисты второго поколения, отмечает автор, «воскресили смитианский дух сочетания высокой теории и практики, вернули "видимой руке" государства право корректировать неисправности рыночного механизма и более жизненно прорисовали человеческое поведение, тем самым заложив первые "кирпичики" в фундамент кейнсианской теории» (с. 116).
Разрыв кейнсианства с неоклассикой, по мнению автора, не носил эпистемологического характера, а Кейнс в определенном смысле продолжал маршаллианскую традицию, в частности поддерживал требование верификации гипотез. Кейнсианский поворот скорее следует интерпретировать как эволюционный процесс, во многом связанный с изменениями технико-институциональной среды, которые автор характеризует как дрейф из состояния «великого покоя» в фазу «вечного кризиса» (с. 144). При этом автор признает, что кейнсианская теория способствовала «созидательному разрушению» как старой институциональной оболочки, так и социально-философских и экономических представлений о роли рынка в деле аллокации ресурсов.
Эволюция кейнсианства после Кейнса, которое автор рассматривает в третьей главе, трактуется не как ревизия первоначального учения, а как его развитие в ответ на вызовы развитой индустриальной экономики. Автор связывает тенденцию к модификации кейнсианства с процессами в глобальной экономике, прежде всего с ее выходом из инновационного тупика и утверждением четверного технологического уклада и переходом экономики в фазу устойчивого роста. А вера неокейнсианцев в большое правительство рассматривается как отражение объективной потребности использовать возможности государства для перестройки технико-экономической системы промышленных стран. Признание поздними кейнсианцами первостепенной важности инвестиций в человеческий капитал (что нетипично для традиционного кейнсианства) отражало изменившиеся требования к рабочей силе, предъявляемые четвертым технологическим укладом.
Правоконсервативный переворот в 1970-е и начале 1980-х годов автор рассматривает как демонтаж системы нравственных ориентиров и теоретико-методологических кейнсианских конструкций, ориентированных на исследование хозяйственных процессов индустриальной эпохи, и связывает этот демонтаж с переходом экономики к типу организации, ориентированному на предпринимательство.
Одно из ведущих направлений в рамках этого переворота -монетаризм, по мнению автора, не только дал ответ на вопрос о причинах стагфляции, но и предложил решение некоторых проблем, связанных с функционированием мировой валютной систе-
мы. Монетаризм способствовал переходу от фиксированных к плавающим валютным курсам, что облегчило замещение четвертого технологического уклада пятым. Однако правительства ведущих стран не смогли своевременно уловить эти тенденции, что отчасти продлило жизнь кейнсианской модели регулирования.
Акцент на стороне предложения, характерный для представителей соответствующего направления, как полагает автор, отражал понимание необходимости новых способов поддержки экономического роста в условиях замещения системы массового производства (предполагающей постоянное стимулирование спроса) системой, ориентированной на выпуск персонифицированных продуктов. Более того, неприятие сторонниками теории предложения, а также монетаристами большого государства явилось следствием осознания неспособности старой системы регулирования приспособиться к новым реалиям.
Неолиберальные реформы способствовали тому, что мир оказался подготовленным к завершению постиндустриальной трансформации и утверждению информационно-коммуникационного уклада, привнесшего значительные сдвиги в модель человека, его систему представлений и ценностей. Homo ludens (человек играющий) пришел на смену homo economicus (экономический человек), хотя ядро модели экономического человека - принцип максимизации полезности - сохранилось.
Превращение интеллекта и знания в основные ресурсы побудило пересмотреть представления об ограничениях, связанных с убывающей доходностью факторов производства, а также установку на первостепенное значение материальной стороны благосостояния. Одновременно были выявлены ограничения в способности экономических агентов эффективно использовать имеющуюся информацию, правильно оценивать риски и последствия решений, предпринимаемых в условиях неопределенности. Вместе с процессом финансиализации, также обусловленным информационно-коммуникационным характером современной экономики, это не только привело к серьезным ошибкам отдельных индивидов, но и создало почву для глобальных потрясений, каким и стал кризис 2008-2009 гг.
Последствиями этого кризиса были: пересмотр представления о безусловной прогрессивности «беспромышленной» экономи-
ки и поворот от деиндустриализации к реиндустриализации; осознание несоответствия сложившегося ранее «основного канона» быстро изменившейся реальности и усиление позиций так называемой гетеродоксной экономики. В то же время нет оснований утверждать, что представители гетеродоксной экономики смогли предложить достойную альтернативу мейнстриму. И эту ситуацию автор считает результатом того, что оба антагониста в действительности имеют общую методологическую базу, поскольку являются продуктами индустриальной эпохи. Более того, мейнстрим продемонстрировал достаточную гибкость и наладил обмен идеями между экономикой и другими дисциплинами, что, как полагает автор, открывает ему определенные перспективы развития.
Н.А. Макашева
2014.04.002. АНАНИАШВИЛИ Ю., ПАПАВА В. МАКРОЭКОНОМИЧЕСКОЕ РАВНОВЕСИЕ: СИНТЕЗ КЕЙНСИАНСКОГО ПОДХОДА И ПОДХОДА ЛАФФЕРА.
ANANIASHVILI I., PAPAVA V. Laffer-Keynesian synthesis and mac-roeconomic equilibrium. N.Y.: Nova science publishers, 2014. - 106 p.
Ключевые слова: налоговая нагрузка; кривая Лаффера; налоговые поступления в бюджет; ставка налогов.
Ректор Государственного Тбилисского университета (Грузия) В. Папава и руководитель отделения эконометрики этого университета Ю. Ананиашвили рассматривают проблему влияния налогов на экономическую активность и на налоговые поступления в бюджет.
Сегодня двумя наиболее влиятельными подходами к анализу этой проблемы являются кейнсианский подход и подход, связанный с именем А. Лаффера. Кейнсианцы анализируют влияние налогов сквозь призму спроса, т.е. через их влияние на компоненты совокупного спроса; сторонники Лаффера исследуют проблему главным образом с позиций предложения, т.е. через влияние налогов на предложение и использование факторов. Авторы ставят задачу объединить оба подхода и предложить макроэкономическую модель, в которой и агрегированный спрос, и агрегированное предложение зависят от налогового бремени.
В первой главе авторы исследуют влияние налогов на объем выпуска и налоговые поступления государства, используя различ-
