CC BY
76
К 100-ЛЕТИЮ НАЧАЛА ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
2014.04.001-002. АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ В ИНТЕРПРЕТАЦИИ РОССИЙСКИХ И ЗАРУБЕЖНЫХ ИСТОРИКОВ. (Сводный реферат).
2014.04.001. АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИИ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ. - М.: ИВИ РАН, 2014. - 282 с.
2014.04.002. ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА, ВЕРСАЛЬСКАЯ СИСТЕМА И СОВРЕМЕННОСТЬ / Отв. ред. Новикова И.Н., Павлов А.Ю. - СПб.: СпбГУ; ИВИ РАН, 2012. - 352 с.
Ключевые слова: Первая мировая война; актуальные проблемы истории; Версальская система и современность.
Российские историки задолго начали готовиться к 100-летнему юбилею Первой мировой войны. Об этом свидетельствуют изданные в последние годы многочисленные материалы научных конференций, посвященных проблемам изучения истории войны.
Так, в октябре 2011 г. в Санкт-Петербурге прошла подготовленная и проведенная СПбГУ, ИВИ РАН и Российской ассоциацией историков Первой мировой войны конференция под названием «Первая мировая война, Версальская система и современность», по материалам которой в 2012 г. был издан сборник (002). Он состоит из предисловия и шести частей: «Военно-политические аспекты Первой мировой войны», «Национальная идея и война», «Первая мировая война и общество», «Первая мировая война и международные отношения», «Дипломатия Версаля», «Международные последствия Версальско-Вашингтонской системы». Авторы охватывают широчайший круг проблем - от различных аспектов самой войны до ее последствий и их влияния на изменения в сфере международной политики.
Среди авторов сборника не только отечественные ученые, признанные специалисты по периоду войны из Москвы, Санкт-Петербурга, Петрозаводска, Уссурийска, Рязани, Тулы, Тамбова, но и представители исторической науки из Белоруссии, Австрии, Великобритании, Италии, Турции.
В предисловии отмечается, что «в истории XX в. трудно найти другое такое событие, которое настолько глубоко бы изменило мировую цивилизацию, насколько это сделала Первая мировая война: распались империи, возникла сеть новых независимых государств, появилась новая система международных отношений, из горнила войны вышли мощные социальные движения, Европа пережила серьезный духовный кризис, кризис "потерянного поколения"» (002, с. 5).
«Война 1914-1918 гг. стала первой тотальной войной, когда не оставалось ни одной области человеческой жизнедеятельности, которая каким-либо образом не испытала на себе ее влияние. Раньше главными действующими лицами в войнах были армия и флот, а экономика противоборствующих сторон могла при всех военных и политических осложнениях развиваться в сравнительно мирных условиях, подпитывая своими ресурсами армию. С августа 1914 г. война испытывала на прочность экономический фундамент государств. Теперь ее исход зависел не только от блестящей военной стратегии, но еще в большей степени от усилий государства и общества в целом и от каждого гражданина в частности. В сущности, Великая война стала первой глобальной войной со всеми вытекающими последствиями» (002, с. 5).
На страницах сборника представлены некоторые новые интерпретации сюжетов истории Великой войны. Наибольшей новизной в подходах отличались выступления и соответственно статьи таких авторов, как Е.Ю. Сергеев, В.К. Шацилло, Д.Ю. Козлов, А.Б. Асташов, А.Ю. Павлов, А.А. Малыгина, С.Н. Базанов, И.Б. Белова, Т.В. Котюкова, У. Маццоне, В.А. Карелин, И.Н. Новикова, Л.В. Ланник, С.В. Листиков, Дж. Блэк, М. Озтюрк, Д.В. Лихарев, А.Дж. Де Робертис, В.И. Фокин.
Статье Е.Ю. Сергеева «Военная разведка России в Первой мировой войне, 1914-1918 гг.» предпослан эпиграф из сказанного Наполеоном: «Поверьте, в военной стратегии ничто так не влияет на ход сражения как невидимая работа разведчиков» (002, с. 20).
Автор признает, что история военной разведки в России остается белым пятном отечественной историографии. За прошедшие десятилетия были опубликованы только два обобщающих труда, принадлежащие перу представителей советских спецслужб. Это связано и с объективными затруднениями в архивных поисках, «распыленностью» материалов в различных отечественных архивах, прежде всего РГВИА и РГА ВМФ. Разрозненные публикации дневников и воспоминаний участников войны ненамного облегчают задачу исследователей.
Е. Ю. Сергеев анализирует деятельность русской военной разведки по трем направлениям: стратегическому, оперативному и тактическому. В статье отражены действия отдела генерал-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба (ГУГШ) в структуре Военного министерства и отделений штабов приграничных округов: Петербургского, Виленского, Варшавского, Киевского, Одесского, Кавказского, а также Морского генерального штаба (Генмора).
В условиях коалиционной войны во взаимодействии со странами Антанты главную роль играл стратегический уровень. Наиболее эффективно союзные командования сотрудничали в таких областях, как агентурная, авиационная и радиотехническая разведка (002, с. 21). При этом русской разведке была присуща ведомственная разобщенность.
Однако упущения и ошибки в работе военных спецслужб не дают оснований считать военную разведку России «слабой и непрофессиональной», как это делают некоторые зарубежные авторы, очевидно, поверхностно осведомленные о результатах ее работы в годы Первой мировой войны. Руководитель германской военной разведки В. Николаи свидетельствовал, что захваченные немцами в ходе Восточно-Прусской операции (август-сентябрь 1914 г.) документы свидетельствовали, что русское командование обладало набором разведданных и документацией о Германии, сравнимой с имевшейся в самих немецких штабах (002, с. 28).
Историк делает из своего исследования следующий резонный вывод: «Несмотря на досрочный выход России из войны, вклад офицеров разведки в конечную победу Антанты над Четверным союзом оказался значительным, а сама русская военно-разведывательная служба, приобретя богатейший опыт на полях сражений,
заслужила впоследствии репутацию одной из лучших в мире» (002, с. 29).
В.К. Шацилло отмечает, что германской военно-политической элите не удалось в 1914-1915 гг. решить главной задачи - ликвидировать Восточный фронт и военным путем вывести из войны Российскую империю. Несмотря на поражения, наша армия так и не была разгромлена и к началу кампании 1916 г. вполне сохранила свою боеспособность.
Потерпели провал и все надежды германского руководства вывести из войны Россию путем заключения с ней сепаратного мира. Никто не шел на такие переговоры с немцами. «Нет ни одного документального свидетельства о том, что кто-то из высшего руководства в Петрограде был склонен пойти на мировую с Берлином» (002, с. 39).
В статье «Химическая война на полях первой мировой: Наука, промышленность, инновации» А.А. Малыгина замечает, что успех на фронтах впервые был связан с успехами в лабораториях. «Гонка открытий» не уступала по темпам «гонке вооружений», и в результате «война приобрела особый наукоемкий характер» (002,
с. 57).
По итогам войны победители резко ограничили военные возможности побежденных, Германии и ее союзниц. Полному запрету подверглись четыре вида вооружений: подводные лодки, военная авиация, бронетанковые силы и химическое оружие. Примечательно, что эти пункты Версальского договора, в отличие от других, практически не вызвали разногласий у представителей стран Антанты (002, с. 65).
Ряд статей - И.Б. Беловой, Т.В. Котюковой и др. - посвящен проблемам положения военнопленных стран Четверного союза в России (002, с. 128-135, 136-146). Упоминаются и анализируются соглашения о возврате немецких, австрийских, венгерских, болгарских, турецких и других военнопленных, заключенные между Советской Россией и Германией, Австро-Венгрией (позднее отдельно с Австрией и Венгрией), Болгарией и Турцией в 1918-1921 гг. (002, с. 132-135).
Т. И. Трошина поместила в сборнике статью «Первая мировая война как "пусковой механизм" процесса социальной депривации (на материалах социальной истории северных губерний России в
первой четверти XX в.)». Она заключает, что в конце войны «в точном совпадении с концепцией Кейнса, возник конфликт интересов, что придало событиям революции и Гражданской войны здесь особую форму: размежевание населения происходило не на основе имущественных конфликтов, а в зависимости от степени включения в модернизированную культуру, что, собственно, и способствовало возникновению "социальной депривации", которой было легче придать идеологические формы, необходимые для "разжигания" революционного пыла» (002, с. 155).
Итальянский историк, профессор кафедры истории христианства в университете г. Болоньи Умберто Маццоне раскрывает тему «Западные церкви и Первая мировая война». Его статья, как и статьи других зарубежных авторов, опубликована на английском языке. Автор начинает с упоминания обращения императора Австро-Венгрии Франца Иосифа от 28 июля 1914 г. «An meine Völker» («К моим народам». - Прим. реф.), в котором звучат религиозные мотивы. Маццоне приходит к выводу, что религиозная жизнь народов Европы влияла на события, связанные с войной. Особое внимание в статье уделено деятельности католической церкви и ее высших представителей в Австро-Венгрии, Франции, США, не остается в стороне от анализа и англиканская церковь в Великобритании. В пропагандистских усилиях противоборствующих сторон дело доходило до того, что, например, во Франции, отмечает автор, присутствовали «черты конфессиональной войны (католическая Франция против лютеранской Германии)» (002, с. 159).
О последствиях Версальского мира для системы международных отношений говорится в статье итальянского исследователя Де Робертиса, специалиста по истории международных отношений 1920-1930-х годов. Он подчеркивает, что в западной историографии существуют различные точки зрения на политику России в начале XX в. и СССР в 1920-1930-е годы. Однако в последние годы появляются работы, в которых осуществляется пересмотр сложившихся подходов. Западные политики и историки пытаются объяснять современную политику России, исходя из критериев исторической обусловленности и преемственности (002, с. 322-326).
Сборник, таким образом, отражает сдвиги, происходящие в российской и мировой исторической науке, изменение некоторых традиционных подходов историков.
Авторы опубликованного ИВИ РАН сборника статей «Актуальные проблемы истории Первой мировой войны» (001) поставили своей задачей, как подчеркивает в предисловии ответственный редактор сборника, председатель Российской ассоциации историков Первой мировой войны, руководитель Центра «XX век» ИВИ РАН, д-р ист. наук Е.Ю. Сергеев, «отразить новейшие тенденции» современной российской историографии, «внести скромную лепту в освещение малоизвестных или забытых страниц трагических событий 1914-1918 гг.» (001, с. 3).
В сборник вошли 11 статей по разным направлениям историографии Первой мировой войны. Прежде всего речь идет о России, но немало статей посвящено и другим странам - участницам войны. Представлены статьи в основном российских авторов (за исключением лишь двух иностранцев: британца Джонатана Блэка и итальянца Антона Джулио Де Робертиса). В сборнике трактуется широкий спектр проблем истории Первой мировой войны.
В предисловии отмечено, что сборник строится по проблемно-хронологическому принципу. Он открывается статьями О.В. Павленко и В.К. Шацилло, в них раскрываются малоизвестные аспекты военного планирования великих держав и нюансы их дипломатических отношений. В статьях Е.Ю. Сергеева, Д.Ю. Козлова, Г. Д. Шкундина анализируется положение дел на Восточноевропейском театре военных действий, включая акваторию Балтийского моря и Румынский фронт. Интересны статьи Д.В. Лихарева о военно-морском сотрудничестве Великобритании и США, В.В. Романова и Н.Ю. Жуковской, освещающие политику США в отношении Великобритании и Канады.
Е.Ю. Сергеев в статье «Роль Восточного фронта в Первой мировой войне» пишет, что изучение колоссального военного опыта, который приобрела Россия на полях сражений в годы Первой мировой войны и вооруженных конфликтов сразу же после ее окончания, представляет собой важную исследовательскую задачу на современном этапе развития историографии. Ее значимость обусловлена тремя моментами: 1) введением в научный оборот большого массива источников из ранее недоступных архивных фондов; 2) появлением новой генерации историков, свободных от прежних идеологических стереотипов и владеющих компаративными методами исследования; 3) исчезновением прежних барьеров, затруднявших международные контакты ученых, и расширением воз-
можностей получения информации через глобальные компьютерные сети (001, с. 56).
Автор критикует положение дел в отечественной и западной историографии, подчеркивая, что количество работ по истории Восточного фронта было довольно ограниченно. Эта ситуация начинает исправляться лишь в последние годы, когда появились содержательные исследования, авторы которых продемонстрировали «изменение парадигмы научного поиска по созданию концепции Второй Отечественной войны в истории России, которая находит себе все больше приверженцев среди специалистов» (001, с. 57).
В статье В.В. Романова и Н.Ю. Жуковской «От "Североатлантического треугольника" к "Североамериканскому партнерству": США и Канада в годы Первой мировой войны» показано, как в то время формировалось сотрудничество двух стран, известное ныне как «особое партнерство», основанное на своеобразной североамериканской идентичности (001, с. 139-156). В отечественной историографии указанной проблематике уделялось мало внимания. «Между тем история сотрудничества США и Англии на морях и динамика отношений заокеанской республики с крупнейшим британским доминионом в Западном полушарии полны, как это хорошо показано в публикуемых материалах, противоречиями и коллизиями, требующими углубленного изучения», - подчеркивает Е Ю. Сергеев (001, с. 3-4).
Острая внутриполитическая борьба, шедшая во многих странах Европы в период войны, представлена конкретным примером Швеции. В статье И.Н. Новиковой о шведском нейтралитете «Нейтралитет или союз: Внутриполитическая борьба в Швеции по вопросам внешней политики в годы Первой мировой войны» использованы документы многих отечественных архивов. Автор, широко использующая собранные архивные материалы на нескольких языках, отражает основные тенденции и этапы внутриполитической борьбы, объясняя неучастие королевства в войне. В статье показывается, что «активисты» и «нейтралисты» в Швеции вели на протяжении всей войны непримиримую борьбу1. Автор статьи отображает
1 Схожее положение было в нейтральной Италии 1914-1915 гг., где нейтралитет был провозглашен на день раньше, чем в Швеции, 2 августа 1914 г., и на протяжении более девяти месяцев шла жесткая борьба между «интервенистами» и «нейтралистами». - Прим. реф.
нюансировку и повороты не только в официальной политике, но и в пропагандистских усилиях сторонников «активистской» партии, следовавших в фарватере германской пропагандистской машины.
На основе проведенного анализа отмечается, что «нейтралитет Швеции не был беспристрастным». Страна шла на уступки тому, от кого в конкретный момент исходила наибольшая для нее угроза. В 1914 - первой половине 1917 г. и весной 1918 г. это была Германия, и нейтралитет имел прогерманский характер. «Несмотря на то что в общественном мнении доминировал тезис о "русской угрозе" Швеции, в действительности шведская правящая элита опасалась не России, а Германии» (001, с. 184). Но на завершающем этапе войны Швеция оказалась ближе к лагерю антантовских победителей, прежде всего Англии.
В.В. Дамье в работе «Анархисты, синдикалисты и Первая мировая война» подчеркивает, что «Великая война смела хартию нейтрального синдикализма», послевоенный выбор «стоял между большевизмом и анархо-синдикализмом» и «речь шла о превращении войны в социальную революцию» (001, с. 221).
Статья И. В. Смирновой (МГУ) посвящена восприятию войны в военной и гражданской среде Великобритании. «Война затронула не только прямых участников, но все общество в целом. Она меняла не только фронт, но и тыл, к сожалению, в разных направлениях» (001, с. 206). Автор пишет о глубоком расколе британского общества, вызванном разным восприятием войны: с одной стороны, самими фронтовиками, с другой - гражданскими в тылу, когда солдаты, приезжая в отпуск, опасались упоминать о настоящей войне, а гражданские предпочитали рассуждать о вымышленной, созданной прессой (001, с. 206-207).
Касаясь политики западных держав, и прежде всего США, по «прибалтийской проблеме», С.В. Листиков приходит к выводу, что для переговорщиков на Парижской мирной конференции эта проблема в рамках «русского вопроса» была одной из наиболее запутанных (001, с. 243). Что касается самих прибалтийских политиков, то «сложившаяся взаимная нелюбовь с Москвой едва ли вселяла в прибалтийские правительства уверенность, что она окончательно отказалась от желания восстановить контроль над утраченными в годы мировой и Гражданской войн Российским государством землями региона» (001, с. 273).
Подробный анализ политических шагов великих держав -как стран Антанты, так и стран Четверного блока - по вовлечению Румынии в войну или наоборот, удержанию ее в положении нейтрального государства, а затем и самих боевых действий после присоединения румынской армии к усилиям армий Антанты, и прежде всего русской армии, дается в статье Г.Д. Шкундина «Румынский фактор в наступлениях российской армии 1916-1917 гг.: Воздействие и последствия» (001, с. 101-123).
В.П. Любин
2014.04.003. КРАМЕР А. НОВЕЙШАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ. ЧАСТЬ I.
KRAMER A. Recent historiography of the first world war. Part 1. // J. of modern European history. - L., 2014. - Vol. 12, N 1. - P. 5-26.
Ключевые слова: Первая мировая война; новейшая историография; интернационализация истории.
В статье видного английского историка, посвященной обозрению работ, опубликованных после 2001 г., рассматриваются следующие основные вопросы: в какой степени тема мировой войны подверглась интернационализации и удалось ли в той или иной мере реализовать намерение написать интернациональную историю. Почему в ряде национальных историй некоторые битвы остаются неизвестными, тогда как в других им приписывают символическое значение? Почему эта война остается практически неизвестной в истории и памяти отдельных государств, несмотря на причиненные ею огромные разрушения? Ответ приходится искать в историографии, неподвластной контролю историков. Большинство новейших исследователей стремится ответить на два взаимосвязанных вопроса: 1) что заставило людей и целые общества мобилизовать себя на войну и терпеть ее так долго? и 2) как мы должны понимать «культуру войны» - как продукт тенденций государственного принуждения в ходе растущей милитаризации или как процесс народной самомобилизации снизу? Эти вопросы особенно остро дебатируются во французской историографии, но соотношение «принуждения» и «согласия» актуально и в других национальных историях.
