CC BY
33
2014.02.025. КРИВОЛАПОВА ЕМ. ДНЕВНИКИ ПИСАТЕЛЕЙ КРУГА ВВ. РОЗАНОВА, (1893-1919): ЖАНР, ТВОРЧЕСКИЙ МЕТОД, ИСТОРИКО-ЛИТЕРАТУРНЫЙ КОНТЕКСТ. - Курск: Курский гос. ун-т, 2012. - 352 с.
Определяя понятие «круг Розанова», доктор филол. наук Е.М. Криволапова отмечает: «Несмотря на то, что Розанова нельзя было назвать "учителем" и трудно было представить себе его последователей, все же есть веские основания, по которым можно "составить" "круг Розанова" из тех авторов, которые вели дневники, где пытались осмыслить и найти ответы на "главные вопросы", "наново поставленные" и "по-новому освещенные Розановым"» (с. 340). Автор монографии исследует дневники писателей З.Н. Гиппиус1, М.М. Пришвина2, М.О. Меньшикова3 и секретаря петербургского Религиозно-философского общества С.П. Каблукова4 (рассматривает их под разными углами зрения в четырех главах: «Дневник в историко-культурном пространстве ХХ в.»; «Авторская
1 Гиппиус З.Н. Дневники: В 2 кн. - М.: НПК «Интелвак», 1999.
2 См: Пришвин М.М. Дневники. 1905-1954 // Собр. соч.: В 8 т. - М.: Художественная литература, 1986. - Т. 8. - 759 с.; Пришвин М.М. Ранний дневник, 1905-1913. - СПб.: Росток, 2007. - 800 с.; Пришвин М.М. Дневники, 1914-1917. -Книга первая. - М.: Московский рабочий, 1991. - 432 с.; Пришвин М.М. Дневники, 1918-1919. - Книга вторая. - М.: Московский рабочий, 1994. - 383 с.; Пришвин М.М. Дневники, 1920-1922. - Книга третья. - М.: Московский рабочий, 1995. - 334 с.; Пришвин М.М. Дневники, 1923-1925. - Книга четвертая. - М.: Русская книга, 1999. - 416 с.; Пришвин М.М. Дневники, 1926-1927. - Книга пятая. -М.: Русская книга, 2003. - 592 с.; Пришвин М.М. Дневники, 1928-1929. - Книга шестая. - М.: Русская книга, 2004. - 544 с.; Пришвин М.М. Дневники, 1930-1931. -Книга седьмая. - СПб.: Росток, 2006. - 704 с.; Пришвин М.М. Дневники, 19321935. - Книга восьмая. - СПб.: Росток, 2009, - 1008 с.; Пришвин М.М. Дневники, 1936-1937. - Книга девятая. - СПб.: Росток, 2010. - 992 с.; Пришвин М.М. Дневники. 1938-1939. - СПб.: Росток, 2010. - 608 с.; Пришвин М.М. Дневники, 19401941. - СПб.: Росток, 2012. - 879 с.; Пришвин М.М. Дневники, 1942-1943. - СПб.: Росток, 2012. - 811 с.
3 Меньшиков М.О. Дневник 1918 г. // Российский Архив: (История отечества в свидетельствах и документах ХУШ-ХХ вв.) - М.: Студия «ТРИТЭ» - Российский Архив, 1993. - Вып. 4.: М.О. Меньшиков: Материалы к биографии. -271 с.
4 Дневник Сергея Платоновича Каблукова. Год 1917 // Литературоведческий журнал. - М., 2009. - № 24. - С. 138-234.
интенция как определяющий фактор создания дневникового текста»; «Религиозно-философская проблематика в дневниках начала ХХ в.»; «Дневник как творческая лаборатория писателя»). Е.М. Криволапова выявляет важное объединяющее этих людей обстоятельство: все они испытали влияние гениального философа и мистификатора В. В. Розанова. Суть их взаимоотношений с В.В. Розановым может быть выражена пушкинской формулой -«бывают странные сближенья». Иногда такие «сближенья» больше напоминают «отталкивания». Однако «вряд ли актуальны и даже оправданы предположения относительно того, как развивались бы взаимоотношения в пределах розановского круга, если бы в истории России не случились сначала февральский, а затем и октябрьский перевороты 1917» (с. 75).
Обращаясь к «Уединенному» и «Опавшим листьям», исследовательница указывает на неправомерность их отнесения к дневниковому жанру, так как они построены в соответствии с принципами художественного произведения. А приемы «дневниковости», подчеркивающие исповедальный, «интимный» характер прозы, говорят об общем процессе трансформации традиционных жанров в литературе начала ХХ в. Автор монографии относит розановскую «опавшую листву» к «условно дневниковому» жанру или «жанру записей дневникового типа», считая «дневниковость», декларируемую писателем, ответом на вызов времени; одной из его тенденций было стремление «излагать самого себя».
В художественном сознании эпохи в начале ХХ в. доминирует субъективный, личностный фактор, ведущим становится принцип «индивидуальности». Именно в это время происходит «прорыв» жанра дневника из сферы обыденности в литературу: «"Дневниковость", "интимность" прочно укореняется в эстетическом сознании художника рубежа веков и становится неотъемлемой, а иногда и определяющей частью его творчества» (с. 47).
Внутреннее содержание дневника всегда продиктовано «творческим заданием». Автор ставит для себя определенную цель: «Если он принадлежит к символистскому кругу (З. Гиппиус), то воспитать себя в соответствии с запросами и потребностями общества, став творцами собственного, "личного мифа"; если он был писателем, публицистом (М. Пришвин, М. Меньшиков), то "собрать материал для будущей жизни", т.е. для своих произведений;
если же жизнь предоставила возможность общения со "знаковыми" людьми своей эпохи и возможность участия в реформаторских процессах (С. Каблуков), то описать "великие события", свидетелем которых он является» (с. 341). С учетом доминирующей авторской интенции исследовательница выделяет в ряду писателей розанов-ского круга авторов-мифологизаторов, летописцев и художников.
З.Н. Гиппиус (1869-1945) с первых дней знакомства (в 1897 г.) «разглядела» талант В.В. Розанова, пригласила работать в журнал «Новый путь», предоставив отдельную рубрику «В своем углу». Ночи напролет вместе с П. Перцовым она разбирала «нечитаемые» «иероглифы» Розанова, чтобы успеть напечатать его статьи в ближайшем номере. Когда П. Перцов обвинил их автора «в искажении программы и направления "Нового пути", в придании им чрезмерно ортодоксально-религиозного характера»1, З. Гиппиус вступилась за незаурядного публициста: «Если теперь журнал пойдет против Розанова, несдобровать никому из нас... Наши внутренние разногласия - для нас одних. Такова минута. Не толкайте Розанова с
2
лодки, от толчков лодка опрокинется» .
Известно, какую огромную роль В.В. Розанов сыграл в организации Мережковскими Религиозно-философских собраний. В немалой степени «розановской составляющей» объясняется широкий резонанс, который вызывали Собрания. Когда Розанов перестал «совпадать» с линией РФО и когда в церковники нападали на него «огулом», Мережковским «приходилось трудно»: надо было его «защищать, но в то же время, защищая "линию", - отъединяться от него»3. По инициативе Мережковских в 1914 г. Розанов был исключен из Религиозно-философского общества. Однако З. Гиппиус продолжала признавать «розановскую исключительность» даже после того, как Мережковские «не шутя» разошлись с философом. В проникновенном очерке «Задумчивый странник» (1923), написанном после смерти писателя, она проявила тонкое понима-
1 Перцов П.П. Необходимая поправка // Розановская энциклопедия. - М., 2008. - С. 1737.
2 Письма З.Н. Гиппиус к П.П. Перцову // Русская литература - СПб., 1992. -№ 1. - С. 140.
3 Гиппиус З.Н. Дневники: В 2 кн. - М., 1999. - Кн. 1. - С. 90.
ние его души, отметила «внутреннюю несклоняемость» Розанова, пеняя на свою излишнюю «словесную резкость»1.
Е.М. Криволапова относит В. Розанова и З. Гиппиус к «авто-рам-мифологизаторам». Облик Розанова-юродивого, его поведенческая модель формировалась в соответствии с игровыми установками времени, когда игра определяла конкретные проявления культурной деятельности: «В этом отношении литературная судьба Розанова во многом схожа с судьбой Гиппиус: для них обоих мифологизация, обеспечивающая осуществление их личностной и художественной стратегии, стала доминирующим началом творчества» (с. 103).
З.Н. Гиппиус для создания своей «легенды» использовала не только художественные средства (дневники, стихи, прозу, публицистику), но и внешнюю атрибутику «необыкновенной женщины» (наряды, украшения, монокль, лорнет), в подавляющем большинстве случаев избирала отталкивающую модель поведения. В аспекте практического жизнетворчества представляет интерес ее «Contes d'amour», или «Дневник любовных историй» (1893-1904). На его страницах «на личностном уровне осуществляется "шлифовка" актуальных для З. Гиппиус идеологем. Ее поиски "чудесной любви" в дальнейшем выльются в жизнетворческий проект, практической реализацией которого будет создание "тройственных союзов", призванных в идеале созидать "чудесную", "божественную любовь" как высшую форму любви» (с. 343).
Во взаимоотношениях с М.М. Пришвиным (1873-1954) «пересечение» и «отталкивание» определил конфликт, в результате которого по настоянию учителя географии В.В. Розанова из Елецкой гимназии был исключен ученик 4 класса М. Пришвин. Позднее, когда «робко начинающий» писатель Пришвин встретился с известным, «в славе», Розановым, то испытал двойственное чувство. С одной стороны - торжество: «Мальчик, выгнанный из гимназии, носивший всю жизнь по этому случаю уязвленное самолюбие, находит своего врага в религиозно-философском собрании, вручает ему свою книгу с ядовитейшей надписью: "Незабываемому учите-
1 Гиппиус З.Н. Розанов: Задумчивый странник // Гиппиус З.Н. Воспоминания. - М., 2001. - С. 112-144.
лю и почитаемому писателю", - выслушивает от него комплимент. Вот победа! А он-то и не подозревал, с кем он имеет дело»1. С другой стороны - недоумение: в своем «враге» он находит что-то «близкое», какое-то родство душ. Двойственное чувство Пришвин испытывал к Розанову всю жизнь. Спустя 60 лет (!) после инцидента в гимназии он записал в дневнике, что смог наконец избавиться от обиды (с. 64).
Авторская интенция дневника (1905-1954) М. Пришвина (1873-1954) прежде всего «художническая», при которой образ -единственное адекватное средство выражения и окружающей действительности, и собственных мыслей. Пришвин-художник проявился в описаниях природы; он сам иронически сравнивал себя с наблюдателем на метеорологической станции. Всю ткань дневника пронизывают проблемы, связанные с литературным творчеством: вопросы о писательском кредо, о «дьвольской» природе творчества, о соотношения вымысла и реальности, документальности и художественности: «В дневниках Пришвин неоднократно поднимает вопрос о соотношении "истинности" и "литературности", о дневниковой и художественной формах и в результате приходит к выводу, что дневник остается единственно приемлемой для его сознания формой писательской деятельности» (с. 150).
Знакомство В.В. Розанова с С.П. Каблуковым (1881-1919) относится к 1908 г.: «История их взаимоотношений, поначалу трогательно-уважительных, затем антагонистических, дошедших до взаимных обид и оскорблений, довольно драматична» (с. 67). Постепенное расхождение во взглядах наметилось в 1909 г. С.П. Каблуков первым поднял вопрос об исключении Розанова из Религиозно-философского общества, а тот в свою очередь уничижительно-презрительно представил недоброжелателя в «Уединенном» и «Опавших листьях». Только осенью 1918 г. состоялось их примирение, когда Каблуков написал больному и бедствующему философу письмо, в котором признал ошибочность своих прежних взглядов. Розанов незамедлительно ответил: «Спасибо, милый Сережа, за приветливое, ласковое письмо, давшее мне несколько счастливых минут. Как и всегда, Добро победило Зло, и строки эти
1 Пришвин М.М. Ранний дневник, 1905-1913. - СПб., 2007. - С. 197.
победили злые мои выходки в "Уед/иненном/" и "Оп/авших/ л/истьях/", сделанные по злой памяти за первое засед/ание/ Рел/игиозно/-ф/илософского/ общ/ества/, где ты тоже нехорошо и грубо напал на меня и обругал меня. Ну, Бог с ними»1. С. Каблуков пережил В. Розанова всего лишь на 11 месяцев и два дня.
Не склонный проявлять свои чувства математик С.П. Каблуков вел дневник «о времени», но не «о себе». Когда «личное» все же прорывается в «общественное», он стремился свернуть повествование. В этом контексте становится понятной его негативная характеристика дневника композитора Н.А. Римского-Корсакова: «Что касается "Летописи моей музыкальной жизни"2..., то она не произвела на меня хорошего впечатления. Замечается полное отсутствие глубины мысли у автора. Много мелочного и совсем незначительного, например, все события личной жизни.»3
Авторская интенция самого С. Каблукова диктовала иные правила отбора материала. Именно поэтому исследовательница причисляет его к «авторам-летописцам». В своих дневниках (19091917) он аккуратно и педантично записывал события каждого дня, сложившиеся впоследствии в картину жизни предреволюционного Петербурга и послереволюционного Петрограда. Многие страницы дневника посвящены знаменитым современникам - З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковскому, О.Э. Мандельштаму, Вяч. Иванову, А.В. Кар-ташёву, Н.А. Римскому-Корсакову, И.Е. Репину, но в первую очередь - В. В. Розанову. Неоднократно отмечая свою ординарность, Каблуков полагал, что его личность не представляет интереса для будущих поколений. Его дневник был предназначен для того, чтобы как можно более детально описать свое знаменательное время (с. 344).
«Пожалуй, самое очевидное "отталкивание" можно наблюдать во взаимоотношениях двух ведущих публицистов России начала ХХ в. В.В. Розанова и М.О. Меньшикова», - отмечает Е.М. Криво-лапова. В 1897 г. Розанова вынудили уйти из газеты «Русь» за яко-
1 Королёва Н. Воспоминания о сегодняшнем дне: (Неопубликованные
письма Василия Розанова) // Слово. - Нью-Йорк, 1995. - № 17-18. - С. 209.
2
Римский-Корсаков Н.А. Летопись моей музыкальной жизни. - СПб., 1909. - 195 с.
3 ОР РНБ.Ф. 322. Ед. хр. 4. Л. 10-11.
бы содержащийся в его статье донос на революционеров. М.О. Меньшиков (1859-1918) был одним из тех, кто объявил о нежелании печататься бок о бок с доносчиком. В этом случае имело место недоразумение. З. Гиппиус, посещая Розанова, удивилась, как далеко от центра он живет, «чуть ли не в Лахте». Розанов, запомнив «топографическую шутку» Гиппиус, «в одной из статей между делом упомянул Лахту как символ отдаленности от центра... Оказалось, что в Лахте скрывалась типография революционеров, и разнеслась молва, будто Розанов специально указал на ее местоположение. Розанов тщетно оправдывался, ссылаясь на шутку Гиппиус и свое незнание, но его никто и слушать уже не хотел -на его удалении, мол, настаивает редакция»1. Розанов нанес Меньшикову ответный удар, опубликовав язвительный фельетон «Кроткий демонизм».
Для Меньшикова это было тем неприятнее, что статью высоко оценил А.П. Чехов - его кумир. Полемика между двумя публицистами продолжалась около десятка лет. Однако в критике эти имена часто объединялись. А.И. Богданович называл их «юродствующими литераторами», полагая, что это - «две родственные души, единомыслящие и единостремящиеся»2. С течением времени враждебность исчезает, позиции чаще оказываются сходными. Меньшиков постоянно интересовался судьбой Розанова. В 1917 г. он просил О.А. Фрибис сообщить Розанову свой адрес и в январе 1918 г., получив от Розанова бандероль с двумя выпусками «Апокалипсиса нашего времени», искренне радовался, потому как «присланный "журнальчик" воспринимался им прежде всего как доказательство того, что Розанов еще жив» (с. 74): «От всего сердца желаю Вам - как и себе - спастись среди этой чисто апокалиптической катастрофы. Прочел оба № с тем большей жадностью, что сам мечтал издавать подобный же "журнальчик с пальчик". Многие Ваши мысли, как всегда, блестящи и верны, с другими, как всегда,
1 Фатеев В.А. С русской бездной в душе: Жизнеописание Василия Розанова. - СПб., 2002. - С. 197.
2
Богданович А.И. Юродствующая литература: «О любви», М.О. Меньшикова; «Сумерки просвещения», В.В. Розанова // Мир Божий. - СПб., 1899. - № 4. -Отдел второй. - С. 1.
поспорил бы очень. Теперь не до спора»1. В сентябре 1918 г. М.О. Меньшиков был расстрелян.
М.О. Меньшиков вел дневник на протяжении всей жизни, однако только незначительная часть записей стала достоянием читателей, среди них - дневник 1918 г. - последнего года жизни публициста. Крушение России воспринимается им как мировая катастрофа, записи пронизаны отчаянием и ожиданием неминуемой гибели. Отличительными особенностями дневниковой «проповеди» М. Меньшикова являются его диалогичность (с первых страниц он обращается к своему невидимому собеседнику) и аналитическое начало (попытки выявить причины, приведшие Россию к «падению в бездну»). Для него ведение дневника - возможность продолжать публицистическую деятельность. Среди важных структурных элементов дневника «автора-художника» Е.М. Криво-лапова отмечает сны и рассуждения ретроспективного характера.
Неотъемлемую часть творческой жизни авторов «розанов-ского круга» составляли поднятые в конце 1900-х годов В.В. Розановым еще непривычные (и неприличные) для общества темы таинственной связи религии и пола. Дневники Гиппиус, Пришвина, Каблукова и Меньшикова предоставляют широкий историко-культурный контекст, дающий возможность «проследить, в каком направлении шло освоение "розановских вопросов", процесс формирования "русской эротической утопии", характер поисков и постижения Абсолютного» (с. 345).
К.А. Жулькова
2014.02.026. ПОЭЗИЯ НИКОЛАЯ РУБЦОВА: ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ. (Сводный реферат).
1. ТИМАШОВА Л.В. Рубцововедение на современном этапе // Слово о Рубцове: Сб. материалов Рубцовских чтений 2006, 2008 гг. (г. Тотьма), посвящ. 75-летию со дня рождения поэта Николая Рубцова / Тотемское межмуниципальное музейное об-ние; Редкол.:
1 Меньшиков М.О. Дневник 1918 г. // Российский Архив: (История отечества в свидетельствах и документах ХУШ-ХХ вв.) - М.: Студия «ТРИТЭ» - Российский Архив, 1993. - Вып. 4: М.О. Меньшиков: Материалы к биографии. -С. 265.
