CC BY
36
ЛОГИКА И ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ
2014.01.006. ЭПИСТЕМОЛОГИЯ: ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ / Отв. ред. В.А. Лекторский. - М.: Канон+: РООИ Реабилитация, 2012. - 536 с.
В предисловии отмечается, что «цель, поставленная авторами книги, амбициозна: исследовать современные изменения в постановке и способах обсуждения коренных эпистемологических вопросов, выявить проблемное поле современной эпистемологии» (с. 5). Сборник состоит из двух частей.
Часть 1. «Современная эпистемология в составе философии и когнитивных наук».
Эпистемологическая тематика сегодня, считает В.А. Лекторский, одна из центральных в когнитивной науке. «Включение эпистемологии в междисциплинарное исследование познания означает вместе с тем новую форму бытования самой эпистемологии и заставляет по-новому осмыслить ее традицию» (с. 46).
Развитие когнитивных наук происходит одновременно со становлением так называемого «общества знания» и появлением группы конвергирующих технологий НБИК. «Колоссально расширяя возможности человека, это общество ставит его перед не существовавшими раньше рисками и угрозами. В понимании этого необычного мира и возможностей жить и действовать в нем эпистемология как философская дисциплина призвана играть особую роль» (с. 49).
По мнению И. Т. Касавина, рассматривающего критерии знания, «философам, размышляющим о природе знания, не нужно претендовать на сомнительный титул «мозговеда», воодушевленного перспективами НБИК-технологий. Социальная эпистемология указывает на широкую перспективу иных исследований познания на стыке философии и комплекса социально-гуманитарных наук» (с. 61).
В середине ХХ в. в эпистемологии наметился натуралистический поворот, который ознаменовался развитием эволюционной эпистемологии. В наши дни, отмечает Е.Н. Князева, исследования в этой области продолжаются и «обретают новое название - когнитивная биология» (с. 87). В ней происходит сближение когнитивных наук и наук о жизни, исследуется вопрос, насколько работает вычислительная, компьютерная аналогия, и как возможно определение эмерджентных свойств мозга-тела-сознания в его физическом и биосоциальном встраивании в окружающую среду. «Когнитивная биология, таким образом, делает новые существенные шаги в исследовании динамического измерения эволюции и целостного рассмотрения сознания, мозга, тела и поведения в их структурной и синергийной связке с окружающей средой» (с. 89).
Теория познания как эмпирическая наука исследуется М.А. Розовым. Статья представляет собой попытку построения науки о познании, опираясь на образцы естествознания. «Одним из существенных недостатков современной теории познания, - считает М. Розов, - является то, что она исключила из сферы своего внимания базовые механизмы социализации и накопления опыта» (с. 98). Этот пробел автор восполняет построением теории социальных эстафет.
Господствующая тенденция в современной теории познания -это путь неформальной эпистемологии. Существует также альтернативная возможность - построение формальной эпистемологии при помощи методов логики, математики, а также информатики, кибернетики и т. д. А. М. Анисов строит формальный аналог идеи объективной реальности и определение понятия реальной истины.
Н.М. Смирнова считает, что концепт жизненного мира не был оценен по достоинству в ХХ в. Он «обретает второе рождение в современной эпистемологии как инструмент теоретического синтеза результатов, достигнутых в рамках как "культурно-антропологического", так и "натуралистического" поворотов в современной теории познания» (с. 160).
Современное положение науки - предмет анализа Б.И. Пру-жинина. «Возникает подозрение, что эпистемологию игнорируют, прежде всего, потому, что ее оценки происходящих ныне в науке процессов не совпадают с представлениями, навеянными верой в неизбежность торжества науки в "цивилизации знания". Эписте-
мология "не вписывается" ни в господствующие в современной науке тренды, ни в господствующие социальные оценки этих трендов. Наука сегодня все больше ориентируется на прикладные задачи, и массив прикладных исследований в ней нарастает. При этом производство знаний для технологий, производство знаний с параметрами, отличными от традиционных... как раз и делает ненужными и даже невозможными общезначимые эпистемологические суждения о нормах и ценностях научного познания» (с. 192).
Эту же тему продолжает и Е.Л. Черткова. Власть и знание, политика и наука составляют ядро техногенной цивилизации. И власть признает науку в той мере, в какой она способна усилить эту самую власть (с. 206). Для современной цивилизации, явно обнаруживающей свой катастрофический характер, стоит задача сочетания в единой системе разнонаправленных дискурсов и лежащих в их основе ценностей. «Единство эпистемологии и этики проявляется уже в том, что проблема истины для науки соответствует проблеме совести для этики: оба понятия указывают на такие категории человеческой деятельности, как долг, ответственность и свобода - в познании (науке) и жизни» (с. 225).
Часть 2. «Проблемное поле современной эпистемологии».
Статья Д.И. Дубровского представляет собой подробный критический разбор книги В.В. Васильева. Он потребовался автору для того, чтобы «на ее примере показать ограниченность теоретических возможностей современной аналитической философии в разработке проблемы "сознание и мозг"» (с. 269). С точки зрения автора, его концепция, основанная на информационном подходе, способна сегодня развиваться в контексте НБИК. «Этот контекст во все большей мере включает социогуманитарную составляющую, социальные науки и социальные технологии; и теперь аббревиатуру НБИК, введенную более 10 лет назад, пора заменить на НБИКС» (с. 270).
В последние десятилетия проблема объективности научного знания заняла центральное место в исследованиях феномена науки. Статья Е.А. Мамчур посвящена анализу новых аргументов, которые приводят современные релятивисты. Релятивизм характеризуется сочетанием двух тезисов: «плюрализма, с одной стороны, и отсутствия преимущественной точки зрения - с другой» (с. 275). Истоки релятивизма в том, что его сторонники преувеличивают
трудности познавательного процесса. Так, сторонники концепции несоизмеримости теорий преувеличили значение их конкуренции. Тезис об обусловленности познавательного процесса системой культуры сам по себе также не порождает релятивизма. «Куна, как и его сторонников, подвела принятая им, осознанно или неосознанно, холистская и излишне революционная эпистемологическая позиция» (с. 294).
Л.А. Маркова отмечает смену базовых оснований философии науки. Классическое мышление еще продолжает функционировать и в классической науке (ее результаты по-прежнему востребованы в обществе), и в быту, на уровне здравого смысла. Но неклассическая, а тем более постнеклассическая наука руководствуется уже другой логикой, где субъект-предметное отношение, истина и ложь, объективность знания, монологика не отрицаются как не нужные, но отступают на второй план. «Доминирующими же становятся полисубъектность, плюрализм, смысл, контекст, наблюдатель, точки неразличимости и др.» (с. 314).
Как отмечает Е.Н. Князева, в течение последних двух десятилетий в эпистемологии и когнитивной науке интенсивно развивается концепция телесности и энактивности познания (enactive cognition). В рамках этой концепции субъект познания рассматривается как активный и интерактивный: «Он активно встраивается в среду, его когнитивная активность совершается посредством вдей-ствования в среду или ее энактивирования» (с. 332). С помощью этой концепции открывается возможность перекрыть брешь между науками о жизни и философской теорией познания, «и понять жизнь, познание и работу ума в их гармоничном содружестве и в их отношении к феноменологическим исследованиям личного опыта и субъективности человека» (с. 333).
Эпистемологию сквозь призму языка рассматривает Н.С. Автономова. С ее точки зрения, сегодня на первый план выступают исследования когнитивных механизмов получения, переработки и распространения информации в грядущем информационном обществе, а это в свою очередь требует нового понимания знания и познания. В этом контексте особое значение приобретают понятия диалога, понимания и перевода как важнейших средств для эпистемологической концептуализации и реконцептуализации языковых процессов в культуре и познании (с. 368).
Социальный конструктивизм - направление в гуманитарных науках (прежде всего философии, психологии и отчасти социологии), которое в последние десятилетия является одним из наиболее «модных». Однако оценка этого направления учеными различна. С точки зрения Е.О. Труфановой, социальный конструктивизм в гуманитарных науках в целом и в философии в частности является неким переходным этапом между двумя парадигмами, подобно тому, как софисты в У-1У вв. до н.э. стали промежуточным звеном между досократической философией и античной классикой. Релятивизм софистов также схож с релятивизмом социальных конструктивистов. «Главная роль социального конструкционизма в теории познания заключается в том, чтобы попытаться дать первый анализ и хотя бы временное описание тех новых проблем, которые возникают в связи с вызовами современности, прежде чем будет сформирована новая парадигма» (с. 400).
В статье И.П. Фармана дается обзор трактовок соотношения языка и действия (как в восточной традиции, так и европейской). Автор отмечает, что «в последние десятилетия как в философии языка, так и в языкознании стали доминировать когнитивно-функциональная и социальная парадигмы языка» (с. 436). Язык вовлечен в социальные отношения, активно в них участвует. Отсюда возникает необходимость осмысления его как социального интерсубъективного феномена, основные функции которого состоят в осуществлении социальной коммуникации и достижении понимания на социальном уровне.
Обращаясь к проблеме специфики естественных и исторических наук, Г. Д. Левин ставит задачу - «вернуть в научное сообщество тезис, от которого Виндельбанд и Риккерт отказались: и науки о природе, и науки о человеческой истории исследуют как единичные, так и общие признаки, и, следовательно, используют как номотетические, так и идиографические методы. По этому критерию они не различаются. Их специфику следует искать в специфике применения методов обобщения и индивидуализации» (с. 448).
Предметом исследования Н.Т. Абрамовой является понятие «уподобления», т.е. познавательного приема, направленного на установление общности предметов. Например, установить свою ин-
дивидуальную или родовую принадлежность. Автор обсуждает прежде всего истоки интереса к идее подобия.
Свое понимание актов уподобления автор основывает на результатах сравнительного исследования разных дисциплинарных онтологий в истории культуры; на концепции Н. Хомского о подобии как природном свойстве ума; на идеях О. Конта и А.Ф. Лосева о постоянной устремленности ума к поиску сходства; на результатах антропологических исследований, показавших практическую неизменность ряда психологических и антропологических черт расы и др. Этот анализ позволил сделать вывод: «Наша гипотеза о телеологическом основании происхождения неодолимой тяги к уподоблению является попыткой найти реальные родовые корни с помощью аргументов мира трансцендентных сущностей» (с. 511).
Тенденцию философского осмысления феномена виртуальной реальности отмечает А.Ю. Севальников. В настоящее время предложено несколько онтологических схем, в рамках которых можно эксплицировать идею виртуальной реальности. Автор выделяет триадную модель бытия С.С. Хоружего. Главное в такой онтологии - это идея полионтичности. «Если верен вывод Хору-жего (и также разделяемый автором данной работы) о характере виртуальных реальностей как "недобытийных" структур, как реальности "умаленной и участненной", "сфере минимальной, пороговой событийности и энергетики", то это требует особенного внимания» (с. 533).
Л.А. Боброва
