CC BY
32
ФИЛОСОФИЯ: ОБЩИЕ ПРОБЛЕМЫ
2014.01.001. ВОСКРЕСЕНСКИЙ А.К. ИНФОРМАЦИЯ, ИНФОРМАЦИОННОЕ ОБЩЕСТВО И БИБЛИОТЕКИ (по работам А.В. Соколова). Часть 2: Библиотечно-библиографический социальный институт. (Аналитический обзор).
В первой части обзора (РЖ № 4 за 2013 г.) на материале работ Аркадия Васильевича Соколова были рассмотрены: зарождение и развитие идеи информационного общества, технократические и гуманистические концепции информационного общества, его сущность и тенденции формирования, специфика информационного подхода и определения информации в социокультурной среде, проблематика виртуализации и социализации информационного общества. Во второй части обзора рассмотрено состояние и будущее российского библиотечно-библиографического социального института в аспекте философских вопросов информации и определения понятия информационного общества.
Российский библиотечно-библиографический социальный институт. Технократические концепции информационного общества, развиваемые как за рубежом, так и в нашей стране, нацелены на использование информационно-коммуникационных технологий во всех секторах общественной жизни, в том числе в библиотечно-библиографической сфере как социальном институте. Как сформулировал это генеральный директор ГПНТБ России Я.Л. Шрайберг: «Я глубоко убежден, что задача должна ставиться именно так: современная библиотека обязана обеспечить свободный доступ к информации и документам всем категориям пользователей, независимо от того, где они находятся, и независимо от того, где находится запрашиваемая информация. Это - видение библиотеки в информационном веке, именно такая библиотека и обеспечивает ускорение процесса вхождения в информационное общество» (5, с. 263). Это убеждение является технократическим,
потому что главная задача библиотеки видится в использовании информационно-коммуникационных технологий для оперативного (лучше всего в масштабе реального времени) и экономически приемлемого преодоления пространственных барьеров между пользователями и территориально распределенным мировым библиотечным ресурсом. При таком подходе не принимается в расчет релевантность (содержательное соответствие запросу) выдаваемых источников информации, так же как способность пользователя понять и практически использовать полученные документы. Психолого-педагогические смысловые контакты библиотекаря и пользователя вообще исключаются, поскольку они ограничивают свободу доступа последнего к информации и документам.
Технократический подход прост, конкретен, деловит, прагматичен, реализуем в массовом масштабе и необходим в переходный период, поскольку он наглядно и убедительно демонстрирует готовность библиотечно-библиографического социального института вписаться в информационное общество. Более того, технократический подход убеждает, что библиотеки сегодня исполняют роль катализатора при движении к информационному обществу.
По единодушному мнению не только историософов, но и авторов всех других концепций, электронная социальная коммуникация является отличительным признаком информационного общества. «Это значит, что книжная коммуникация (Галактика Гутенберга) должна либо уступить свое место электронной Галактике Маклюэна, либо каким-то образом сосуществовать с ней» (5, с. 261). Определение преимущественных форм сосуществования книжной и электронной коммуникации - либо конкуренция (соперничество), либо диалог, либо обособление - имеет ключевое значение для определения места библиотечно-библиографического социального института в грядущем информационном обществе. Это одна из фундаментальных проблем библиотековедения и библиографоведения, не получившая своего разрешения.
Уже на уровне названия одного из источников обзора1 имплицитно присутствуют два неочевидных и проблематичных для автора утверждения: в России состоялось информационное обще-
1 Соколов А.В. Российские библиотеки в информационном обществе: Профессионально-мировоззренческое пособие. - М.: Литера, 2012. - 400 с.
ство, и библиотеки существуют в этом обществе. Однако несмотря на стремительную технико-технологическую эволюцию, нашим библиотекам согласно планам государственной власти предстоит пребывать в условиях «неинформационного» общества, по крайней мере до 2020 г. При этом перспективы существования библиотечной системы в пространстве информационного общества «по сути дела, не осмыслены библиотечно-библиографическим сообществом. В частности, неясно, сохранят ли информатизированные библиотеки свою библиотечную сущность, не превратятся ли они в условиях глобального информационного общества в информационные службы, выполняющие иные социальные функции, чем традиционные книгохранилища?» (5, с. 9).
Проблема «библиотека и информация» возникла на этапе культивации идеи информационного общества в связи с определением места и роли библиотек в этом обществе. При этом не будем забывать, что хрущёвская «оттепель» и брежневский «застой» были временем расцвета советского библиотечно-библиографического института1. Однако «подспудно созревал межведомственный конфликт в социальной коммуникации Советского Союза, связанный с образованием системы научно-технической информации» (5, с. 58).
При этом сети академических и научно-технических библиотек, реферативная и научно-вспомогательная библиография отошли в ведение информационного социального института, который вовсе не считался библиотечно-библиографическим. Таким образом произошла «организационно-практическая дезинтеграция когда-то единого библиотечного дела». Вновь организованная Государственная система научно-технической информации (ГСНТИ)2, подчиненная Государственному комитету СССР по
1 На зарубежных коллег ошеломляющее впечатление производили выступления советских представителей на международных форумах: 330 тыс. библиотек (больше всех в мире!), более 5 млрд. совокупный фонд (больше всех в мире!), 270 тыс. библиотечных работников (больше всех в мире!), Государственная библиотека СССР им. В.И. Ленина - самая большая библиотека в Европе! «У нас самое передовое социалистическое библиотековедение! Самая мощная библиотечная школа! СССР - великая библиотечная держава!» - повторяли советские библиотекари с законной гордостью, энтузиазмом и оптимизмом.
2 К 1966 г. эта система характеризовалась следующими параметрами: в стране работало шесть всесоюзных, 13 центральных отраслевых, 14 республиканских институтов НТИ, 24 центральных бюро технической информации в экономи-
науке и технике (ГКНТ), оказалась противопоставленной традиционному библиотечно-библиографическому институту, которым ведало Министерство культуры СССР. «Самый древний, самый базовый и самый квалифицированный институт информации -библиотека - был низведен до положения учреждения второго сорта. Годами это позорное положение распространялось в обществе усилиями структур ГКНТ...» (5, с. 59). Более того, невозможно отрешиться от негативной роли аппарата ГКНТ, который своей политикой сформировал в стране два независимых, враждующих информационно-библиотечных мира, лишил библиотечное дело столь естественного и необходимого единства. Сложились две концепции развития библиотечной теории и практики, два действующих врозь и никогда не действующих согласованно всесоюзных межведомственных органа руководства библиотечным делом и координации информационных усилий.
Действительно, разделение исторически сложившейся библиотечной сети на два самостоятельных центра, принадлежащих разным ведомствам, и отстранение мощной библиотечной системы Министерства культуры от обслуживания быстро развивающейся науки и техники кажутся нелепым и вредным решением. Но почему это нелепое и вредное решение было вообще принято?
Дело в том, что в эпоху научно-технической революции начал утрачиваться социальный престиж и авторитет библиотечной системы, выстроенной и выращенной в условиях сталинского тоталитаризма. Министерство культуры СССР и возглавляемая им библиотечно-библиографическая отрасль в этой системе функционировали как дисциплинированные бойцы идеологического фронта, обязанные руководствоваться политическим, хозяйственным и культурным курсом ЦК КПСС. По словам О.С. Чубарьяна, «тысячи библиотекарей и библиографов, вооруженных марксистско-ленинской теорией и разносторонними знаниями, выступают в нашей стране в роли активных пропагандистов прогрессивной литературы, организаторов обслуживания широких масс книгой» (цит. по: 5, с. 60). Эта армия была дисциплинирована, прекрасно
ческих районах, несколько сот местных информационных служб в НИИ, КБ и на промышленных предприятиях. Фактически Государственная система научно-технической информации (ГСНТИ) получила статус социального института (отрасли) народного хозяйства.
организована, трудолюбива и, увы, оказалась невостребованной для разрешения информационного кризиса науки и техники. Вместо того чтобы развивать информационные службы на базе богатейших фондов научных библиотек и их библиографических традиций, администраторы сферы науки и техники предпочли инициировать собственную библиотечно-библиографическую систему, надеясь таким путем выйти из-под опеки и контроля тоталитарных идеологических структур. Конечно, руководители Государственного комитета по науке и технике (ГКНТ) «не были замаскированными антисоветчиками, скорее они были прагматиками-технократами, озабоченными информационным обслуживанием ученых и инженеров, а не их идейным воспитанием» (5, с. 61).
В середине 1960-х годов в Советском Союзе произошло становление информатики как самостоятельной научной дисциплины. Знаменовал появление новой науки выход в свет капитального труда А.И. Михайлова, А.И. Черного и Р.С. Гиляревского1. Второе издание, под заглавием «Основы информатики», закрепило становление новой науки. Эти монографии произвели потрясающее воздействие на библиотечную интеллигенцию своим академическим научным уровнем, логичностью, терминологической строгостью, новизной проблематики и, самое удивительное, необыкновенной, даже вызывающей идеологической раскованностью. Другим вызывающим и даже оскорбительным жестом было высокомерное обособление от библиотечного мира. Авторитетные авторы заявляли, что библиотеки и органы информации - два качественно различных института современного общества, созданных для удовлетворения различных его потребностей. Стало быть, им противопоказано какое-либо сотрудничество на практике, а «информатика и библиотечно-библиографические дисциплины не имеют ничего общего» (5, с. 63).
В условиях этой министерской, ведомственной дихотомии интересна деятельность проблемной комиссии «Библиотека и научная информация» (Совет по координации научно-исследовательской работы в области библиотековедения и библиографии при Министерстве культуры РСФСР). Ее главным достижением видит-
1 Михайлов А.И., Черный А.И., Гиляревский Р.С. Основы научной информации. - М.: Наука, 1965. - 655 с.; Михайлов А.И., Черный А.И., Гиляревский Р.С. Основы информатики. - 2-е изд., перераб. и доп. - М.: Наука, 1968. - 756 с.
ся не только колоссальный массив собранных фактических данных, но прежде всего постановка исследовательских задач и формирование методологии осмысления полученных материалов. В результате организованных исследовательских усилий библиотечные и библиографические процессы стали рассматриваться через призму информационного подхода, «произошла межнаучная интеграция, состоящая в обогащении научного багажа библиотековедения понятиями информатики» (5, с. 65). Таким образом, возможно невольно и неосознанно, было положено начало информатизации профессионального мировоззрения библиотечной интеллигенции. Если библиотека предоставляет специалисту книгу для удовлетворения его информационных потребностей, то, значит, книга - это источник информации, а сама библиотека - информационный центр. Книжный фонд становится информационным фондом, работа с читателями - информационной деятельностью, библиотекарь -информационным работником, а библиотечная интеллигенция превращается в мифическую «информационную интеллигенцию».
Глубинный замысел исследования «Библиотека и научная информация» состоял в том, чтобы опровергнуть нелепые и вредные амбиции информационных технократов, сконцентрированные в идеологии ГКНТ. Можно признать, что опровержение состоялось, и в этом видится главный, далеко ведущий итог научно-исследовательской работы этой комиссии. «Информационный подход стал популярной методологией библиотековедения и биб-лиографоведения» (5, с. 67). На этой основе в 1970-е годы возмужавшее и энергичное поколение шестидесятников осуществило научную революцию в советском библиографоведении. Этот переворот в профессиональном мировоззрении воплотился в методологии информационного подхода, когда библиография рассматривалась через призму категории библиографической информации. После выхода в свет монографии «Проблемы общей теории библиографии»1 Олег Павлович Коршунов (род. 1926) становится признанным лидером революционных преобразований в библиографическом профессиональном сознании, поскольку «научно-революционный пафос О.П. Коршунова был созвучен с современ-
1 Коршунов О.П. Проблемы общей теории библиографии. - М.: Книга, 1975. - 191 с.
ными новаторскими поисками в отечественной философии и информатике» (5, с. 67). Библиотечно-библиографическая теория обрела системный характер, высветила информационную природу библиографической деятельности, ее основные понятия поднялись до уровня частнонаучных категорий, имеющих не только классовое, но и общечеловеческое содержание.
В учебнике «Библиография. Общий курс», вышедшем в 1981 г. под редакцией О.П. Коршунова, библиографическая информация была определена как «информация о документах, выполняющая в конкретно-исторически обусловленных формах поисковую, коммуникативную и оценочную функции в системе документальных коммуникаций», библиографоведение получило дефиницию, раскрывающую предмет этой науки: «Научная дисциплина, изучающая структуру и свойства библиографической информации, закономерности процессов ее создания и доведения до потребителей», а библиография в целом предстала как «система различных видов деятельности, обеспечивающая функционирование библиографической информации в обществе» (цит. по: 5, с. 68-69). В 1980-е годы информационная концепция О.П. Коршунова получила признание научного сообщества, монополизировала библиотечно-библиографическое образование и даже была зафиксирована в терминологическом ГОСТе.
В этих условиях наши «информатизированные» библиотековеды и библиографоведы довольствуются обыденным пониманием информации как «сведений, данных, сообщений о чем-нибудь», наивно надеясь на этом шатком основании возвести стройную конструкцию непротиворечивой теории.
Таким образом, можно констатировать следующую историко-культурную ситуацию в советской профессионально-библиотечной среде: библиотеки изначально были ориентированы на грамотных, образованных, ученых читателей. Универсальные и специальные научные библиотеки всегда считали себя главными хранителями человеческого знания, и в период индустриализации, и в военные годы они добросовестно обслуживали ученых и инженеров, стараясь облегчить бремя познания и понимания. Поэтому «учреждение ГСНТИ было воспринято в библиотечной среде как оскорбительный знак недоверия со стороны государственной власти. Гуманитариев-книжников шокировало бесцеремонное
вторжение информационных технократов в исконные библиотеч-но-библиографические владения. Информаторы же видели в архаичных библиотечных технологиях главную причину информационного кризиса и отрицали ценность книжной культуры в эпоху кибернетики и искусственного интеллекта. Таким образом, в 1960-е годы в нашей стране конкурировали два «независимых и враждующих информационно-библиотечных мира» (5, с. 75).
В ситуации новой России постсоветская духовная атмосфера, по выражению А. С. Панарина, «порождает активистов не созидания, а разрушения, разложения и растления» (цит. по: 1, с. 9). Условия существования и реализации для молодежи и интеллигенции характеризуются кризисом нравственных ценностей и падением престижа честного труда, становлением более прагматичного, более жестокого и циничного общества, более лживого и беспощадного к слабым. Все это приводит к угрозе утраты Россией национальной жизнеспособности. Публицистически можно утверждать, что в угрожающей ситуации виноваты старшие поколения, умудренные жизненным опытом отцы и деды. Разложение и растление нынешней молодежи на совести властителей дум 60-80-х годов, советской интеллигенции, возжелавшей гласности и демократии, придумавшей приватизацию и ваучеризацию, ввергшей страну в системный, т.е. всеобщий, кризис.
Главной причиной кризисных явлений, угрожающих будущему России и всего человечества, является корыстная и недальновидная политика интеллектуалов-бюрократов, овладевших государственной властью. Дефицит гуманизма представляет смертельную угрозу для человеческого общества. Академик Н.Н. Моисеев, философски мыслящий математик, писал на исходе прошлого столетия: «Я убежден, что вступить в эпоху ноосферы сможет только высокоинтеллигентное общество, каждый член которого способен понимать и чувствовать ответственность за судьбу общества и вести себя сообразно с этой ответственностью. А для этого человек должен иметь широкое не только специальное, но и гуманитарное образование. Я убежден, что ХХ век должен стать веком гуманитарных знаний»1.
1 Моисеев Н.Н. Судьба цивилизации: Путь Разума. - М.: Языки русской культуры, 2000. - С. 102.
Существенными преобразованиями российского библиотеч-но-библиографического социального института в условиях наступления информационного общества озабочены государственная власть и научная общественность, совершенно неожиданно для которой Президент В.В. Путин в ежегодном послании Государственной думе в феврале 2008 г. заявил: «В нашей стране была выстроена в свое время уникальная библиотечная система, равной которой не было в мире, однако за долгие годы недофинансирования она, надо признать, пришла в упадок. Необходимо нам на новой, современной основе возродить в стране библиотечное дело» (цит. по: 5, с. 294).
Дегуманизация российского общества и кризис традиционной библиотечной практики объясняются тем, что алчная приватизация государственной собственности в ходе постсоветских реформ привела к доминированию не производительного, а посреднического, торгово-финансового капитала, к тому же связанного с криминальными структурами и коррумпированным чиновничеством. В этих рамочных условиях бывшие советские трудящиеся почувствовали себя обманутыми и обворованными, как следствие резко снизился морально-этический уровень населения, утраченными оказались чувство национального достоинства и трудовая мораль. Культурная деградация государственной власти, как и народных масс, и обусловила «долгие годы недофинансирования» культурной и социальной сферы, о которых вспомнил В.В. Путин. «В итоге Россия обрела два несчастья: дегуманизацию общества и кризис библиотек». Дегуманизация представляет собой утрату гуманистических нормативов в деятельности социального субъекта. «Понятие гуманизма имеет ключевое значение для определения миссии библиотек в том или ином, в том числе и в информационном, обществе» (5, с. 296). К сожалению, анализ этих параметров на материале управленческой документации и реального состояния дел приводит к очевидному выводу: «современное российское общество не является гуманистическим, оно имитирует гуманизм» (5, с. 303).
Социальные функции гуманитарной интеллигенции включают в себя прежде всего сущностные функции.
1. Творческая функция - создание новых культурных ценностей (новаторская деятельность) и отрицание устаревших, утра-
тивших ценностные качества социальных норм, учреждений, знаний, суеверий, традиций. 2. Хранение культурного наследия (со-циально-мнемическая функция), заключающаяся в отборе, критической оценке, систематизации, сохранении и в передаче в социальном времени актуальных духовных ценностей. 3. Распространение в социальном пространстве духовных ценностей - знаний, умений, эмоциональных настроений, волевых стимулов в овеществленной или неовеществленной форме. 4. Национальное самосознание, поскольку субъектом (носителем) самосознания народа является «не весь народ», а определенная, исторически и социально вполне конкретная часть народа, взявшая на себя социальную функцию общественного самосознания от имени и во имя всего народа. Собственно, это и есть основное содержание концепта Интеллигенция.
Антикнижность информационного общества. Исходя из того, что всякая книга (всякий документ) является коммуникационным сообщением, можно понимать под книжностью коммуникационную культуру, обеспечивающую создание письменных или печатных сообщений (документов) и регламентирующую доступ членов общества к их содержанию. Тогда антикнижность - это те социально-коммуникационные явления, которые ведут к уничтожению книжности, к угасанию, закату Галактики Гутенберга. В этом аспекте популярным организационно-технологическим решением является оцифровывание (дигитализация) книжных фондов и вообще всех документных собраний. Дигитализация (оцифровывание) - преобразование всех видов информации (текстовой, аудиовизуальной) в цифровую форму, пригодную для компьютерной обработки. Появляется все больше любителей портативных цифровых изданий, концентрирующих целые библиотеки гутенберговских книг. Символом библиотечной дигитализации в нашей стране может служить Президентская библиотека имени Б. Н. Ельцина, позиционирующая себя как национальный электронный ресурс. Создается впечатление, что электронная коммуникация успешно вытесняет документальную коммуникацию, поскольку информация и знания в информационном обществе должны материально воплотиться не в архаичные документные фонды, а в электронные (оцифрованные) информационные ресур-
сы глобального масштаба, с возможностью доступа из любого места и в любое время.
Сказанное дает основание для того, чтобы сформулировать первый закон Галактики Маклюэна: дигитализация - основа информационной коммуникационной культуры, и наоборот: информационная (мультимедийная) культура предполагает дигитали-зацию социальной коммуникации. Естественными, ненамеренными и неустранимыми следствиями вторжения электронной коммуникации в социально-коммуникационное пространство России явились: во-первых, нарушение традиции коэволюционного развития русской интеллигентности и русской книжности; во-вторых, дисфункция чтения в постсоветском обществе; в-третьих, кризис биб-лиотечно-библиографического социального института (БиБиСИ).
Коэволюция книжности и интеллигентности в российской истории. Под ней понимается взаимосвязанное и синхронизированное развитие двух процессов, эволюции русской интеллигентности и эволюции русской книжности. Примем следующую дефиницию: «Интеллигентность - интегральное качество личности (интеллигента), включающее на уровне, соответствующем определенному поколению интеллигенции, образованность, креативность, этическое самоопределение (этос)» (5, с. 314). В нашем анализе необходимо разграничить интеллигентов и интеллектуалов: и те, и другие обладают развитым интеллектом, т.е. образованностью и креативностью, но различаются этическим самоопределением. Интеллектуал (личность, обладающая интеллектуальностью) -это умственно развитой и образованный человек, руководствующийся своим разумом (рацио), а не чувствами и эмоциями. Интеллектуал отвергает такие духовные мотивации, как совесть, стыд, милосердие, сочувствие, ибо они санкционированы не разумом, а эмоциональной сферой. Наши интеллигентоведы пренебрегают этическими критериями, поэтому интеллигентами безосновательно именуются аморальные интеллектуалы. Смешению интеллигентов и интеллектуалов способствовало принятое в советские времена понимание интеллигенции как социальной прослойки, состоящей из квалифицированных специалистов, занятых умственным трудом. Получалось, что «Лаврентий Берия на Лубянке и Андрей Туполев в шарашке - представители русской интеллигенции, а тунеядец Иосиф Бродский - не интеллигент» (5, с. 314).
Распространено мнение, что зачинателями русской интеллигенции были образованные разночинцы середины XIX в., крестным отцом которых нарекли писателя П. Д. Боборыкина. Это мнение -результат недоразумения; из того, что слово «интеллигенция» получило широкое хождение в русском языке пореформенного периода, вовсе не следует, что как интеллигентных людей, так и интеллектуалов не было ни в Киевской Руси, ни в средневековой Московии. Социально-культурный анализ отечественной истории показывает, что за период Х1-ХХ1 вв. обнаруживаются 12 поколений русской интеллигенции; имеются в виду не демографические, а «социально-культурные поколения, т.е. поколения не людей, а идей» (5, с. 315).
Понятие «интеллигенция» было востребовано эпохой лите-ратуроцентризма XIX в., временем стремительного роста полиграфической книжности и формирования читающей публики, по определению В. И. Даля, «разумной, образованной, умственно развитой части жителей» (5, с. 316). К сожалению, эта дефиниция страдает односторонностью, учитывая только интеллектность (образованность и умственное развитие), не принимая в расчет этическое самоопределение. Коэволюция интеллектности и книжности имеет закономерный характер, который можно сформулировать как закон коэволюции: во всяком цивилизованном обществе образованность и творческое самовыражение (т.е. интеллектность) как интеллигентов, так и интеллектуалов обусловлены их книжностью; и наоборот: книжная культура общества - источник образованности и креативности его членов. Этот закон коэволюции ин-теллектности и книжности автор называет первым законом Галактики Гутенберга. Второй закон Галактики Гутенберга определяет: «Духовно-нравственное содержание книжности создается общественными интеллигентами-книжниками; и наоборот: безнравственность литературы - свидетельство низкой интеллигентности общества» (5, с. 317). Коллизия интеллигентности и интеллектуальности красной книгой проходит через историю отечественной книжности. Она получала выражение в коммуникационных барьерах антикнижности, затруднявших членам общества свободный доступ к содержанию документов. Третий закон Галактики Гутенберга читается так: свобода доступа членов общества к содержанию книжных фондов ограничивается интеллектуалами-
антикнижниками данного поколения; и наоборот: чем выше антикнижность, тем ниже интеллигентность в обществе.
К сожалению, многовековая традиция коэволюции интеллигентности и книжности в наши дни прервалась, и виноваты в этом обе стороны. Интеллектно-этическая элита представлена литературными бизнесменами и постмодернистами, этос которых далек от гуманистических ценностей русской интеллигенции, а интеллигенты-гуманисты нынешнего поколения, в отличие от литераторов прошлых лет, не пользуются признанием и доверием образованной публики.
Информатизация библиотечной высшей школы является логичным и естественным продолжением процесса информационной культивации библиотечно-библиографического института. Во второй половине 1960-х годов на библиотечных факультетах институтов культуры началось преподавание курса «Научная информация» и были учреждены кафедры научной (научно-технической) информации. Первой кафедрой такого рода стала кафедра научной информации, образованная в октябре 1967 г. в Ленинградском государственном институте культуры имени Н.К. Крупской. Новые кафедры видели свою задачу в информатизации библиотечного образования, приобщении библиотечно-библиографических кадров к прогрессивным идеям ГСНТИ и информатики. В научно-педагогической практике использовались два пути решения этой задачи: гуманистический и технократический. Однако с самого начала сотрудников новых кафедр смущала замкнутость концепций научной информации и информатики, разработанных ВИНИТИ, на области научно-технической информации. «Выход виделся в перерастании теории научной информации в теорию социальной информации, т.е. в преобразовании научной информатики в информатику социальную» (5, с. 82), чем и объясняется смена названия кафедры: кафедра научной информации стала называться кафедрой информатики.
К сожалению, «эта толерантная схема не была принята ни основоположниками научной информатики А.И. Михайловым, А. И. Черным, Р. С. Гиляревским, ни их постоянными оппонентами-библиотековедами. Первые опасались чрезмерного расширения объекта информатики за пределы ГСНТИ, а вторых пугала перспектива поглощения библиотековедения агрессивной информати-
кой» (5, с. 84). В 1983 г. произошел технократический переворот в научно-информационной сфере. В Академии наук СССР было образовано Отделение информатики, вычислительной техники и автоматизации. Под информатикой стали понимать разнообразные предметы: совокупность информационной техники; научную дисциплину, изучающую построение информационных моделей и исследование их с помощью ЭВМ; проектирование автоматизированных информационных сетей. Информатика оказалась преемницей кибернетики и обладательницей высокого престижа, обусловленного перспективами информационного общества. Естественно, новое понимание информатики не могло пройти мимо библиотечного образования. И тут выяснилось, что технократическое направление библиотечной информатизации, принятое в Московском и Кемеровском институтах культуры, соответствует решениям Академии наук, поскольку академическая информатика -это техническая наука. Гуманистическая концепция социальной информатики, как и концепция научной информатики, оказались неактуальными, потому что они акцентировали социально-коммуникационные, а не технико-технологические аспекты информационных процессов. Объединить разные информатики в пределах одного учебного курса невозможно. Единственный выход заключался в разделении бывшего курса информатики на две учебные дисциплины: техническую (компьютерную) дисциплину и социально-коммуникационную дисциплину. В итоге с 1990-х годов в учебных планах вузов культуры сосуществуют курс информатики и курс социальных коммуникаций, решающие разные задачи и содержательно почти не связанные. «Приоритет в библиотечной школе технократического подхода, ориентированного на совершенствование технических средств, а не на гуманизацию общества, был подкреплен прогрессом в информационных технологиях и появлением Всемирной паутины Интернет» (5, с. 87).
Дисфункция чтения. Естественное следствие низкой интеллигентности - уменьшение читательской активности, отказ от классической литературы, т.е. дисфункция чтения (под дисфункцией понимается нарушение, расстройство нормального течения дел). Вместе с тем в силу дисфункции книжного чтения человек отучается жить в мире слов с их невидимыми обычному глазу значениями и смыслами и все более погружается в мир самодостаточ-
ных в своем восприятии зрительных и звуковых образов. Интеллигентные либералы, ранее осуждавшие антикнижность, теперь желают ограничить вырвавшиеся на свободу хамство, сквернословие, разврат, манипуляционные технологии. Между тем корыстолюбивые интеллектуалы, опираясь на власть, силу и демагогию, энергично вытесняют классическую книжность. Получается абсурд: «Гуманистическая интеллигентность солидаризуется с консервативной книжностью, а циничная интеллектуальность - с прогрессивной дигитализацией» (5, с. 323).
Деконструкиця БиБиСИ - не сознательно спланированная террористическая акция, а естественное разрушение компонентов библиотечно-библиографического социального института вследствие кризисного их состояния. В наши дни сотворенную интеллигентами-книжниками Галактику Гутенберга вытесняет галактика Маклюэна, созданная интеллектуалами-технократами. «Можно ли считать, что информационное общество, общество знаний - станет интеллигентским обществом? Можно ли надеяться, что в этом обществе восторжествуют нормы национального гуманизма - справедливость, толерантность и благоговение перед культурой? Трудно сказать что-либо определенное» (5, с. 323). В ситуации «смены среды обитания современного человека» обоснованным выглядит опасение, что новая искусственная среда обитания приведет к взаимному отчуждению информатизированных членов социума, разрыву социальных связей и, в конце концов, - к распаду самого общества. Неслучайно в последние десятилетия философы оживленно обсуждают проблемы «расчеловечивания» людей, ки-боргизации, вытеснения естественной природы искусственными артефактами, формирования «информационной антропологии». Тем более что взращенный в информационной среде homo informations должен воспринимать библиофила homo legens («человека читающего») как ископаемого предка, а не как близкого родственника. «В нынешних государственных проектах строительства информационного общества всегда отдавался приоритет информатизации библиотек, а гуманистические аспекты неизменно оставались в тени» (5, с. 324).
Разбиблиотечивание российских библиотек. Информатизация библиотек означает, что они изменяют свою коммуникационную сущность: выходят из документальной коммуникации и
становятся элементом электронной коммуникации, этот процесс автор называет «разбиблиотечиванием». Что понимается под «раз-библиотечиванием»? Этот неблагозвучный термин означает такое преобразование библиотеки, когда она утрачивает свои сущностные, необходимые и обязательные качества. Согласно классическому определению, «библиотека - учреждение для сбора, хранения произведений печати и других документов, а также пользования ими»1, следовательно, библиотеке необходимо присущи, по крайней мере, два существенных признака: наличие книжного фонда и читатели библиотечных книг. При всех издержках технократической информатизации российских библиотек и постепенного их разбиблиотечивания оказывается, что существуют группы посетителей библиотек и активность библиотечных работников, настаивающих и реализующих путь саморазвития и самоутверждения библиотек в информационном обществе. Это путь инкультурации, который вытекает из гуманистической интерпретации библиотечной миссии, в культурологии под инкультурацией понимается процесс приобщения индивида или группы к культуре, процесс усвоения существующих ценностей, привычек, норм поведения, присущих данной культуре.
Информационно-технологический детерминизм российских библиотек. Его суть заключается в постулате (аксиоме), что в результате информационно-технологической революции человечество вступило в новую «информационную эпоху», где информация и знание становятся определяющей силой (детерминантом) в жизни общества. В этой парадигме представляется очевидной необходимость заменить библиотечно-библиографические технологии на технологии информационно-технологические. Главная цель развития библиотечной системы России до 2020 г. сформулирована в Государственной программе «Информационное общество (2011-2020)», провозглашенная в документе цель звучит чарующе, как заветная мечта библиотечных технократов: «Создание единой технологии информационно-библиотечного обслуживания населения, с помощью которой каждый гражданин сможет получить бесплатный доступ ко всем документам, хранящимся в любой биб-
1 Столяров Ю.Н. Библиотека // Библиотечная энциклопедия. - М.: Пашков дом, 2007. - С. 139.
лиотеке России» (цит. по: 5, с. 333). Эти цели конкретизируются в задачах по оцифровке объектов культурного наследия, создании национального библиотечного ресурса с унифицированным каталогом, создание поисковых систем с высокой релевантностью поиска по заданной тематике. Автору представляется, что «реально выполнимо лишь подключение всех библиотек страны к сети Интернет, а остальные задачи - технократическая мифология информационного общества» (5, с. 333). Однозначным представляется вывод, что российские библиотеки XXI в. обречены на телекоммуникационное взаимодействие в рамках корпоративных, региональных и глобальных сетей, чему нет альтернативы.
Хотя вызывает уважение техническая компетентность разработчиков компьютерных сетей и восхищает трудолюбие создателей оцифрованных фондов с удаленным доступом, «однако технология не должна питать мифологию» (5, с. 335). В грядущем информационном обществе общедоступные библиотеки не могут и не должны брать на себя социальную защиту всех слоев населения за счет предоставления бесплатного доступа к информации. Вместо социальной благотворительности им следует постараться найти гарантированную экономическую базу и правовую защиту от наступления коммерческих массмедиа и информационного рынка. Рекламные обещания создать через десять лет «поисковые системы с высокой релевантностью поиска по заданной тематике» и обеспечить «достоверность, надежность и стабильность предоставляемой информации» не подкреплены ни теоретически, ни экспериментально и убедительны не более, чем намерение государства создать неподкупную ГИБДД. «Нельзя уверять доверчивую публику, что благодаря появлению электронных библиотек российское общество почувствует жажду чтения, вспомнит о гуманистических идеалах и интеллигентской этике. Болезни общества лечатся не информационными технологиями, а социально-культурными преобразованиями, где хороший библиотекарь, интеллигент-книжник важнее хорошего компьютера с широкополосным Интернетом». Информационно-технологический детерминизм в библиотечном деле является господствующим предрассудком, поскольку как государственная библиотечная политика, так и культурная политика Российского государства «формируются не
обескровленной интеллигентской элитой, а обладающими властью дегуманизированными технократами» (5, с. 335).
Государственная библиотечная политика. Почти 20-летний опыт показал, что «мощный и дорогостоящий библиотечно-библиографический социальный институт, заботливо выращенный советским тоталитаризмом, не требуется постсоветской государственной власти». В советский период гарантии существования библиотек всех типов заключались в их мобилизованности для выполнения идеологически-воспитательных функций. «Когда победили Бурбулис и Чубайс, оказалось, что им требуются банки и биржи, а не массовые библиотеки. Псевдодемократическому государству не нужны никакие "опорные базы", кроме избирательных штабов и команд политтехнологов» (5, с. 336).
Принцип информационно-технологического детерминизма принят за основу в библиотечной политике Министерства культуры РФ. Правда, бывший министр культуры А.А. Авдеев высказывался в гуманистическом духе: «Если мы не поддержим библиотечное дело, не создадим перспективы для его развития, то тогда грош цена нашей культуре и нашему государству. Великая русская культура воспитывалась прежде всего на книге» (цит. по: 5, с. 337). Однако интеллектуалов-технократов из министерского департамента науки и образования волнуют информационно-технологические, а не социально-культурные проблемы. Они пребывают в уверенности, что если оцифровать библиотечные фонды, внедрить электронные каталоги и установить скоростную телекоммуникационную связь между библиотеками, то будет гарантирован расцвет библиотечного дела и упрочена национальная безопасность. В кризисных ситуациях на уровне не министерства, но правительства, чиновники не поскупились на помощь крупному и мелкому бизнесу, но позабыли об учреждениях культуры в своих антикризисных программах. Напрашивается безрадостный вывод: «Наши государственные технократы представляют будущее российское общество как общество нечитающее и бескнижное» (5, с. 338). Не случайно в России нет ни федеральных законов, ни целевых программ, ни политических концепций, ни стратегических
планов, где звучала бы обеспокоенность судьбами книги, чтения, российской книжной культуры1.
«Радикальную информатизацию и дегуманизацию библиотечной школы нельзя считать безобидными увлечениями, потому что они обезоруживают интеллигентов-книжников перед гигабайтами информационных ресурсов. Библиотекарь-библиограф будущего будет оцениваться не по степени информационной грамотности, ибо этой грамотностью будут владеть все, а по приобщенности к миру книг, доступной не всем обитателям информационного общества. Поэтому совершенно недопустимо вытеснение гуманитарного библиотечно-библиографического профессионализма и культа книги на периферию учебно-воспитательного процесса» (5, с. 346). Профессионализация библиотечного работника состоит в его натурализации в гутенберговской галактике, в его превращении в гражданина и хранителя мира книг. При этом сама собой подразумевается компьютерная грамотность, а точнее - информационная культура личности. Необходимо не расслабляться. Необходимы научные аргументы для защиты Би-би-си в целом от агрессивного технократизма. «Только библиотековедческий разум может стать надеждой, опорой и защитой библиотечного сообщества, потому что только библиотековедение способно определить миссию библиотек в информационном обществе» (5, с. 346).
Технократический или гуманистический сценарии социализации идеи информационного общества предопределяют функционирование Би-би-си в аспекте потребностей и ценностных ори-ентаций, поэтому сегодня «нам не дано предугадать, какой сценарий глобальной эволюции человечества реализуется; мы мо-
1 «Доступ к документам и создание условий для общения людей не могут быть платными для населения. Это не досуг в его развлекательном смысле, это ежедневная работа с самосознанием нации - от малой деревни до страны в целом. Это инвестиции в будущее, а они под силу только обществу, которое и поручает решение этой задачи своему государству. Финансируя библиотеки, государство поддерживает создание культурных общественных благ, которые стоят в одном ряду с безопасностью и экологией. Библиотека - это не только выдача книг тем, кто не может купить их в магазине, или бесплатный доступ в Интернет, это опора духовной и гражданской жизни страны. Это культурная прививка нашему обществу, растерявшему свои ценностные ориентиры» (Басов С.А. Казенная судьба публичной библиотеки: Частный взгляд на общую проблему // Библиотечное дело. -СПб., 2010. - № 17. - С. 38).
жем только констатировать более-менее ясные тенденции, проявляющиеся в нашем отечестве» (5, с. 295).
Неклассическое библиотековедение и информационный подход. Библиотековедение и библиографоведение представляют собой прикладные науки документально-коммуникационного цикла. В 2006 г. Екатерина Васильевна Никонорова предложила использовать идею смены типов рациональности в научном познании, высказанную В.С. Стёпиным в 1989 г. Классическая рациональность достаточна для познания объектов, представляющих собой простые системы; неклассическая рациональность необходима для теоретического освоения сложных саморегулирующихся систем; постнеклассическая рациональность требуется при изучении сложных саморазвивающихся систем. Библиотековедческая классика соответствует нормам историко-филологической методологии, свойственной современным гуманитарным наукам. В этом ее непреходящее практическое значение и теоретическая слабость, обусловившая наступление неклассической рациональности, культивирующей иные идеалы научного познания. В области библиотечной науки первым теоретиком, решительно вышедшим на просторы неоклассики, следует считать Ю.Н. Столярова, более 30 лет тому назад предложившего четырехэлементную системно-функциональную модель библиотеки, до сих пор сохраняющую свое познавательное значение. Тем самым было положено начало изучению проблемы «библиотека и информация». Современные библиотековеды понимают библиотеки как разновидность информационных учреждений, а «не информационных библиотек», т.е. библиотек, не осуществляющих информационные функции в процессе информационной деятельности по удовлетворению информационных потребностей своих пользователей, современное библиотековедение не знает.
Теоретическая информатизация библиотечного дела, о которой библиотековеды-классики не догадывались, произошла в 1990-е годы. В это время библиотечные реформаторы решительно отвергли идеологическую функцию, отодвинули на второй план культурно-просветительную функцию и отдали приоритет информационной функции. Историк библиотековедческой мысли А.Н. Ванеев констатировал, что «большинство библиотековедов рассматривало библиотеку как особую информационную, доку-
ментно-коммуникационную систему, удовлетворяющую информационные потребности» (5, с. 351). В качестве активного пропагандиста информационной концепции в библиотечной науке выступил Виктор Васильевич Скворцов (1939-2005), взгляды которого разделялись и разделяются многими библиотечными специалистами.
В.В. Скворцов трактует информационную функцию библиотеки как исходную, основополагающую, и в этом смысле соответствующую нормам неклассической рациональности. Поскольку «проблема информации и управления, - отметил В.С. Стёпин, -актуальна только для неклассических концепций, можно сказать, что методология информационного подхода является отличительным признаком неклассического библиотековедения» (5, с. 353). Концепция В.В. Скворцова познавательна в том отношении, что она демонстрирует два понимания сущности библиотеки: 1) классическое, считающее библиотекой учреждение, обеспечивающее общественное пользование книгами и не допускающее существование «библиотеки без книг и без читателей»; 2) неклассическое, понимающее под библиотекой информационную службу, предоставляющую пользователям документированную или недокументированную информацию локально или дистанционно, и допускающее существование «библиотеки без книг и без читателей».
Библиотечно-библиографический социальный институт представляет собой саморазвивающуюся систему, поэтому его правомерно рассматривать с позиции постнеклассической рациональности, причем вектором перерастания неклассического библиотековедения в постнеклассическую библиотечную теорию является гуманизм.
Функции и миссии библиотек. Всякая библиотека возникла не естественным путем, подобно разговорному языку, а создана искусственно для выполнения действий, предусмотренных ее назначением. Эти действия представляют собой технологические функции, необходимо присущие искусственно созданному объекту, утрата которых приводит к его разрушению. Однако эмпирические дефиниции не раскрывают сущности библиотек, которая обусловлена их принадлежностью к системе документной информации. В качестве элемента этой системы всякая библиотека выполняет определенные социальные функции, которые в отличие от техно-
логических функций не наблюдаются эмпирически (опытным путем), а выводятся умозрительно в библиотековедческих теориях.
Чтобы уменьшить «функциональную неразбериху», А.В. Соколов в 1984 г. предложил разделить социальные функции библиотек на два класса: сущностные и прикладные1. Сущностные функции обусловлены тем, что библиотечная деятельность - разновидность документно-коммуникационной деятельности, которая изначально (генетически) присуща цивилизованному человеческому социуму. Сущностные функции первичны, стабильны, необходимы, их количество ограничено, но их состав - предмет научных споров.
Библиотеки, как и другие искусственные объекты, приспосабливаются обществом для решения каких-то текущих, практически полезных задач. Это значит, что на основе имманентных сущностных функций формируются прикладные функции, которые можно назвать социогенными. В зависимости от прикладных функций библиотека может быть монастырской, национальной, детской, учебной, больничной, научной, специальной и т.д.; прикладные функции вторичны, факультативны, социально-исторически обусловлены, их число не ограничено и неизвестно (отсюда трудности типизации библиотек). Сущностных функций у библиотек всего три: ценностно-ориентационная, коммуникативная и мемориальная. Разбиблиотечивание происходит тогда, когда сущностные функции учреждения (службы) осуществляются в форме небиблиотечных технологий или вообще исключаются (исключите ценностные ориентации - получите информационную службу; исключите мемориальную функцию - получите клуб).
Теперь обратимся к понятию «миссия библиотеки». Миссия не может быть сущностной функцией библиотеки, потому что миссии библиотек изменчивы и исторически обусловлены. Следовательно, миссия - одна из прикладных библиотечных функций, но функция особая, специфическая. Прикладная функция социального учреждения - это его способность осуществлять целесообразную деятельность, удовлетворяющую материальные или духовные потребности общества. «Назначение прикладных функций -
1 Соколов А.В. Социальные функции библиотечной и библиографической деятельности // Научные и технические библиотеки. - М., 1984. - № 6. - С. 19-27.
обслуживать определенные потребности общества. Миссия же предназначена не для обслуживания, а для преобразования (совершенствования) общества в соответствии с определенными идеалами». Следовательно, можно определить: «миссия библио-течно-библиографического социального института - прикладная функция, заключающаяся в ценностно-целевой ориентации всех его компонентов» (5, с. 361). В разные периоды российской истории социальная миссия БиБиСИ понималась по-разному, на основании исторического опыта можно выделить три версии социальной миссии библиотек: просветительская, советская и информационная версии.
Просветительскую версию правомерно считать формулой библиотечного гуманизма индустриальной цивилизации, обусловленного традиционной культурной и просветительской миссией библиотечных учреждений. Формула советской квазигуманистической миссии имеет вид: профессиональная деятельность библиотечного сообщества, осуществляемая сознательно (разумно) в соответствии с требованиями советской власти во имя коммунистического воспитания советского человека по нормам советской культуры. Информационная квазигуманистическая миссия выступает как профессиональная деятельность библиотечного сообщества, осуществляемая сознательно (разумно), свободно (без принуждения), гуманно (толерантно) в соответствии с платежеспособным требованием читателей и возможностями библиотечно-информационных технологий.
Информационная версия библиотечного квазигуманизма в условиях наступающего технократического информационного общества вызывает озабоченность, поскольку оцифровывание библиотечных фондов приводит к девальвации библиотечной мемориальной функции (как функции социальной памяти) и к деградации культурологических аспектов библиотечного гуманизма. В итоге библиотеки «разбиблиотечиваются» и утрачивают гуманистические потенции, усугубляя технократизацию информационного общества. Гуманизация человечества, его духовное возрождение возможны только в случае, когда знания и искусство, идеалы и мудрость, воплощенные в культурном наследии наций, будут востребованы, поняты и оценены по достоинству самоуверенными потомками. Школа и литература, религия и средства мас-
совой информации должны сыграть свою роль в гуманистическом возрождении постиндустриальной цивилизации, но «без участия библиотечно-библиографического социального института не обойтись ни в коем случае» (5, с. 365).
Парадокс реальной жизни, реального функционирования библиотечного сообщества заключается в том, что библиотечное сообщество, не имея понятия о библиотечном гуманизме, не зная формулы гуманизма библиотек, забывая включить понятие «гуманизм» в свой лексикон, в реальной жизни действует весьма гуманистично. Реальные, но подчас неосознанные, этические заповеди библиотечных сообществ разных стран свидетельствуют о неявном (подсознательном) существовании библиотечного гуманизма, который, повторю еще раз, ученые-библиотековеды до сих пор не замечали. Подсознательные гуманистические инстинкты профессиональных библиотекарей - результат благотворного воздействия могущественной магии книги, которая способна и самого библиотекаря сделать магом, волшебником, усмиряющим разрушительную волну дегуманизации1. Не от технократической элиты, обладающей властными полномочиями, а от библиотекарей-гуманистов, обладающих книжными фондами, зависит благополучие не мифологического, а реального информационного общества, стоящего на нашем пороге.
Таким образом, можно утверждать в форме аксиомы: судьба библиотек в грядущем информационном обществе зависит от библиотекарей. Права библиотековед-философ С.Г. Матлина: «Феноменология библиотеки - это в первую очередь феноменология креативной, талантливой Личности ее сотрудника. Только осознав это, перестав подменять проблему воспитания и поддержки личности подбором и лифтингом "кадров", заменив жестко иерархическую схему управления персоналом на матричную, стимулирующую креативность, современная библиотека обеспечит новое качество своей деятельности, сумеет стать интересной поколениям XXI века» (цит. по: 5, с. 367).
1 См. подробнее об этом: Воскресенский А.К. Информация и библиотека: Гносеологические и онтологические аспекты. Часть 2: Философия чтения // Социальные и гуманитарные науки: Отечественная и зарубежная литература. Сер. 3: Философия: РЖ / РАН. ИНИОН. - М., 2013. - № 3. - С. 6-55.
Позиция российского библиотечно-библиографического социального института в условиях свободного доступа российских граждан к глобальной англоговорящей культуре и ресурсам электронной коммуникации состоит в ответственности за сохранение национальной культуры, воплощенной в отечественной литературе и выраженной на «великом, могучем, свободном» русском языке. Однако вопрос в том, способны ли библиотечно-информационные факультеты преобразовать вчерашних школьников в универсальные гуманитарно-информационные кадры формации XXI в.? Следует чистосердечно признать, что запредельные интеллектуально-познавательные требования стандарта третьего поколения останутся благими пожеланиями, поскольку к их реализации не готовы ни преподавательский корпус, ни студенческая масса. Поскольку на первом месте оказывается не освоение «образовательных компетенций», а выполнение требований работодателя, импозантная фигура бакалавра-универсала библиотечного профиля - очередной симулякр Минобрнауки РФ.
При этом внушает оптимизм тот эмпирический факт, что не перевелись на информационно-библиотечных факультетах интеллигенты-книжники, которые живут не по принципу «цель оправдывает средства», а руководствуются чувствами совести и стыда, толерантностью и милосердием. Хотя не все интеллигенты планируют библиотечную карьеру, все-таки можно надеяться на появление в библиотеках молодых библиотекарей-гуманистов. «Мой оптимизм питает не здравомыслие министерских чиновников, а фактически существующие интеллигентские ценностные ориентации значительной части библиотечного студенчества» (5, с. 372), поскольку пришло поколение непуганых библиотекарей. Резюмируя, автор полагает, что именно в гуманизме заключаются гарантии востребованности библиотек в технократическом информационном обществе. Хотя судьба библиотек зависит от библиотечного авангарда, выбирающего гуманистический путь в информационное общество, «на этом пути не нужно жалеть усилий, чтобы ин-форматизировать библиотеки, опасаться нужно бездарного раз-библиотечивания» (5, с. 379).
Если правильны прогнозы, что главной продукцией книжных издательств станут электронные книги и мультимедиапродук-ция, в связи с этим библиотечная сеть должна сократиться. Нацио-
нальные библиотеки и региональные универсальные библиотеки, располагающие оцифрованными фондами и электронными каталогами с дистанционным доступом, очевидно, сохранятся. Фоном для библиотек станет расколотое информационное общество, где высшая меритократическая страта будет располагать культурой элитарного уровня, а низшей страте достанется массовая культура. Чтение в таком обществе будет не однородным, а сложноструктурированным процессом, социально-культурный раскол неизбежно будет сопровождаться читательским расколом. «Вырисовываются два полюса грядущего мира читателей: 1) замкнутый регион элитарного, в том числе обязательного детского чтения, с хорошим, даже букинистическим комплектованием личных библиотек; 2) размытое гетто массового развлекательно-досугового чтения бестселлеров в глянцевых обложках и портативных ридеров» (5, с. 381). Поскольку меритократия монополизирует знание, образование и культурное наследие информационного общества, то его привилегией и потребностью станет вдумчивое чтение классических произведений художественной, духовной, научной литературы.
Столкновение двух коммуникационных культур - книжной культуры и электронной культуры не может не сказаться на гуманизации информационного общества. Эти коммуникационные культуры могут быть взаимодополняющими, но взаимозаменяю-щими быть не могут. «Оцифрованного гуманизма не бывает, поэтому Интернет как глобальная магистраль информационного общества не является дорогой в царство гуманизма» (5, с. 383). А поскольку дегуманизированное человеческое общество - общество нежизнеспособное, поневоле приходится задумываться не только о том, как информатизировать библиотеки в соответствии с Государственной программой «Информационное общество (20112020)», но и о том, как обиблиотечить грядущее российское общество. Задача непростая, ибо информатизация (разбиблиотечивание) пользуется поддержкой государства, а всероссийской программы защиты библиотек и книжной культуры в информационном обществе у нас нет. «Пора расстаться с прекраснодушной инфантильностью и понять, что никто не сможет выработать такую программу, кроме интеллигентов-книжников, облученных магией книги» (5, с. 384).
Вплоть до конца ХХ в. всемирная библиотечная система, аккумулировавшая знания и мудрость человечества, представляла собой единственный светский социальный институт, имеющий право считаться оплотом гуманизма. Поэтому научные и научно-технические, детские и школьные, национальные и региональные библиотеки представляют собой не просто информационное, досу-говое, социально-культурное учреждение, а гораздо более важное достояние - гуманистический символ нации. «Без этого символа нация утрачивает идентификацию, как человек, потерявший память и забывший родной язык. Этот символ нельзя заменить искусственным симулякром, поэтому оцифрованный книжный фонд не может служить аутентичным символом гуманизма; "разбиблиотечивание" библиотеки - символ технократизма, который присущ информаторию, а не библиотечному институту» (5, с. 384).
Постнеклассическое библиотековедение и Библиотечный декалог - 2012. В 2008 г. А.В. Соколовым была сформулирована система насущных научно-практических проблем, заповедей: определение социальной миссии библиотечно-библиографического института; осознание уникальности и незаменимости библиотеч-но-библиографического социального института; взаимодействие государства и библиотеки как предмет библиотечной политологии; библиотечная экономика как определение места библиотечного дела в экономике страны; библиотеки в информационном обществе как центральная проблема библиотечной культурологии; библиотечная антропология как междисциплинарная научная область, исследующая «человека читающего»; библиотечная информатизация как предмет библиотечной информатики; воспроизводство библиотечной профессии как главная проблема библиотечного сообщества; история библиотечного дела и библиографии, наследие классической библиотечно-библиографической науки как механизм сохранения ее гуманитарной сущности; возможность осознания постнеклассической библиотечной науки как гуманистически ориентированной.
Успехи и изменения последних пяти в сфере перечисленных проблем нельзя считать значительными, поэтому нет оснований изменять список: «библиотековедение и библиографоведение смогут стать по своему содержанию и методологии постнеклассиче-скими дисциплинами, если они займутся разрешением проблем,
указанных в библиотечном декалоге и сумеют найти практически приемлемые пути выхода из кризиса современного библиотечно-библиографического социального института» (5, с. 396).
Когда слышатся торжественные речи о библиотеках - бесценных национальных сокровищах, в фондах которых хранятся слава Отечества и мозг человечества, о российской библиотечной системе как информационной инфраструктуре, гаранте развития национальной культуры, просвещения, национальной безопасности и т.п., автор невольно задумывается: почему банкиры богаты, а библиотекари бедны? Ведь с формальной точки зрения банк и библиотека подобны друг другу. В обоих случаях комплектуется, хранится и предоставляется клиентам во временное пользование (ссужается) определенный капитал. Только банкир оперирует денежными знаками, выражающими абстрактный труд, а библиотекарь - текстовыми документами, конкретными продуктами умственного труда многих поколений людей. Экономисты не подсчитали, но кажется, что в стоимостном выражении фонды и справочные аппараты национальных или даже региональных библиотек сравнимы с активами крупнейших банков. Библиотеки необходимы современной цивилизации не меньше банков. «Если выйдет из строя банковская система, то вместо капиталистического общества мы окажемся в условиях аграрно-ремесленного производства; это же средневековое натуральное хозяйство воцарится, если закроются библиотеки. Более того, в книгах содержится мудрость веков, которая может осчастливить человека, а деньги котируются лишь на рынке, и ни мудрости, ни счастья нельзя приобрести ни за какую золотую валюту» (4, с. 5).
Продолжая свое ценностное сравнение, автор иронизирует, что «никогда не слышал, чтобы кто-то требовал от банкиров повышения квалификации, роста профессиональной компетенции, овладения принципиально новыми знаниями... адекватными вызовам информационного общества. От библиотекарей же, ссылаясь на потребности грядущего информационного общества (общества знаний), постоянно требуют стать «специалистом новой формации». Прогрессивным библиотековедам хочется, чтобы библиотекарь завтрашнего дня был не только хранителем документированного культурного наследия, служителем Книги как культурного феномена, знатоком художественной, научной и научно-
популярной литературы, воспитателем культуры чтения, но был бы также аналитиком-синтезатором, информационным навигатором, инструктором по освоению информационной культуры, специалистом в области социальных информационных технологий. Короче говоря, «банковский менеджер выглядит дремучим невеждой на фоне энциклопедически эрудированного и информатизиро-ванного "библиотекаря новой формации". Почему же банкиры относятся к высшему классу современного общества, а библиотекари -к пролетариям умственного труда, работающим по найму в государственном или частном секторе?» (4, с. 6).
Цель авторского исследования заключается в том, чтобы если не ответить, то хотя бы приблизиться к ответу на этот вопрос. Возьмем экономический аспект. В условиях нормальной рыночной экономики богатыми могут стать только товаропроизводители (не берем в расчет криминальный сектор). «Библиотекари не считают себя товаропроизводителями, чуждаются коммерции, и значит, они никогда не смогут обогатиться» (4, с. 8).
Недоумение и обида имеют основания еще и потому, что другие социально-культурные работники оказались более предприимчивыми, чем совестливые и безответные библиотекари. Мы платим за вход в музеи, театры, кинотеатры, на стадионы, за занятия в спортивных секциях, творческих студиях, музыкальных школах. Массовая культура коммерциализировалась изначально, изначально был платным информационный сервис, не говоря уже о частных турфирмах, рекламных и РЯ-компаниях. Стремительно дорожают книги, дабы обеспечить прибыльность книгоиздательского бизнеса. «Только библиотечное дело да еще начальная школа остаются бастионами демократического гуманизма. Но зато там самоотверженно трудятся самые бедные государственные служащие. На улицах наших городов нет бесплатных общественных туалетов, зато есть бесплатные публичные библиотеки. Российская культура может этим гордиться!» (4, с. 8).
Библиотечная услуга имеет высокую себестоимость. Эта себестоимость постоянно возрастает, потому что дорожают книги, увеличивается оплата коммунального обеспечения, растет инфляция. Материальная компенсация, разумеется, отстает, однако не отстает моральная компенсация. Гуманные и просвещенные законодатели, защищая права пользователей библиотек, принимают
законы об общедоступных библиотеках, обязывающие библиотечных работников бесплатно предоставлять различные библиотечно-библиографические услуги. Библиотекари честно выполняют свой профессиональный долг, а красноречивые писатели, поэты, журналисты и обычные интеллигенты неустанно прославляют библиотечное подвижничество. «По сути дела библиотечное сообщество выступает в качестве благотворителя по отношению к российскому обществу, ибо общество безвозмездно пользуется библиотечными услугами. Когда благотворителем (спонсором, меценатом) является банкир-миллионер - это нормально. Но когда добровольно благотворительствует бедный библиотекарь, не кретинизм ли это? Врожденный кретинизм библиотечного мышления состоит в том, что оно не допускает мысли о библиотечном предпринимательстве, об окупаемости инвестиций в библиотеки, о доходности, прибыльности библиотечных учреждений». Вместо этого спорят об этическом кодексе, который бедному библиотекарю принесет столько же радости, сколько юродивому перламутровая пуговица на его рубище. «Библиотечный кретинизм - профессиональная духовная деформация, состоящая в замене экономических стимулов этическими предписаниями и апологетическими мифами. Напрашивается негуманный, недемократичный, нелиберальный и даже непатриотичный вывод: до тех пор, пока библиотеки будут общедоступными и бесплатными, библиотекари будут нищими пролетариями умственного труда» (4, с. 9).
В то же время в современной ситуации есть поводы для осторожного (исторического) оптимизма: библиотекари-библиографы овладевают не только компьютерной грамотностью, но и логическими основами информационно-коммуникационных технологий, а толковые инженеры начали постигать семантические и эвристические трудности библиотечно-библиографического обслуживания и «даже стали отличать библиотечное дело от библиографии, а релевантность от пертинентности». В результате образовалась ин-форматизированная когорта библиотечных восьмидесятников. Наряду с библиотечной интеллигенцией в библиотеках появилась библиотечно-информационная интеллигенция. «Если библиотечной интеллигенции свойственно благоговение перед Книгой, то библиотечно-информационная интеллигенция в равной мере почитает Книгу и Информацию. При этом сохраняется интеллигентское
этическое самоопределение (альтруизм + толерантность), позволяющие утверждать о сохранении преемственности традиций шестидесятничества» (4, с. 116).
На взгляд автора, печальный постсоветский финал прославленного советского литературоцентризма обусловили три причины: во-первых, советский псевдолитературоцентризм скомпрометировал русскую литературу в целом и опошлил культ книги; во-вторых, постсоветские «мастера пера» отличаются не талантливой интеллигентностью, а наглой амбициозностью, что усугубляет отчуждение читателей от писателей; в-третьих, благодаря демократичности и общедоступности электронных коммуникационных каналов современному обществу предлагается необозримое разнообразие деловой, научной, политической, художественной и прочей информации, что исключает монополизм и какой-либо «центризм» в сфере социальной коммуникации. Наступает эра коммуникационной децентрализации, прощай, литературоцентризм. Что взамен? -Нет ответа.
Эра коммуникационной децентрализации предполагает конкуренцию между различными коммуникационными каналами, прежде всего - между документными и электронными, т.е. между всемирной библиотечной сетью и всемирной паутиной Интернета. Если читатели библиотек пренебрегут традиционной книжной культурой, откажутся от творческого ее развития, то она музеефи-цируется и превратится в многоуважаемый памятник прошлого, но не более того. Если же русские люди нынешнего века будут не только пользователями сайтов Интернета, но и усердными читателями, то книжные потоки не иссякнут. «Постсоветским библиотекарям нужно сделать выбор между библиоутопией - гуманистическим библиофутуриблем, провозглашающим вечность Книги и ее мистическую власть над душами людей, и технократической библиоантиутопией, прославляющей могущество Галактики Маклюэна - электронной коммуникации» (4, с. 262).
Главный вывод исследования формулируется так: «Неизвестно, в каком обличье - технократическом или гуманистическом -реализуется грядущее информационное общество, но в любом случае сохранение в нем российского библиотечно-библиографи-ческого социального института будет определяться гуманистиче-
ской миссией библиотек, осуществляемой библиотекарями-гуманистами» (5, с. 399).
Неожиданную поддержку отраженный в этом обзоре пафос гуманистической миссии библиотек и книжной культуры, развиваемый А.В. Соколовым, получил из свежих публикаций русского и англоязычного Интернета. Автор июньской 2013 г. публикации в «Time» Аннет Гордон-Рид (Annette Gordon-Reed), член специальной комиссии, созданной Американской академией наук и искусств, признает ключевое значение технического сегмента высшего образования, но недвусмысленно заявляет о том, что «изучение социально-гуманитарных наук должно оставаться центральным компонентом американской образовательной системы на всех ее уровнях. Обе эти сферы имеют первостепенное значение для воспитания граждан, которые смогут принимать эффективное участие в жизни нашего демократического общества, занять позиции лидеров в области инноваций и пользоваться плодами духовного обогащения, которое со временем станет результатом слияния этики, нравственности, эстетики и великий идей».
Хотя прагматичные американцы ищут оправдания выбору молодежи профессий и специализаций, которые позволяют получить хорошую, высокооплачиваемую работу, констатируется, что «в долгосрочной перспективе изучение многих гуманитарных дисциплин на самом деле позволяет получить стабильную работу и добиться значительных успехов. Согласно многим исследованиям, работодатели предпочитают набирать сотрудников из числа студентов, получивших более разностороннее образование, которое позволило им овладеть навыками правильной речи, критического мышления, творческих исследований и общения».
В своей аргументации американцы обращаются к национальной истории, к эпохе становления независимого государства, к усилиям по строительству новой нации и новой культуры: в мае 1780 г., будучи во Франции, Джон Адамс (John Adams) написал своей жене Абигейл письмо, в котором выразил свои надежды на успешность американского эксперимента. «Я должен изучить политику и военное дело, чтобы мои сыновья смогли свободно изучать математику и философию. Мои сыновья должны изучить математику, философию, географию, естественную историю,
кораблестроение, штурманское дело, искусство торговли и ведения сельского хозяйства, чтобы их дети получили право изучать живопись, поэзию, музыку, архитектуру, скульптуру, шпалерное искусство и керамику».
Во времена Адамса в Америке уже были поэты и музыканты, однако на самом деле его идея заключалась в том, что «страна должна обладать достаточным уровнем богатства, стабильности и безопасности, прежде чем множество ее граждан смогут устремиться к целям, выходящим за рамки базовой борьбы за выживание, проблему которой решают политика и военное искусство». Таким образом, в 2013 г. Америка вновь ставит вопрос о приоритетах государственной политики высшего образования, о ценностях национального сознания и о выборе будущего для страны1.
Об этом же пишет русско-американский автор Александр Генис: американские просветители XVIII в. учили своих детей на агрономов и землемеров, надеясь, что их внуки займутся поэзией и философией. Возможно, так и было, но на правнуках эта благородная традиция грозит оборваться просто потому, что молодые американцы больше не хотят получать гуманитарное образование. Сегодня только 7% студентов США собираются получать дипломы по нетехническим, а точнее говоря, непрактичным дисциплинам. Кризис гуманитарного образования стал настолько острым, что Академия наук и искусств США составила тревожный меморандум под интригующим названием «Суть дела» и отправила его персонально каждому конгрессмену. «Смысл послания в том, что стране грозит интеллектуальное обнищание, которое тяжело отразится на всем строе жизни».
Спор идет о следующем: высшее образование, говорят идеалисты, потому так и называется, что оно должно поднимать нас над нуждой и переносить в иные сферы.
- Университет, напоминают критики сугубо прагматического подхода, дает не специальность, а образование. Он призван создавать не кадры, а аристократию духа.
1 См.: Критики гуманитарных наук ошибаются. - Режим доступа: http:// ino smi.ru/world/20130623/210301186.html (Дата последнего обращения: 14.10.2013.)
- Сами виноваты, резюмируют наиболее ехидные, с которыми согласен А. Генис, ибо на наших глазах «в конце прошлого века состоялся разгром гуманитарного знания» в США.
Революция в высшей школе Америки началась, как, собственно, все революции, с борьбы за равенство и справедливость. Модная теория плюрализма культур стремилась упразднить прежнюю иерархию ценностей, заменив ее своей - честной и безумной. Свергая старых кумиров, новые профессора вводили процентную норму, уравнивая в программе число авторов - мужчин и женщин. Исправляя колониальные пороки, университеты заменяли французскую литературу «франкоязычной», что позволяло студенту узнать сенегальца Сембена Усмана, но не читать парижанина Мольера. Став господствующей идеологией американских вузов, «мультикультурализм повел себя точно так, как куда лучше знакомый мне марксизм: подмял конкурентов и отвратил остальных». Александр Генис напоминает, что как русские, так и американские университеты начинались с того, что молодые люди приходили к старым профессорам не за практическим опытом (с этим справлялось ремесло), а за наукой толкования великих книг - Библии, Гомера, Вергилия. Сконцентрированная в них художественная традиция призвана делать следующее поколение не хуже предыдущего.
Точные науки развиваются и отменяют собственное прошлое - мы уже не «проходим» газ-флогистон и музыку сфер. Но гуманитарное знание ненакопляемо, и это значит, что каждый раз надо начинать сначала. Профессора, эти жрецы в храме неточных знаний, проводят инициацию новичков, приобщая их к нашей, общечеловеческой, вере. Именно поэтому гуманитарии считались интеллектуальными арбитрами и тогда, когда их науки считались партийными и, следовательно, бесполезными.
«Даже в мое время, когда высшим авторитетом пользовались физики, а не лирики, все, а не только филологи, знали, кто такой академик Лихачёв, чем занимается Аверинцев и чего стоит Лот-ман». Пусть сегодня трудно поверить, но в те странные времена многие зачитывались «Смехом в древней Руси», «Поэтикой ранне-византийской литературы» и «Анализом поэтического текста». «Но я твердо знаю, что тогда, как всегда, гуманитарные науки ох-
раняли нерентабельные и необходимые основы цивилизации, без которых ее существование окажется под вопросом»1.
Список литературы
1. Соколов А.В. Диалоги с постсоветской гуманитарной интеллигенцией. -СПб.: Библиотека РАН, 2006. - 584 с.
2. Соколов А. В. Информационное общество в виртуальной и социальной реальности. - СПб.: Алетейя, 2012. - 352 с.
3. Соколов А.В. Науки об информации и библиотекарь: Профессионально-мировоззренческое пособие. - М.: Литера, 2010. - 144 с.
4. Соколов А. В. Постсоветские библиотекари: Социально-психологические очерки. - СПб.: КОСТА, 2008. - 296 с.
5. Соколов А.В. Российские библиотеки в информационном обществе: Профессионально-мировоззренческое пособие. - М.: Литера, 2012. - 400 с.
2014.01.002. ЦИБИЗОВА ИМ. КОНСТАНТИН НОЙКА В СОВРЕМЕННОЙ РУМЫНСКОЙ ФИЛОСОФСКОЙ МЫСЛИ. (Аналитический обзор).
Столетие выдающегося румынского мыслителя Константина Нойки (1909-2009), второго по цитируемости после Мирчи Элиаде, широко отмечалось научной общественностью Румынии. В связи с этой памятной датой в первой декаде июня юбилейного 2009 г. Секцией философии, теологии, психологии и педагогики Румынской академии наук был организован тематический симпозиум, посвященный этому «философу Платановой рощи» (5, с. 701) и открытый президентом Румынской академии наук Ионелом Хай-дуком. На конференции среди прочих прозвучали следующие доклады: президента Секции филологии и литературы академика Еужена Симиона «Нойка, или Идеальное воображение», председателя Секции философии, теологии, психологии и педагогики академика Александра Сурду «Вспоминая Константина Нойку», председателя Секции истории и археологии академика Александра Зуба «Константин Нойка, или Памятные встречи», академика Мирчи Малицы «О логике Гермеса», члена-корреспондента Румынской академии наук, профессора Григора Бранкуша «Лин-
1 См.: Писатель Александр Генис - о том, почему гуманитарные науки теряют популярность. - Режим доступа: http://izvestia.rU/news/552755#ixzz2XeIs5syw (Дата последнего обращения: 14.10.2013.)
