СОЦИАЛЬНЫЕ И ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ФАКТОРЫ РАЗВИТИЯ НАУКИ. ЛИЧНОСТЬ УЧЕНОГО
2013.03.011. ГОРОХОВ В.Г. ГАЛИЛЕО ГАЛИЛЕЙ КАК ФИЛОСОФ ТЕХНИКИ. (СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ ПОДВИГ, КОТОРЫЙ ИЗМЕНИЛ МИР) // Филос. журн. - М., 2012. - № 1(8). - С. 59-76.
Ключевые слова: Галилео Галилей; философия науки; философия техники.
Широкому кругу читателей, по словам автора - российского философа, хорошо известно имя великого итальянского ученого Галилео Галилея, одного из творцов новой науки. Как известно, он был не только великим ученым, но и философом, создавшим методологию новой науки. Но если вклад Галилея в методологию науки является общепризнанным, то его роль как философа техники остается в тени. «А ведь именно он задал тот стиль мышления, который сегодня называют инженерным и который связывают с целенаправленным применением науки в технической практике. Больше того, и в самой науке Галилей выступил как истинный инженер, осуществляя научное исследование как конструирование» (с. 60). Этому аспекту творчества Галилея автор и посвящает свою статью.
Галилей оказался в центре внимания основных представителей постпозитивизма, которые на его примере успешно опровергали ходячие псевдоисторические легенды о решающей роли эксперимента и эмпирики в науке Нового времени. Подобные идеи высказывались А. Койре, П. Фейерабендом, Т. Куном.
По П. Фейерабенду, коперниканская революция представляла собой пропагандистскую победу, а критика Галилеем повседневного опыта была методом контриндукции. В противоположность распространенному мнению о том, что Галилей победил
благодаря опытному подтверждению теории Коперника, П. Фейе-рабенд показывает, что при защите своих любимых идей Галилей был вынужден вступать в противоречие с опытом и обоснованными предположениями, а теория Коперника была не лучше, а хуже подтверждена, чем теория Птолемея. Причины его победы заключаются в том, что он писал по-итальянски, обращаясь к инженерам и ремесленникам, не знавшим латыни, умело пользовался приемами убеждения и обладал особым стилем диалога.
А. Койре по праву, считает П. Фейерабенд, называет «Диалоги...» Галилея полемической, педагогической и пропагандистской книгой. Однако нужно признать, замечает он, что в той особой исторической ситуации, в которой находился Галилей, такая пропаганда была необходима для прогресса познания. Результатом гали-леевской пропаганды был переход от аристотелевской теории познания к теории познания классического эмпиризма.
Этот факт отмечает и Т. Кун. Законы Галилея и его эксперименты были важнее для науки, чем аристотелевские представления. Они не лучше описывают повседневный опыт, но вскрывают лежащие за пределами этого чувственного опыта регулярности. Галилей обосновывает свой закон свободного падения не наблюдениями, а цепью логических аргументов. Благодаря Галилею астрономия стала всеобщим достоянием, и эта популярная астрономия была коперниканской. Коперниканское учение, заключает Т. Кун, перестало быть лишь математической гипотезой и приобрело физическое значение. Произошел переворот в мировоззрении не только ученых, но и всего общества, кардинально изменилась картина мира, произошла научная революция.
Не обошли Галилея своим вниманием и неопозитивисты. Именно с Галилея, по Х. Рейхенбаху, начинается эпоха современной науки, поскольку он является творцом количественного и экспериментального методов. Однако для развития действительно научного подхода, по мнению Х. Рейхенбаха, должен был быть разработан еще метод математической гипотезы. Это впервые удалось сделать И. Ньютону в его гравитационной теории, которая показала большое значение комбинирования дедуктивного и индуктивного методов.
В истории науки можно найти истоки многих идей Галилея, но гениальность его как методолога науки, по мнению автора, со-
стояла прежде всего в том, что он указал путь, по которому пошла не только наука Нового времени, но и вся современная наука. Он задал методологию теоретического конструирования для получения новых знаний о природе - мысленного эксперимента. «Галилей, не просто создавший свой телескоп, но открывший миру новый способ оперирования техникой для расширения горизонта знаний, запустил целый поток "конструкторов", совершенствовавших как само это устройство, так и способы оперирования с ним. Он осуществил замену обыденного опыта технически планомерно подготовленным экспериментом» (с. 63).
Конечно, Галилей опирался на опыт предшественников. Уже Анаксимандр создает первый научный прибор для исследования космических явлений - гномон. Но у Анаксимандра данный прибор пассивен, он не расширяет возможности наблюдения. Телескоп Галилея меняет сам способ наблюдения, расширяя видимый мир. Более того, Галилей часто конструирует и сам новый объект исследования, меняя его с помощью доступных технических средств. До Галилея научное исследование по античному образцу мыслилось как получение знаний об объекте, который всегда рассматривается как неизменный. Никому не приходило в голову практически изменять изучаемый реальный объект (в этом случае он мыслился бы как другой объект). Античные и средневековые ученые, напротив, старались усовершенствовать теоретическую модель, чтобы она полностью описывала поведение реального объекта.
Как отмечает А. Койре, согласно Аристотелю, физик исследует действительность, а геометр размышляет об абстракциях, поэтому он настаивает на том, что нет ничего опаснее, чем смешивать геометрию и физику и чисто геометрический метод применять для изучения природы. В основе аристотелевской физики лежит чувственное восприятие, и поэтому она является строго нематематической, более того, отрицает саму возможность математической физики. «Галилей был первым, по словам А. Койре, кто поверил в действительную реализацию математических форм в реальном мире: все существующее в этом мире подчинено геометрическим формам, все движения и формы подчинены математическим законам... » (с. 66).
Галилей проводил «подгонку» техническим путем природных объектов под математическую схему. «Таким образом, полу-
чаются идеально-реальные, природно-математические синкретические объекты, т.е. природные объекты, "внутри" которых скрыта математическая (геометрическая) схема. В своих рассуждениях Галилей постоянно переходит от физической проблематики к решению математической задачи на геометрическом чертеже и далее к подтверждению полученного теоретического результата на структурной схеме эксперимента» (с. 67). В этом, по мнению автора, он близок к физической геометрии и теории перспективы художников эпохи Возрождения. Живопись для них - это не просто копирование природы, а конструирование совершенного изображения: если такового нет в природе, художник составляет его из различных существующих в природе вещей, как, например, изображение совершенного человека. Именно в этом смысле следует понимать высказывание Леонардо: «Искусство должно подражать природе», - не в смысле копирования, а в смысле воссоздания «в искусственных построениях, где существуют свои законы» (цит. по: с. 68). Здесь много общего с рассуждениями Галилея, хотя есть и отличия. Леонардо да Винчи рассуждает прежде всего как инженер и художник, главная цель которого создать машину, скульптуру или картину, а Галилей - в первую очередь ученый-естествоиспытатель, который стремится объяснить природу. У Галилея именно опыт практической инженерной работы и задает образцы конструирования и построения теории.
Анализируя взаимосвязь науки и техники Нового времени, А. Койре заключает: Галилей и Декарт не были людьми ремесленных или механических искусств и ничего не создали, кроме мыслительных конструкций. Не Галилей учился у ремесленников на венецианских верфях, напротив, он научил их многому, поскольку создал первые действительно точные научные инструменты - телескоп и маятник, который были результатом теории. «В том, что на смену миру "приблизительности" и "почти" в создании различных технических сооружений и машин ремесленниками приходит мир точности и расчета новой науки, заслуга не инженеров и техников, а теоретиков и философов. И первым из них был Галилей» (с. 69).
Первоначально «естественное» (закон, принцип развития или внутренняя сила, обусловливающая данный, а не иной ход процесса) рассматривалось античными философами как антитеза сверхъестественному. В Средние века естественное понималось как со-
творенное Богом в отличие от искусственного, как созданного человеком. Но в позднее Средневековье уже и сама природа рассматривается как нечто искусственное, созданное Богом. Изобретения же понимались как подражание природе, поскольку они не шли наперекор естественному ходу вещей, а были направлены на ускорение или замедление природного процесса.
В эпоху Возрождения формируется новое отношение к ученому, инженеру, художнику, который занимает теперь место Творца и равен в искусстве самому Богу. Природный объект отображается сначала в виде физической или визуальной моделей, которыми может быть скульптура, картина, макет и эскиз дома и т.п. Затем эта модель преобразуется в визуальный образ в соответствии с законами перспективы и, наконец, в геометрическую схему.
Галилей был хорошо знаком с учением о перспективе итальянских живописцев. «Именно геометризация природы, или, иначе, материализация геометрии, - утверждает автор, - и позволила во многом Галилею создать новую науку - математизированное экспериментальное естествознание. В Новое время в связи со становлением экспериментального естествознания соотношение "естественного" и "искусственного" переосмысливается» (с. 71).
Разработка Галилеем методологии соотношения «естественного» и «искусственного» имеет огромное значение не только для становления новой науки, но и для развития новой, основанной на науке техники. Главное достижение Галилея автор видит в соотнесении этих двух понятий. В отличие от Аристотеля, Галилей рассматривает естественное движение в искусственных условиях, в идеализированном искусственным путем эксперименте. Прямолинейного движения не существует в природе: оно является результатом идеализации, искусственного воспроизведения естественного явления за счет устранения побочных влияний (воздействия внешних сил).
Галилей пошел дальше своих предшественников, включая и Леонардо: он не просто наблюдает естественные (природные) явления, он конструирует проекты идеализированных экспериментальных ситуаций, отвлекаясь сначала от вопроса об их технической осуществимости. Хотя такая ситуация и не существует в природе, она может быть в принципе создана инженерным путем. Он разрабатывает проект технически осуществимой эксперимен-
тальной ситуации. Затем на основе этого проекта могут быть проведены различные реальные эксперименты данного типа или созданы конкретные технические системы. Именно так, в сущности, и поступает современный инженер.
Обычно считается, что ученый-естествоиспытатель имеет дело только с миром природного, естественного, а инженер - с миром технического, искусственного. Однако это не совсем так. Возникновение экспериментального естествознания было тесно связано с «миром искусственного», искусственной, технической переработкой природных явлений и процессов, с исследованием и развитием мира «механических искусств». В результате действительной почвой физического эксперимента становится «естественная техника», или «механическая природа». Да и сами природные процессы часто осмысливаются в новой науке как рукотворные, искусственные.
«Итак, и в экспериментальном естествознании, и в инженерной деятельности устанавливается определенная взаимосвязь между миром природным и миром искусственным (второй природой, созданной человеком), между естественным и искусственным... Именно таким перенесением искусственного в естественное и естественного в искусственное были заданы идеалы и нормы экспериментального естествознания, с одной стороны, и инженерной деятельности - с другой» (с. 75).
Двойственная ориентация инженера, с одной стороны, на научные исследования естественных, природных явлений, а с другой -на производство, воспроизведение замысла искусственным путем, целенаправленной деятельностью человека-творца, заставляет его взглянуть на свое изделие иначе, чем это делают и ремесленник, и ученый-естествоиспытатель. Для первого оно - изделие рук человеческих, для второго - прежде всего природный объект. Для инженера всякое создаваемое им техническое устройство выступает как «естественно-искусственная» система.
Таким образом, и инженер, и ученый-экспериментатор оперируют с идеализированными представлениями о природных объектах, имеют дело с идеализированными объектами и схемами. Однако первый из них использует эти знания и представления для создания технических систем («искусственно-естественно-искусственная» позиция), а второй - создает экспериментальные устройства для обоснования и подтверждения данных представлений («ес-
тественно-искусственно-естественная» позиция). В этом и выражаются прежде всего сходство и взаимовлияние экспериментального естествознания и инженерной деятельности, выполняющих в то же время различные функции в современной культуре и имеющих разную направленность.
Переход к научной технике, пишет автор в заключение, не был однонаправленной трансформацией техники наукой. «Не только наука повлияла на становление норм современного инженерного мышления, но и, наоборот, инженерная деятельность оказала заметное влияние на формирование нового идеала научности. И ключевую роль в этом процессе сыграл Галилео Галилей, который был не только великим ученым и методологом нового экспериментального естествознания, но и философом техники, основанной на науке» (с. 76).
Т.В. Виноградова
2013.03.012. КУУККАНЕН Ю.-М. ЗНАЧЕНИЯ ЛОКАЛИЗАЦИО-НИЗМА.
KUUKKANEN J.-M. Senses of localism // History of science. - Cambridge (Mass.), 2012. - Vol. 50, N 169. - P. 477-500.
Ключевые слова: философия науки; историография науки; универсализм; слабый локализационизм; сильный локализационизм.
Автор, сотрудник Лейденского университета (Швеция), анализирует локализационный сдвиг в теории и практике историографии науки.
«Идея о том, что знание неизбежно носит локальный и изменчивый характер, завоевывает все больше сторонников», - утверждает Дж.А. Секорд (J.A. Secord, 2004). П. Галисон (P. Galison, 2008) также написал, что «поворот в сторону локальных объяснений... возможно, единственное наиболее важное изменение, произошедшее за последние 30 лет в истории и социологии науки» (цит. по: с. 477). Но в чем конкретно проявляется это изменение? «Пространственный поворот» выдвинул новые «географические» вопросы. Но каково их значение для историографии? И что означают такие понятия, как «локация», «пространство», «универсальное» и «глобальное»?