CC BY
21
или героев) неожиданно сближает либеральную критику с патриотической, которая также поставила во главу угла своей эстетики миф о "духовной традиции"» (2, с. 512). Нравственный пафос либеральной критики того периода был во многом предопределен той литературой, о которой она писала. Резонируя с ней, либеральная критика «так и не смогла выработать логику эстетического анализа все более "модернизирующейся" словесности» (2, там же).
М. Липовецкий и М. Берг рассматривают также неофициальную литературную критику (А. Скуратов, Вен. Ерофеев, Г. Поме-ранц, Б. Иванов, В. Кривулин, Ю. Колкер и др.) и формирование «второй культуры». Появившись с возникновением первых самиз-датских журналов, неофициальная критика усматривала свою неофициальную задачу в легитимизации неподцензурных, нонконформистских практик, для чего используется апелляция к авторитетным предшественникам и, напротив, дистанцирование от скомпрометированных стратегий официальной советской культуры. Однако для неофициальной критики существенной оказывается не столько оппозиция официальная культура - неофициальная, сколько оппозиция эмигрантская культура - мировая и ленинградская культура - московская.
Т.Г. Петрова
ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ МЕТОДЫ И ЛИТЕРАТУРНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ
2013.03.006. ПЕННАНЕК Ф. КАНТ И ФРАНЦУЗСКИЙ РОМАНТИЗМ.
PENNANECH F. Kant et le romantisme français // Malice. - Aix-Marseille: CIELAM: Université d'Aix-Marseille, 2012. - N 3: Littérature comparée et Esthétique (s). - Mode of access: http://ufr-lacs.univ-provence.fr/cielam/node/532
Автор статьи, член исследовательской группы «Фабула», преподаватель лицея Теодора Моно в г. Лерё, называет исходной точкой своих размышлений сосуществование двух типов эстетического дискурса, генеалогически связанных с идеей полной автономии художественных произведений и искусства в целом. Такой подход, называемый Ф. Пеннанеком «формализмом», филологи возводят либо к Канту, либо к немецким, в частности йенским, ро-
мантикам, идеи которых противостояли кантовским и могут быть названы антикантианскими.
Ф. Пеннанек ставит задачу не столько вскрыть противоречия и ошибки в восприятии романтиками эстетической концепции Канта, сколько выявить следствия ассоциативной связи Канта и формализма и показать, что французский романтизм черпает эту идею из сочинений немецкого философа.
Исследователь полагает, что французская литературная теория, долгое время антиромантическая, по сути открыла немецкий романтизм только в 1970-е годы. Именно тогда в полной мере романтическая парадигма проявила себя в трудах Ж. Женетта, Ц. Тодорова, а также Ф. Лаку-Лабарта и Ж.-Л. Нанси1. Йенский, или ранний немецкий романтизм, стал рассматриваться как место рождения формализма, литературная теория также трактуется как его создание. При этом, за исключением работ А. Бегена2 и Р. Эйро3, до той поры во Франции не было исследований немецкого романтизма. В 1970-е годы такие труды стали появляться, и в них демонстрировалась относительность разрыва между немецким романтизмом и Просвещением.
В то же время параллельно существовала концепция происхождения идеи автономии искусства из сочинений Канта. Делать этого философа родоначальником данной точки зрения, полагает Ф. Пеннанек, означало «романтизацию» кантовской мысли. Процесс такой романтизации автор статьи находит в эстетических трактатах Ж. де Сталь. Поэтому он считает, что между немецким и французским романтизмом существовала значительная разница. Во Франции на рубеже 1790-1800-х годов шло активное освоение кантовских идей, появлялись переводы его трудов. Свою лепту в развитие интереса к Канту внесла книга Ж. де Сталь «О Германии» (1810). Именно в ней Ж. де Сталь высказала мысль о том, что Кант
1 Genette G. Mimologiques. - P.: Seuil, 1976; Todorov Tz. Théories du symbole. - P.: Seuil, 1977; Lacoue-Labarthe Ph., Nancy J.-L. L'absolu littéraire. Théorie de la littérature du romantisme allemand. - P.: Seuil, 1978.
Béguin A. L'âme romantique et le rêve: Essai sur le romantisme allemand et la poésie française. - P.: Corti, 1939.
3
Ayrault R. La genèse du romantisme allemand. - P.: Aubier, 1961-1976. - 4 v.
разделил «прекрасное» и «полезное», утвердив автономию произведения искусства. Вслед за ней В. Кузен в своих литературных лекциях 1818 г. продолжил «романтизацию» эстетической теории немецкого философа.
Подобная романтизация включала три аспекта. Известны главные моменты эстетического суждения, которые выделил Кант: качество, количество, соотношение и модальность. Подчеркивая идею автономии искусства, романтики не соблюдали кантовский порядок этих понятий, рассматривая эстетический предмет с точки зрения, во-первых, количества, во-вторых, соотношения, в-третьих, качества. Первый для Канта момент суждения - качество - учитывался лишь третьим. Количество подразумевает, что прекрасное -универсально, а потому суждение знания оказывается неотрывно от суждения вкуса и наоборот. Соотношение предполагает, что есть некая высшая сила, порождающая суждение о предмете искусства, что в самом предмете нет конкретной цели, но есть впечатление целесообразности. Так, красота цветка порождает веру в то, что ее сотворил Бог. В искусстве целенаправленность связана с художником, на этом и строится идея эстетической автономии. Отправная точка рассуждений Канта - это именно качество, он говорит о бесполезности эстетического удовольствия. Мадам де Сталь использует тот же кантовский термин и изменяет его сущность. Там, где у Канта речь идет о том, чтобы очертить область специфических, «бесполезных» предметов, у Сталь появляется идея о необходимости отличить эстетическое суждение от других типов суждений. По Канту, отсутствие интенции в целенаправленности искусства -это лишь впечатление, и здесь, по мнению Ф. Пеннанека, пролегает основное различие между эстетической рефлексией Канта и ее романтической интерпретацией.
Фундаментальный аспект романтизации кантовских идей состоит в представлении, что в его эстетике основное - размышление об искусстве и о категории прекрасного, а не рефлексия о способности суждения о любом предмете, который обладает автономией. Таким образом, романтизация теории Канта французской писательницей состоит в переносе ею свойств субъекта на объект и в смешении понятий специфичности объекта и его независимости.
Современники и последователи литературной теории Ж. де Сталь основывали свои эстетические представления на кан-
товском различии прекрасного и полезного, но в процессе романтизации Канта французский романтизм постепенно открывал для себя идеи немецких романтиков. Уже в книге «О Германии» Ж. де Сталь соединяла поэтологические принципы Шиллера с идеями Канта о литературе.
Подобная псевдокантианская эстетика вылилась во Франции в конце концов в формулу «искусство для искусства», полагает автор статьи. Впервые она возникла в дневниковой записи Б. Конста-на от 11 февраля 1804 г., когда он был в Веймаре: «Обед с Робинсоном, учеником Шеллинга. Его эстетический труд о Канте. Очень изобретательные идеи. Искусство для искусства, не имеющее цели. Любая цель искажает природу искусства». Затем эту формулу повторит В. Кузен (в курсе истории литературы, прочитанном в 1818 г.), он разовьет идею противостояния прекрасного и полезного, используя кантовскую терминологию. Поскольку В. Кузен не читал по-немецки, очевидно, что на него оказали влияние романтизированные французские переводы работ немецкого философа. Кроме того, В. Кузен соединяет кантианство с платонизмом, выстраивая ряд «истина - добро - красота», придающий искусству этическую целесообразность.
Часто литературоведы подчеркивают парадокс французского романтизма, сопрягающего одновременно эстетический мессианизм и идею искусства для искусства. Этот парадокс, утверждает Ф. Пеннанек, прямо вытекает из своеобразия восприятия теории Канта во Франции. В качестве примера он обращается к творчеству В. Гюго.
Известный специалистам труд Ш. Ренувье «Виктор Гюго -философ»1 рассматривал эстетические воззрения В. Гюго в перспективе развития неокантианской мысли, наследующей интерпретацию эстетики Канта у Ж. де Сталь. Однако сам В. Гюго не знал ни Канта, ни немецкого романтизма, ни Гегеля. Тот факт, что в предисловии к поэтическому сборнику «Ориенталии» (1831) В. Гюго создает некоторое подобие манифеста «искусства для искусства», а сам сборник открывается стихотворением, содержащим
1 К.епоиу1ег СИ. Ук1;ог Ни§о 1е рЫ1о8орЬе. - Р.: Со1т, 1900.
политические суждения, ясно демонстрирует противоречие французского романтизма, одновременно обвиняемого в увлечении формальными красотами и в политизированности (при этом политические взгляды писателя, в отличие от йенских романтиков, про-грессистские). Снятие данного противоречия - характерная особенность именно французского романтизма, считает автор статьи. Здесь утверждается необходимость совпадения формы и содержания. Уже в предисловии к «Ориенталиям» Гюго высказывается о «цели этого издания». Отвечая Бодлеру, защищающему принцип «искусства для искусства», Гюго говорит об «искусстве ради прогресса» (письмо 1859 г.). В статье «Вильям Шекспир» (1860) он пишет о «прекрасном служителе истины» и т.д. Такое погружение псевдокантианства в платонизм вытекает из тех противоречий и перетолкований при чтении Канта, которые происходили во Франции.
Таким образом, можно провести различие между немецким и французским вариантами романтизма: в немецком основным является антикантианский принцип единства субъекта и объекта; тот же принцип во французском романтизме имеет псевдокантовскую природу. Нет ничего удивительного в том, что романтики во Франции соединяли и смешивали антиформализм и антикантианство: А. де Виньи говорил о плохом стиле немецкого философа, В. Гюго -об отсутствии в нем поэтичности и т.д. Их главным стремлением при этом было превзойти то, что они называли формализмом.
Н.Т. Пахсарьян
2013.03.007. ШОМОН Б. ЗА ЗРЕЛИЩНУЮ ИСТОРИЮ: МОТИВ ПРАЗДНИКА В ДРАМЕ И ИСТОРИЧЕСКОМ РОМАНЕ ЭПОХИ РОМАНТИЗМА.
CHAUMONT B. Pour une histoire à grand spectacle: Etude du motif de la fête dans le drame et le roman historique romantiques // Ad hoc [Revue électronique]. - Rennes: CELLAM, 2012. - N 1: Le spectaculaire. -Mode of access: http://www.cellam.fr/wp-content/uploads/2012/ 07/Pour-une-histoire-à-grand-spectacle-version-définitive.pdf
Реферируемая статья помещена в выходящем с 2012 г. во Франции литературно-критическом журнале «Ad hoc», созданном
