есть истина. Выбор между полезным вымыслом и бесполезным фактом делается каждый раз в пользу первого. На самом глубоком уровне человеческой когнитивной организации, где наши ценности и наше восприятие определяются естественным отбором, именно эта польза от вымысла, даже большая, чем от истины и красоты, структурирует и поддерживает всеобщее пристрастие к литературе.
Е.В. Лозинская
2013.03.002. ПЕРВЫЙ НОМЕР ЖУРНАЛА «НАУЧНОЕ ИЗУЧЕНИЕ ЛИТЕРАТУРЫ» (Издательство Джона Беньямина, Амстердам).
Scientific study of literature / Ed. by W. van Peer. - Amsterdam: John Benjamens, 2011. - Vol. 1, N. 1. - 193 p.
В 2011 г. нидерландское научное издательство литературы по психологии, лингвистике, когнитивным наукам и литературоведению, приступило к выпуску журнала, полностью посвященного научному (scientific) изучению литературы, т.е. литературоведению эмпирической направленности, активно использующему экспериментальный подход, количественные методы, компьютерную обработку данных и т.п.1 К участию в первом номере журнала его главный редактор нидерландский филолог Вилли ван Пир пригласил наиболее авторитетных представителей этого научного направления, которым предложил поделиться с читателями своими взглядами на специфику этой дисциплины, ее достижения, возможные проблемы и перспективы.
По мнению самого В. ван Пира, литература - один из наиболее загадочных феноменов человеческой цивилизации. Литературные тексты изучаются людьми уже 2,5 тысячи лет, но мы до сих пор не имеем научно и эмпирически обоснованных ответов на многие важные вопросы. Почему литература в том или ином виде занимает центральное место в любой человеческой культуре? Как именно мы воспринимаем литературные тексты? Какое воздействие они оказывают на человека? Эмпирическое литературоведение
1 Подробнее о так называемом эмпирическом литературоведении см. статью: Лозинская Е.В. Эмпирические исследования литературы: Теория и методология // Человек, образ, сущность. - М., 2008. - № 1. - С. 192-222.
стремится найти ответы на них, используя подходы, аналогичные исследовательским методам негуманитарных наук.
Вместе с тем, как подчеркивает в редакционной статье «Наука в перспективе литературности» Д. Майалл (ун-т Альберты, Канада), научное исследование литературы не должно быть бездумным применением научных методов к литературе как еще одному объекту изучения. Необходимо модифицировать научные концепции и способы получения знания в контексте литературоведческих представлений. По мнению ученого, в первую очередь это касается трех важнейших аспектов дисциплины: предмета и методов исследования, а также вопроса о назначении (функциях) литературы. Для самого Д. Майалла важнейшим объектом анализа стала «литературность», т.е. «множество поддающихся выявлению взаимодействий между текстами и читателем, выделяющим данные тексты в культурном и эстетическом отношении на фоне всех прочих» (с. 9). Эта концепция восходит к представлениям некоторых теоретиков литературы (в частности, Д. Майалл в изучении литературности опирается на работы Пражского лингвистического кружка и русских формалистов). Предполагая изучение когнитивных и аффективных элементов, характерных для литературного чтения, она, тем не менее, не сводит его к частному случаю какого-либо из известных механизмов обработки дискурса (discourse process).
Использование методов когнитивных наук не должно приводить и к ассимиляции литературного опыта с познавательным, как происходит, когда результаты изучения искусственно сконструированных текстов (текстоидов) экстраполируются на литературный нарратив в целом. Методы когнитивных экспериментов могут быть успешно адаптированы к изучению литературных произведений, если исследователь не будет забывать о специфике своего объекта. Изучение функций литературы представляет собой очень сложную задачу, некоторые из традиционно выделяемых вариантов оцениваются различными исследователями по-разному и далеко не всегда специфичны для этого вида искусства. При решении этой задачи необходимо опираться на эмпирические данные о том, как видят цели литературного чтения реальные читатели.
Обзор современного положения дел в эмпирическом литературоведении дают П. Диксон и М. Бортолусси (ун-т Альберты, Канада). Это направление исходит из того, что «тексты не являются
универсальными хранилищами смыслов и ценностей, как это предполагали работы формалистов, они представляют собой более текучие объекты, получающие окончательную форму в сознании читателей» (с. 60). На смену интерпретации текстов или их стилистическому анализу приходит изучение взаимодействия между текстом и читателем, т.е. «обработки / восприятия литературного произведения» (literary processing).
В представлении канадских исследователей, эмпирическое литературоведение - очень молодая дисциплина, и множество проблемных областей остаются почти полностью неизученными. П. Диксон и М. Бортолусси выделяют следующие важные темы:
- значение читательского опыта и профильного образования, отрицательное и положительное их воздействие на процесс восприятия литературы;
- контекстуальные факторы, влияющие на восприятие (в том числе сама ситуация эксперимента, которая может накладывать отпечаток на восприятие текста);
- роль памяти и внимания в литературном восприятии (очень часто при изучении литературного восприятия подразумевается своего рода идеальный читатель, который все помнит, замечает и адекватно понимает);
- использование разных ресурсов при восприятии разных жанров;
- соотношение эмоциональных и когнитивных процессов в литературном восприятии.
Исследователи дают обзор наиболее популярных методик эмпирического изучения литературы. Анализ самого текста связан, как правило, с текстовыми манипуляциями, т.е. изменением того или иного параметра в нем. Наряду с несомненными достоинствами такие эксперименты имеют и очевидные риски, связанные с комплексной структурой литературного произведения.
Наиболее широкий арсенал проверенных средств имеется для изучения читателей - от традиционных психологических инструментов (протоколирование мыслей вслух, опросники и пр.) и прямых измерений (время чтения, фиксация глазных движений) до нейрофизиологических аппаратных методик (измерение на ЭЭГ вызванных потенциалов, связанных с событием, и функциональная магнитно-резонансная томография).
Средства изучения контекста представляются наиболее очевидными - манипуляция различными его аспектами - и вместе с тем сложными в осуществлении. Во многих случаях изменение того или иного контекстуального параметра невозможно в принципе. Авторы статьи обращают внимание на методы, применяемые в «историческом анализе чтения»: сбор и анализ статистических данных о циркуляции, издании и других сторонах функционирования произведений.
П. Диксон и М. Бортолусси подчеркивают, что экспериментальные данные не только интересны сами по себе, но и должны стать основой для разнообразных теорий литературного чтения во всех его аспектах.
Три статьи связаны с использованием компьютеров в литературоведении. Д. Бибер (ун-т Северной Аризоны) дает обзор последних достижений «корпусной стилистики», т.е. применения методов корпусного анализа к изучению литературного стиля. Большинство исследований этого рода сосредоточены на анализе частотных распределений отдельных слов, словосочетаний или более распространенных выражений для характеристики авторского стиля, стилистической специфики конкретного произведения или даже речи отдельного персонажа. Весьма многообещающим является изучение в этом ключе не семантических, а грамматических и прагматических аспектов текста. В отличие от более ранней традиции дескриптивного компьютерного анализа литературных текстов, возникшей в 1960-е годы и культивируемой в журналах «Literary and linguistic computing» и «Computers in the humanities», корпусная стилистика придает большое значение функциональному аспекту, не ограничиваясь фиксацией тех или иных характеристик стиля.
А. Грэссер, Н. Доуэлл, и К. Молдован из Мемфисского университета рассказывают о возможностях практического использования программных комплексов Coh-Metrix и Linguistic Inquiry Word Count (LIWC) для характеристики стиля писателей или эмпирической проверки литературоведческих гипотез. Работа Дж. Пен-небейкера и М. Айрланд (ун-т шт. Техас) лежит в области психологии творчества. Используя систему LIWC для анализа частотности функциональных слов в художественных текстах, исследователи
характеризуют внутренний мир авторов на материале произведений С. Платт, Т. Уайлдера и др.
Этот вопрос затронут и Д. Ханауером (ун-т Индианы в Пенсильвании), который характеризует возможности, цели и методы «научного изучения поэтического творчества». Его конечной целью может быть получение как новых знаний о специфике поэтических жанров1, так и использование их в общенаучных, образовательных, культурных и т.п. целях.
Вообще, идея практического, нередко вненаучного, применения результатов исследования характерна для эмпирического литературоведения. К. Ли (Северо-Западный ун-т, США) выдвигает тезис, что эффективное преподавание литературы в школе определяется наличием эмпирически проверенной и многомерной научной модели суждения о литературе. Создание такой модели требует междисциплинарного подхода и серьезных усилий со стороны когнитивных наук, психологии развития, философии, литературной теории.
В эмпирическом литературоведении необходимость отказа от использования текстоидов давно стала общим местом. К этому же решению приходят и психологи из университета штата Вашингтон в Сент-Луисе Х. Бейли и Дж.М. Закс. Их статья интересна и практическим примером применения аппаратных методов исследования. Лаборатория авторов статьи занимается изучением того, как люди сегментируют поток впечатлений от реальности на отдельные события. Данные, полученные с использованием функциональной магнитно-резонансной томографии, подтверждают, что за выделением событий в реальности, визуальном нарративе и литературном тексте стоят общие механизмы. Более того, чтение нар-ратива, видимо, сопряжено с симуляцией человеком соответствующего описанным в тексте пространственного окружения, двигательного и перцептивного опыта.
1 Например, проверка известной гипотезы К. Мартиндейла, что поэт постоянно испытывает давление, заставляющее его искать новизны, и это приводит к постоянному расширению границ поэтического (Martindale C. The laws governing the history of poetry // Directions in empirical literary studies: In honor of Willie van Peer. - Amsterdam: John Benjamins, 2008. - P. 229-242).
Исследование Р.Дж. Геррига (ун-т Стоуни Брук) связано с выявлением факторов, влияющих на индивидуальные особенности интерпретации одного и того же произведения разными читателями. Автор статьи анализирует роль бытового жизненного опыта и так называемых «реакций непосредственного участия» (к ним относится, например, желание, чтобы герою удался его замысел и т. п.). Многозначность художественного произведения и множественность интерпретаций не вызывают удивления у теоретиков литературы. Р. Герриг видит своей задачей дать подробное описание процессов, которые лежат в основе расхождений между читателями. Они позволяют объяснить, в частности, почему интерпретации кажутся их создателям наиболее верными и совершенно объективными. Применение обобщенного жизненного опыта обычно бывает нерефлектируемым и протекает за пределами сознания. Поэтому, делает вывод исследователь, даже читатели-эксперты (литературоведы) не могут исключить влияние реального мира на собственные размышления о повествовательных мирах.
Сходная проблематика затрагивается в статье Р.В. Гиббса (Калифорнийский ун-т в Санта-Круз). Изучая роль концептуальных метафор1 при восприятии любовной лирики, он осознал необходимость теоретического осмысления индивидуального и общего в интерпретациях, принадлежащих различным читателям. Исследователь предлагает теоретическую схему, в которой конкретная интерпретация определяется множеством разноуровневых факторов, складывающихся в самоорганизующуюся систему. Те или иные моменты интерпретации, например концептуальные метафоры, «не хранятся в мозгу человека, чтобы при определенном стимуле быть активированными», а представляют собой локальные сгущения (local stabilities), образующиеся в конкретный момент под влиянием ограничивающих систему факторов.
Противоположную позицию занимает Р. Джора (Тель-Авивский университет). Она подчеркивает необходимость изучения общих, а не индивидуальных аспектов поэтического языка - как при
1 Концептуальная метафора - устойчивый конструкт, фиксирующий связь между двумя смысловыми областями, например: любовь - это путешествие, любовь - это единство, верх - хорошо, низ - плохо и т.п.
создании текстов, так и при его восприятии, а также при анализе эстететической специфики литературы.
По мнению М. Грин и Дж. Карпентера (ун-т Северной Каролины, Чейпел Хилл), «одна из важнейших функций литературы -дать читателям возможность выйти за границы своей собственной жизни и войти в иные миры» (с. 113). Это явление, называемое в литературной теории «погружением» (immersion) или «переносом» (transportation), предполагает когнитивную, эмоциональную и ментально-образную вовлеченность читателя в воображаемый мир, которая поддается количественному измерению (преимущественно с помощью шкал самооценки). Степень вовлеченности в художественные миры находится в прямой зависимости с влиянием литературы на изменение личности читателя и его отношения к окружающему миру.
Авторы статьи дают обзор исследований в области «переноса» и намечают их дальнейшую программу. Установлены многие из факторов, стимулирующих перенос, однако некоторые вопросы остаются непроясненными: имеются ли литературные техники, усиливающие погружение? необходим ли для него определенный уровень читательского опыта? есть ли связь между переносом и эстетической оценкой произведения? как различить «перенос» и сходные с ним явления, например идентификацию с главным героем? имеются ли у некоторых людей индивидуальные особенности, которые способствуют или препятствуют «переносу» в художественный мир?
Нуждается в более тщательном изучении отложенное влияние «переноса», в частности, на способность литературных произведений убеждать в чем-то читателя. Особого внимания здесь требуют так называемые имплицитные установки, т.е. взгляды и оценки, не осознаваемые индивидом. Убеждение посредством нар-ратива часто описывается как очень тонкий процесс, воздействующий именно на эти элементы мироощущения, так что читатели нередко никак не корректируют информацию (или дезинформацию), полученную из текста. Были получены экспериментальные данные, показывающие, что литературные тексты действительно влияют на имплицитные установки. Лаборатория авторов статьи изучает это явление с использованием психологических исследовательских
техник, вносящих меньшее искажение в результаты, чем традиционные опросники и протоколы.
Д.Н. Рапп, Х. Комеда и С.Р. Хинце (Северо-Западный ун-т, США) привлекают внимание к трем темам, которые до сих пор незаслуженно игнорировались эмпирическим литературоведением. Во-первых, это соотношение реального и запланированного автором воздействия литературного произведения. Исследователи предлагают конкретные методики для анализа как первого, так и второго. Во-вторых, это изучение эмоциональных реакций читателей на персонажей и фабульные ситуации (преимущественно в плане выявления текстовых элементов, стимулирующих подобные реакции, поскольку общие аспекты этой проблемы уже хорошо изучены), а также нейрофизиологических основ эмоционального отклика на прочитанное. В-третьих, это влияние на интерпретацию и восприятие текста обстоятельств, которые можно назвать «читательским контекстом»: чужие интерпретации, включение произведения в экзаменационные программы и т. п.
П. Вордерер и Ф. Рот (ун-т Мангейма) пишут о необходимости изучения такой функции художественной литературы, как развлечение. В 1970-х годах группой немецких психологов была создана комплексная теория, описывающая разнообразные аспекты данной функции медийных искусств. В литературоведении же эта проблема практически не изучалась, по большей части потому что развлекательные жанры считались недостойными изучения, а чтение для развлечения канонических произведений - не слишком важным аспектом литературного чтения. Исследователи отмечают, что изучение литературы может внести дополнительные оттенки в теорию развлечения, в частности, весьма продуктивной могут оказаться адаптация к этим целям представлений о «переносе», а также лишение концепции строго гедонистической окраски. Развлечение может быть связано не только с удовольствием, но и такой эмоцией, как восхищение, или даже с трагическим катарсисом.
Е. Хакемульдер (Утрехтский университет) указывает, что в научном изучении литературы основное внимание должно быть уделено анализу специфики литературной коммуникации. Если в изучении восприятия дискурса (discourse comprehension) предметом исследования является то, как люди понимают повествовательный текст, литературная теория скорее требует анализа того,
что именно затрудняет и тормозит его непосредственное понимание, поскольку именно подобное торможение становится стимулом к поиску более глубокого значения. Если социальной психологии интересен такой аспект литературы, как перенос, то в рамках литературной теории интереснее изучать феномен эстетической дистанции, возникающей при осознании читателем того, что он перенесся в вымышленный мир.
Ключевая идея К. Оатли - канадского психолога и автора художественной прозы - в том, что цель научного изучения литературы не сводится к углублению наших знаний о литературе с психологической точки зрения благодаря изучению процессов, определяющих создание и восприятие литературных произведений (таких, как ментальное моделирование, эмпатия и Теория сознания, работа воображения и др.). Вместе с тем изучение этих же феноменов должно одновременно стать и «окном в человеческое сознание», способствовать лучшему пониманию мышления - так же, как сама литература способствует лучшему пониманию человека в целом.
Г. Купчик (ун-т Торонто в Скарборо) предостерегает от излишней романтизации представления о научном / эмпирическом изучении какого-либо предмета. Он напоминает о том, что любому эмпирическому исследованию по необходимости присущ некоторый методологический редукционизм. Изучая какое-либо явление эмпирически, мы должны его операционализировать, избрать параметр, отражающий ту или иную его сторону, тем самым отбрасывая в сторону другие его аспекты. Необходимо всегда держать в уме возможные последствия подобных решений. Ученый обращает внимание также и на некоторые другие важнейшие условия правильной постановки экспериментов: работа с феноменами, наблюдаемыми в реальной действительности, а не сконструированными под теорию исследователя, широкая база стимульного материала, необходимость использования не менее двух стимулов конкретного вида, сочетание количественных и качественных методик.
Д. Куикен (ун-т Альберты, Канада) указывает на риски, связанные с импортом в литературоведение упрощенного представления о научных методах. Избежать этой опасности можно, выработав концепцию научности, основанную на методах, исторически сложившихся в разнообразных естественно-научных дисциплинах,
а не на предписаниях философии науки XX в., ориентированных преимущественно на экспериментальную физику.
П. К. Хоган (ун-т Коннектикута) проводит интересную параллель между отношением естественных и гуманитарных наук, с одной стороны, и культурным колониализмом - с другой. «Наука занимает в современной интеллектуальной жизни место, во многом сходное с культурой-гегемоном в ситуации культурного колониализма. Гегемония науки простирается далеко за границы здорового уважения к научным методам. Она включает в себя нормативный по умолчанию статус для широкого круга социальных практик и психологических характеристик, которые мыслительные стереотипы связывают с наукой» (с. 172). Когда научный метод начинает использоваться в традиционно гуманитарных областях, следует ожидать реакций, сходных с реакциями представителей колонизированной нации на колонизаторов. П.К. Хоган предостерегает и против стремления некритически перенести как внешние, так и сущностные черты научного метода в гуманитарные дисциплины, и против бездумного отвержения научных методов в сочетании с некритически понятым дисциплинарным традиционализмом. По мнению исследователя, будущее принадлежит синкретическим подходам, адаптирующим естественно-научные подходы к новым объектам изучения.
Е.В. Лозинская
2013.03.003. БЕНДЖАМИН Ш. О СПЕЦИФИЧНОСТИ ПОЭТИЧЕСКОГО ЯЗЫКА.
BENJAMIN Sh. On the distinctiveness of poetic language // New literary history. - Charlottesville: Univ. of Virginia, 2012. - Vol. 43, N 1. -S. 89-112.
Шошана Бенджамин из университета Бен-Гуриона утверждает право на существование понятия «поэтический язык» наряду с понятиями «обыденного» или «разговорного» языка, настаивает на обоснованности понимания поэтического языка как особого средства выражения, несмотря на то что начиная с 1970-х годов такой подход неоднократно подвергался критике - особенно со стороны представителей компаративного подхода (М.Л. Пратт / M.L. Pratt, М. Перлофф / M. Perloff и др.).