CC BY
19
в этих странах (подобные надежды питали не только арабские интеллектуалы, но и многие на Западе) - разрушение имеющихся национальных институтов, как правило, приводит к печальным последствиям.
К. Б. Демидов
2013.02.016-017. СУДАН: СОЦИАЛЬНАЯ ТРАНСФОРМАЦИЯ ИЛИ ЗАПЛАНИРОВАННЫЙ РАСПАД?
2013.02.016. MAMDANI M. Saviors and survivors: Darfur, politics, and the war on terror. - Dakar: Codesria, 2010. - XII, 3B0 p. - Bibli-ogr.: p. 357-374. Ind.: p. 375-3B0.
2013.02.017. WONDU S. From bush to Bush: Journey to liberty in South Sudan. - Nairobi etc.: Kenway publ., 2011. - XII, 259 p. - Ind.: p. 254-259.
1. М. Мамдани (Дар-эс-Саламский университет, Танзания) разоблачает многочисленные мифы о Дарфуре, создаваемые движением «Спаси Дарфур» - одним из отрядов западных фундаменталистов, специализирующихся на защите прав человека, и убедительно показывает, что данный фундаментализм ничуть не менее, если не более, опасен, чем, например, исламский фундаментализм. Движение оперирует понятием расовой идентичности, якобы присущей сторонам конфликта в Дарфуре (и, шире, в Судане); идентичность, существующая от века, обладает набором неизменных свойств.
На деле изначально идентичности строились на основе культуры - каждый мог отнести себя к той или иной общности в силу тех или иных интересов. «Те, кто утверждал, что является арабом, просто увязывал себя с определенной генеалогической линией...» (1, с. 92). Вместе с тем космополитические города строились на основе коммерческих связей. Так, в начале XVIII в. в крупных городах Дарфура проживали выходцы из Ливии, Марокко, Западной Африки, Хиджаза, Индии, Турции, Армении, Греции, Италии, Франции, Германии, Португалии и т.д.
Важно учитывать и религиозные движения в Судане. Так, «фукара» (суфии) использовали шариат, чтобы войти в торговую касту на равных, навязав, по возможности, свои («шариатские») правила игры. В 1762 г. новая элита, сформированная в значительной мере из «фукара», пришла к власти, заменив короля на регента.
Таким образом, исламу также едва ли может быть приписана некая определенная и неизменная идентичность.
«К началу XIX в. в Дарфуре образовалась местная элита, в которую входили фукара, торговцы и бывшие рабы. Последние все без исключения были захвачены у южных племен, обитавших вне Дарфура как такового. Фукара по происхождению были в основном западно-африканского происхождения. Торговцы... как правило, были потомками нилотского населения. В то время Дарфур представлял собой космополитическое сообщество, элита которого в значительной степени вербовалась из иммигрантов. Следует помнить, что речь здесь не идет об элите поселенцев, навязанной местному социуму извне» (016, с. 153).
Интересно отметить, что изначально именно арабы изображались англичанами (например, У. Адамсом, У. Черчиллем и др.) как динамичные носители прогресса на погруженном в стагнацию континенте. Однако именно тогда были заложены и основы расового подхода к политическим проблемам, который позволяет по своему усмотрению наделять народы / общности неким набором неизменных свойств. «По мысли Черчилля, раса - это вовсе не культура, а биология» (016, с. 89).
Практическим дополнением данной «теории» было всемерное поощрение племенного разделения. «Повсеместно права на землю передавались общинам (племенам, сектам, селениям и т.д.). Таким образом, по закону право увязывалось с племенной идентичностью...» (016, с. 196). Так были созданы непроходимые («расовые») барьеры между арабами, с одной стороны, и негроидами -с другой, хотя часто и те, и другие говорили на арабском (тех, кто говорил на арабском, было в два раза больше, чем собственно арабов (016, с. 196). Последних стали усиленно представлять как переселенцев и кочевников.
Данные «наработки» были также использованы, например, в Бурунди: «Бельгийцы. постарались закрепить расовый характер идентичностей хуту и тутси, и при помощи закона придали институционализированный характер системе, проводящей между ними черту» (016, с. 337).
«Итак, как мы могли убедиться, придание идентичностям в Дарфуре расового характера своими корнями уходит в период британского владычества, кода "арабы". были инкорпорированы в
ценз, обретя, таким образом, свое место в государственной политике и администрации. Спираль земельных конфликтов. - не что иное, как последствие таких разнородных факторов, как: 1) земельная система. которая проводила различие между "местными" и "неместными" племенами; 2) деградация природных условий, побудившая северные племена искать новые пастбища на юге; 3) перекинувшиеся на Дарфур последствия 40-летней гражданской войны в Чаде, что привело к милитаризации межплеменных конфликтов в Дарфуре; 4) варварские меры против мятежников, к которым прибегло правительство Башира в 2003-2004 гг.» (016, с. 323).
С разрастанием конфликта Дарфур стал удобной площадкой для обкатки данной «теории расовых идентичностей», иначе говоря, тезиса о расово присущих признаках, соответственно, арабов и темнокожих африканцев, из чего делается вывод о непримиримости их интересов (здесь мы видим развитие тезиса о «столкновении цивилизаций» С. Хантигтона). Темнокожие африканцы априорно становились жертвой, а арабы - поголовно если не по сути, то по духу - превращались в «дикое сборище грязи» (Некрасов), крушащее на своем пути все то, что создали трудолюбивые фермеры-неарабы.
Примечательно не декларируемое, но имплицитно навязываемое данной «теорией» разделение ролей: западные христиане -лидеры, иудеи - свидетели того, что геноцид имел место, темнокожие африканцы - жертвы геноцида. «Мусульманам же предлагалось бороться с угнетателями, вышедшими из их собственной среды... и преодолевать деспотические тенденции внутри тех сообществ, к которым они принадлежат» (016, с. 65).
Данная теория была подхвачена средствами массовой информации. «Подобная журналистика предоставляет нам незамысловатую и вполне моральную картину мира, где группа насильников. противостоит группе жертв, причем нам не сообщают ни предыстории, ни мотивов. Даже тогда, когда газеты освещают насилие как социальный феномен, они никогда не проясняют те силы, которые побуждают насильников совершать злодеяния» (016, с. 73).
Вызывает интерес и то, например, что наибольшая активность медиа проявляется именно в тот период, когда конфликт идет на спад. «То, что вы видите на экране. полномасштабная порнография насилия, каскад картинок, вынутых из контекста. Это и на-
зывается "эффектом Си-эн-эн"... цель которого - вбить клин между политическим чутьем и моральным чувством, чтобы притупить первое и воздействовать на второе.» (016, с. 63).
«В 2005-2006 гг., как раз тогда, когда число военных столкновений в Дарфуре резко сократилось, началась массированная общественная кампания, в которой приняли участие как движение "Спаси Дарфур", так и правительства главнейших западных стран. На первый взгляд все это представляется довольно странным - ведь успехи, достигнутые благодаря участию Африканского союза, казалось бы, указывали на возможность некоего иного решения...» (016, с. 42).
Однако на деле такой сценарий не устраивал Запад. «Коалиция "Спаси Дарфур" уверена в том, что существует лишь одно средство избавить эту землю от бед - оккупировать ее при помощи военной интервенции» (1, с. 48). Массированные и многосторонние усилия были приложены именно для того, чтобы дискредитировать участие Африканского союза в деле разрешения конфликта и заменить его войска на «голубые каски» («хотя и едва ли вызывает сомнение тот факт, что. вовлечение сторонних вооруженных сил в отсутствие политического соглашения скорее всего лишь усугубит проблему, нежели разрешит ее» (016, с. 47). С этой целью делались утверждения, что АС стал одной из сторон конфликта. «Африканский союз очень скоро был превращен в своего рода мишень как для противоборствующих сторон, так и для всех тех, кто был затронут конфликтом, включая и средства массовой информации. В течение всей второй половины 2005 г. разнообразные группировки мятежников предпринимали попытки убить или захватить в плен солдат АС» (016, с. 41).
Весьма любопытен и состав движения «Спаси Дарфур». «Данная коалиция в своей деятельности. объединяет усилия рядовых добровольцев, с одной стороны. а с другой - отточенные навыки специалистов в области рекламы, услуги которых весьма недурно оплачивают рекламные фирмы. Все это делается под пристальным руководством. небольшой группы политически мотивированных. членов Исполнительного комитета. "Спаси Дарфур", без сомнения, представляет собой наиболее успешное организованное народное движение в США после движения за прекращение войны во Вьетнаме. "Уйти из Ирака и войти в Дарфур", - гласит
один из лозунгов движения» (016, с. 77). Рядовых членов движения -в основном студентов и членов евангелических сект - совершенно не беспокоит, к каким последствиям подобная интервенция может привести.
Движение, поддержанное среди прочих С. Спилбергом, Дж. Клуни, Р. Гелдофом, У. Эко, Г. Грассом, В. Гавелом, Т. Блэром и другими видными западными фигурами, получило приоритетное освещение в таких авторитетных изданиях, как «International Herald Tribune» «Financial Times», смогло начиная с 2005 г. проводить в США акции общенационального масштаба. Подобная деятельность оказалась востребованной, когда Государственный департамент заподозрил администрацию Буша в использовании непроверенной информации, касающейся данной проблемы. Уже в 2006 г. Дарфур был объявлен зоной, запретной для полетов, что является недвусмысленным шагом к наземной операции.
Немаловажную роль сыграли и другие международные организации. Так, «привлекая к делу Международный уголовный суд. западные державы получили возможность придать проблеме нарушения прав человека уголовный характер. Тем самым фокус сдвигался из политической области в криминалистику. а стороны конфликта стали рассматривать проблему не с точки зрения поиска примирения, а с точки зрения наказания виновных» (016, с. 344). Подобно тому, как британские колониалисты стравливали безземельные племена с теми, у которых земли много, имплицитно превращая последних в причину бед первых, современные «защитники Дарфура» делают все возможное, чтобы процесс был переведен в плоскость поиска виновных (последние, конечно же, - арабы и мусульмане).
Таким образом, налицо попытки Запада смешать карты в духе «войны против террора», мыслящегося как преимущественно мусульманский и арабский террор. «Арабизация чинимого в Дарфуре насилия. вытекает не столько из истории данного региона, сколько продиктована логикой "войны против террора"» (016, с. 77).
2. С. Вонду - в настоящее время один из виднейших чиновников Южного Судана - рассказывает о своей головокружительной карьере (от бойца одного из вооруженных формирований на юге Судана и беженца в Уганде до посла Южного Судана в Японии) в контексте истории обретения этой страной независимости. К сожа-
лению, в том, что касается данной истории, автор склонен явно что-то недоговаривать и о чем-то умалчивать, что, в силу его высокого положения, вполне понятно. Однако общий абрис его судьбы может послужить интересной иллюстрацией к тому, о чем шла речь в книге М. Мамдани.
Автор рассказывает о своем детстве, проведенном на западном берегу Нила, на землях народности куку (к которой он принадлежит). Идентичность местных жителей в результате колониализма отличается двойственностью: с одной стороны, они чтят старину и обычаи предков, с другой - не упускают случая продемонстрировать свою «прогрессивность». Так, рассказывая об отце, автор пишет: «Когда ему следовало быть "современным" в воскресный день, он напомаживал. волосы, которые зачесывал на прямой пробор подобно тому, как делают англосаксы, и надевал длинные чулки. Когда же он шел на танцы, он облачался в традиционный костюм: головной убор, украшенный раковинам и перьями страуса (джибйа), и пеструю юбку из обезьяньей кожи (доло). » (017, с. 2). В то же время обе части данной двойственной идентичности в значительной мере оказываются «скомпрометированными». Так, автор восхищается народами Экваториальной Африки, о которых узнал со слов брата, служившего в армии, однако понимает, что это не более чем мифология. Запад, в свою очередь, также предстает как нечто амбивалентное: «Британцы построили свою "миссию" на нашей земле и вместо того чтобы платить моему отцу ренту, превратили его в домашнего слугу» (2, с. 4).
Не менее сомнительной предстает и новая, исламская идентичность, появившаяся на горизонте после обретения Суданом независимости в 1956 г. Автору довелось познакомиться с ней после того, как началась исламизация учебных заведений страны, в том числе и той средней школы в Лока, где он обучался: «Религиозный конфликт между учащимися и новой администрацией школы стал очевидным. Близ школьных ворот была выстроена мечеть. однако никто из учащихся не пожелал обратиться в ислам и совершить обрезание» (017, с. 34).
Дальнейшая карьера С. Вонду представлена в довольно размытых очертаниях. Некоторое время он учился в Угандийском колледже торговли, работал в угандийском Министерстве сельского хозяйства, одновременно состоя в подпольной ячейке, помогал
(по приглашению своего друга, занявшего видный пост на Юге) налаживать режим финансового контроля, время от времени возвращаясь в буш.
В 1987 г. по линии UNHCR (УВКБ ООН) он получил пост преподавателя в Момбасском политехническом институте, а затем стал преподавать в Кенийском колледже бухгалтерского дела. В этом же году по линии Британского совета он перешел в Кенийский институт администрирования. В 1993 г. получил степень магистра в Редингском университете. В этом же году в качестве специального посланника Юга он отправился в Гану. С этого времени он прочно обосновался в высших эшелонах власти Юга и стал пользоваться особым доверием Дж. Гаранга.
Едва ли трудно заметить, что карьерные передвижения С. Вонду располагались в ареале того, что осталось от системы британского владычества в Африке. Допуская некоторую критику в адрес колониальной системы, он тем не менее старательно воспроизводит клише, ставшие привычными в западных средствах массовой информации после начала «войны против террора». Так, автор следует раскритикованнной М. Мамдани традиции представлять конфликты в Судане как расовые: «Расовая война в Хартуме в 1964 г.. унесла сотни жизней»; «Барьеры, разделявшие племена, еще не рухнули, однако бряцание мечом ислама несло угрозу всем» (017, с. 124), - будто бы не ведая о том, что ретрибализация и возможно большая фрагментация социума - равно как и стравливание населения по этническим и религиозным признакам - всегда была и остается одним из главных методов англо-американской политики в регионе (да и не только здесь).
Многие события предстают в сильно упрощенном или искаженном виде. Так, волнения 1965 г. в Вау предстают как ужасная и неспровоцированная бойня южан северянами, в то время как, если верить «Britannica» и БСЭ, волнения были начаты южной военно-политической организацией «Анья-нья», стремившейся к отделению во вполне своекорыстных интересах и поддерживаемой Западом. Членом данной организации являлся, кстати, и сам автор.
Нельзя не отметить и постоянные попытки принизить мусульманскую культуру, придать ей сущностные черты варварства и жестокости - между тем как беженцы, стремясь избежать насилия, чинимого в том числе и южанами, направляются, как правило, в
Хартум, где в настоящее время сосредоточилась треть населения всего Судана. Таким образом, создается устойчивое впечатление, что автор, столь явно следуя в русле политики, инициированной Бушем, всячески стремится угодить Америке - едва ли случайно снимок, запечатлевший его с этим всецело обанкротившимся политиком, вынесен на обложку книги.
В связи с этим довольно примечателен тот факт, что автор упускает из вида ве сьма важные обстоятельства и факты, как, например, то, что подписанное в 1947 г. в Джубе - столице Юга - соглашение об объединении Северного и Южного Судана в единое государство сорвало британские планы относительно присоединения Юга к Уганде; или, например, то, что гражданская война началась в 1955 г. с волнений на Юге, по всей видимости, инспирированных Великобританией.
К.Б. Демидов
2013.02.018. ЛОНГ О., РЭДИН Э. ИСЛАМ КАК СРЕДСТВО ПОВЫШЕНИЯ ЭФФЕКТИВНОСТИ АФГАНСКОЙ ПОЛИЦИИ. LONG A., RADIN A. Enlisting islam for an effective afgan police // Survival. - L., 2012. - Vol. 54, N 2. - P. 113-128.
О. Лонг (Колумбийский университет, США) А. Рэдин (Мас-сачусетский технологический институт, США) пишут об особой значимости афганской полиции, которая одновременно является как передовым отрядом борьбы с террористами, так и важным инструментом укрепления авторитета центральной власти на местах.
В настоящее время США и их союзники озабочены необходимостью создания эффективных полицейских подразделений, способных выполнять указанные задачи после ухода из страны Международных сил содействия безопасности (МССБ). До сих пор командование МССБ, участвуя в создании Афганской национальной полиции (АНП), руководствовалось главным образом тем опытом, который существует на Западе. Поэтому основной упор делался на обеспечение полицейских необходимой экипировкой, обучение их владению современным оружием и техническими средствами. Предпринимались даже попытки дать будущим полицейским начальную юридическую подготовку. Однако методика, естественная в западном контексте, оказалась неэффективной и даже контрпро-
