CC BY
16
торого стремились «нравиться тем, что не нравятся», отстаивали вкус к «безвкусному»), и философским стремлением разонравиться в силу неприятия «ничтожности стремления к удовольствиям» (с. 454). В предисловии к «Новой Элоизе» Руссо провозглашает принципы поэтики, которая подчинена исторической правде и отказывается от украшений и вымысла. «Удовольствие письма» заключается в запечатлении истины, но есть и полезный вымысел. «Лечебная», «терапевтическая» функция вымысла проступает в «Новой Элоизе»: соблазнительность и приятность этой фабулы, искусственно введенные в ткань этико-философских размышлений, придают произведению поэтичность. Руссо противоречит себе, противопоставляя пользу и удовольствие: это действительно противоположности, но они не существуют друг без друга и дополняют друг друга. Так, в «Новой Элоизе» удовольствие легитимизируется как элемент счастья, а в «Эмиле» оно является необходимостью процесса воспитания. Идеал «естественного человека в обществе», которым Руссо жаждет заменить практику «светскости», - это компромиссный и двойственный идеал, делает вывод К. Амман. Биполярная система «понравиться / разонравиться» нестабильна, и писатель оказывается не в силах избавиться от противоречивой двойственности своих желаний.
Н.Т. Пахсарьян
ЛИТЕРАТУРА XIX в.
Русская литература
2013.01.020. МЕЛЬНИК В.И. И.А. ГОНЧАРОВ И Ф.М. ДОСТОЕВСКИЙ: К 190-ЛЕТИЮ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО И 200-ЛЕТИЮ И.А. ГОНЧАРОВА: Ч. 1-3 // Русская народная линия: Информационно-аналитическая служба / Гл. ред. А.Д. Степанов. -СПб., 2011. - Режим доступа: http://ruskline.ru/ Ч. 1. - 14.11.2011. -Режим доступа:
http://ruskline.ru/analitika/2011/11/14/iagoncharov_i_fmdostoevskij Ч. 2. - 16.11.2011. - Режим доступа: http://ruskline.ru/analitika/2011/ 11/16/iagoncharov_i_fmdostoevskij Ч. 3. - 17.11.2011. - Режим доступа: http://ruskline.ru/analitika/2011/11/17/iagoncharov_i_fmdostoevskij
«Тема "Гончаров и Достоевский" кажется, на первый взгляд, весьма неперспективной: слишком бьют в глаза существенные различия в мировоззрении, поэтике двух писателей», - отмечает доктор филол. наук В.И. Мельник (проф. Гос. академии славянской культуры), лауреат премии им. И.А. Гончарова1.
Попытки сравнения творчества Гончарова и Достоевского ранее предпринимались в отечественном и зарубежном литературоведении, однако внимание в основном было обращено на поэтику, творческую манеру писателей. Акцент делался на различном понимании художниками понятий «тип» и «типизация». Отмечалась полная неприемлемость для Гончарова реакционно-славянофильской идеологии Достоевского, а также то, что Гончаров в отличие от Достоевского «не любил психопатологии, не изображал резких движений больной души: его творческий взор устремлен был к нормальным и светлым сторонам человеческого сознания» (Д. С. Мережковский)2.
Писатели действительно различались по темпераменту, общественному положению, творческому дарованию: «Насколько Достоевский горяч, страстен, настолько Гончаров спокоен и уравновешен. Достоевский в своих романах показывает прежде всего идею личности, в то время как для Гончарова идея всегда выражена в пластическом образе. Достоевский в своих произведениях то и дело прибегает к курсиву, дабы подчеркнуть эту идею. У Гончарова это невозможно» (ч. 1).
Однако при сопоставлении творчества Гончарова и Достоевского речь должна идти прежде всего об историософии этих авторов, видевших исторический путь человечества в свете религиозной истины. Эти несходные писатели оказались неожиданно близки в своей тяге к масштабным концептуальным обобщениям, в своем видении современной русской и мировой жизни в контексте «Божественного замысла».
1 Премия вручена в 2009 г. за книгу: Мельник В.И. Гончаров и Православие: Духовный мир писателя. - М.: Даръ, 2008. Автор рассматривает И.А. Гончарова в ряду русских христианских писателей: от Н.В. Гоголя до А.С. Хомякова и Ф.М. Достоевского. По мнению В.И. Мельника, Гончаров шел своим путем, предвосхищая поиски христианской философии Серебряного века. - Прим. реф.
2 См.: Цейтлин А.Г. И.А. Гончаров. - М., 1950. - С. 394-395.
Оба писателя были людьми глубоко религиозными, но если Гончаров веровал просто, не выходя из церковной ограды с детских лет, то у Достоевского «осанна» прошла через горнило сомнений.
На литературное поприще Достоевский и Гончаров вступили в 1840-е годы. Оба прошли через литературный кружок В.Г. Белинского, через увлечение Н.В. Гоголем. Познакомились они в 1846 г. в салоне Майковых. Друзьями не стали, но периодически встречались, внимательно следили за творчеством друг друга, поддерживая взаимоотношения вплоть до смерти Достоевского.
Романы «Бедные люди» (1846) и «Обыкновенная история» (1847) появились с разницей в один год. Достоевский сразу воспринял Гончарова как соперника в литературе.
Находясь в ссылке, Достоевский с интересом следил за развитием русской литературы. В мае 1859 г., после выхода в «Отечественных записках» последней части «Обломова», он оценил роман в письме брату (М.М. Достоевскому): «По-моему, отвратительный»1.
«Трудно сказать, отчего Достоевский дает столь уничижительную оценку капитальному произведению Гончарова. Можно предположить одно: он не увидел в романе "идей", вернее, не сразу разглядел их» (ч. 1). Возможно, идея цивилизации как Божьего промысла (когда человек живет в патриархальной общине), которую Достоевский увидел в «Сне Обломова», была для него «идеей вчерашнего дня». В набросках к статье «Социализм и христианство» он наметил свою «историософию»: «Патриархальность было состояние первобытное. Цивилизация - среднее, переходное. Христианство - третья и последняя степень человека, но тут кончается
2
развитие, достигается идеал...»
В.И. Мельник предполагает, что Достоевский «несколько свысока смотрел на возможности Гончарова как мыслителя (а не
1 Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т. - Л., 1972-1988. - Т. 28, кн. 1. -С. 325. Отметим, что в «Летописи жизни и творчества Ф.М. Достоевского» (СПб., 1993-1995) со ссылкой на то же письмо к брату ошибочно утверждается, что Достоевский «положительно отзывается» о романе «Обломов»; см. об этом: Алексеев А.Д. Летопись жизни и творчества И.А. Гончарова. - М.; Л., 1960. - Т. 1. -С. 260.
2 Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т. - Л., 1972-1988. - Т. 20. -
как пластического художника), что, вероятно, и помешало ему в полной мере оценить его духовную и философскую близость» (ч. 1). Между тем Гончарова интересовало лишь столкновение того, что Достоевский называл «патриархальностью» и «цивилизацией», в которой он видел потенциал «христианства», т.е., по Достоевскому, - третьего этапа развития человечества. На это указывают «Письма столичного друга к провинциальному жениху» (1848), где Гончаров пытался в самом «болезненном» цивилизационном периоде развития человечества усмотреть ростки христианства.
В романе «Фрегат "Паллада"» (1858) большое место занимает тема миссионерства как цивилизаторской работы, в основе которой лежит мысль: Бог дал человеку со-творчество. По Гончарову, задача человечества - научиться творчески преобразовывать мир, «превращать пустыню в сад». Образ сада - один из центральных в его творчестве. Бог у Достоевского Сам взращивает Свой сад, а человек лишь ощущает свою связь с Творцом. «В этих подходах отразились две стороны Православия: творчески-созидательная и мистическая. На перекрестье этих понятий и возникают все схождения и различия между Достоевским и Гончаровым как писателями со своими историософскими концепциями» (ч. 1).
В начале 1860-х годов Достоевский не оценил «Обломова» по достоинству, однако с течением времени его отношение к роману и к образу главного героя, в котором он первоначально увидел лишь олицетворение лени, апатии, эгоизма, заметно меняется. Если в «Записной книжке» 1864-1865 гг. Обломов для него - человек «петербургский», т.е. внепочвенный: «Это только лентяй, да еще вдобавок эгоист. Это даже и не русский человек. Это продукт петербургский. Это также и барич, но и барич-то уже не русский, а петербургский»1, - то в «Дневнике писателя» в феврале 1876 г. Достоевский демонстрирует иной взгляд. Он пишет: «Вспомните Обломова, вспомните "Дворянское гнездо" Тургенева. Тут, конечно, не народ, но все, что в этих типах Гончарова и Тургенева вековечного и прекрасного, - все это от того, что они в них соприкоснулись с народом; это соприкосновение с народом придало им
1 Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т. - Л., 1972-1988. - Т. 20. -
необычайные силы. Они заимствовали у него его простодушие, чистоту, кротость, широкость ума и незлобие, в противоположность всему изломанному, фальшивому, наносному и рабски заим-ствованному»1.
Исследователь полагает, что замысел Достоевского, условно обозначенный им как «Апатия и впечатления», существовавший к началу 1860 г., связан с «Обломовым». Несмотря на то, что гонча-ровский герой в то время еще воспринимается Достоевским как некая упрощенная схема (лень и эгоизм), он отголосками входит в роман «Преступление и наказание».
Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить разговор Ра-зумихина с доктором Зосимовым о хозяйке Раскольникова; здесь автор-повествователь дает собственную формулировку «обломовщины»: «Тут, брат, этакое перинное начало лежит, - ах! Да и не одно перинное! Тут втягивает: тут конец свету, якорь, тихое пристанище, пуп земли, трехрыбное основание мира, эссенция блинов, жирных кулебяк, вечерного самовара, тихих воздыханий и теплых кацавеек, натопленных лежанок, - ну, вот ты точно умер, а в то же время и жив, обе выгоды разом!»2
Некая граница в восприятии Достоевским образа Ильи Об-ломова пролегает между «Преступлением и наказанием» и романом «Идиот». Писателю становятся интересны не только лежащие на поверхности бытовые черты гончаровского героя, а евангельское содержание этого образа: «В Обломове писатель разглядел черты, хотя и отдаленно, но напоминающие Христа» (ч. 2), - считает В. И. Мельник.
Современник писателей М.А. Александров (метранпаж «Гражданина») вспоминает один из своих разговоров с Достоевским: «Впоследствии, когда "Идиот" был уже давно мною прочитан, однажды в разговоре коснулись И.А. Гончарова, и я с большою похвалою отозвался об его "Обломове", Федор Михайлович соглашался, что "Обломов" хорош, но заметил мне:
- А мой идиот ведь тоже Обломов.
1 Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т. - Л., 1972-1988. - Т. 22. -
С. 44.
2 Там же. - Т. 6. - С. 161.
- Как это, Федор Михайлович? - спросил было я, но тотчас спохватился. - Ах да! ведь в обоих романах герои - идиоты.
- Ну да! Только мой идиот лучше гончаровского... Гонча-ровский идиот - мелкий, в нем много мещанства, а мой идиот -благороден, возвышен»1.
Буквально поняла признание Достоевского о «гончаровском идиоте» американская исследовательница К. Бланк. В статье «Мышкин и Обломов» она сопоставила эти образы: «С "идиотом" Мышкиным Обломова роднит и беспомощность в житейских вопросах. Из-за неумения "бумаги в управу написать", неспособности вести хозяйственные расчеты, он, как и князь, становится мишенью финансовых интриг. Они оба чудаки, и их объединяет то, что они постоянно нарушают кодекс светского поведения. Эксцентричен Мышкин с его неумеренными комплиментами в адрес гостей салона Епанчиных. Равным образом эксцентричен и Обломов, когда в гостях у Ильинских он отказывается похвалить пение Ольги»2.
В.И. Мельник полагает, что натяжка в данной параллели слишком очевидна: «Чудак и трогательный идеалист Илья Ильич Обломов совсем не "идиот", и эксцентричность его поведения в гостях у Ильинских - лишь признак волнения и влюбленности, но совсем не идиотизма. Достоевский, проводя параллель между образами Мышкина и Обломова, настаивает вовсе не на идиотизме, а на том, что оба героя - "не от мира сего"» (ч. 2).
В письме к С. А. Ивановой от 1 января 1868 г. Достоевский пояснял главную мысль своего романа: «Прекрасное есть идеал, а идеал - ни наш, ни цивилизованной Европы еще далеко не выработался. На свете есть одно только положительно прекрасное лицо -Христос.»3
Таким образом, становится понятным, что среди русских писателей, пытавшихся изобразить «положительно прекрасное лицо», Достоевский числит не только Гоголя, но и Гончарова, с его Обло-
1 Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т. - Л., 1972-1988. - Т. 9. -
С. 419.
2
Бланк К. Мышкин и Обломов // Роман Ф.М. Достоевского «Идиот»: Современное состояние изучения. - М., 2001. - С. 473.
3 Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т. - Л., 1972-1988. - Т. 28, Кн. 2. -
С. 251.
мовым: «Очевидно, что Достоевский сумел все-таки разглядеть в Обломове Христа ("Обломов - Христос"), а стало быть, почувствовать некую параллельность Гончарова своим поискам идеала, основанным на оригинальной историософии. Разумеется, он не мог принять у Гончарова его христиански-цивилизаторский пафос, считая, что цивилизация и идеал Христа - не совместимы. Поэтому он видит в Обломове - лишь тень Христа, в то время как в своем князе Мышкине - более духовный, более идеальный, "положительно прекрасный" образ. Образ из будущего» (ч. 2).
Много общих черт находит В.И. Мельник между образами Мармеладова («Преступление и наказание») и Опенкина («Обрыв»). Преобладание в речи обоих героев церковнославянской лексики и библейских ассоциаций помогает передать осознание личностью своей связи с Богом. Прямых оснований вести генезис образа Опенкина от образа Мармеладова нет, однако это не исключено, ввиду того, что «Преступление и наказание» появилось в печати на два года ранее «Обрыва».
И Достоевский, и Гончаров идут от Евангелия. Однако для Достоевского главное в Евангелии: «Аз есмь истина и путь». Для Гончарова важно не изобразить евангельскую истину в чистом виде, а проецировать ее на обычную практическую жизнь современного человека, взятого не в чрезвычайной ситуации, осмыслить эволюцию его внутренней жизни (в зависимости от движения внутренней жизни его герои наделяются фамилиями: АД-уев, РАЙский).
Важно, что оставаясь в лоне русской духовной традиции, Достоевский и Гончаров изображают не только испытание человеческой души, но и ее преображение: «Евангельская антропология зиждется на следующей модели человеческой жизни: грех - покаяние - воскресение. Так построен роман "Преступление и наказание", где в эпилоге Раскольников берет в руки Евангелие, воскресая душой от совершенного греха через осознание своего преступления (греха). Так строится и роман "Обрыв", в котором показан не только грех женского (и вообще общечеловеческого) срыва ("обрыва"), в основании которого лежит духовная болезнь современного общества (отступление от веры, нигилизм, антихристианство), но и покаяние, и воскресение» (ч. 3).
К.А. Жулькова
