CC BY
14
Памятные латы
H.A. МИНИНКОВ
N.A. MININKOV
2012 ГОД - ГОД ИСТОРИИ В РОССИИ: ИСТОРИЧЕСКОЕ ЗНАНИЕ - АКТУАЛЬНАЯ СОНИОКУАЬТУРНАЯ ПОТРЕБНОСТЬ СОВРЕМЕННОГО РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА
2012 - YEAR OF HISTORY IN RUSSIA: HISTORICAL KNOWLEDGE - ACTUAL SOCIAL AND CULTURAL REQUIREMENT OF A MODERN RUSSIAN SOCIETY
Статья посвящена анализу проблем формирования массового исторического сознания в современной россии в связи с провозглашением 2012 года - годом истории. Автор обращает внимание на трудности, стоящие на пути решения этой задачи, и рассматривает её возможные перспективы.
Article is devoted the analysis of problems of formation of mass historical consciousness in modern russia in connection with declaration of 2012 - year of history. The author pays attention to the difficulties which are getting in way of the decision of this problem, and considers its possible prospects.
Ключевые слова: год истории, историческое сознание, правда истории, юбилейные даты.
Key word: year of history, historical consciousness, history truth, anniversaries.
Текущий 2012 г. был объявлен действующим ныне президентом Д. Медведевым Годом Истории в России. Поводом для этого стала дата не вполне круглая - 1150 лет со времени известного по летописи призвания варягов. Кроме того, само по себе событие носит легендарный характер. В самом деле, это призвание относится по летописи к 862 г. Но летопись была создана значительно позже. Повесть временных лет, которая сообщает об этом событии, составлялась в Киеве во втором десятилетии XII в. Следовательно, между призванием и созданием летописи прошло не менее 250 лет. Это даёт основание для скепсиса в отношении степени достоверности летописного текста о призвании, причём такой скепсис имеет самые серьёзные основания.
Известно вместе с тем, что историческое сознание имеет свои особенности. Во многих государствах, в том числе в европейских, имеются свои легендарные версии их возникновения. История с призванием варягов, Рюрика и его братьев новгородцами, или «варяжская легенда», относится к легендарным версиям подобного рода. В российском историческом сознании в этом призвании видятся истоки государства в нашей стране. Начинать изложение российской истории с этого события стало также историографической традицией, причём ещё с летописного периода в развитии русской историографии. Традиция эта пережила развитие историографии в России XVIII-XX вв. и дожила благополучно до нашего времени.
Конечно же, совершенно очевидно, что о государстве на Руси и при Рюрике, и даже значительно позже, говорить в полном смысле едва ли приходится. Княжеская власть и население жили своей жизнью, и связи между ними были довольно слабыми. Поэтому ещё в отечественной исторической науке середины позапрошлого столетия высказывалась точка зрения, согласно которой на русской земле государство появилось не ранее, чем в Московской Руси при великом князе московском Иване III, при завершении объединения русских земель вокруг Москвы. Но традиция, связанная с при-
знанием Рюрика основоположником государственной власти на Руси, а Новгорода как колыбели русской государственности, тем не менее сохранилась до наших дней.
По-видимому, нынешний год как Год Истории был избран удачно и по некоторым другим историческим датам, близким к нынешнему году или совпадающим с ним. Так, в этом же году исполняется 200 лет со дня славной победы России над наполеоновскими захватчиками в Отечественной войне 1812 г. В этом же году - 400 лет освобождения Москвы Народным ополчением К. Минина и князя Д.М. Пожарского. Совсем недавно, в 2009 г., отмечалось трёхсотлетие со дня Полтавской победы, одержанной Русской армией во главе с Петром I над шведами. В 2010 г. отмечалось 65 лет победы в Великой Отечественной войне.
Возникает вместе с тем вопрос: случайно ли было обращено внимание в нынешнем году на историю? Только ли в связи с тем, что для этого появился подходящий повод в виде «государствообразующей» даты? Только ли дело в том, что власть озаботилась вопросами исторического образования, что её стали беспокоить пробелы в исторических знаниях значительной части населения, в том числе молодого поколения? Элементарный культурно-исторический анализ показывает, однако, что дело далеко не только в этом.
В самом деле ещё выдающийся наш философ первой половины прошлого века Н.А. Бердяев в своём труде «Смысл истории» указывал, что историческое сознание всякого культурно-исторического сообщества, в том числе российского, может пребывать в двух состояниях. В исторические периоды «спокойные», когда в обществе не происходит сколько-нибудь значительных событий или внутренних процессов, историческое сознание также находится в спокойном состоянии. Оно как бы «дремлет», что находит выражение в отсутствии массового и ярко выраженного интереса к истории, в том числе к отечественной истории. Совершенно по-иному дело обстоит в периоды, когда такое спокойствие нарушается, когда общество приходит в состояние брожения, когда провозглашаемая властью стабильность надоедает и начинает казаться застоем, когда в обществе обнаруживается недовольство существующими порядками и начинается открытая внутренняя борьба. В таких условиях интерес к истории значительно оживает. Массовое историческое сознание ожидает от прошлого «подсказок» в общественно-исторических ситуациях, которые принимаются за сходные с тем, что общество переживает на современном этапе своего развития. И современная ситуация сопоставляется с прошлым, где находят аналогии, действительные, а нередко и мнимые. История становится актуальной. Н.А. Бердяев мог все это наблюдать в период революции в России 1917-1920 гг., а затем в двадцатые годы. В самом деле, в тот период очень убедительным казалось сопоставление ситуаций в России с Великой Французской буржуазной революцией. Отсюда в публицистике и в массовом сознании распространялись такие определения, как «Вандея» применительно к Дону или Кубани, как «термидор» применительно к новой экономической политике, как «красный Бонапарт» применительно к Троцкому, Фрунзе или Тухачевскому.
Нечто подобное имело место в российской культурно-исторической ситуации последних примерно двух с половиной десятилетий. В самом деле, системный кризис советского общества и падение советского режима сопровождались резким усилением интереса к истории. Некоторое его ослабление имело место в стабильные, тусклые, унылые и воровские нулевые годы. Но когда в начале десятых годов общество отбросило сонное безразличие, когда чётко обозначился кризис тщательно создававшейся за десятилетие системы «суверенной демократии», когда началось массовое движение за честные выборы, интерес к истории возродился.
Конечно же, такой интерес имеет не только здоровые проявления. С одной стороны, общество тянется за историческими знаниями, хочет знать прошлое, особенно отечественное, и в то же время верит, будто существует
некая объективная историческая истина. При этом в нем возникает недоверие к профессиональным историкам и их исследованиям. Историки при этом обвиняются в предвзятости и политической ангажированности, в необъективности и в стремлении придать положениям и выводам в своих трудах соответствие идеологическим интересам власти. И в самом деле, отчасти такие обвинения имеют под собой основания. Но, с другой стороны, нельзя не учитывать, что отечественная историческая наука советского времени имела также свои несомненные достижения. Причём по уровню своей работы она безусловно превосходит абсолютное большинство трудов, сделанных современными любителями исторического знания, но не имеющими понятия ни о структуре научного исторического исследования, ни об историографии и об источниковедении, ни о методологии истории, ни о существующих на сегодняшний день исторических концепциях.
Таких непрофессиональных исторических трудов за последние два с лишним десятка лет накопилось немало. Сложилась ситуация, когда историческая наука как бы переживает нашествие околонаучного маргинала. В самом деле, подобные труды появились по существу во всех республиках России, в некоторых регионах, например, на Дону и Кубани. Наиболее известна среди подобных трудов так называемая новая хронология Фоменко и Носовского, в которой пересматривается вся установленная в исторической науке хронология событий и сама событийная канва мировой истории.
Как правило, для таких трудов характерны некоторые общие черты. Во-первых, они не связаны с традицией исторической науки, выступают её критиками, обвиняя историков-профессионалов в предвзятости и необъективности. Отсюда, во-вторых, в этих трудах нет историографического анализа или он даётся на самом поверхностном уровне. В-третьих, создатели таких трудов не знают и не признают методологию исторического познания и основы научного источниковедческого анализа. В-четвёртых, отсюда в подобных трудах имеет место своеобразный отбор исторических фактов, которые подбираются только для обоснования содержащегося в них общего вывода, тогда как факты иного рода авторы таких трудов игнорируют. В-пятых, в них содержатся положения и выводы, соответствующие историческому сознанию социокультурной среды, на которую они рассчитаны. Так, в современной ситуации, когда вопросы этнической истории и этнической культуры воспринимаются особенно остро и болезненно, авторы подобных трудов подают исторический материал с позиций этноцентризма. Для «своего» этноса и для «своей» этнической истории даются, как правило, самые позитивные оценки. При этом подчёркивается глубокая древность и высокий уровень «своей» культуры, её исключительно большое место в культуре человечества. Совершенно иные оценки и характеристики даются для иных этнических культур. При этом всячески культивируется «образ врага», в котором нередко выступают географические соседи и более отдалённые этносы и на который возводятся те или иные обвинения. Иногда в таких исторических сочинениях дело принимает комический оборот. В сочинении одного из таких донских авторов генезис человечества связывается с аксайскими буграми по правому берегу Дона под Ростовом, а донские казаки рассматривалось в качестве первых людей.
Ещё в эпоху Просвещения, а затем и в культуре XIX в. сложилось представление о том, что научная историческая мысль способна позитивно влиять на массовое историческое сознание, вытесняя заполняющие его исторические мифы. В культуре XX в. стало ясно, что распространение в массовое историческое сознание научного исторического знания идёт очень не просто. Во всяком случае, истории как науке достаточно трудно конкурировать в борьбе за историческое сознание с историей околонаучной и мар-гинализированной. И это неслучайно. Такая непрофессиональная история является частью массового исторического сознания своей среды. Она производит такую версию прошлого, которая соответствует системе ценностей, ментальности и основам культуры этой среды. Такая среда при этом не за-
ботится о научном обосновании тех или иных исторических положений, которые она готова принять. Может ли вообще история как наука оказывать позитивное воздействие на массовое историческое сознание, вытесняя переполняющие его мифы и мифологемы на темы прошлого? По-видимому, да, но процесс этот значительно более сложный, чем полагали историки и мыслители XVIII-XIX вв.
Между тем, акцентируя внимание общества на юбилейных датах, государственная власть способствует формированию массового исторического сознания в собственных интересах. В интересной статье К.Н. Цимбаева «Феномен юбилеемании в российской общественной жизни конца XIX - начала XX вв.», вышедшей в свет в 2005 г., приводятся наглядные примеры, как власть на последнем этапе существования Российской империи пыталась заниматься формированием исторического сознания народа. Отмечали в этой связи некоторые даты военных побед, такие, как 200 лет Полтавы и 100 лет Бородина. С особой помпой было отмечено в 1913 г. трёхсотлетие Дома Романовых. Как справедливо отмечал Цимбаев, на дату пятидесятилетия отмены крепостного права в России в 1911 г. власть не захотела обращать внимание, и отмечена она была не государством, но обществом.
Мы и в наши дни наблюдаем нечто подобное. В 2011 г. - сто пятьдесят лет отмены крепостного права - не было отмечено в соответствии с тем, как заслуживало событие. Во всяком случае юбилей даты падения рабства для двадцати трёх миллионов крестьян России остался как бы почти незамеченным. В нынешнем году также есть интересные даты, которые заслуживают общественного внимания. Так, 18 февраля 1762 г. императором Петром III был издан манифест о вольности дворянства, в котором некоторые историки правильно видят начало процесса раскрепощения сословий. Следующий манифест этого императора, изданный 21 февраля того же года, отменял страшную спецслужбу, наделённую карательными функциями - Тайную канцелярию, созданную в 1718 г. ещё Петром I для проведения следствия по делу царевича Алексея, попытавшегося бежать из России. В январе-феврале недавнего 2010 г. - 280 лет со дня события, известного как «затейка вер-ховников». Это не просто попытка части членов Верховного Тайного совета во главе с князем Д.М. Голицыным захватить власть. В этой попытке нередко и не без основания видят стремление к ликвидации абсолютизма, а то и к установлению в России республики. Но, конечно же, при конструировании нынешней системы власти с монархической сущностью при имитации республиканских форм и характерной для них выборности вспоминать об этой попытке не было бы целесообразно. Стремление к ограничению абсолютной власти, проявившееся 280 с лишним лет назад со стороны части правящей элиты страны, к установлению политического строя более свободного, чем существовавший к тому времени в России, и продвинутого по западному пути, не является политическим идеалом современной российской власти. Юбилей этого события не входит в число дат, на которые она стремится акцентировать внимание российского общества, и вводить эту попытку ограничения абсолютизма в России в массовое историческое сознание власть не желает.
Год Истории имеет также региональный аспект. Приближается 2014 г. -сто пятьдесят лет со времени окончания Кавказской войны на СевероЗападном Кавказе. Между тем, мало кто в России знает, что с окончанием войны было связано махаджирство, а целый народ адыго-абхазской языковой группы на Северо-Западном Кавказе, убыхи, вынужден был покинуть родные места и переселиться на турецкую территорию. На эту тему в Нальчике вышла в свет интересная монография М.Г. Хафизовой. Можно сколько угодно говорить о вине за это властей Османской империи, всячески привлекавших убыхов к переселению, но не обеспечивших для этого необходимых условий. Но нельзя при этом забывать, что главная вина за выселение народа лежит на властях Российской империи, а зимняя олимпиада 2014 г. проводится на территории, занимавшейся убыхами.
Стремление российской власти в последние периоды существования империи формировать историческую память на базе юбилеев монархии и военных побед, не принимая во внимания другие даты, которые не вписывались в эти рамки, не помогло, как подчёркивал Цимбаев, укрепить в массовом историческом сознании начала монархизма и патриотизма с казённо-монархическим оттенком. Прошло четыре года после 300-летия Дома Романовых, и монархия в России перестала существовать. Начались революционные события, к столетнему юбилею которых мы стремительно приближаемся. Приближаемся ли мы к их воспроизведению? Едва ли. Другая эпоха, другая культурно-историческая ситуация. Нет культурно-исторических предпосылок для того, чтобы воспроизвести в новых условиях «русский бунт, бессмысленный и беспощадный», культурные аспекты которого изучены в наши дни В.М. Соловьёвым и В.Я. Маулем. То же самое - массовые кровавые эксцессы февраля 1917 г., проанализированные за последнее время известным современным историком В.П. Булдаковым, или широкомасштабную гражданскую войну с фронтами и военными действиями. Более возможен вариант «оранжевой революции», которой у нас принято запугивать общество. Но если вспомнить, что вызвана эта революция была на Украине махинациями начальства на выборах, то следует иметь в виду, что причиной её были действия самой власти. А «оранжевая революция» была ответом общества на беспрецедентный антидемократический вызов. Это тоже урок истории. Причём весьма позитивный. Но история, как отмечал ещё В.О. Ключевский, ничему не учит, и учить не собирается. Однако она «наказывает за незнание уроков». И, входя в Год Истории, отмечая 1150 лет российской государственности, следует об этом хорошо помнить. И обществу, и власти.
«Мы должны гордиться своим прошлым», - заявил недавно В. Путин. Заявление совершенно правильное. Вернее, было бы правильным, если бы после него следовало бы логически и исторически необходимое добавление: «Есть, однако, такие стороны нашего прошлого, которыми нет повода гордиться, но которых необходимо стыдиться». Однако он этого не сделал. Между тем, он не может не знать, что такие страницы нашего прошлого имеются. Это - массовые государственные репрессии сталинского режима, взаимное ожесточение и беспощадность революционных лет, сотни лет крепостного рабства, разрушительное влияние которого на психику и нравственность огромной массы людей сказывается до сих пор, опричнина и бироновщина. То же самое - завоевание Кавказа самодержавием, присоединение стран Прибалтики к СССР и многое другое. Следовательно, заявление о необходимости гордиться своей историей без добавления о позорных её страницах выглядит пустозвонством, фанфаронством и стремлением к искажению массового исторического сознания. Причём искажению в интересах власти. Поскольку неполное знание истории, незнание её непарадной стороны, не даёт современному российскому обществу возможность стать субъектом истории. Незнание же истории ведёт к тому, что сообщество легче становится объектом для всякого рода сомнительных начальственных экспериментов в духе «суверенной демократии» при реальном бесправии человека перед государством и его силовыми структурами, чем сообщество, вооружённое историческими знаниями. Знание истории и распространение научных исторических знаний даёт обществу возможность противостоять этому.
Объявление текущего года Годом истории в России можно только приветствовать. И иметь в виду культурную и общественную актуальность исторического знания, развития исторического образования и научных исторических исследований. Вне связи с развитием исторической науки и исторического знания российское общество не имеет будущего...
