Научная статья на тему '2012. 04. 005. Тюпа В. И. Дискурсные формации: очерки по компаративной риторике. - М. : языки славянской культуры, 2010. - 320 с. - (коммуникативные стратегии культуры)'

2012. 04. 005. Тюпа В. И. Дискурсные формации: очерки по компаративной риторике. - М. : языки славянской культуры, 2010. - 320 с. - (коммуникативные стратегии культуры) Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
262
52
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ДИСКУРС / КОММУНИКАТИВНАЯ СТРАТЕГИЯ / СРАВНИТЕЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКИЙ МЕТОД
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «2012. 04. 005. Тюпа В. И. Дискурсные формации: очерки по компаративной риторике. - М. : языки славянской культуры, 2010. - 320 с. - (коммуникативные стратегии культуры)»

чивая, подвижная отрасль литературоведения, чему способствует ее агонистическая природа, вечное напряжение между эпистемологическим скептицизмом и оптимизмом по отношению к собственным возможностям. Но эта подвижность позволяет расшатывать застоявшиеся, привычные концепции национальных литератур, помогает выявлять особое и оригинальное в однородности современной глобальной культуры или в пространстве полузабытого прошлого.

Н.Т. Пахсарьян

2012.04.005. ТЮПА В.И. ДИСКУРСНЫЕ ФОРМАЦИИ: ОЧЕРКИ ПО КОМПАРАТИВНОЙ РИТОРИКЕ. - М.: Языки славянской культуры, 2010. - 320 с. - (Коммуникативные стратегии культуры).

Монография доктора филологических наук В.И. Тюпы (проф. РГГУ) посвящена компаративному изучению культуры в коммуникативном аспекте. В Предисловии приводится общепринятое представление о методе компаративистики как «сравнении двух или более литературных произведений, созданных в разных языковых культурах»1. Однако «наличие сравнительного рассмотрения отдельных фактов в историческом исследовании, - отмечает автор, -еще не свидетельствует о "компаративности" его методологии, а если сопоставление не носит исторического характера, то идентифицировать его как компаративистское и вовсе нет оснований» (с. 7).

Современная компаративистика, пишет В.И. Тюпа, сформировалась «под решающим влиянием "Анналов" М. Блока, Л. Февра, Ф. Броделя. И тем не менее в редакционной статье "Анналов" за 1988 г. вновь был сформулирован призыв "более глубоко разработать компаративный метод, о необходимости которого говорится постоянно, но который применяется лишь в виде исключения"2. Нижеследующие очерки - один из возможных откликов на этот призыв, разрабатывающий дискурсоведческую проблематику современной (неклассической) риторики и коммуникативистскую типологию модусов сознания как Мы-, Он-, Я- и Ты-менталь-ностей» (с. 7).

1 Западное литературоведение ХХ в.: Энциклопедия. - М., 2004. - С. 188.

2

«Анналы» на рубеже веков: Антология. - М., 2002. - С. 13.

Тексты разнообразной природы рассматриваются автором как явления дискурсивных практик общения, принадлежащих к разным типам ментальности1. Исследование носит междисциплинарный характер. Теоретические очерки дополняются примерами компаративно-дискурсного анализа. В первый раздел вошли очерки: «Ментальная компаративистика»; «Онтология коммуникации»; «Актуальность неориторики»; «Стадиальная типология дискурсивных формаций»; «Дискурсивные формации и компаративная нар-ратология»; «Теория как перформативная практика». Второй раздел составили очерки: «Ментальные кризисы культуры в компаративно-риторическом освещении (Жоашен Дю Белле и Булат Окуджава)»; «Классическая парадигма художественности и становление любовного дискурса»; «Два Silentium'а и гомеровский гимн»; «Чеховский нарратив как дискурс ответственности»; «Метаболический дискурс Тайяра де Шардена»; «"Диалог согласия" как неориторический проект Бахтина». Завершает книгу очерк «Постмодернизм как ментальный кризис» (Вместо заключения).

Реферируется очерк «Чеховский нарратив как дискурс ответственности» (с. 254-274).

Лев Толстой писал о Чехове: «Его нельзя уже сравнить с прежними русскими писателями - с Тургеневым, с Достоевским или со мною»; он «создал новые, совершенно новые, по-моему, для всего мира формы писания» (цит. по: с. 254). Соглашаясь с этим мнением, В. И. Тюпа считает, что кардинальная новизна чеховского наследия для мировой литературы стала вполне осознаваться только в ХХ в. - по мере того как проявлялись свойственные новейшей литературе черты неклассической художественности. Рассуждая с позиций компаративной риторики, автор монографии усматривает суть этого перелома «в радикальном обновлении коммуникативных стратегий художественного письма, приобретающем в ХХ столетии масштабы новой дискурсной формации» (с. 254).

Всякий текст в силу породившей его коммуникативной интенции неизбежно обладает виртуальным сверхсмыслом. У Чехова

1 См. также: Тюпа В.И. Литература и ментальность. - М., 2009. - 276 с. Реферат: Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 7, Литературоведение: РЖ / РАН. ИНИОН. - М., 2011. - № 2. - С. 31-40. -(Автор - Е.Г. Руднева).

это некоторый интерсубъективный смысловой потенциал: достаточно определенное соотношение взаимодополнительных неопределенностей, создающее, по словам В. Страды, «ощущение засю-жетного пространства, просвета, на котором угадывалась бы незавершенность мира»1. Речь идет о сценариях жизненного поведения, присущих «чеховскому человеку». Поэтому исход художественных построений зрелого Чехова всегда одновременно и четкий, и двусмысленный, этико-интеллектуальное содержание проблематично: «... ни герои, ни рассказчик не в состоянии решить проблему»2.

Единственным надежным ориентиром в онтологически неопределенном мире Чехова выступает ответственная свобода каждого субъекта самоопределения при взаимной ответственности всех участников коммуникативного события перед лицом «высокого смысла» (конечные слова рассказа «Студент»). Мысль Бахтина об истине, которая «принципиально невместима в пределы одного сознания», «требует множественности в сознании», поскольку «рождается в точке соприкосновения разных сознаний»3, - эту мысль В.И. Тюпа считает наиболее адекватной чеховской менталь-ности.

Вопреки идее А.П. Чудакова о принципиальной случайности чеховской поэтики4 В.И. Тюпа утверждает, что в произведениях Чехова нет ничего случайного: писатель искусно формирует все необходимые предпосылки для классической завершенности целого, однако «заключительный акт смыслового завершения (ответ на "правильно поставленный вопрос") он оставляет читателю, апеллируя к его коммуникативной, эстетической и моральной ответственности» (с. 270).

Эффект интерактивного чтения достигается, в частности, нарративной техникой эпизодического членения текста. Эпизоды отличаются друг от друга «местом, временем действия и составом участников», - писал Г.Н. Поспелов5. Конфигурации эпизодов, ут-

1 Страда В. Антон Чехов // История русской литературы: ХХ век: Серебряный век. - М.., 1995. - С. 58.

2

Степанов А. Д. Проблема коммуникации у Чехова. - М., 2005. - С. 358.

3 Бахтин М.М. Собр. соч.: В 6 т. - М., 2000. - Т. 6. - С. 92.

4

4 Чудаков А.Т. Поэтика Чехова. - М., 1971. - С. 244.

5 Поспелов Г.Н. Проблемы литературного стиля. - М., 1970. - С. 54.

верждает автор монографии, обладают имплицитным смыслом. Литературная классика XIX в. оперировала, как правило, четко прописанными эпизодами, у Чехова значительную смысловую нагрузку принимает на себя упорядоченная цепочка микроэпизодов. В.И. Тюпа для иллюстрации смыслосообразной конфигурации эпизодов у Чехова останавливается на системе эпизодов рассказа «Дама с собачкой». Соотношение начального и конечного эпизода (как полюсов напряжения нарративной «интриги» читательского ожидания) устанавливается повтором слова «говорили», которым начинается рассказ и которое звучит в заключительном эпизоде. В силу этого одно и то же слово получает «принципиально иной смысл межличностного экзистенциального общения» (с. 272). Весьма значимо для смысла целого соотношение эпизодов на границах глав. В заключительных эпизодах первых трех глав Гуров остается в одиночестве, но в финале рассказа герои впервые не расстаются. В.И. Тюпа видит в этом подлинный итог коммуникативного «события рассказывания», хотя в цепи событий герои остаются разобщенными.

Повествование в рассказе «Дама с собачкой» имеет 29 эпизодов. В центральном 15-м эпизоде герой переживает кризис, переломный момент: начинается пробуждение души, отделение от инерции пошлого «говорения» (с. 273). Точка золотого сечения приходится на эпизод около дома Анны Сергеевны, где у Гурова «вдруг забилось сердце». В.И. Тюпа считает этот эпизод ключевым событием сюжета. Глубина нарратизации повседневности позволяет Чехову «создать жанр, который бы не предопределял, не ограничивал, не командовал, не стеснял бы "нелепого" (с точки зрения наличных канонов) развития жизни»1. Это, однако, вовсе не означает читательского произвола, ибо предполагаемый чеховским наррати-вом читатель не пассивный адресат авторского замысла, но интерактивный субъект смысла (соавторства).

В классических нарративах XIX в. читатель оказывается перед лицом вполне осмысленного, завершенного события, ограничиваясь ролью участника только «события рассказывания». Именно так обстоит дело в ранних произведениях Чехова, например в

1 Бахтин М.М. Указ. издание. - Т. 6. - С. 439.

рассказе «Ванька». Даваемая повествователем характеристика Ванькиного деда окончательна, она оставляет читателю позицию пассивно-внимающего. Поздний чеховский нарратив организован иначе: он вовлекает читателя в состав самого рассказываемого события, наделяя его свойствами самостоятельного свидетеля происходящего. Как писал В.Я. Лакшин, Чехов отказался от «миссии учительства», он не навязывал никакого постулата, а его «моральная требовательность обращалась им прежде всего на себя»1. В этом отношении позиция автора близка Алехину как рассказчику в «маленькой трилогии» (с. 261).

Коммуникативная стратегия художественного письма определяет поэтику Чехова, например, использование им открытых финалов и специфического «плетения мотивов» (не только интертекстуальных, но и внутритекстовых) (с. 265). Так, в «Архиерее» противостоят два лейтмотива: давящих монастырских стен, потолков, ставен, с одной стороны, и поначалу лунного, а затем яркого солнечного света - с другой.

«Коммуникативная метастратегия чеховской поэтики, - считает В.И. Тюпа, - может быть адекватно описана в категориях бах-тинского "диалогизма", а не свойственного классическому повествованию монологизма» (с. 273). Между метасубъективными инстанциями Автора и Читателя устанавливаются принципиально новые для литературы XIX в. отношения. Полифонический роман Достоевского, как показал М. Бахтин, привнес в литературу диало-гизацию отношения авторского сознания к сознанию героя. Подобно этому «инновационная нарративная стратегия чеховского творчества привнесла диалогизированную открытость в соотношение авторского и читательского сознаний» (с. 274).

Л.В. Родионова

2012.04.006. ШНЕЛЛЬ Р. ПСИХОАНАЛИЗ, ИСТОРИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ЭМОЦИЙ, ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ: ТРУДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ. РАЗМЫШЛЕНИЯ МЕДИЕВИСТА. SCHNELL R. Psychoanalyse, Historische Emotionsforschung, Literaturwissenschaft: ein schwieriges Verhältnis. Überlegungen eines

1 Лакшин В.Я. О «символе веры» Чехова // Чеховиана. - М., 1990. - С. 11.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.